Два дракона

Руслан Дракон (2024)

Это обычная история особенной любви двух драконов, которые влюбляются друг в друга с первого взгляда; история, где, как считается, кровожадные существа создают семью, воспитывают потомство и любят, как в самых добрых сказках. И любовь эта особенная не потому, что любят драконы, а потому, что каждая история любви — это особенная история. И драконы умеют любить.

3

Росли Варен с Рубиной не по неделям, но по дням. Особенно Варен. У него был очень хороший аппетит: иногда он съедал порцию, почти в половину от обычной взрослого дракона, по крайней мере к каким Багрон с Лайной привыкли, а к шести месяцам приблизился уже ко «взрослым» значениям. Для дракона это вполне нормально.

Рубина же ела куда меньше Варена — обычно у того аж округлялось брюхо, и после приема пищи он заваливался спать на пол дня, до следующей трапезы, — но в первое время почти не отставала в размерах.

Однако в восемь месяцев Варен стал заметно обгонять ее, и родители понимали: он будет большим драконом.

Багрон летал на охоту — в здешних краях, в предгорьях, дичь была худощавой и с выпирающими ребрами, поэтому приходилось улетать за добычей далеко на юг, в сердце Уейстена, но зачастую он летал на реку Лавия за рыбой, а Лайна варила кашу и рагу. Да, драконы здесь не брезгают овощами — нынче времена голодные, но ни один дракон, конечно же, никогда не будет против мяса. А мясо сейчас было необходимо для роста дракончиков — к счастью, рыба отлично подходила для этого, и с питанием они не испытывали никаких проблем. Рыба пришлась отлично по вкусу обоим чадам, да и рагу с ней хорошо шло.

Через полторы недели после вылупления, когда и Варен, и Рубина окрепли, а шаг их стал твердым, Багрон с Лайной впервые вышли с ними на прогулку в Зеленое Море — покуда еще было тепло, хотя обычно к этому времени в предгорьях наступал холод. У обоих глаза были тогда распахнуты от нового открытия, а зрачки увеличились до огромных кружков — они, конечно, наблюдали Большой Мир через окно, но ощущать его, этот порыв ветра и пространство, было совсем другое.

Тогда у них и завелась игра в «прятки-догонялки»: трава была еще зеленой, высокой и не прибитой надвигающимися зимними холодами, поэтому дракончики могли спрятаться в ней целиком. И кто-нибудь бегал за другим, ориентируясь по шороху в траве. Сверху были видны две простирающиеся борозды в траве: кто-нибудь побежит, и второй рванет за ним, соединяя две борозды в одну, когда дракончик начинал бежать следом. А если дракончики затаивались и затем кто-то случайно шевелился, издавая шелест, погоня начиналась вновь — и бороздки начинали появляться вновь.

С тех пор они часто выходили на прогулку на Зеленое Море — дракончики любили порезвиться на обширных курганах и всегда играли в «прятки-догонялки». Однако на следующий год, летом, когда они вновь стали выходить на прогулку, дракончики выросли и просматривались в холке, поэтому прятаться целиком в траве уже не получалось — приходилось находить другие хитрости, например, отрываться от погони или прятаться за курганом и выжидать, пригнувшись.

Сидя зимой в избе, Лайна сплела из соломы игрушки — двух драконов, а Багрон вырезал из березовых поленец, которые остались после заготовки дров, большую виверну и несколько других животных — свинюшку, корову, козлика и птичку. Возле огня в гостиной, на ковре, Багрон показывал малышам животных и рассказывал про каждого. Но больше всего дети, конечно, были в восторге от виверны: в ней было особенно много деталей, даже каждая чешуйка была вырезана с должной аккуратностью и вниманием.

