Чёрный шар для кандидата

Ренат Янышев, 2018

Словом можно убить – эту прописную истину в полной мере испытала на себе главная героиня. А если неведомый враг использует не только слово, но и дело?.. Значит, надо найти врага и воздать сторицей. Ответные ходы главной героини убедительно продемонстрировали, что если очень постараться, то можно отыскать чёрную кошку в тёмной комнате.Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Композиция была составлена примитивно, в духе времён Павловской денежной реформы. В центре покрытого скатертью стола расположилась круглая стеклянная пепельница, битком набитая окурками, а рядышком примостилось блюдце с ломтиками козьего сыра. Также имелась газета, придавленная кофейной чашкой. Содержимое пролилось, и теперь на фоторепортаж с побережья Финского залива наползало мокрое пятно.

Композицию составила я, выкурив пачку сигарет и выпив пол-литра кофе. Пролилась последняя чашка, когда я в сердцах припечатала по столу ладонью. Легче от этого не стало, и теперь я в тупой прострации следила за распространением воды по бумажным волокнам. Удивительное дело, жидкость устремилась во все стороны, но старательно обошла передовицу, словно побрезговала соприкоснуться с содержанием.

Статья называлась просто, без изысков, «НАУКА В ЗАКОНЕ». А под ней стояла подпись главного редактора. Ознакомившись с этим злобным пасквилем, я и слетела с катушек. И вперемежку с курением, поглощением сыра и кофе, успела вволю прорыдаться. Только так и не поняла, как теперь жить дальше. Самураи в этой ситуации говорят, что они «потеряли лицо» и делают себе харакири. Я не японка, но жить не хотелось ни капельки. В голове, наверное, уже в тысячный раз возник вопрос «за что?», а вот ответ так и не появился.

Я вновь потянулась к пачке, хотя от непрерывного курения во рту стало горько и противно до невероятия, и придвинула к себе газету.

«Как грустно, господа, становится иной раз, когда оглядываешь наши палестины. Уж кажется, всё явили миру. От правительственных чиновников, живущих на гранты из-за океана, и коммунистов-заводовладельцев, до «оборотней в погонах» и хирургов, торгующих человеческими органами. Порою кажется, что вокруг бушует сатанинский карнавал, где нечисть вырядилась в человеческие личины и заполнила собою всё пространство. И под приятными глазу масками творит бесчинства, погружая Отечество наше в хаос и деградацию».

Затем была составлена логическая цепочка, соединявшая ответственность власти с индивидуальной ответственностью и порядок с порядочностью. И, наконец, выплыло то, ради чего и писалась статья:

«За примерами далеко ходить не надо. Либералы и демократы сумели-таки убедить всех и каждого, что преступность неискоренима. О том, что криминал рвётся во власть, не говорит только ленивый. Даже Европа перестала от нас требовать решительных действий против легализации доходов, полученных преступным путём, и сама стала бороться с коррумпированными, заворовавшимися чиновниками отечественного розлива и «авторитетами».

И на этом фоне, как вам такое известие? Некий Черкасов Михаил Александрович, более известный в определённых кругах под кличкой Циклоп (в городе его «заслуженно» считают лидером одной из ОПГ), стал соучредителем целого психологического центра под звучным названием «АПЕЙРОН». Вот только центр этот будет пользовать не нас с вами, не жертв землетрясений и иных катаклизмов, а так называемую братву. То есть профессионалы будут утешать и успокаивать преступников по принципу: совесть замучила? А ну-ка иди к нам, мы тебя враз успокоим, объясним, что к чему. И ты опять с новыми силами сможешь совершать грабежи, разбои и подлости.

Конечно, ни что не ново под Луной. Достаточно вспомнить пресловутые индульгенции, внедрённые в католический мир Средневековья. Убил — заплати, и вот тебе отпущение грехов от церкви. Украл — опять плати и иди успокоенный. На дворе двадцать первый век, священники сменились на психотерапевтов, а суть осталась прежней. Сорвите маски, господа, и вы увидите отвратительных циников, торгующих святыми вещами: душой и совестью.

Я абсолютно не в претензии к господину Черкасову. В конце концов, в среде, где он обитает, действует естественный отбор: выживает сильнейший и умнейший. И Черкасов просто одним из первых сумел осознать, какие выгоды сулит ему внедрение психологических технологий в своё окружение.

Меня в этой ситуации больше возмущает другое — это позиция людей, не побоюсь сравнения, коллаборационистов, что пошли в услужение к преступным элементам. И ведь вполне возможно, что эти «психологи-перевёртыши», спустя какое-то время втянутся в преступное ремесло и начнут свои знания применять не только для врачевания заблудших душ, но и для составления планов все более изощрённых преступлений. Я не стану называть фамилии этих дельцов от науки. Дело не в конкретных персонах, а в тенденции, охватившей наше разъединённое общество.

Право слово, грустно, господа!»

И подпись: Бурталов И.М.

Я стиснула челюсти до зубовного скрежета! Во мне проснулось некое чувство, обычно спящее в глубинах подсознания, и в данную минуту я казалась себе первобытной женщиной, спрятавшейся в пещере и нервно сжимающей рукоять сучковатой дубины. Будь этот Бурталов рядом, я бы долго не раздумывала: дубинкой по голове и в пропасть.

А ведь как все замечательно начиналось!

Тихое субботнее утро.

Верницкий уже успел выгулять Кармелиту и приготовил завтрак на кухне. Покинув институт, мой муж коренным образом изменился. Невероятно, но факт. Человек, разменяв пятый десяток лет, нашёл своё призвание. Так уж вышло, что по весне у нас появилась некоторая сумма денег, которую на семейном совете мы решили потратить на строительство небольшого загородного дома. И Сергей взял на себя руководство стройкой. Откровенно говоря, соглашаясь на эту авантюру, я думала, что по обыкновению заниматься этим придётся мне. Но не тут-то было. В муже проснулся прямо-таки талант. Он развил бурную деятельность (благо времени хватало) и вскоре мы купили двенадцать соток в районе Белоострова. Затем Сергей нашёл архитектора, а сам вызвался быть подрядчиком, прорабом, и снабженцем одновременно. Его идеей фикс стал режим строжайшей экономии. И надо сказать у него это получалось. Но, что гораздо важнее: человек, обретя призвание и дома изменился к лучшему. Сплошные плюсы.

