Пламенное сердце

Райчел Мид (2013)

Перед восемнадцатилетней героиней открывается целая вселенная! Оказывается, можно не только работать на тайное общество алхимиков (иными словами, тех, кто держит существование вампиров в строжайшем секрете), но и влюбляться в «темных бессмертных» созданий. А почему бы и нет? Ведь сногсшибательный Адриан — талантливый метущийся художник. Кроме того, красавец одержим магическим духом, в общем, может творить чудеса, которые потом измочаливают его разум. Умница Сидни тоже не сидит без дела. Она присматривает за юными вампирами (в числе которых имеется Джилл — особа королевского рода), а еще вступает в сообщество колдуний. Оказывается, у Сидни тоже есть скромный магический дар. Но вдруг как гром среди ясного неба на Сидни обрушивается ворох семейных и личных проблем. Ее родители собираются разводиться, сестра Зоя переживает по любому поводу, да и алхимики наверняка подозревают что-то неладное, а с ними шутки плохи! Сидни надо срочно брать ситуацию под контроль и вместе с Адрианом прорываться вперед!

Глава третья

Адриан

То ли Сидни тоже позвонили родители, то ли ей пришлось откачивать Зою, но к тому моменту, как я навестил Сидни во сне, она уже знала о разводе.

Те немногие пользователи духа, которых я знаю, являются неплохими целителями, но никто из них не умеет врываться в сны так хорошо, как я. Значит, я хоть в чем-то превосхожу других. Для этого требуется на удивление низкий уровень духа — просто ровный фон, а не вспышка, которой требует исцеление. Есть, однако, и обратная сторона. В отличие от моего спящего собеседника, я на самом деле бодрствую. Попробую объяснить. Я впадаю в медитативное состояние, потому, если сон продлится долго, я могу изрядно вымотаться. Впрочем, у меня всегда были с этим проблемы, и, пожалуй, особой разницы нет.

Я отыскал Сидни во сне около полуночи и создал для нас одно из ее любимых мест — внутренний двор виллы Гетти, музея античной истории в Малибу. Сидни кинулась ко мне, сама не своя.

— Адриан!..

— Я в курсе, — сказал я, взяв ее за руки. — Я был там, когда Зое позвонили.

— А она рассказала, что там еще за гадости?

Я приподнял бровь.

— Еще хуже развода?

Сидни сообщила мне о назревающей бойне в суде. Я высоко оценил стремление ее матери обеспечить Зое хотя бы подобие нормальной жизни, хотя я желал ей победы из самых эгоистических соображений. Если Зоя исчезнет из Палм-Спрингс, для нас с Сидни все станет настолько легче! Но я понимал, что Сидни сейчас переживает из-за распада семьи, а я заботился о ее счастье. Но часть истории особенно меня заинтриговала.

— Ты вправду считаешь, что твой отец может через алхимиков повлиять на судью? — спросил я.

Никогда не задумывался о таком варианте, но ничего сверхъестественного в нем не было. Алхимики могли сделать фальшивые документы, поместить группу дампиров и мороев в частную школу, чтобы никто не обратил на них внимания, и не позволить просочиться известиям о мертвом стригое в прессу.

Сидни покачала головой и присела на край фонтана.

— Понятия не имею. Возможно, этого не потребуется, если Зоя упрется и заявит, что хочет быть только с отцом. А как разбирают подобные дела — я не представляю.

— А что ты собираешься делать? — спросил я. — Что ты будешь говорить?

Сидни твердо встретила мой взгляд.

— Я не буду клеветать ни на кого из них. Но как мне себя вести? Вот тут надо подумать. Я поддерживаю точку зрения мамы и даже верю в нее. Но тогда Зоя навсегда меня возненавидит… Вдобавок я поскандалю с отцом и алхимиками. — По губам ее скользнула горькая улыбка. — Когда я вечером вернулась в общежитие, Зоя даже меня ни о чем не спросила. Для нее само собой разумеется — что я на стороне отца.

