Эхо твоих мыслей

Селестина Скай (2024)

В лесу, наткнувшись на таинственный барьер, Имоджен находит необычную шкатулку. В ней оказывается пузырек с искрящимся зельем. Имоджен пробует зелье из пузырька.С тех пор в мыслях ее всегда сопровождает мужской голос.Что за зелье было в шкатулке? Что скрывается за барьером? Может быть, Имоджен сходит с ума, считая, что ее воображаемый друг — вовсе не воображаемый?В поисках ответов она погружается в мир тайн и загадок, который оказывается намного более опасным, чем она могла себе представить.

Глава 1

Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми, живыми или мертвыми, случайны. А все отсылки и секретные послания вам только кажутся…

Твои мысли становятся твоей жизнью.

Марк Аврелий

Я с грохотом поставила последнюю коробку на пол. Мне вовсе не хотелось переезжать куда-либо из Альбиона. Но мама растила нас одна и, признаться, последнее время с финансами у нас становилось все хуже и хуже. Поэтому нам и пришлось переехать в Бодега Бэй. Этот дом кажется красивее и более ухоженным, чем тот, который у нас был, но он не такой уютный. Это бросается в глаза даже с первого взгляда. И никаких лестниц прямо во двор со второго этажа. А это грустно.

Я критично осмотрела свою новую комнату. Все, кроме пола и дверей было белым. Сам дом снаружи, стены, потолок, мебель и даже постельное белье. Что ж, мне придется серьезно поработать над обстановкой, чтобы она начала немедленно отражать мой внутренний мир. Я была единственным черным пятном в окружающей меня мире. Наверное, переезжать всегда сложно. Я поправила выбившуюся розово-фиолетовую прядь волос, небрежно добавив ее к остальным — гладким и черным, словно парик Нефертити.

Я критично осмотрела желтые двери. Среди этой абсолютной белизны они смотрелись безвкусно и нелепо. Кто мог додуматься покрасить их в цвет шезлонгов, стоящих во дворе? Или шезлонги были выкрашены под цвет них?

Боюсь, ответ на этот вопрос я уже никогда не узнаю.

В первую очередь я вытащила ноутбук. Переезд переездом, а учеба в университете никуда не делась. В сентябре я поступила на факультет компьютерных наук в Стэнфорде. Правда, мне пришлось выбрать удаленный формат занятий.

Я люблю рисовать, но не уверена, что за такую работу платят достаточно. Поэтому мне пришлось выбрать что-то более солидное — информационные технологии. Я собираюсь вытащить себя, маму и брата из этой дыры. Сейчас все деньги уходят на нашу с Ноем учебу.

В Альбионе, из которого мы переехали сюда, я подрабатывала в супермаркете. Здесь же мне удалось найти лишь работу уборщицей, как и моей матери. В таком маленьком городке все высокооплачиваемые должности — словно горячие пирожки: их всегда расхватывают сразу.

В первой половине дня я буду заниматься онлайн, а во второй — убираться в одном из здешних отелей. Я грустно улыбнулась в зеркало в форме солнца, которое висело над комодом. Хотя нет, я бы хотела, чтобы оно было в форме солнца, но это оказался штурвал корабля.

И чего мне не хватает для счастья? Многие мечтают жить здесь, на берегу океана. Я же, когда смотрю вокруг себя, ощущаю лишь поглощающую пустоту и одиночество. Моя богатая фантазия никогда не давала мне спуску.

Я могу сколько угодно изображать из себя крутую интровертку, но все же, лучше бы у нас хватало денег на то, чтобы поступить в университет на очное отделение. Я бы хотела учиться как все. Жить в общежитии, найти друзей, улыбаться, брать от жизни все хорошее, что она может мне предложить. Но мы не можем. Потому что у нашей семьи есть тайна. Тайна, которая мешает нам быть такими, как все.

Когда мне было семь, а Ною пять — нашего отца убили, а нас поместили в программу защиты свидетелей. С тех пор свобода в нашей жизни этим и ограничивается. Даже если бы ситуация с деньгами начала налаживаться — мою маму никогда не отпустит страх за наши жизни.

Отца я почти не помню. Он много работал и в свободное время играл на гитаре. Иногда мы собирались и гуляли всей семьей. Нам не рассказали о том, что именно с ним случилось. Вся информация вмиг оказалась засекреченной. Все контакты с остальными родственниками нас заставили оборвать. Мы срочно переехали из Массачусетса в Калифорнию. Именно тогда и начался мой личный ад.

Вместо того, чтобы как все остальные дети штата Калифорния пойти в школу, я должна была учиться дома.

