Первый воин

Рина Тилова (2024)

Саша приходит в себя после страшной трагедии в торговом центре, но вместо ожидаемой радости из-за чудесного спасения, девушке предстоит противостоять новым ударам судьбы. Жизнь «после» уже никогда не будет такой, как прежде. Саша слышит странный голос, который то ли пытается помочь, то ли ещё больше навредить. Да к тому же обнаруживает, что после трагедии не может прикасаться ни к кому из людей, теперь каждое прикосновение вызывает галлюцинации. Девушке начинает казаться, что она сходит с ума. Ведь нет ни малейшего шанса, что все эти видения действительно воспоминания людей? Вдобавок неожиданно объявляется отец, пропавший из жизни Саши много лет назад. Как выстоять, когда судьба устроила тебе проверку на прочность и твоя жизнь рушится? Можно ли во всём этом хаосе обрести настоящих друзей?

Глава 8

Наша с мамой квартира сияла порядком и свежестью, очевидно, кто-то нервничал до такой степени, что чистил каждый её укромный уголочек. Как бы странно в этих семидесяти пяти квадратных метрах смотрелся Игнатов. Одна его машина в разы дороже этой скромной трёшки. В этом самом доме родилась и выросла моя мама.

Бабушки не стало задолго до моего рождения, а вот дедушку Сашу, моего тёзку, помню хорошо. Странно так: вся информация об отце будто отформатировалась и упала на пыльные архивные полки памяти, которыми я не пользовалась никогда. Я забыла его голос, забыла, как он выглядит, забыла, что когда-то была ему дорога. А вот дедушка прекрасно сохранился в моих воспоминаниях. Я помню запах его папирос, как аккуратно и тщательно он скручивал табак в специальную бумагу, помню аромат крепкого кофе из турки, который он варил каждое утро, помню его густую седую бороду и круглые очки. Дедушка всю жизнь занимался наукой, строил на главном городском заводе сложнейшие механизмы, преподавал в университете, писал статьи, ловко стуча пальцами по клавишам древней пишущей печатной машинки. Деда Саша готовил для нас с мамой омлет до самого своего последнего дня, а потом во сне тихо и мирно ушёл, мне только-только исполнилось десять. Ему было почти восемьдесят семь. Мама, поздний ребёнок, родилась, когда дедушке было за пятьдесят, а бабушке — за сорок, единственная, долгожданная и горячо любимая дочь.

Радикально почти ничего не изменилось в этой квартире, мы решили сохранить её уют. Только прошлым летом сделали косметический ремонт. Естественно, дядя Петя нас не бросил, ему досталась замена кафельной плитки на кухне и в ванной, он привёл в порядок паркет, помог нам поменять двери и окна. Мы с мамой клеили и красили, подбирали новые шторы и всякую мелочь. Получилось, на мой взгляд, отлично, мы сохранили дедушкину библиотеку, старинный фарфоровый сервиз и редкие, но завораживающие своей красотой хрустальные люстры и светильники. Я как смогла отреставрировала бабушкины картины. Мы бережно сохранили душу этого дома, но вдохнули немного свежести, чтобы начать записывать нашу новую историю.

У нас в доме уютно, но скромно, имеющимися предметами быта принято дорожить, и не распыляться на то, чтобы поспевать за модой. Сложно представить Константина Игнатова в подобных интерьерах, будто он не сможет здесь уместиться. Я не помню, где мы жили, когда были семьёй, точно не здесь. Наверное, мы с мамой так и не смогли прижиться в его мире, как кактусы среди орхидей. Хотя мама очень красивая, утончённая и прекрасно воспитанная в семье советской интеллигенции, а вот себя я точно не представляю частью быта Игнатова. Мышь во дворце.

Пока я переодевалась, дядя Петя принёс из машины больничные вещи и несколько пакетов с провизией, он хотел тихонько улизнуть, но мама не позволила, отрезав путь к отступлению:

— Кирсанов, пока я не увижу, что ты съел хотя бы тарелку горячего, из кухни не выпущу! — Ольга Александровна перегородила дверной проём, уперев руки в бока.