— И когда суд?

— Не сейчас. Еще даже не назначили дату.

Сидни замолчала, и я решил, что надо бы сменить тему.

— Как прошла инициация? Были пляски голышом и жертвоприношения животных?

Улыбка Сидни потеплела.

— Нет, только чай и объятия.

Она вкратце описала мне ход событий, и я невольно расхохотался, представив себе Джеки, перебравшую вина. Впрочем, свое тайное имя Сидни мне не сообщила, как я ни пытался его выведать.

— Надеюсь, хотя бы не Джетта? — с надеждой поинтересовался я. Когда мне требовалось назваться чужим именем, я представлялся как Джет Стил, потому что псевдоним звучал чудовищно.

— Нет, — усмехнулась Сидни. — Точно не Джетта.

Потом она захотела узнать, как прошел мой вечер. Она, конечно же, переживала, что без нее все останутся голодными! Мы с Сидни проговорили долго, и хотя мне трудно было отвлечься от ее безукоризненных губ и от выреза ночной рубашки, я поймал себя на том, что мне нравятся наши ночные беседы. Я определенно не против наших дневных свиданий, но Сидни пленила меня своим умом.

Как обычно, о времени первой вспомнила Сидни.

— Адриан, пора в кровать!

Я подался к ней.

— Это приглашение?

Она легонько оттолкнула меня.

— Ты знаешь, о чем я! Ты в плохой форме, когда устаешь.

Вот вежливый способ намекнуть мне, что утомление делает меня уязвимым для атак духа на мой рассудок. С этим не поспоришь! Еще по беспокойству во взгляде Сидни я мог утвержать, что она не в восторге от того, что наш общий сон связан с духом.

— А завтра тебе удастся удрать?

С выходными у нас были сложности, потому что Зоя ходила за сестрой по пятам.

— Я посмотрю, получится ли… о Господи!

— Что?

Сидни прижала руку ко лбу и застонала.

— Прыгун! Я забыла его у той колдуньи! Он шнырял под мебелью во время чаепития, а потом позвонила мама, и я сразу ушла вместе с миз Тервиллингер!

Я взял ее за руку и крепко сжал.

— Не переживай. Он будет в порядке. Шальная ночь в городе, загул с женщиной постарше. Лапочка!

— Я очень рада, что ты им гордишься, как папочка. Но как теперь забрать его домой? Может, мне и удастся сбежать к тебе, но у меня точно не будет времени доехать туда. И миз Тервиллингер наверняка тоже занята.

— Эй! — слегка возмутился я. — Если и ты, и Джеки заняты, значит, все пропало? Я его спасу. Если он захочет оттуда уходить.

Сидни просияла.

— Здорово! Но у тебя же домашнее задание.

Я предложил сущий пустяк, не требующий никаких усилий, и, когда я увидел, как много это значит для Сидни, на душе у меня потеплело. Сидни часто вынуждена нести ответственность за нашу компанию и сама улаживает каждую мелочь, и ее просто потрясло, что кто-то может быть у нее на побегушках.

— Ничего страшного. Надеюсь, визит вампира не шокирует леди-колдунью?

— Нет. Только не увлекайся ролью родителя.

Сидни чмокнула меня, а я ловко привлек ее к себе и затянул поцелуй. Когда мы наконец оторвались друг от друга, то оба задыхались.

— Спокойной ночи, Адриан, — многозначительно произнесла Сидни.

Я понял намек, и сон вокруг нас померк.

Вернувшись в свою квартиру, я позволил себе свою единственную на день порцию спиртного в надежде, что это поможет мне быстро заснуть. Увы, я ошибся. В прежние времена мне требовалось не меньше трех порций, чтобы погрузиться в пьяное забытье. И теперь я не мог выпустить из рук бутылку водки, потому что хотелось налить еще. Мне отчаянно не хватало спиртного. Помимо кайфа, алкоголь давал мне возможность притупить дух, и хотя зависимость от магии приятна, отдохнуть от нее тоже не помешает. Самолечение позволяет годами блокировать многие побочные эффекты духа, но он уже начал отвоевывать позиции.