Так что, на данный момент, а именно к середине октября, у нас уже имелись фундамент, стены и крыша. Сегодня Сергей как раз хотел, чтобы мы поехали на стройку, посмотреть на законченное покрытие из металлочерепицы и рассчитаться с бригадой белорусов.

И вот, вернувшись с прогулки, мой муж беспечно оставил на кухне свежекупленную газету и после завтрака решил отлучиться часика на два, чтобы совершить очередное паломничество в строительные магазины. Уж что ему там было нужно, я не вникала, главное, что человек при деле, и глаза светятся от трудового энтузиазма. А я, оставшись одна, принялась убирать со стола. Вот тут-то мне и попалась на глаза эта гнусная статейка.

Вообще-то я газеты не читаю. Как-то не сложились у меня взаимоотношения с прессой. Так, изредка, если Серёжка настоятельно порекомендует что-либо. Поэтому, унося газету в гостиную, я чисто машинально мазнула по ней взглядом, увидев неплохую пейзажную фотографию, сделанную в Комарово. А поскольку в институте овладела в совершенстве чтением «по диагонали», то глаз и зацепился за набранное заглавными буквами и жирным шрифтом название «АПЕЙРОН»…

…Это я, не кто-нибудь, а я решила так назвать свой психологический центр. Алёна, моя подруга, вместе с которой мы и собрались уйти из института на «вольные хлеба», услышав предложенное название, лишь неопределённо пожала плечами:

— Не слишком ли заумно? Может, придумать чего попроще?

Но я наотрез отказалась. А Миша (тот самый, которого упоминали в статье) вообще уклонился от обсуждения.

— Не грузите меня, Валерия Михайловна! — замотал он головой, словно медведь, отгонявший надоедливую пчелу. — Я вам офис сделал? Мебель поставил? Клиентами на первое время обеспечил? Всё! Остальное сами, не маленькие!

— Хорошо! — легко согласилась я. — Тогда я считаю, что предложенное мною название принято единогласно.

— Постойте, — встрепенулся Миша, — а что оно хоть обозначает?

— Всё непознанное и безграничное вокруг нас в мире и Вселенной, — осуществила я вольный перевод с древнегреческого.

Миша этим удовлетворился, явно решив не вникать в философские тонкости этого термина. Он хлопнул по коленям своими ручищами, и произнёс, поднимаясь со стула:

— Ну и чудненько! Кстати, а как насчёт презентации? С прессой, с представителями администрации? Площадку подыщем где-нибудь в районе Смольного. Чтобы все понимали, что к чему. Что не лажа очередная появилась на свет, а конкретная фирма.

Но мы с Алёной дружно отказались, и он не стал настаивать. На этом заседание соучредителей центра было закрыто. Так, без излишней помпы, «Апейрон» начал свою работу…

…Да! Среди моих клиентов, действительно, в основном были лица из криминальных кругов. Вернее, из Мишиного окружения.

НО! Но, и ещё раз, но! Моя помощь касалась их личной жизни (проблем из прошлого, семейных неурядиц) и ни в коей мере их профессиональных занятий.

А Алёнка изначально (уже целую пятилетку) занималась групповым тренингом с людьми, вообще не имеющими никакого отношения к Уголовному кодексу. Это были в основе своей коллективы небольших фирм.

У Миши Черкасова неподалёку от набережной Робеспьера имелся респектабельный бизнес-центр «Бастион», на первом этаже которого нам под офис было выделено четыре смежных помещения. Мы с Алёной решили распорядиться ими так: кабинет на двоих, помещение для индивидуальной работы, зал для групповых занятий и комната неясного назначения (пока мы в ней разместили мини-кухню и уголок для отдыха). Но в перспективе к нам собиралась присоединиться Оксана, так что как раз бы вышло: всем сёстрам по серьгам. Оксана также, как и мы преподавала в институте прикладной психологии.

В августе ремонт был закончен и с первого сентября «Апейрон» начал работать.

Да и институт мы не бросали окончательно. Просто я, защитив-таки по весне диссертацию, почувствовала себя более независимой и перешла на полставки, посвятив высвободившееся время «Апейрону». А когда Белявская Маргарита Васильевна (наш ректор) выразила недовольство, я лишь неопределённо пожала плечами и осторожно намекнула, что за своё место держусь лишь постольку поскольку.

Белявская правильно поняла мои внутренние побудительные мотивы и хмыкнув, уточнила:

— Что, Валерия Михайловна? Оперились и другое гнездо подыскать решили?

Я подыграла ей в тон и ответила:

— Другое не другое, а самостоятельно искать корм тоже нужно учиться.

— Ну-ну, — поморщилась Белявская, но заявление все-таки подписала…

…Все это мелькало перед глазами, пока я сидела, тупо уставившись на статью, в пух и прах разносившую мою репутацию. Интересно, как этот редактор все сумел выяснить? И что такого я сделала, что он решил меня выпороть публично? Его фамилия ничего мне не говорила, да и с прессой я никогда прежде дел не имела.

Первый шок прошел, и я стала приводить себя в порядок. А то скоро уже Сергей явится домой, а я тут в совершенно непрезентабельном виде. Поэтому я заглянула в ванную, а затем перекочевала к зеркалу, чтобы немного поколдовать над имиджем.

В принципе эмоциональная встряска не нанесла серьёзного урона моей внешности. Ну, веки чуть припухли, да глаза слегка покраснели — это поправимо. Я вымученно подмигнула своему отражению и вооружилась косметикой.

Конечный результат примирил меня с действительностью. По весне мне вздумалось коротко подстричься и покраситься в жгучую брюнетку. Но с тех пор волосы отросли и были заново перекрашены в наиболее близкий к природному цвет — каштановый с бронзовым отливом. Все-таки зелёные глаза больше сочетаются с коричневым, чем с черным. Хотя большинство моих знакомых выразили лёгкое недоумение по поводу моих имиджевых метаний. Видите ли, я им больше понравилась брюнеткой.

Всё! Я успокоилась и взяла себя в руки, в конце концов, впереди полтора дня, чтобы выработать отношение к реакции окружающих, неизбежно узнающих о газетном выпаде в мою сторону. Но в понедельник я первым делом наведаюсь в редакцию. Я заставлю этого нехорошего человека опубликовать опровержение. О! Он не знает, с кем связался!

…Так что, когда Сергей вернулся из похода по магазинам, я уже полностью собралась.

— На твоей, или на моей поедем? — чересчур небрежно уточнил муж.

— Сам рули, — отмахнулась я, и он просветлел.