— Ляль, да у меня всё есть! Отдыхайте с дороги! — наивный дядя Петя пытался сопротивляться.

— Стоять! Кругом! За стол марш! — развернула грозная женщина беглеца, — Александра! Ты где запропастилась?

— Мам, я за твоей спиной, добровольно сдаюсь в плен! — я вошла в кухню с поднятыми руками.

Пока эта фурия, что называла себя моей мамой, буянила над кастрюлями, мы с дядей Петей притихли, сидя плечом к плечу за столом. Я украдкой рассматривала соседа, который неожиданным и лишь слегка уловимым преображением меня удивил. Почему-то с этим мужчиной, на мой взгляд, у нас больше общего, чем с Константином Игнатовым. Мы с дядей Петей не любим привлекать внимания, заботимся о маме, не любим болтать, а свои чувства выражаем поступками. Мы следим внимательно за этим миром, но очень стараемся, чтобы мир не обнаружил нас.

Куриный суп немного сбавил градус напряжённости в помещении:

— Ляль, ну всё, — взмолился Кирсанов, послушно доедая второе, — я, честное слово, больше не могу, да и на смену мне через час.

Это обращение к маме — «Ляля» — всегда мне казалось похожим на то, как старший брат обращается к озорной сестрёнке, оно редко проскальзывало и казалось мне очень домашним, семейным. А сегодня я услышала это детское прозвище как-то по-иному. Дядя Петя любит маму не как брат.

Сосед сбежал с такой скоростью, что сверкали только пятки:

— Я тебе собрала контейнер с собой! — мама прокричала уже соседу в спину, а потом тише пробубнила: — Ладно, позже сама занесу.

Я безропотно закончила со своей тарелкой и внимательно следила за родительницей. У меня был миллион вопросов.

— Ну всё, начинай, — Ольга Александровна убрала посуду со стола и махнула мне рукой.

— Что начинать? — я сделала вид, что не понимаю, о чём она.

— Спрашивай всё, что хотела! — устало ответила мама и подвинула себе поближе чашку с остатками чая.

— Ты знала, что он сегодня приедет? — тихо задала я первый вопрос.

Мы не называли имён, да и зачем: всё и так понятно.

— Да. Он позвонил, когда я нашла тебя в больнице. Сказал, что знает про взрыв, что хочет помочь, — мама никогда не юлит в разговорах со мной.

— Тебе было тяжело с ним говорить? — спросила я, почему-то чувствуя свою вину из-за этого.

— Нет, — мама вдруг выдохнула, точно всё это время ждала от меня нотаций или истерики. — Ась, знаешь, я настолько испугалась за тебя, что его появление в нашей жизни вышло не таким эффектным. Я уже давно не слежу за его перемещениями по миру. Мы попрощались единожды и больше не видели друг друга. А ты как? Ты злишься? Нужно было раньше тебе рассказать?

— Я, наверное, неправильная. Не злюсь. Странное это чувство. Мам, когда вы расстались, сколько мне было? — я терзала бедную бумажную салфетку, часть которой уже превратилась в труху.

— Шесть, — ласково ответила мама, заметив, как я волнуюсь. — Я каждый день боялась, что ты будешь спрашивать о нём, что разлука с ним тебя травмировала. Ты была так привязана к нему.

— Правда? — я с удивлением посмотрела на маму. — Я забыла его. Совсем. Как будто его и не было никогда. Я даже чувствую себя предательницей.

— Глупышка! Ты удивительная девочка, которая заботилась о своей маме!

— Он сказал, что я могу ему звонить, — призналась я.

— А ты хочешь?

— Наверное, да, — я растерянно пожала плечами. — Но я не хочу навёрстывать упущенное, это как-то неправильно. А тебе будет больно, если мы с ним станем общаться?