Через несколько секунд я оторвался от бутылки и стиснул кулаки. Я подошел к кровати, бросился на нее плашмя и зарылся лицом в подушку. От подушки слабо пахло жасмином и гвоздикой, ароматическим маслом, которое я недавно купил для Сидни. Она не была особой поклонницей парфюмерии и утверждала, что химические вещества и спирт не полезны для здоровья. Однако она не возражала против этого исключительно натурального купажа. Кроме того, она знала, сколько он стоит! Сидни слишком прагматична, чтобы позволить таким вещам пропадать впустую.

Я зажмурился. Если бы она сейчас была со мной! Даже не ради секса, но ради уюта, который она приносила с собой. Если учесть, как опасны наши краткие дневные встречи, нам, пожалуй, не скоро еще удастся провести вместе ночь! Возмутительно! Мне наверняка спалось бы лучше, если бы Сидни была рядом. И меня раздражал подобный расклад, потому что физически я действительно вымотался, но взбаламученный рассудок отказывался успокаиваться.

В конце концов, через полтора часа я отключился — а еще через четыре часа меня разбудил звонок будильника. Я тупо уставился в потолок. Может, отменить деловое рандеву с однокурсницей — мы договорились поработать над одним проектом. И чем я только думал? В субботу в восемь утра! Наверное, я свихнулся куда сильнее, чем опасался.

Мы встретились в кофейне. В отличие от моей прелестной второй половинки, у меня не было ограничений по кофеину, и я заказал огромную порцию фильтрованного кофе. Барриста заверил меня, что сделает все наилучшим образом. Однокурсница, сидевшая в дальнем углу, явно потешалась, наблюдая за мной.

— Привет, солнышко. Рада видеть твой ясный взор и готовность начать день.

Я уселся и предостерегающе вскинул руку.

— Прекрати немедленно. Требуется еще как минимум одна такая порция, чтобы ты стала обаятельной и остроумной.

Она ухмыльнулась.

— Я всегда такая, в любое время дня и ночи.

Мы с Ровеной Кларк познакомились в первый день занятий в нашем смешанном классе. Тогда я плюхнулся за парту и заявил:

— Можно к вам присоединиться? Думаю, что изучать искусство лучше в обществе шедевра.

Хоть я и влюблен, я все равно остаюсь Адрианом Ивашковым.

Ровена бесстрастно взглянула на меня.

— Давайте объяснимся сразу. Я чую фальшь за милю, и мне нравятся девушки, а не парни. Поэтому, если ты не можешь общаться со мной без глупостей, лучше перетаскивай свои шуточки и гель для волос в другое место. Я пришла в школу не за тем, чтобы трепаться с красавчиками вроде тебя. Я хочу получить диплом художника и с ним, авось, работу получше. Кстати, после занятий я предпочитаю «Гинесс».

Я придвинул свой стул поближе к парте.

— Мы с вами прекрасно поладим.

И мы действительно отлично поладили, до такой степени, что даже объединились для совместного проекта по уличной скульптуре. Нам следовало отправиться в кампус, чтобы поработать над ним, но сперва требовалось закончить эскиз, над которым мы начали трудиться в пабе, несколькими днями раньше. Я отказался от вечерней порции спиртного, чтобы иметь возможность выпить пива с Ровеной. В принципе, напиток на меня не подействовал, ну а Ровена оказалась легковесом. Так что, эскиз наш далеко не продвинулся.

— Засиделся на вечеринке? — поинтересовалась теперь Ровена.

Я надолго припал к кружке с кофе, чувствуя легкую вину: представляю, как захлебнулась бы слюной Сидни, если бы видела меня сейчас.

— Вроде того. — Я зевнул. — А на чем мы остановились?