Это тоже целая история. Верницкий (это наша фамилия) прежде испытывал, скажем так, робость перед вождением автомобиля. Однако поездки на стройплощадку потребовали мобильности, и он преодолел себя. Приобрёл видавшую виды «семёрку» и начал заново осваивать городские улицы, уже не в качестве пассажира, а водителя.

Увы, увы, но наши совместные поездки стали для меня тяжким испытанием. Никогда бы не подумала, что внутри меня проснётся автомобильный критик. Раньше, в безлошадные времена, редкие поездки на авто друзей, или такси, проходили совершенно безмятежно. Я была пассажиркой и совершенно не обращала внимания, кто как ездит. Зато теперь! Я стала прямо-таки патологически неспособна сидеть рядом с водителем. Мне как минимум нужен был второй комплект управления, потому что руки так и тянулись в сторону руля, а ноги сами искали педали. Кроме того, иная манера езды, водительские ухватки — всё это вызывало во мне острое чувство раздражения и едкую критику.

Но, поскольку я ко всему прочему являюсь психологом со стажем, то прекрасно понимаю, что следует держать себя в руках, и не давать волю языку. Нельзя гнобить начинающего водителя. Вот и приходится страдать, молчанием зарабатывая язву собственному желудку!

А Верницкий, не замечая вулкана, клокотавшего во мне, благополучно выбрался из города и, пристроившись за грузовиком, плетущимся по правой полосе, позволил себе несколько расслабиться и даже включил музыку.

— Серёжа! — ласково обратилась я к нему, выждав минуту. — Может, ты обгонишь эту колымагу, и мы не будем дышать выхлопными газами?

— Да надо это? — протянул муженёк. — Все равно сейчас уже наш поворот будет.

До нашего поворота оставалось километров пять, но переубедить этого упрямца я так и не смогла. По счастью грузовик сам вскоре свернул и перед нами расчистился оперативный простор. Верницкий разогнал свою «семёрку» до восьмидесяти и теперь сидел, сжав руль с такой силой, что я боялась, вдруг он его сейчас оторвёт.

Посёлок встретил нас пустынными улицами, по которым неспешно прогуливались бродячие собаки, и стаей морозоустойчивых комаров. Уже пар изо рта виден, а эти кровососы, больше похожие своей бледной немочью на комариных «зомби», вяло пытались пристроиться к нам. Я вооружилась веточкой и, отгоняя настырных насекомых, двинулась на осмотр местной достопримечательности под названием «дом будущего».

Заслышав наш приезд, навстречу из строительного вагончика повылезали белорусы. Потягиваясь на свежем воздухе и потирая мятые спросонья лица, они окружили нас, ожидая расчёта. Пока Сергей занимался финансами, я обошла кругом нашу будущую недвижимость и поневоле залюбовалась увиденным, потому что это было моё! Ну, вернее наше. Всё-таки, как хорошо быть собственником. И хотя передо мной возвышались лишь голые стены из больших белых блоков, да крыша чёрного цвета, я уже мысленно принялась прикидывать какие шторы купить в гостиную.

Но от приятных размышлений меня отвлёк Верницкий. Превосходно зная, что я ничегошеньки не смыслю в технике и конструкциях, он решил поглумиться надо мной, уточняя моё мнение относительно прокладки труб и проводов.

Только я не поддалась на провокацию и отправилась побродить по окрестностям…

…И лишь когда мы вернулись домой, я не выдержала и показала статью мужу.

— Так что же ты мне сразу не сказала? — раздраженно пришлёпнул по столу ладонью Сергей, ознакомившись с содержанием.

— Ты бы стал нервничать за рулём, а я не хотела, чтобы мы попали в аварию.

— Нет, ну урод, — затрясся было в праведном негодовании муж, весьма удачно охарактеризовав моего недоброжелателя, а потом неожиданно переключился на меня. — А ведь я тебе говорил! Все тайное становится явным! Красивой жизни захотелось? Вот и получай по полной программе! Вместе с бочкой мёда и обязательную ложку дёгтя! Теперь ты наверняка станешь постоянной фигурой в колонках светских сплетен и любимым объектом «жёлтой» прессы. Я с самого начала знал, что все этим кончится!

— Это с какого такого начала? — стараясь не раздувать ноздри, поинтересовалась я.

— Ну, когда ты познакомилась со своим Циклопом, — не подозревая, что сам же кладёт голову на плаху, ответствовал правдоруб.

И в тот момент, когда я уже готова была взорваться, мне вдруг пришла в голову мысль, что Верницкий прав. Раз я решила стать деловой дамой, то должна смириться с тем, что моя жизнь станет более публичной. И если я буду так психовать из-за выпадов папарацци, то в ближайшие полгода обеспечу себе целый букет психосоматических заболеваний: от язвы до… До… Нет! Лучше я психовать не буду! Все равно от сплетен не застраховаться, так что надо быть выше этого! Итак, решено, переживать не буду, но выясню, откуда у этой статьи ноги растут.

Поэтому я поглубже затянулась и, с удовольствием выпустив целое облако дыма, съехидничала:

— А я думала, что ты об этом узнал на нашем первом свидании!

— Что ты все время ёрничаешь, — внезапно обиделся на меня Верницкий. — Ты бы лучше подумала теперь, как быть дальше. Теперь весь город будет знать о том, что ты якшаешься с бандитами!

— Только не надо пафосных фраз, — поморщилась я. — И где ты этого набрался? Весь город! Не выдавай желаемое за действительное! Весь город — это несколько миллионов человек, а тираж этой газетёнки — от силы двадцать тысяч. К тому же, большинство моих знакомых вряд ли её покупают. И, наконец, те, чьим мнением я дорожу, не станут ко мне относиться хуже из-за дурацкой статьи. Вот ты не будешь?

И я быстро перескочила со стула на колени к мужу, игриво обвив его шею рукой.

— Чего не буду? — проявил редкостную тупость Верницкий.

— Ты не переспрашивай, а отвечай, — затеребила я его за уши, — что не будешь!

Он покорно повторил требуемое, и весь дальнейший вечер протёк без осложнений и эксцессов. Само собой разумеется, что о статье больше не было сказано ни слова…

… В понедельник, ближе к полудню, я припарковалась на набережной Фонтанки, неподалёку от БДТ, и только что не приплясывая от нетерпения, направилась к зданию бывшего Лени дата. Где-то там, среди скопления прочих работников пера и ноутбуков, обитал и Бурталов И.М. со товарищи. Ух, как мне хотелось взглянуть в его бесстыжие глаза.