Никаких летних лагерей, никакой правды о моей семье, никаких друзей. В условиях нашей защиты значилось, что до восемнадцати лет мы с Ноем не будем ни с кем сближаться ни в каких целях. Поэтому уже тогда моим излюбленным местом стал интернет. В условиях некоторой анонимности я не чувствовала себя настолько одинокой.

Я вытащила из коробки плакат группы «Грегориан» и, ухмыльнувшись, повесила на стену. Теперь я не настолько одинокое черное пятно, только что их стало два.

Присоединившись к конференции курса «Теория вероятности», я, слушая лектора вполуха, застелила кровать белым покрывалом с черными вензелями, достав его из очередной коробки.

Кровать стояла не с краю, а по центру комнаты, и мне это не нравилось. Я до сих пор имела обыкновение сваливаться с кровати во сне, если у нее не было бортов. Каждый, кто узнавал об этом, сначала смущался, а потом смеялся до колик в животе и икоты. К тому же, куда мне теперь посадить семь своих пушистых лам?

Я вздохнула и встала на стул, чтобы повесить на окна черные шторы. Черный цвет по умолчанию отпугивает людей. Мне уже девятнадцать, и теперь я могу сближаться с кем хочу. Вот только… После стольких лет одиночества сложно изменить себя.

Даже интернет-друзья не выдерживали того, что я не могла открыть им всей правды о себе, и уходили.

Может быть, поэтому я родилась с серыми глазами? Природа знала, что моя жизнь ничем не будет отличаться от жизни серой мыши.

Все, чем были наполнены дни нашей семьи — бесконечной учебой и работой. Мама постоянно работала на двух работах. Обучение двух детей стоит недешево, а учитывая, что у нас не было отца… Она старалась выиграть для нас с Ноем билет в безбедную жизнь как могла.

Пообедав после учебы холодной пастой, я собрала в хвост свои идеально ровные черные волосы и отправилась пешком на работу. Бадега Бэй казался мне большой деревней: тут почти до всего можно было добраться не более, чем за пятнадцать минут.

Сильно отличающиеся от других окрестных домов домики из темно-коричневого кирпича я увидела уже издалека. Они выгодно отличались своим видом в лучшую сторону от всего остального городка и казались мне сказочными. Пожухлая старая трава ещё не везде успела смениться новой, а здесь уже можно было наслаждаться каллами, лавандой и розовым клевером.

Когда я подошла к рецепшену, у меня в животе заурчало. Внутри одного из домиков располагался ресторан, и, несмотря на съеденную мной пасту, доносившиеся оттуда божественные ароматы неземной пищи вызывали совершенно нездоровые спазмы в моем желудке.

— Имоджен? Имоджен Уайт? — спросила приветливая светловолосая женщина с каре.

— Д-да, — чуть запнулась я, и мои ладони вмиг стали влажными от волнения. — Я Имоджен.

— Меня зовут Хелен. Я — хозяйка всего этого великолепия. О! София! Подойди! Как раз вовремя, — окликнула она темноволосую девушку, у которой на руке была татуировка руки с глазом. — Это София Эдвардс. Она объяснит тебе все, что тебе нужно знать. И, пожалуйста, София, только то, что мисс Уайт знать действительно нужно.

София тут же взяла меня за руку и потащила к двери справа от рецепшена.

— Надевай, — придирчиво осмотрев меня с ног до головы, она выдала мне черный фартук с белым кружевом и абсолютно дурацкий белый чепчик. — Тебе хотя бы, в отличие от меня, этот фартук пойдет.

Я нахмурила брови, не понимая, считать эти слова за комплимент или наоборот, обижаться, ведь я не собиралась всю жизнь проработать уборщицей.

— Главное: это чистые унитазы, ясно? Делай что хочешь, но чтобы на них ни пылинки не было, — София явно решила сразу перейти к главному.

Видимо, нормальных должностных инструкций мне не видать.

— У нас часто бывают важные гости, поэтому сразу уясни себе: никаких фото, видео. Никаких взглядов на наших гостей, вздохов, розовых слюней, ясно?

Я кивнула. Как будто бы мне было это интересно.

— Вечером, когда все разойдутся по номерам, часов в девять, можешь поужинать в ресторане. Из остатков, конечно же. Но если ты ужинаешь,

Хелен будет платить тебе в день на доллар меньше. С собой еду забирать нельзя. Ты можешь положить себе на доллар столько, сколько уместится на тарелку. Так что я бы на твоем месте не отказывалась.

На моем месте? Неужели я настолько жалко выгляжу?