— Ни в коем случае! — заверила мама. — Ты взрослый человек, и я рада, что вы поговорили.

Я не стала больше терзать маму вопросами. У меня было достаточно времени, чтобы изучить Ольгу Александровну вдоль и поперёк. Если у родителей нашлась причина расстаться, значит, по-другому было нельзя. Да и ни к чему это — спустя столько лет выяснять, что произошло тогда. Тонуть в рефлексии не моя любимая привычка.

Мы убрали со стола, помыли посуду, остатки ужина спрятали в холодильник. Я старалась держать небольшую дистанцию, не душевную, а физическую, чтобы ненароком не коснуться мамы и не напугать её своими глюками. Хотя, наверное, она расценила моё поведение как отстранённое.

Уже перед сном включила старый компьютер, чтобы проверить электронную почту. Ни одного личного сообщения. Только групповые рассылки по учёбе да немного спама. Кроме мамы и дяди Пети, никто не заметил моего отсутствия: ни одногруппники, ни школьные друзья.

Позвонить отцу так и не осмелилась. Один день ничего не решит, но, чтобы переварить всё это, нужно время. Легла на кровать, уставилась в потолок. В моей спальне он не такой идеально-белый, как в палате интенсивной терапии. Секунду подумала, вытащила из кармана толстовки телефон и написала сообщение Лёше:

«На свободе вкусно кормят!»

Через мгновение пришёл ответ:

«Не сыпь мне соль на рану. Уже снятся столовские чебуреки!»

Я рассмеялась, ведь и правда в нашем буфете продавали идеальные чебуреки:, в них клали так мало начинки, что они были по карману любому студенту, а золотистое тесто всегда оставалось хрустящим.

«Ты бы ещё вишнёвый кисель вспомнил!» — ответила я.

Через тридцать секунд пришло очередное сообщение:

«Такого добра и здесь хватает! Расскажи лучше, как ты пьёшь кофе?»

«Мне нельзя кофе» — напечатала я.

«Разве это можно назвать свободой?» — ответил Лёша.

Мы переписывались о какой-то совершенно неважной чепухе, пока я не уснула.

Утро началось рано: мне предстояло сложнейшее испытание на смелость и выносливость — поход в районную поликлинику, чтобы я, как положено, отсидела ещё две недели больничного. Мама суетилась, кое-как удалось уговорить её не ходить вместе со мной, а возвращаться к нормальной жизни и брать под бдительный контроль своих учеников. Упрямая женщина ворчала и причитала, но в итоге сдалась. Наверное, очень трудно, когда твоя дочь не позволяет заботиться о себе. Хотя у мамы наверняка и без того найдётся достаточно поводов волноваться обо мне. Мне лишь хочется, чтобы она была здорова и счастлива и не вздрагивала каждый раз, когда я чихаю. В моём возрасте девушки, как правило, сосредоточены на собственных интересах, и процесс сепарации уже давно позади. А мы с мамой как-то неправильно созависимы, ведь нас только двое в этом мире.

Пока я закрывала дверь квартиры на замок, по лестнице поднимался дядя Петя:

— О, Зелепупка, куда это ты?

— Доброе утро, дядь Петь! В поликлинику, нужно терапевту показаться.

— Погоди, я тебя отвезу, — сказал Кирсанов и похлопал по карманам куртки, проверяя, на месте ли ключи от машины.

— Да тут идти пятнадцать минут! — отмахнулась я.

— Возражения не принимаются! — сосед наигранно строго на меня посмотрел.

— Ты ведь с ночи, как за рулём будешь?

Не хотелось намекать ему, что после смены они с мужиками иногда пропускали рюмку-другую.

— Тогда вместе прогуляемся, или стесняешься? — спросил сосед с улыбкой.

— Да когда я тебя стеснялась! — искренне и всей душой возмутилась я. — Ты за кого меня считаешь?

— Идём, вредина! — весело рассмеялся дядя Петя и развернулся, чтобы спускаться обратно.