Миновав беспрепятственно вахту, я поднялась на третий этаж и быстро отыскала заветный офис. Помещение, по размерам похожее на институтскую аудиторию, было заполнено мебелью, компьютерами и людьми. И никакого бедлама — все чинно, культурно и тихо. Газетчики, прильнув к мониторам, не обратили на меня никакого внимания. Зато я разглядела в дальней стене дверь с табличкой и, справедливо рассудив, что главный редактор может обитать только там, двинулась на штурм. Поначалу секретарша (дама необычайно властного вида — ей бы самой сидеть в кабинете, а не двери сторожить) не хотела меня пропускать, но я обворожительно улыбнулась и намекнула, что к потенциальным рекламодателям следует относиться более уважительно. Цербер в юбке присмотрелась ко мне, мысленно прикинула стоимость моей одежды и, уточнив инициалы, скрылась в кабинете своего шефа. Не прошло и минуты, как она распахнула передо мной дверь:

— Прошу!

Кабинет, как кабинет. Выкрашенные серой краской стены залеплены листовками с глупым содержанием (типа, как следует вести себя подчинённому в присутствии начальника, и прочая и прочая). Белый потолок, белые жалюзи, белая дверь и ярко-синий линолеум. Б-р-р! Чёрный дешёвый стол для совещаний, окружённый металлическими стульями. Вот только монитор, что красуется на столе, тянет на тысячу долларов. А больше никаких излишеств я не заметила.

Зато владелец кабинета сразу приковал к себе моё внимание. При первом же взгляде сложилось ощущение, что некий скульптор сначала вмял бурталовское лицо внутрь головы (так мальчишки в школе сдавливали полуспущенный мячик кулаком внутрь) а потом попытался вытянуть за нос обратно, но безуспешно. В результате казалось, что глаза смотрят не на вас, а друг на друга. При этом нос вызывающе торчал вперёд и вверх, словно принюхивался к вам. Взъерошенная, явно давно не стриженая, шевелюра главного редактора была бы более уместна в сочетании со старым свитером где-нибудь в тайге, но никак не со строгим костюмом и галстуком в кабинете.

В довершение всего оттопыренные уши и уныло опущенные уголки губ придавали Бурталову вид несколько угрюмый и одновременно обиженный.

«Да уж, с такой внешностью поневоле станешь мизантропом», — подумала я: «Теперь становится ясным откуда взялась такая язвительность и желание очернить все и вся. Прожить полвека в таком обличье — это не поле перейти».

— Присаживайтесь, — без предисловий предложил редактор и шмыгнул носом. — Валерия Михайловна? Я правильно запомнил? Итак, с чем же вы к нам пожаловали? Кстати, меня зовут Игорь Максимович.

— Да вот, решила на вас посмотреть, — с вызовом ответила я и тут же раздосадованно поняла, что эта фраза отдаёт дешёвой театральщиной.

— Не понял, душа моя, — спокойно произнес Бурталов. — Вы ведь не в гляделки играть сюда пришли? Давайте не будем разводить детский сад! Судя по интригующему началу и вызову в голосе, вы пришли как минимум поругаться. Я прав?

— Абсолютно, — подтвердила я и представилась. — Я — директор психологического центра «Апейрон». Что вы на это скажете?

— Ничего, — пожал плечами редактор и впервые позволил себе улыбнуться. — Наоборот, это я жду, когда вы объяснитесь.

Начало разговора получалось каким-то неправильным. Я предполагала, что Бурталов узнав, кто перед ним, хотя бы слегка смутится, тут-то я его и дожму. Теперь же следовало поменять тактику, и я по-хозяйски уселась на один из стульев, показав тем самым, что разговор будет долгим, и из кабинета я не уйду, пока не добьюсь своего.

— Мне хочется понять, чем вы руководствовались при написании своей гнусной статейки, — объяснила я свой приход сюда.

Редактор потянулся в кресле и, демонстративно вздохнув, ответил:

— У меня нет ни сил, ни желания дискутировать с вами. Поэтому я просто предлагаю вам тихо-мирно удалиться и не мешать мне работать. В противном случае, если вы меня разозлите, я устрою вам такую «рекламную» кампанию, что от вас клиенты, как от чумной, шарахаться будут. Если же вы думаете, что за вашей спиной пугающе маячит тень Черкасова, то глубоко ошибаетесь, будто на меня это может подействовать…

После небольшой паузы он продолжил:

— Знаете, что? Вы мне видитесь женщиной импульсивной, но способной услышать голос разума. Поэтому я вам укажу на три ваших ошибки. Первая: никогда не ходите на встречу, не собрав хоть каких-нибудь данных на собеседника. Вторая: явившись ко мне, вы убедительно доказали, что я попал не в бровь, а в глаз. Признаюсь, мне это лестно. Если бы вы не пришли, то я бы уже через неделю забыл о вас и вашем центре. А вот теперь, я начинаю подумывать, чтобы копнуть глубже. Вы меня заинтересовали, душа моя.

— Перестаньте так ко мне обращаться, — огрызнулась я. — И в чем же моя третья ошибка?

— В газетных текстах следует анализировать не эмоциональную сторону, а фактическую. Так что, если я где-то напутал, например, с названием или датой, то я готов опубликовать опровержение. Но я ведь ничего не напутал? И не допустил оскорбительных высказываний в чей-либо адрес? Нет? Нет! Поэтому, если у вас ко мне все, то закройте, пожалуйста, дверь с той стороны.

И Бурталов, положив руку на мышь, уставился в монитор.

Я была разбита в пух и прах. И уже поднимаясь, задала свой последний вопрос:

— Идея этой статьи принадлежит не вам. Кто вам её подкинул?

Редактор оторвал голову от экрана и вместо ответа попросил:

— Выходя, скажите, пожалуйста, секретарше, чтобы она приготовила мне кофе. Если вас не затруднит, конечно.

Я в сердцах хлопнула дверью и не найдя ничего более мудрого, бросила на ходу его церберше:

— Ваш шеф попросил себе кофе со стрихнином и верёвку с мылом.

Глупо, конечно, по-детски, но мне стало легче.