Ровена достала наш эскиз. Это оказалась бумажная салфетка с надписью: «Тут будет эскиз».

Я хмыкнул.

— Многообещающе.

После часа обсуждения идей мы решили сделать модель монолита из фильма «2001: Космическая одиссея» Кубрика, а потом расписать его рекламными лозунгами и интернет-жаргоном. Если честно, я считаю фильм нудным, но Ровена сказала, что это — символ достижений эволюции и творение гения. Кроме того, наш творческий проект иронически продемонстрирует, куда зашло наше общество. Я согласился, потому что решил, что от меня не потребуется больших усилий. Я серьезно отношусь к обучению живописи, но это задание было обычной рутиной.

Изрядная часть дня была потрачена на то, чтобы раздобыть все необходимое. Ровена позаимствовала у кого-то из друзей пикап, и мы отправились в строительный универмаг в надежде отыскать бетонный прямоугольник для нашего монолита. Нам повезло, и мы даже обнаружили несколько блоков поменьше, чтобы положить их в основание.

— Мы можем сделать кольцо, — объяснила Ровена. — И нарисовать различные стадии эволюции. Обезьяна, пещерный человек, и так до хипстера, набирающего смс на смартфоне.

— Мы произошли не от обезьян, — поправил ее я, пока мы боролись с прямоугольником, укладывая его на поддон тележки. — Самый древний из предков человека называется австралопитек.

Я не слишком подкован в теории эволюции, и щекотливую тему я определенно не собирался поднимать.

Ровена выпустила блок и уставилась на меня в изумлении.

— А ты откуда это знаешь?

— Ну, я однажды упомянул про происхождение от обезьян, и моя девушка э-э… кое-что сказала по этому поводу.

На самом деле «кое-что» было лекцией по антропологии, занявшей примерно час.

Ровена расхохоталась и подняла блок поменьше. Они тоже были увесистыми, но с ними можно было справиться поодиночке.

— Скорей бы познакомиться с твоей мифической девушкой. Хочется понять, кто способен тебя терпеть! Давай я возьму Касси, и мы сходим куда-нибудь, посидим, выпьем.

— Она не пьет, — поспешно сказал я. — И в любом случае, ей восемнадцать. Почти девятнадцать.

Я вдруг осознал, что день рождения Сидни стремительно приближается — он в начале следующего месяца, февраля, а у меня ничего для нее нет. После того как я разорился на пластинки, у меня осталось денег в обрез до следующего поступления от отца — а оно бывает в середине месяца.

Ровена ухмыльнулась.

— Что, любишь молоденьких?

— Эй, чего здесь незаконного?

— Ничего не желаю знать про твою отвратительную сексуальную жизнь. — Ровена взгромоздила на тележку очередной блок. — Рванем в «Денни» или еще куда-нибудь. И если ты ее не приведешь в обозримом будущем, я буду считать, что ты ее выдумал.

— Я б не сумел, даже если бы старался! — торжественно провозгласил я. Но в глубине души я ощутил сожаление. Я бы с удовольствием сходил на двойное свидание с Ровеной и ее девушкой. Я был совершенно уверен, что Сидни вполне поладила бы с Ровеной. Правда, они бы наверняка объединились и безжалостно дразнили меня. Но вместе появиться на публике нам не светит — если только мы не отправимся вечером в город с хранителями.

Мы привезли наши бетонные изделия в кампус Карлтон-колледжа и принялись за титаническую задачу — перетащить груз на аллею, которую нашему классу разрешили использовать. Несколько наших одноклассников уже вкалывали там, и они помогли нам дотащить основной блок, что значительно упростило нам жизнь. Хоть ей и было далеко до монолита из фильма, весила она наверняка тонну. В результате нам осталось перетащить блоки поменьше, и на время работы наш разговор заглох. К вечеру мы устали и радовались, что дело почти закончено. Рисование оставили на завтра. Это было специальностью Ровены, и мы хотели взяться за проект со свежими силами. Было прохладно, но ясно. Я невольно и быстро согласился на утро, чтобы избежать самого противного света. Скоро я вызволю Прыгуна от колдуньи и отправлюсь домой с надеждой, что Сидни удастся выбраться.