Я потопала вслед за соседом. После взрыва окружающий мир изменился или изменился мой взгляд на него. Неужели раньше я не замечала и половины деталей? На всякий случай достала салфетку и протёрла линзы новых очков, мама в этот раз выбирала одна, и мне досталась пара в тонкой, почти незаметной оправе, очень лёгких, могу только представить, сколько они стоили. И тут я застыла прямо на лестнице. Рюкзак.

Я на автопилоте взяла с комода в прихожей рюкзак. Мой рюкзак, который сгорел в пожаре. Конечно, это была его точная копия, только выполненная из новой дорогой ткани, с качественной металлической фурнитурой, а не посеребрённым пластиком, как раньше. Я поспешила расстегнуть молнию и залезла внутрь. Первой попалась копия кошелька, абсолютно новая из мягкой коричневой кожи. Как и прежде, в небольшом кармане на молнии лежал паспорт, студенческий и социалка, на дне рюкзака — хороший зеркальный фотоаппарат, все письменные принадлежности. Открыла кошелёк, в нём нашлась только одна пластиковая карта незнакомого мне банка, но с моей выгравированной на ней фамилией.

— Санёк, — заметил мою растерянность Кирсанов, — ты где там?

— Дядь Петь, не знаешь, откуда взялся мой рюкзак?

— Сань, что-то не так? Забыли что-то положить? — уточнил сосед.

— Кто его принёс?

— Дык, это мы все, — он пожал плечами. — С документами твой отец помог, фотоаппарат тоже. Оля составила список вещей, что ты потеряла. Там в столе твоём письменном кисти, ещё какие-то страшные материалы для рисования. У моего сменщика жена — швея, я ей фотографии показал, она по ним сшила рюкзак. Ты, наверное, другой хотела, новый?

— Нет, не хотела, — пробубнила я.

— Не понравилось? — спросил мужчина.

— Не знаю. Дядь Петь, а ты видел Константина Игнатова раньше?

Кирсанов напрягся едва уловимо, даже не телом, а что-то во взгляде изменилось:

— Нет, — ответил он.

Голос в голове с уверенностью заявил:

«Врёт!»

На этот раз я почему-то поверила словам своей шизы. Почти не отдавая себе отчёта в том, что делаю, схватила ладонь мужчины обеими руками. Молния не заставила себя долго ждать.

Высокий парень в военной форме спешит к подъезду нашего с мамой дома, я вижу только его широкую спину и выбритый затылок под беретом. Он торопится подняться по лестнице, когда случайно сталкивается с худющей девчонкой лет пятнадцати на первый взгляд:

— Лялька! Вот это ты выросла! — смеётся парень, поймав девчонку, чуть не споткнувшуюся на ступеньках.

— Петя? Вернулся! — вопит юная копия моей мамы с золотисто-русыми косичками. — Я сейчас к тёте Зое в магазин сбегаю, она сегодня в первую смену работает! Посиди пока у нас!

— Да я сам сбегаю! — он помогает собрать рассыпавшиеся тетрадки. — Ты, наверное, в школу опоздаешь?

— Я, вообще-то, уже на второй курс перешла, — обиделась девчонка.

— Как на второй курс?

— Вот так! Я же тебе писала! Только ты не ответил ни на одно письмо, паразит! — девушка легонько ткнула его указательным пальчиком в грудь.

— Ляль, — широко улыбнулся парень, — ну не дуйся! Я маме напоминал в каждом письме, чтобы она тебе привет передавала!

— Это совсем другое! — с укоризной заметила она.

Картинки начали двоиться и троиться. Почти все мгновенно серели и теряли яркость, в каких-то мама провожала дядю Петю до магазина, а в каких-то они так увлеклись разговором, что дядя Петя провожал маму к университету, в каких-то так и стояли на лестничной площадке, болтая и радуясь встрече. Пока не появилась одна, самая яркая картинка: с верхнего этажа по лестнице спустилась девушка-брюнетка:

— Петенька, любимый мой! — кинулась она на шею парню. — Что же ты телеграмму не дал? Мы бы тебя встретили с ребятами прямо на вокзале!

