Я никому не скажу

Светлана Пономарева, 2023

Катя учится в университете, получает одни «пятерки» и не дает родителям повода для беспокойства. Девушка одинока. Она не может забыть свою первую любовь – Андрея Громова. Он был самым красивым, добрым и популярным парнем в их школе, одинаково талантливым как в учебе, так и в спорте. Когда они снова случайно сталкиваются, Катя с ужасом осознает, что от прежнего Андрея ничего не осталось – теперь он постоянно язвит, устраивает драки и окончательно забил на учебу. Но что сделало его таким? Сможет ли Катя принять эти изменения, и попытаться помочь ему справиться с болью? Или их отношения изначально обречены? Светлана Пономарёва – автор книг для детей и подростков. Родилась и живет в Омске. В соавторстве с Николаем Пономарёвым является победителем и финалистом двух сезонов Международных конкурсов имени Сергея Михалкова на лучшее произведение для подростков. Нина Кинёва – родилась и живет в Улан-Удэ, по специальности педагог-психолог. Книга «Я никому не скажу» – первая в их совместном творчестве.

Она

Спотыкаясь и наступая в лужи, я ругалась про себя так, как папа обычно ругается во время футбольных матчей. Только папа все эти слова произносил во множественном числе, а я — в единственном. Одному только человеку адресованные. Себе. Ведь сегодня днем, в библиотеке, Андрей ясно дал понять, что знакомиться и общаться со мной не собирается. Я позлилась-позлилась, потом сходила к подружке Наташке в общагу, выпила с ней чаю и так не вовремя подобрела. Поэтому, когда увидела на остановке Андрея и его друга, пошла за ними. Даже не так. Не я пошла — ноги понесли. Сознание свое за лето я от Громова очистила, а вот подсознание… Я и двинулась следом. Если бы кто-то остановил и спросил зачем — не ответила бы. Где он живет, я знала со школы, и это был совсем другой район. Поговорить? Уже всё обсудили. Посмотреть на него? В темноте со спины глядеть на куртку с капюшоном? Нет, я, конечно, не в себе, но не до такой же степени… Тем не менее я шла непонятно куда, непонятно с какой целью, по мокрому снегу, а вокруг стремительно темнело. С точки зрения безопасности поступок — на уровне поездки в лифте с подозрительными типами. Подозрительные типы и нашлись, не по мою душу, так по его. Между прочим, если бы я не заорала, его могли убить. А вместо «спасибо, Катя» или хоть какого-то разговора он меня просто послал. Сейчас я должна была его ненавидеть. А ненавидела себя. За то, что ушла. Мало ли что он там сказал. Крови-то было…

Пока доехала до дома, окончательно утвердилась в мысли, что ушла зря, поступила ничуть не лучше, чем этот его друг. Сразу в сторону и бежать. Зачем он с ним вообще ходит? С Данькой поссорились? Или тот в другой университет поступил? Данька не убежал бы.

Отогревшись в ванной и притащив в свою комнату чай и пирожки, я снова достала ту фотографию. Как будто, если на нее чуть дольше посмотреть, она скажет мне человеческим голосом, почему Андрей Громов, который никогда слова плохого девчонкам не говорил, за день нахамил мне два раза, совершенно не затрудняясь пил водку из горлышка и вообще не удивился, что на него во дворе накинулись с ножом. Не может человек так измениться за два года. Так не бывает.

Фотография, естественно, молчала, пришлось убрать ее подальше.

На кухне допекалась последняя партия пирожков.

— Мам, а если порезаться и промыть водкой, этого хватит? Чтобы не было заражения крови, например?

— Катя, ты порезалась? В каком месте? Покажи!

— Да не я, это так, в универе.