Когда все блоки очутились на поддоне, Ровена решила расставить их идеально. Меня это не волновало, и я принялся набивать Сидни смс на Любовный телефон. Я хотел сообщить ей, что мое художество — ерунда по сравнению с сиянием ее красоты. Она написала в ответ: «Закатываю глаза». На что я ответил: «Я тоже тебя люблю».

— Можно сделать так, — бормотала Ровена, водружая три блока друг на дружку. — Мини-монолиты.

— Как тебе будет угодно.

Но Ровена снова передумала и принялась снимать верхний блок. Что произошло после, я толком не понял. Думаю, неудачно повернулась. В общем, блок выскользнул и рухнул, придавив руку Ровены к плите дорожки.

Ровена пронзительно закричала, и я ринулся к поддону с такой скоростью, что Эдди бы позавидовал. Я схватил блок и поднял, понимая, что опоздал. Несколько струек духа сообщили мне, что у Ровены сломаны кости. И в эти доли секунды хаоса я принялся действовать. Она травмировала правую руку, и переломы не дали бы ей рисовать до конца семестра. Ровена творила при помощи акварельных красок такое, о чем я мог лишь мечтать. Нет, я не мог допустить, чтобы ее искусство оказалось в опасности. Я послал волну духа в тело девушки, вытягивая собственную жизненную энергию, чтобы восстановить ее кости. Тот, кого лечат, обычно ощущает покалывание, и, судя по потрясенному лицу Ровены, она тоже это заметила.

— Что ты делаешь?! — выдохнула она.

Я сосредоточился и пустил в ход принуждение.

— Ничего. Просто убрал блок. Это очень болезненный опыт для тебя, он вызывает замешательство.

Глаза Ровены на миг остекленели, и затем она кивнула. Я отпустил магию, теперь лишь внезапная пустота внутри свидетельствовала, как много сил я вложил в исцеление и принуждение. Когда мой мозг утихомирился, Ровена принялась баюкать пострадавшую руку, а нас окружили примчавшиеся однокурсники.

— Ну и ну! — вырвалось у кого-то. — Ровена, ты как?

Ровена скривилась.

— Вроде ничего… ну, в смысле, больно, но не настолько, как сначала.

— Тебе надо показаться врачу, — продолжал настаивать какой-то парень. — У тебя перелом.

Ровена вздрогнула. Видимо, ее посетили те же страхи. Я знал, что теперь ничего серьезного нет, но пришлось подыграть, поскольку предположение было вполне резонное.

— Давай ключи, — сказал я Ровене. — Больница кампуса открыта.

В очереди нас держать не стали, поскольку уронить на руку тридцатифунтовый бетонный блок — это вам не шутки. Но после осмотра и рентгена врач лишь пожал плечами.

— Она в порядке. Наверное, блок не такой тяжелый, как вы думали.

— О, нет! — возразила Ровена, но облегченно вздохнула. Мне даже почудилось, что в ее глазах заблестели слезы. — Все потому, что ты быстро его снял. — Судя по всему, исцеление выветрилось у нее из головы.

— А еще я мужественный и храбрый! — торжественно заявил я.

Ровену отпустили; когда мы уже покидали больницу, появилась ее девушка, Касси. Ровена красива, но Касси оказалась сногсшибательной. Она обняла Ровену, и я печально покачал головой.

— И как ты только отхватила такой приз?

Ровена ухмыльнулась мне поверх плеча Касси.

— Говорю же тебе: мой острый ум и очарование всегда в деле.

Мы решили, что закончим работу над проектом завтра, и я отправился к себе. Мир был полон жизни и света, и когда я зашел в квартиру, я буквально плыл по воздуху. Как дух может быть чем-то плохим, если он дает мне подобные ощущения? Они поистине великолепны. Я давно не чувствовал себя настолько живым.