Уже устроившись в ласточке, я завела двигатель и позволила себе отдышаться. Данный визит следовало рассматривать как полный провал. Как психолог я доказала свою абсолютную несостоятельность. И тем не менее, по косвенным признакам, стало ясно, что сам Бурталов лично против меня ничего не имел. Скорее всего, сведения обо мне ему кто-то подкинул. Вот этот кто-то и есть вражина. Но как вытянуть нужную информацию из Бурталова я не представляла. И потому решила подождать до вечера, когда встречусь с Мишей…

…В последнее время в «Бастионе» я стала бывать гораздо чаще, чем в институте. Что ж, все течёт, все меняется. Знакомый охранник с улыбкой козырнул мне, пропуская на подземную стоянку, и я лихо затормозила на своём законном месте.

Вот только теперь я направилась не на первый этаж, где располагался мой офис, а к лифтам. Прежде (до создания «Апейрона») Черкасов мне выделил кабинет на четвёртом этаже, напротив кабинета Константина Эдуардовича Красовского, своего заместителя. Хорошие были времена. Тогда мы частенько устраивали посиделки втроём. Зато с начала осени ни разу не собирались вместе. И пока я поднималась в лифте, то подумала о том, что это надо бы исправить. И не позднее чем сегодня.

Леночка, секретарь Красовского, явно обрадовалась мне и когда я поинтересовалась на месте ли босс, многозначительно нахмурила брови и сжала губы бантиком. Эта гримаска означала, что за дверью происходят важные события и сейчас туда нельзя.

— Что ж, подождём, — философски заметила я и поудобнее устроилась в кресле для посетителей, предполагая полистать какой-нибудь журнал.

Но у Леночки имелись собственные виды на подвернувшуюся оказию. Она вознамерилась получить экстренную психологическую консультацию по взаимоотношениям со свекровью. Деваться мне было некуда, пришлось дать ей пару рекомендаций общего характера.

По счастью, когда я уже по уши погрузилась во взаимоотношения молодожёнов и более старшего поколения, за дверью послышались шаги и из кабинета вышли один за другим пятеро мужчин. Все они меня хорошо знали и принялись здороваться. А вслед за ними на шум из кабинета появился и сам хозяин.

— Здравствуйте, здравствуйте, Валерия Михайловна! — заулыбался он и поцеловал мне руку.

…Мы знакомы уже полтора года, а я все не могу к этому привыкнуть. Боже мой, как это приятно, когда он берет мою руку и прикасается к ней губами!

Господи! Ну за что мне такое наказание!

Уже семнадцать лет я живу с Верницким. Мы женились по любви, у нас есть дочка. Жизнь удалась. Семейный очаг крепок, и я по-прежнему люблю Сергея, хотя все его недостатки (а их немало) известны мне наизусть.

Но полтора года назад я познакомилась с Константином Эдуардовичем. Говоря словами героини Сары Джессики Паркер, я повстречала Мужчину своей мечты. Сероглазый шатен сухощавого телосложения с аристократическими манерами и шпионским прошлым. Разведён. Причём и он явно выделяет меня из прочего женского сословия.

Алёнка, склонная к решительным поступкам, как-то раз напрямую мне заявила:

— Что ты маешься? Стань его любовницей и всех делов. Никто от тебя не требует бросать Верницкого.

— Я не могу, — непритворно вздохнула я.

— Ну и дура, — заклеймила меня подруга…

— Здравствуйте, Константин Эдуардович, — очнулась я, когда он отпустил мою руку. — Мне нужно с вами поговорить.

— Прошу, — пропустил он меня в свой кабинет и закрыл дверь.

Первых полчаса мы обсуждали насущные дела. Как-никак, а мой центр был призван оказывать массу услуг в первую очередь Константину Эдуардовичу: от психологического тестирования новичков при приёме на работу до контроля за внутриколлективными связями.

Но вот официальная часть закончилась, уже Леночка принесла нам кофе, лишь тогда я достала из сумки газету со злосчастной статьёй.

Мой визави внимательно ознакомился с творением господина Бурталова, лукаво ухмыляясь при этом, хотя я в статье не нашла ни толики юмора.

— Валерия Михайловна, — наконец поднял он на меня глаза, в которых так и плескалось желание расхохотаться. — Всё понимаю и скорблю вместе с вами. В первый раз это всегда тяжело. Дальше будет легче. Не мне вам объяснять, что, обращая внимание на подобные инсинуации, мы лишь портим себе нервы. Живите проще, к чему рефлексировать на то, что мы не можем изменить?

— Но ведь нельзя же такие выпады оставлять безнаказанными?

— Можно, — огорчил меня мой визави, — и даже нужно. Не опускайтесь до уровня этих газетных Мосек, и вам же будет легче.

— Да я и сама вроде бы все это понимаю, — отозвалась я, — но ведь ужасно обидно. Главное же, из-за чего я к вам пришла, в другом. Я уже была у Бурталова сегодня, пыталась выяснить, кто подкинул ему материал для статьи. Однако неудачно. И вот, подумала, может быть, вы сможете подсобить?

— Видите ли, Валерия Михайловна, — поскучнел Константин Эдуардович, — скажу откровенно. У Михаила Александровича и без этой статьи есть целый ряд претензий к вашему обидчику. Но, здесь есть одно большое «НО»! Эта газета является неофициальным рупором Смольного. Кроме того, у Бурталова есть покровители как на уровне губернаторской свиты, так и в Государственной Думе. Поэтому неоднократные переговоры о внесении корректив в судьбу данного индивидуума заканчивались безрезультатно. Более того, Михаилу Александровичу очень прозрачно намекнули, чтобы он уступил в этом вопросе. Как вы понимаете, большая политика требует взаимных уступок. Поэтому нам лишь остается терпеть его укусы. Ведь в конечном итоге, он играет нам на руку. Антиреклама — тоже реклама. Так что, отвечу по-военному. Нет, пулемёта я вам не дам! Выкиньте эту историю из головы, забудьте, как страшный сон. И Черкасов вам скажет тоже самое. А вот и он, лёгок на помине…

Действительно, из приёмной послышались властные раскаты Мишиного голоса, дверь тут же распахнулась, и на пороге возник хозяин «Бастиона» (и не только «Бастиона»).

Где бы Миша ни появлялся, везде он производил ошеломляющее впечатление. В буквальном смысле великан, человек-гора, при росте в два метра семь сантиметров он весил сто шестьдесят килограммов. В довершение к портрету: некрасивый шрам через щеку и весьма жёсткое выражение глаз.

Вот и сейчас его фигура заполнила весь проем. А под боком у него пристроилась незнакомка. Отнюдь не Катя. Катя — это законная Мишина супруга.