— Вер, да я хотел сюрприз вам сделать. Вот только Лялька меня поймать успела.

— Оля, а ты на учёбу не опоздаешь? — раздражённо спросила брюнетка.

— Д-да… точно, — ответила мама и почему-то залилась краской от смущения. — Я побегу!

Мама повесила сумку с учебниками на плечо и поспешила вниз по лестнице.

— Опять эта прилипала на тебя вешалась, — недовольно произнесла брюнетка.

— Вер, что ты такое говоришь, — парень в форме нежно обнял свою возлюбленную. — Лялька мне как сестрёнка: я её в коляске катал, мокрые пелёнки менял.

И снова десятки серых картинок, но они мне были неинтересны, я знала про то, что мама и дядя Петя дружат с детства. Слышала, что он служил в горячих точках, что когда-то был женат. Мне нужен был Константин Игнатов. Стоило только мысленно произнести его имя, как десятки картинок сплелись в одну.

— Пётр Иванович Кирсанов? — произнёс незнакомый, немного тучный, короткостриженый мужчина.

— Да, — ответил сосед и прошёл к вызывавшему его, по всей видимости, секретарю.

— Проходите, Константин Владимирович готов вас принять!

Дядя Петя открыл тяжёлую дверь из красного дерева и вошёл в довольно просторный кабинет. За столом погружённый в чтение бумаг сидел Игнатов. Не отрываясь от документов, он произнёс:

— Пётр, приветствую, давай без лишнего официоза, которым грешат мои сотрудники. Присаживайся. Я общался с твоим командиром — полковником Шилиным. Всё, что хотел, уже узнал от него.

— Тогда чем я могу вам помочь? — растерялся молодой Кирсанов.

— Тебе нужна работа, мне сказали: твоя мать болеет, а мне нужен надёжный человек. Не просто мальчик с пистолетом, а опытный боец.

— Вам нужен охранник или снайпер? — уточнил дядя Петя.

— Нужен тот, кому я смогу доверять.

— Константин Владимирович, я солдат. А вы бизнесмен. Мне сложно определить врага среди мирного населения.

Игнатов отложил бумаги и пристально посмотрел на своего гостя:

— Поверь, те люди, что окружают меня, далеко не все мирные, добропорядочные граждане. Мне нужна твоя интуиция и острый взгляд. К тому же, как я понял, выбор у тебя невелик?

И снова картинка рассыпалась на десятки реплик. Значит, дядя Петя сомневался. Хоровод событий начал свой запутанный танец. То там, то тут мелькали крепкие фигуры в деловых костюмах, одна — дяди Пети, другая — моего отца. Но неожиданно я ухватилась за промелькнувшие золотистые косы юной мамы:

— Пустите, пожалуйста, — билась девчонка в окошко на посту охранника, — мне нужен Пётр Кирсанов! Мне сказали: он здесь работает. Это срочно!

— Девушка, это закрытый объект! Я не имею права вас пускать без разрешения сверху или пропуска! Я вам в сотый раз объясняю!

Дверь в здание, что так ретиво сторожил строгий охранник, распахнулась. Вышли двое:

— Что здесь происходит? — раздался грозный голос моего отца, мама вздрогнула от испуга.

— Ляль, ты как тут? — перебил его дядя Петя.

— Тёть Зою скорая увезла! Петь, врачи говорят: плохо всё! Говорят… — мама расплакалась и не смогла закончить фразу.

— Пётр, бери мою машину, на сегодня свободен! Бегом! — прикрикнул на растерявшегося телохранителя Игнатов, тот очнулся от голоса отца и пулей вылетел из проходной.

— А с этой что? — высунулся из окошка мужчина, что не пускал маму.

— И что с тобой делать, ребёнок? Ночь на улице, — потёр уставшие глаза Игнатов.

Так вот как встретились мои мама и папа.