Я наугад вытащил из коробки пластинку. «Пинк Флойд». Нет, не то настроение. Я заменил ее на «Битлз» и с новой энергией принялся за автопортрет. Точнее, за автопортреты. Потому что остановиться я не мог. Краски яростно ложились на холст, я экспериментировал с различными концепциями. Один автопортрет был абстрактным — изображение моей ауры, какой ее описывали Соня и Лисса. Другой получился более достоверным и настолько реалистичным, насколько это возможно, когда ориентируешься на фото в мобильнике — хотя нарисовал я себя в красно-синих тонах. И так далее.

Понемногу энергия начала иссякать. Кисть моя замедлилась, и, наконец, я опустился на диван, опустошенный и измотанный. Я уставился на свои произведения, пять сохнущих полотен. У меня заурчало в животе, и я попытался вспомнить, когда же я ел в последний раз. Может, я уплетал маффин в той забегаловке с Ровеной? Я становлюсь хуже Сидни. Я сунул пиццу в микроволновку, и пока я следил, как она готовится, мои мысли свернули в другое русло.

День рождения Сидни. Как я мог про него забыть? Хотя, нет. Дата намертво отпечатана у меня в памяти. Пятое февраля. Вот чего я не сообразил, так это что надо купить подарок. Я повернулся к ящику стихийно купленных пластинок и посмотрел на них с отвращением. Внезапно я возненавидел их за дыру, которую они проделали в моем месячном бюджете. Сидни была права: дурацкая покупка. Что я мог бы приобрести для нее вместо груды винила — для себя? Я представил себе дюжину роз, отправленных анонимно к ней в общежитие. Или две дюжины. Или даже три. Не менее привлекательной была мысль о бриллиантовом браслете на ее изящном запястье. Изысканном и стильном, разумеется. Ничего нелепого она не наденет.

Подумав о бриллиантах, я вспомнил про запонки тети Татьяны. Проигнорировав писк микроволновки, докладывавшей о готовности пиццы, я рысцой кинулся в спальню. Запонки лежали на прежнем месте, ослепительно сверкая красным и белым в свете люстры. «Продай их, и будут тебе деньги на жизнь», — пошутила Сидни. Не просто на жизнь или на взносы за машину. Я смогу купить ей подарок. И не один. Розы, браслет, романтический ужин.

Нет. Никаких появлений на публике. Эта мысль придавила меня. Я погрузился в размышления о нашем совместном будущем. Есть ли оно у нас? Что у нас за отношения? Мы всегда будем встречаться тайком? Сидни слишком рассудительна, чтобы это могло длиться вечно. Постепенно она поймет, что пора покончить с нашим романом. Покончить со мной. Я положил запонки обратно в коробочку, понимая, что никогда их не продам, и внезапно меня накрыла удушливая волна.

С пользователями духа такое иногда случается. Когда я вернул Джилл к жизни, я едва-едва дополз до кровати. Плата за возможность распоряжаться огромным количеством энергии была велика, и разум получал свою отдачу. Ну, мой, во всяком случае. У Лиссы драматических взлетов и падений не бывало. Ее охватывала более ровная мрачность, и несколько дней, пока та не развеивалась, Лисса ходила унылая и подавленная. У Сони было нечто среднее.

«Мой маленький задумчивый художник, — со смешком говорила тетя Татьяна, когда на меня находило подобное настроение. — Кто сегодня залез к тебе в голову?» Она говорила с нежностью, будто речь шла о чем-то восхитительном. Мне почудился ее голос, привиделось, будто она находится рядом со мной. Судорожно вздохнув, я закрыл глаза и прогнал ее образ. Ее здесь нет. Поцелованные тенью действительно могут видеть мертвых. Чокнутым они лишь мерещатся.