Я бы не обратила на девицу внимания, если бы не ее повадки, явно свидетельствовавшие, что у нее на Мишу вполне определённые виды. Яркая эффектная брюнетка лет двадцати пяти, в кожаном брючном костюме. Кто-то в роду у нее наверняка был или из цыган, или из казаков. Если не топ-модель какого-нибудь агентства, то наверняка актриса. Единственное, что её портило — это чересчур загорелая кожа. У меня сразу в голове возник мотивчик: «Замечательный мужик меня вывез в Геленджик», и картинка из соответствующего клипа: хорошо прожаренная куриная тушка на песке у моря.

— О! Валерия Михайловна! По делу, или так, в гости? — сразу заулыбался Миша и тут же обратился к своей спутнице, шлёпнув ее пониже спины. — Так, Ирина, ну-ка, подожди, пока позову, с той стороны двери.

Девица недовольно взбрыкнула и, одарив меня ревнивым взглядом, скрылась в приёмной, не преминув хлопнуть дверью.

— С характером, — прокомментировал выходку своей спутницы Миша.

С такой же интонацией родители умиляются своему двухлетнему отпрыску, когда тот с размаху бьёт об пол тарелку, не желая есть кашу.

— С норовом и амбициями, — отозвался Константин Эдуардович.

В его голосе сквозило неприкрытое недовольство. Судя по реплике, между ними разгоралось некое давнее противоречие.

— Только не надо старых песен о главном, — раздраженно заметил Черкасов.

— Зато Стамеска нам нужен, — упрямо гнул свою линию помощник.

— Так, ша! — окончательно рассердился Миша. — После перетрём, тем более что базар как раз за Стамеску.

— Вот как? — непритворно удивился Константин Эдуардович. — Ну хорошо.

Терпеть не могу, когда в моем присутствии ведутся разговоры обиняками. Но тут мужчины покосились на меня и сделали виноватые лица.

— Всё, всё! — поспешил заверить Миша. — Теперь внимание только к вам.

До того, как Красовский посвятил меня в тонкости взаимоотношений Черкасова и Бурталова, я намеревалась подать свою слёзную историю красочно и артистично, чтобы Миша немедленно снарядил карательную экспедицию. Но теперь запал прошел, и жалоба моя вышла скомканной и невнятной. Мне даже самой стало не понятно, из-за чего собственно «кипеж» было поднимать? Кажется, так выражаются в подобной ситуации Мишины подчинённые.

Между тем сам Миша повертел-повертел в руках газету, прочитал бурталовскую стряпню и вопросительно воззрился на меня:

— Так я не понял, что здесь не так?

В поисках поддержки я перевела взгляд на Константина Эдуардовича, однако тот вместо помощи лишь покусывал губы, пряча усмешку.

— Но ведь это неправильно, — растерялась я. — Какое он имел право?

— Ой да ладно, — пренебрежительно отмахнулся Черкасов. — Валерия Михайловна! Я ведь и вправду не розовый и пушистый. Про вас там и вообще ни слова. А то, что этот придурок написал про преступность и совесть, так флаг ему в руки. И вообще, мой вам совет, меньше читайте газет — здоровее будете.

— А вас разве не задевает столь рьяный интерес Бурталова к вашей персоне? — мстительно поинтересовалась я.

— Ни грамма, — на голубом глазу ответил Миша.

— Да?! — я многозначительно усомнилась.

— А-а-а! Вон вы о чём! — улыбнулся Миша. — Эдуардыч уже успел языком трепануть? Так это давняя история. Просто Бурталов возомнил себя сыщиком и начал собирать на меня досье. И во время сборов залез не туда куда нужно. Как бы то ни было, а ту проблему разрулили по-тихому — никто не сел, никто не лёг. Между прочим, Валерия Михайловна, вы радоваться должны, что он вам бесплатную рекламу сделал.

— Я поостерегусь подобную медвежью услугу называть рекламой, — буркнула я в ответ. — И вообще, я ведь не прошу подкараулить этого редактора в подъезде и побить хорошенько. Меня другое интересует. Кто дал ему материал на «Апейрон»? Вряд ли он сам заинтересовался мною. Хоть вас и упоминали, но судя по интонациям, целились именно в меня. Поэтому я спрашиваю прямо, вы можете мне помочь разговорить Бурталова? Да или нет?

— Нет, — твёрдо ответил Миша. — Я дал слово очень серьёзным людям в Москве, что не трону и пальцем эту сволочь. А я слово всегда держу. Так что не обессудьте.

— Жаль, очень жаль, — подвела я итоги. — Я очень рассчитывала на вас. А теперь придётся самой искать обидчика.

— Зачем? — удивился Миша. — Не пинайте говно, вонять не будет.

— Э, нет, — покачала я головой. — У меня есть смутное подозрение, что этот Некто не ограничится одной статейкой. Так что чем раньше я смогу установить, кто это, тем лучше. Для меня. Вот так вот.

— Вам, конечно виднее, вы у нас психолог, — с сомнением произнёс Константин Эдуардович. — Но лично я здесь не усмотрел злого умысла на вашу репутацию. Наоборот, вашу фамилию скрыли от широкой публики. Так что мне кажется, вы здесь постольку поскольку.

— И вообще, — вмешался Миша. — Может вы заработались чересчур, что стали такой подозрительной? Как эта болезнь называется, Эдуардыч? Ну, ты рассказывал намедни?

— Паранойя, — откликнулся Красовский.

— Во-во, это уже паранойей попахивает, — закончил Миша.

— Ну, спасибо, вы мне уже и диагноз ставите, — неприкрыто обиделась я.

— Точно, вам надо срочно в отпуск. На недельку куда-нибудь на юга! — воскликнул Миша.

— Я уже была летом в Италии, — ответила я.

— Я помню, — не смутился Черкасов. — А сейчас в Индию.

И ловко перевёл наш разговор на сравнение гостеприимства у разных народов.

В общем, если подытожить, то от моих работодателей я возвращалась не солоно хлебавши. В помощи мне отказали, да ещё и не поверили. Но тут уж дудки! У психологов есть внутреннее чутье! Метили именно в меня!