Но от ужина за доллар отказываться я и правда не собиралась. Мама все время на двух работах, я тоже либо учусь, либо работаю, поэтому счастье, если в холодильнике оказывались хотя бы паста и молоко. На готовку у нас не было ни времени, ни денег.

Номера внутри отеля не выглядели так, будто бы в них часто принимают важных гостей. Обстановка казалась довольно неприхотливой. Каждый день от меня требовалось чистить восемь унитазов, протирать пыль со всех, абсолютно всех поверхностей, коих тут оказалось воистину огромное количество, и заправлять шестнадцать кроватей. Каждый номер за мной проверяла София, и если она видела на одном из унитазов хотя бы одно пятнышко, то заставляла меня отчищать его не менее часа.

Когда я возвращалась домой, теперь мне хотелось только одного — упасть в кровать и спать, спать, спать. Вместо друзей моим окружением стали унитазы.

Но и спать мне было нельзя. После работы меня снова ждала учеба. Проекты, курсовые…

Через неделю мы с Ноем поняли, что разницы в том, где мы живем, особо нет. Мы были все также одиноки.

Спустя две недели я заметила, что, возможно, наши выводы были поспешными, потому что теперь, иногда, у Софии возникало желание перекинуться со мной парой слов.

— Почему ты все время носишь черное? Ты гот? — начала она допытываться до меня.

Я пожала плечами.

— Мне так комфортно, вот и все. — Ответила ей я и, решив не оставаться в долгу, спросила: — А что означает татуировка у тебя на руке?

— Это рука пяти. Знаешь, мы живем в таком месте, защита не будет лишней.

— В каком таком? — не поняла я.

— Ну знаешь, недалеко от барьера, — понизив голос, как-то смазано пролепетала она.

— Какого ещё барьера? — удивилась я.

София округлила глаза.

— Ни за что не поверю, что ты ничего не знаешь. Неужели ни разу не слышала, какие здесь разговоры ходят?

— Мы с семьей переехали сюда всего две недели назад из Альбиона, — объяснила ей я.

— Из Англии что ли? — не поняла меня Софи.

— Оооох, — раздраженно выдохнула я. — И почему никому невдомек, что в Калифорнии тоже есть Альбион?

— О-о, — протянула София, смахивая пыль с комода. — Ладно, слушай. Говорят, что то, что мы видим на картах, это не вся Америка. Часть Америки, которая начинается недалеко от нас и уходит в сторону океана, вовсе Штатам не принадлежит. Она скрыта от нас Стеной Безмолвия и принадлежит фейри. Знаешь кто такие фэйри?

Мои губы тронула улыбка. Если бы что-то подобное было на свете, я бы за девятнадцать лет это хотя бы раз увидела, наверное.

А София как ни в чем не бывало продолжила:

— Банши это тоже фейри! И келпи фейри… Нас все успокаивают, мол, если на картах в интернете посмотреть, это вовсе не стену видно, это просто склейка карты, баг. А как тогда объяснить то, что у нас столько маленьких детей пропало? И не только детей… У нас же не Бермудский треугольник.

Я смутилась. Конечно же, это склейка карты. Нужно будет чуть позже посмотреть, но в целом, я сотни раз видела на интернет-картах то, о чем она говорит. Поверить не могу! Неужели в наше время кто-то до сих пор может всерьез верить в фейри?

Глаза Софии расширились.

— О, Боги, Имоджен! Ты не веришь в фейри? Все в Бодега Бэй знают, что они существуют. Что барьер существует. Завтра у нас выходной, так что я просто обязана сводить тебя к Стене, чтобы ты сама почувствовала ее.

— Что значит почувствовала? — прищурилась я.

Все эти шаманы, дышащие маткой и гадающие по костям, никогда не внушали мне доверия. Все, что им нужно — лишь наши деньги.

— Этого так не объяснить. Приходи завтра к «Анелло» в три часа дня, хорошо?

— Значит, ты носишь защитный талисман от злых фейри и при этом совершенно не боишься показать новенькой девчонке Стену Безмолвия? — удивилась я.

София передернула плечами.

— Лучше один раз увидеть. Твое неверие может погубить тебя, — прошептала она.

— А какая лично тебе разница — жива я или нет? Почему ты идешь из-за меня на риск, а из твоих слов очевидно, что это он и есть. И кстати, я пока не согласилась.

— Потому что, Имоджен, в Бадега Бай никогда еще не было человека, который не знал бы о фейри и не верил бы в их существование. И так как именно я узнала об этом от тебя, то я и должна срочно исправить такой грубый пробел в твоих знаниях. Это мой долг.