— А то я уже испугалась…

Да, мам, конечно, если с Катей все в порядке, можно и не пугаться. Хотя все ли с ней в порядке? Теперь я не была в этом уверена. Но, думаю, маму хватил бы удар, узнай она, что нормальность дочери закончилась ориентировочно в начале девятого класса, когда та додумалась влюбиться в самого красивого парня в школе. Наверное, потому что родители мне всегда твердили, что я самая лучшая и могу все. Вот я и поверила, и нет чтобы подобрать объект попроще… У Катеньки мания величия. Катенька на меньшее не согласна… И все-таки что же должно произойти, чтобы человек стал таким неузнаваемым? Все меняются, да. Я тоже изменилась, особенно за это лето. Но не так же сильно…

В следующий раз я увидела Андрея через неделю. И снова в библиотеке. Пришла готовиться к сессии и даже, между прочим, уже перестала думать о том, почему Громов мне тогда нахамил. Ну… почти перестала.

Наверное, он чувствовал, когда я начинаю его забывать и расслабляться. И появлялся всегда мне назло. Ничем другим такие совпадения объяснить было нельзя.

Я напряглась. Совсем не собиралась с ним заговаривать — двух прошлых бесед мне хватило. Но он подошел сам, сел рядом, положил на стол свои учебники, нашел на телефоне какую-то музыку, заткнул уши наушниками… Я осторожно посмотрела на его руку. Конечно, порезы были еще заметны. Мог бы и поздороваться. Но он не поздоровался, и я промолчала.

Теперь мне оставалось либо плюнуть на то, что я сижу рядом с ним, и заниматься, либо плюнуть на занятия и сосредоточиться на ощущениях. Будь я романтической дурочкой, точно пошла бы по второму пути. Но я же Катя-которая-все-может! Жалко, у меня нет наушников, я их потеряла. С ними было бы легче делать вид, что мне все по барабану.

Мы просидели так, наверное, целый час, уткнувшись каждый в свою тетрадь. Не могу сказать, что я очень хорошо соображала. Все-таки его соседство не пошло мне на пользу. Напишу несколько предложений — и забываю, что написала.

Наконец я должна была признать, что организм в целом у меня сильнее голоса разума. Гормоны и все такое… По крайней мере пока. И я решила подкормить этот организм бутербродами. Живот уже сводило от смеси голода, волнения и все-таки злости — как Андрей может сидеть рядом со мной, как с неодушевленным предметом.

Бутерброды у меня с собой были вкусные, с колбасой. Наверное, в другое время я бы постеснялась шуршать пакетом и жевать при объекте своей страсти. Но он, между прочим, при мне водку пил и не стеснялся. Я решительно достала бутерброд, откусила и тут услышала:

— Жрать над библиотечным учебником… До чего докатились первокурсники…

— Завидно? — спросила я. — Завидуй молча.

И стала ждать, когда он мне снова нахамит. Теперь хоть есть за что. Но он вдруг процитировал мультик времен детства моих родителей:

— Неправильно ты, дядя Федор, бутерброд ешь…

— А что, неужели надо колбасой на язык?

Я повернулась и увидела, что он вытащил один наушник и теперь внимательно на меня смотрит. Кажется, совсем не собираясь со мной ссориться. Или заинтересовавшись, откуда и в моем культурном коде такое ретро…

— Да, так вкуснее получится.

И тут меня проняло. Пробило морозом по позвоночнику. Была бы я в мультике — наверное, в глазах бы сердца появились, а вокруг головы — обруч из искорок. Это же он? Андрей? Да, он. И мы сидим рядом… И… что? Общаемся? Просто так? Я автоматически взяла второй бутерброд из пакета и протянула ему. А он взял. Откусил и сказал:

— Меня Андрей зовут.

Я чуть бутербродом не подавилась. А то я не знаю, как его зовут. В школьных классных журналах есть отличная страничка — личные данные. Так что не только имя, я все про него знала: адрес, домашний телефон, имена родителей, день рождения… Андреем его зовут…

— А меня Катя.

— Ты говорила.

Теперь можно было подавиться еще раз. Все-таки я тормоз. Пора закрывать рот, а то следующей моей фразой будет что-то вроде «Погода на улице чудесная».

Но следующая фраза не пригодилась. Подошли какие-то девицы, наверное, из его группы, и он ушел. Кивнув на прощанье:

— Спасибо, дядя Федор.

Вот и познакомились… Из библиотеки я шла на подгибающихся ногах и с расфокусированным зрением. Все-таки во мне куда больше от романтической дуры, чем я могла предположить.