Уже вернувшись домой я принялась так и этак прикидывать способы получения информации от Бурталова, но ничего толкового не надумала. Поэтому решение этой задачи пришлось пока отложить в долгий ящик. Ничего, не в первой. Рано или поздно, а найдется подход к редакторским секретам…

… Вечером в четверг я славно отстрелялась в «Бастионе» с тремя новенькими кандидатами на приём в Черкасовскую «корпорацию». Они выполнили все предложенные тесты, причём с первого раза. Так что я, подходя к ласточке, уже тихонько радовалась, что засветло доберусь домой и успею что-нибудь сочинить на завтра, может даже соберусь с духом и приготовлю плов, а то Сергею уже давно обещала. Но не тут-то было. В сумочке принялся елозить мобильник, требуя моего внимания, и на дисплее высветился не кто иной, как сам «ЦИКЛОП». Мы обменялись приветствиями, и Миша попросил меня подняться наверх.

Разве могла я отказать в такой малости своему деловому партнёру (это если в юридическом смысле) и благодетелю (это если по жизни)? Ну, конечно, нет! И я направилась к лифтам.

Когда я вошла, то сразу же по тягостной атмосфере поняла — что-то случилось. Константин Эдуардович здороваясь, как-то виновато улыбнулся. Да и Миша, произнося приветствие, поводил плечами, словно ему что-то мешало, и он хотел почесаться, но никак не мог решиться.

Я уселась за стол лицом к окну и выразительно подняла брови:

— Как я понимаю, имеют место быть какие-то неприятности?

— Что-то типа, — скривился Миша. — Короче, не люблю я таких разборок, но делать нечего. Вот, глядите.

И он протянул мне несколько фотографий.

На первом снимке была запечатлена я, собственной персоной. Я сидела в гордом одиночестве за столиком, мечтательно устремив взор в потолок. По интерьеру я сразу опознала кафе, которое уже по праву можно было назвать институтским, потому что добрая треть преподавателей предпочитала здесь обедать и пить кофе. Судя по моей причёске и одежде, фотография была сделана вчера. Впрочем, это подтверждалось цифровой записью внизу. Недоумевая, кто и зачем решил запечатлеть меня, я взглянула на следующий снимок. Теперь за столиком кроме меня фотограф-вуайерист зафиксировал незнакомца. Он был взят вполоборота, но я сразу его вспомнила…

…Я сидела, задумавшись о чем-то своём, о девичьем, когда рядом со мной кто-то, сдержанно кашлянув, спросил:

— Вы не будете против, если я нарушу ваше уединение?

Я подняла взгляд и увидела, что сбоку от моего столика ожидает ответа мужчина лет сорока — сорока пяти. Плотный, чуть выше среднего роста, шатен с седеющим ёжиком волос. Спокойная, не броская одежда: темно-серый вязаный пуловер, бледно-голубая рубашка и галстук в тон к пуловеру. На первый взгляд, не маньяк и не альфонс, а к прочим я индифферентна.

— Нет, не буду, — ответила я и отвела взгляд.

Тут как раз официантка принесла мне салат, и я занялась им.

Мужчина оказался острословом и, поскольку ему нечем было заняться до выполнения заказа, то принялся развлекать меня байками на всевозможные темы. Справедливости ради замечу, кое-что меня действительно ужасно веселило, а поскольку в его балагурстве не было и намёка на начинающееся ухаживание, а лишь бьющая через край общительность, то я и не выказывала неудовольствия, а напротив, позволила себе поддержать трёп.

Звали мужчину Григорием, и был он профессиональным фотографом. А в подтверждение сказанного он продемонстрировал мне на планшете некоторые свои работы под названием «Осень в Царском Селе». Слов нет, снимки были превосходны — безбрежная синь неба, золото куполов, багряные клёны, потемневшие дубы и бесстыдно оголяющиеся берёзы. А главное, в них чувствовалось настроение. В общем, я получила истинное удовольствие. Но вот обед закончился, мы попрощались, и я направилась в институт в самом благодушном настроении…

…На оставшихся трёх фотографиях также «позировали» я и Григорий. На снимках играли блики, потому что съёмки велись через витринное стекло (с улицы), но тем не менее все было хорошо различимо. Вот он что-то вещает с серьёзным видом, вот он протягивает мне планшет с фотографиями, а вот мы вместе весело смеёмся.

— И что? — недоумевая, вернула я фотографии Черкасову.

— Да вот, очень хочется знать, о чем вы так мило беседовали, — ответил Миша и выжидательно уставился на меня.

— Не пОняла, — с ударением на первом слоге протянула я и в поисках поддержки взглянула на Красовского.

Но последний вновь как-то криво улыбнулся, словно у него зуб разболелся.

— В чем собственно дело, Михаил Александрович, — насторожилась я. — Давайте не будем играть в недомолвки. Для начала я хочу знать, почему вас интересует моя личная жизнь?

— Валерия Михайловна, мне и вправду нужно знать, что вам впаривал этот удод, — туманно пояснил Черкасов.

— Подождите, подождите, — начала я кипятиться. — Объясните, пожалуйста, все с самого начала. Кому взбрело в голову тайком меня фотографировать? Вы что, снарядили за мной постоянную слежку? По какому праву? Мне казалось, что у нас установились такие отношения, что можно задать прямой вопрос и получить такой же прямой ответ, а не снаряжать шпиков. Хотя я все равно не понимаю, что вас могло заинтересовать в моей личной жизни! И теперь у меня встречные вопросы. Как давно вы за мной следите? И почему?

— Эдуардыч, давай подключайся, — взмахнул рукой Черкасов. — А то я устал.

— Валерия Михайловна, — вступил в беседу Красовский. — Мы за вами слежку не снаряжали. Упаси Боже, что вы так могли на нас подумать! Эти фотографии принёс и отдал охране какой-то велосипедист, по виду похож на курьера. Так они и попали к нам. А деятель, что изображён с вами, нас действительно интересует. Вот что вы про него знаете?

— Ну, его зовут Григорием, — остыв, стала объяснять я. — Насколько я знаю — он фотограф. Он показался мне довольно общительным и приятным собеседником. Вот, пожалуй, и все. И вообще, я его видела в первый раз. И как теперь понимаю, в последний.

— Ну, ё-моё! — вдруг взорвался Миша. — Опять двадцать пять! Валерия Михайловна! Вы же сами только что сказали, что на честный вопрос — идёт честный ответ. Так чего вы нам мозги парите? Какой из него фотограф? Как из меня слесарь седьмого разряда. В гробу я его видал, а не рядом с вами!

— Я вам честно ответила! — вспыхнула я.

— А что он вам показывал? — чуть поумерив голос, снова насел на меня Черкасов.