Родители в целом много чего рассказывали им: стоило показать кому-нибудь пальчиком на вещь, и Лайна или Багрон объясняли:

— Это печь, — рассказывала Лайна однажды на кухне, поддерживая Рубину на лапах, когда та показала на большую печь для готовки, на которой томился горшок с кашей. — Она горячая. А-а-а, — предостерегающе зашипела она, покачивая пальцем на печь, словно наказывала его.

— А-а-а, — повторила Рубина, так же помахивая лапкой в сторону печи.

— На ней мы готовим еду, — продолжала она. — Кашку. Ты любишь кашку?

— Аш!

Оба вскоре начинали понимать слова и их значения, а также некоторые жесты, которые появились между родителями и детьми — как и водится в каждой семье. Например, угроза пальчиком означало что-то опасное, к этому нельзя подходить или притрагиваться; палец, смотрящий в рот — знак приема пищи; большой палец внизу — желание сходить в туалет. Именно этот жест помогал избежать нежелательных справлений нужд на ковре или в кресле.

Но первое слово, которое осознанно произнесла Рубина — она была первой, кто заговорила — было слово «виверна».

Это произошло, когда Багрон рассказывал дракончикам про виверну в гостиной, показывая ее деревянную фигуру.

— Что? — спросил он. — Что ты сказала?

— Вивена, — повторила Рубина.

— Виверна? — Багрон похлопал глазами и расплылся в улыбке.

Он позвал Лайну, и она тоже услышала ее первое слово. Оно было корявым, с неправильным ударением, но слово осознанное, сорвавшееся с детского язычка.

А первое слово Варена было «мама». Лайна тогда расплакалась и повторяла это слово до конца дня. Багрон тогда пробовал говорить «папа», но Варен упрямо повторял «мама».

А потом они играли, ориентируясь на рассказы отца: свинка хрюкала, козлик блеял, птичка чирикала, и так далее. Пока что воспроизводить звуки было легче, чем слова, и дракончики охотно этим пользовались.

Рубина сидела возле игрушек рядом с братом, пока родители чем-то занимались на кухне. Она подковыляла в фигуре виверны, с усилием подняла его — игрушка была на одну треть больше нее — и заметила Варену кряхтящим голоском:

— Вивена!

— Ви-и-и, — согласился Варен, показывая на виверну. После этого Рубина отпустила фигуру и звучно выдохнула — держать такую было непросто.

Затем Варен поискал глазами по полу, подобрал фигурку свинки и сказал:

— Мама!

Рубина взирала на фигурку с округлевшими от удивления глазами и пыталась найти схожесть свинки с мамой. После тщательного сравнения в уме она в конце концов почесала макушку и покачала головой.

— Не-е, — протянула она, после заметила: — хрю-хрю.

Звук «Р» был еще расхлябанным и больше походил на «Л».

Варен взглянул на фигурку свинки у себя в лапе и теперь сам почесал головку, словно думая: и как я мог перепутать?

Рубина тоже поискала взглядом, подобрала фигурку дракона из соломы (это была самка — Лайна добавила несколько отличительных деталей и в целом сделала фигурку меньше самца) и сказала:

— Мама! — Она тоже давно выучила это слово.

Варен отложил свинку и взял фигурку дракона-самца. Заметил:

— Папа. — И это слово они тоже давно знали (тогда радостный Багрон, словно в отместку, повторял весь день слово «папа»).

Так они и играли мамой и папой, летая по всей избе: сегодня слетают в горные равнины (в спальню, в гнездо), завтра на луга, где пасутся животные (ковер в гостиной). Когда доводилось бывать на полях, они брали зверей и издавали соответствующие им звуки — их они запомнили хорошо. А иногда летали на полку на камине, в гости к Виверне, и ели с ней кашку (но только когда в камине не горел огонь — иначе там «А-а-а, горячо», как давно объяснял Багрон).

А иногда вечером к игре присоединялся отец — обычно он играл за виверну, так как дети хотели играть «мамой» и «папой», и тогда уже Виверна прилетала в гости к ним.

Эти игры они не забудут никогда.