Я съел пиццу, стоя у кухонного стола и твердя себе, что мое состояние пройдет — обязательно. По-другому не бывает. Но до чего же муторно дожидаться! Когда же марево развеется?

Затем я вернулся в гостиную и посмотрел на картины. То, что выглядело чудесным и вдохновенным, теперь казалось пошлым и дурацким. Полотна выводили меня из равновесия. Я собрал их и кучей сунул в угол, наплевав на невысохшие краски и риск порвать холст.

Потом я забрался в бар.

Я успел приложиться к бутылке с текилой, развалившись на кровати и слушая «Пинк Флойд», когда через пару часов дверь спальни отворилась. Увидев Сидни, я улыбнулся. Текила успешно приглушала дух и смягчала депрессию. Не сказать, правда, что я был весел и энергичен, но мне уже не хотелось забиться в темную нору. Я победил дух, и при виде прекрасного лица Сидни настроение мое поднялось.

Сидни улыбнулась мне и молниеносно оценила происходящее. Она стала серьезной.

— Ох, Адриан! — произнесла она.

Я поднял бутылку.

— Пятое мая, Сейдж, мексиканский национальный праздник.

Ее взгляд обежал комнату.

— Прыгун празднует вместе с тобой?

— Прыгун? А с чего бы вдруг?.. — Я осекся. — Ой, я забыл о нем.

— Я в курсе. Мод написала миз Тервиллингер и спросила, собирается ли кто прийти за ним.

— Черт! — После происшествия с Ровеной я напрочь позабыл про питомца-дракончика. — Извини, Сейдж. Но я уверен, что он в порядке. Он же не ребенок. И может, ему и вправду нравится у колдуньи.

Но выражение лица Сидни не изменилось, только сделалось еще печальнее. Она забрала у меня бутылку текилы и отнесла ее к окну. Я поздно сообразил, что она собралась сделать. Сидни открыла окно и вылила остаток наружу. Я подскочил как ужаленный.

— Эй, оно дорогое!

Сидни сурово повернулась ко мне. От ее взгляда я резко затормозил. Он был не гневный. Не грустный. Он был… разочарованный.

— Адриан, ты обещал. Проблема не в социальном употреблении алкоголя. Проблема в самолечении.

— При чем здесь самолечение? — спросил я, хоть и не стал возражать.

— Я знаю тебя и все твои симптомы. Иногда посматриваю на твои бутылки. И сегодня эта сильно опустела — для вечерней порции как-то не годится.

Я чуть было не брякнул, что, строго говоря, опустела бутылка благодаря ей.

— У меня не было выбора, — буркнул я, осознавая, как убого звучит моя реплика. Прямо как мантра Ангелины «я не виновата». — После того, что стряслось.

Сидни водрузила пустую бутылку на комод и присела рядом со мной на кровать.

— Рассказывай.

Я объяснил про Ровену, и про ее травму, и про остальные сегодняшние события. Придерживаться нити повествования оказалось трудно, потому что меня постоянно тянуло перескакивать с предмета на предмет и оправдываться. Когда я наконец закончил, Сидни нежно погладила меня по щеке.

— Ах, Адриан… — произнесла она печальным тоном.

Я накрыл ее ладонь своей рукой.

— Сидни… — прошептал я. — Это было как тогда с Джилл. Не настолько плохо. Но девушка пострадала. Она нуждалась во мне, и я ей помог — когда она заметила, я позаботился, чтобы она все забыла. Что еще мне было делать? Оставить ее с переломами?

Сидни обняла меня и долго молчала.

— Не знаю. Я понимаю, что ты не мог поступить по-другому. Таков уж ты. Но мне бы хотелось, чтобы ты сделал что-то еще. Что я несу! Я рада, что ты ее спас. Действительно, рада. Но меня беспокоит, что все настолько… сложно. — Она вздохнула. — Нет, не получилось объяснить. Какой я тебе советчик!