— Это цикл тематических фотографий про осень. Так может быть, теперь вы мне объясните, кто это такой, по вашей версии?

— Это Шпаченко, он же Гриша Скворец, — заговорил Красовский. — Скажем так, один из конкурентов Михаила Александровича. Очень неудобный и очень неприятный конкурент.

— Ерунда какая-то, — заметила я. — А вы не обознались? Какой из него мафиози? И даже если это так, то зачем он будет подсаживаться ко мне, изображая из себя фотографа?

— Так, тормознёмся! — воскликнул Миша. — А он не мог к вашей одежде, или сумочке жучка прикрепить? Хотя нет — зачем ему это? И самое главное, кто сфотографировал ваше свидание?

— Никакое это не свидание! — вспыхнула я вновь. — Я зашла в кафе пообедать, а он уже позже подсел. И само собой разумеется, что он никаких жучков ко мне не присоединял. Это было бы возможно, если бы мы обнимались, или если бы я уходила куда, а сумочку на стуле оставила. Мне кажется это у вас паранойя, — ввернула я шпильку в ответ на давешнее замечание. — А что касается Григория, то он просто похож на вашего Скворца. А вы и рады были обознаться. Опять вам всюду враги стали мерещиться? В конце концов, он все время в профиль сидит.

— Ага, — саркастически усмехнулся Миша. — А кто-то моментально среагировал на такую встречу и начал фотографировать вас, зная о моем отношении к Скворцу.

— Если поверить Валерии Михайловне, а я склонен это сделать… — начал К.Э.

На что я тут же среагировала едким «спасибо», но мой выпад Мишин советник проигнорировал и продолжил:

— Если поверить Валерии Михайловне, то получается, что Скворец решил изобразить из себя простого парня, в надежде попробовать прощупать — идёт Валерия Михайловна на контакт, или нет. Но тогда напрашивается интересный вопрос: для чего он это сделал, и что за комбинация начинает складываться? Ведь на Скворца такое поведение не похоже. И тогда получается, что… Нет, ничего не получается, — сокрушённо закончил Красовский.

— А вам не кажется интересным, — вдруг встрепенулась я, — что если это случайная встреча, то откуда о ней мог узнать тот, кто нас фотографировал?

— Точно! — оживился и К.Э. — Я что-то зациклился на том, зачем это нужно Скворцу. А не подумал о самом простом. Ясно! Михаил Александрович! Это же чистейшей воды — провокация! Ну-ка, ну-ка, Валерия Михайловна, а у этого вашего новоявленного приятеля имелись наколки на руках? Хоть какие-нибудь?

Я тут же вспомнила о ухоженных, артистичных руках вчерашнего собеседника и отрицательно мотнула головой. Татуировок на таких руках не могло быть по определению.

— Подстава? — нахмурился гигант.

— Именно, — непонятно чему обрадовался К.Э. — Это же классика. Берётся двойник, делаются фотографии и вперёд — как минимум посеяно недоверие, а по максимуму — рвутся деловые или личные контакты.

По кабинету словно свежий ветер пролетел, сдувая тяжёлую атмосферу всеобщей подозрительности. Ну это я так, приукрасила, конечно, впечатление, но не так уж и нафантазировала. По крайней мере, Миша явно расслабился. А Красовский тут же попросил Леночку принести в кабинет бутылку коньяка со всеми полагающимися атрибутами.

— Что ж, поздравляю! — съехидничал К.Э. — Теперь у вас, Валерия Михайловна, имеется персональный враг, который явно на вас зуб точит. Зато ваша жизнь станет гораздо интересней и насыщенней.

— Спасибо за пророчество, только я бы обошлась без этого. Мне достаточно и статьи в газете, — ответила я и полезла в сумочку за сигаретами.

Мы закурили, и некоторое время дымили молча, почти как индейцы, запалившие трубку мира. Вот только один вопрос вертелся у меня на языке и, наконец, выскользнул наружу:

— И кому этот спектакль мог понадобиться?

Жаль, что ответа так и не дождалась. Гипотез выдвигалось множество, да только все они оказались несостоятельны.

И хотя мы прилично выпили за мир и дружбу, и мужчины повинились передо мной не единожды, и была организована доставка моего тела домой по высшему разряду; но, уже отходя ко сну, я все равно ощущала неприятный осадок от происшедшего.

Однако, поразмыслив, решила их простить. Все-таки, уж очень у них работа нервная. Поневоле подозрительность разовьётся. Вон сколько фильмов про это снято. Что ни друг у гангстера — то предатель, что ни подруга — то изменница. Кошмар, кому верить? Так почему я должна быть исключением?

И все-таки чего-то я недодумала. Что-то не складывалось в образе вражины, организовавшей тайную фотосессию.

Сон внезапно прошел и я, невзирая на усталость, поплелась на кухню: посидеть, покурить, поразмышлять на заявленную тему.

Что мы имеем? Статью в Бурталовской газете, а теперь в дополнение — инсценировку моей встречи с неким Скворцом, судя по намёкам — крупным уголовным авторитетом. В первом случае — желание дискредитировать моё доброе имя в глазах общественности, во втором — вбить клин в мои отношения с Черкасовым. Все это требует денег, времени, а главное — очень серьёзного мотива. Но сколько я ни напрягала память, а достойного кандидата не находила.

И причина. Причина! Причина!!! Где она?

Если хотели поссорить меня с Черкасовым, то зачем? Хоть у нас с ним деловые отношения, но дорогу я никому перебежать не могла. Поскольку серьёзный человек должен был понимать, что к Мишиным делам я не имею ни малейшего отношения. Далее, поссорить можно супругов, любовников, а мы с Мишей ни тем, ни другим не являлись. Значит, собака зарыта в другом месте?

А может быть — провокация в кафе — это отвлекающий манёвр? Или намерение лишить меня черкасовской поддержки?

Сам Бурталов никак не подходил на роль врага. Он всего лишь наймит. Значит, кто-то стоит за ним. Спрашивается, как вычислить этого «кого-то», если Черкасов и К.Э. отказывают в помощи? Самой взяться за оружие и выйти на тропу войны? Хорошо бы, только я ничего не умею. И почему у меня за плечами нет службы в десантных войсках, или спецназе?

В общем, сколько я ни ломала голову, а ничего путного не надумала. Взглянула на часы и ахнула — уже полтретьего ночи! Тогда я глотнула успокоительного и отправилась спать…