— Ты терпеть не можешь, когда не знаешь, что делать? — Я снова положил голову ей на плечо, ощущая слабый запах духов. — И терпеть не можешь, когда я такой…

— Я люблю тебя, — сказала Сидни. — Но я волнуюсь из-за тебя. Ты никогда не думал… я о чем, собственно — Лисса ведь некоторое время принимала антидепрессанты. Ей же они помогли?

Я встрепенулся.

— Нет. Я не могу взять и отрезать себя от магии.

— Но ей ведь полегчало? — не унималась Сидни.

— Ей… да. В некотором смысле. — «Жидкое лекарство» меня не смущало, но мысли о таблетках вызывали у меня отторжение. — У нее прошла депрессия. Она перестала наносить себе порезы. Но она тосковала по магии и потому прекратила принимать таблетки. Ты не знаешь, что это — поток духа. Ты будто дышишь в унисон со всеми существами в мире.

— Возможно, я понимаю тебя гораздо лучше, чем ты думаешь, — возразила Сидни.

— Дело не только в этом. Она перестала принимать таблетки еще и потому, что ей потребовалось вернуть магию, чтобы помочь Розе. Что, если мне понадобится магия? Вдруг ты пострадаешь или будешь умирать? — Я сжал плечи Сидни. Она должна понять глубину моего отчаяния, осознать, как много она значит для меня. — Вдруг ты будешь нуждаться во мне, а я буду бессилен?

Сидни погладила мои волосы. Лицо ее было спокойно.

— Когда-нибудь мы решим наши проблемы, как и большинство людей в мире. Ты ходишь по краю пропасти. Я хочу, чтобы ты был здоровым и счастливым. Я не хочу рисковать твоим рассудком ради вероятности того, что на меня упадет бетонный блок.

— А ты стала бы сидеть спокойно, если бы могла исцелить кого-то?

— Нет. Поэтому я и пытаюсь помочь тебе.

Но я видел, что в душе ее происходит противоборство, и понял ее страхи.

— Никаких таблеток, — твердо заявил я. — И моего промаха никогда не повторится. Я буду стараться. Я сам буду сильнее. Поверь: я смогу справиться самостоятельно.

Сидни заколебалась. Казалось, что она хочет продолжить спор, но затем она кивнула, смиряясь. Она уложила меня на кровать и поцеловала, хоть ей и не нравится вкус текилы. Поцелуй оказался одновременно и нежным, и пылким, и он усилил связь между нами, обжигающее ощущение того, что мы созданы друг для друга. Если бы я мог раствориться в ней, мне никогда бы не потребовались ни алкоголь, ни таблетки.

Но, несмотря на учащенный пульс и огонь в ее глазах, все зашло не намного дальше, чем обычно. И, как обычно, я не давил на нее. Пускай Сидни не согласна с политикой алхимиков, но все же она сохранила множество их привычек. Она продолжала одеваться консервативно. Она не пила. Я не знал, как они относятся к добрачному сексу, но поскольку многие из них вроде бы религиозны, я не удивлюсь, если Сидни унаследовала и эту установку. Мы с ней никогда не обсуждали ничего подобного. Я решил, что, когда она будет готова, она даст мне знать.

— Мне пора, — прошептала Сидни. — Я сказала, что мне надо купить зубную пасту. Это достаточно скучно, чтобы Зое не захотелось меня сопровождать.

Я убрал золотистые пряди с ее лица.

— У Кларенса завтра вечером?

Сидни кивнула.

— Не пропусти.

Я проводил ее до дверей. Сидни внимательно посмотрела на загубленные полотна, но промолчала и постаралась сохранить невозмутимый вид.

— Я честно, — произнес я. — Я буду стараться.

— Конечно, — отозвалась Сидни. Но ее разочарованный взгляд преследовал меня.

— Я могу быть сильным, — добавил я.

Сидни улыбнулась и приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать меня на прощанье.

— Ты уже сильный, — пробормотала она, прежде чем исчезнуть в ночи.