Ликующий на небосклоне

Сергей Анатольевич Шаповалов, 2014

Исторический роман о жизни в Древнем Египте времен правления великого фараона – реформатора Эхнатона. Эхнатон (1419–1400 до н.э.), десятый фараон XVIII династии, сын Аменхотепа III и царицы Тии. Знаменит тем, что за свою недолгую жизнь осуществил религиозную реформу, подойдя к утверждению единобожия. З.Фрейд, опиравшийся на традиционную хронологическую схему, согласно которой Эхнатон царствовал ок. 1340 до н.э., видел в нем предтечу и даже наставника Моисея.

9

Горизонт Йота вспыхнул в золотисто-алых лучах рассвета. Окруженный с трех сторон скалистыми горами, город покоился, словно в каменной чаше. В отличие от белого Усту, Горизонт Йота горел желтыми и оранжевыми красками. Среди густой нежной зелени деревьев везде сверкало золото, словно осколки солнца. Благородный металл покрывало верхушки высоких обелисков, пилоны и массивные колонны храмов. Вдоль берега тянулись дворцы. Много великолепных дворцов. Нигде не было видно простых бедных домов, только высокие стены и длинные колоннады среди зеленеющих цветущих садов.

— Смотрите! — не сдержал возглас Хеви. — Сыну Йота все же удалось совершить еще одно чудо!

Амени взглянул туда, куда указывал отец, и его ослепило великолепие Горизонта Йота. Ничего более совершенного и красивого он не видел. Если Нэ ему казался мудрым величественным старцем, то Горизонт Йота напоминал красивого дерзкого юношу. Широкие ровные улицы, как будто прочерчены по линейке. Дворцы поражали своей роскошью и, в то же время, строгостью в архитектуре: высокие с правильными геометрическими формами, но без кричащих излишеств. Они казались легкими, воздушными.

От города к набережной спускалась широкая лестница. По ней шествовала пышная процессия людей в дорогих одеждах.

— Неужели встречают нас? — удивился Амени.

— Нет, — усмехнулся Хеви. — Встречают правительницу Тейе.

— А где сам правитель?

— Я не вижу его. Неужели он не изъявил желание встретить Солнечную?

Военный корабль Тейе пристал к парадной белой набережной, а Хеви направил свои караван в шумный грязный порт, где уже с рассвета сновали неутомимые грузчики, кричали кормчие, изрыгая страшную брань, и невозмутимые писцы марали папирус.

— А вон тот человек дожидается нас, — Хеви указал на высокого коренастого сановника в белой опрятной одежде, уложенной мелкими складками. Нескромное ожерелье из золота и драгоценных камней покрывало широкие плечи. Пышный парик венчал большую голову. Дорогой плащ, с вышитым золотом и серебром орнаментом, перекинутый через левое плечо на ассирийский манер, спускался на спину. На мощных ногах красовались дорогие сандалии, украшенные золотыми бляшками. Лицо строгое, скуластое, но красивое с правильным прямым носом и большими карими глазами, над которыми нависали густые черные брови.

— Неужели сам Хармхаб? — удивился Амени.

— Его невозможно ни с кем спутать! — Не дожидаясь, пока корабль причалит, Хеви спрыгнул на набережную, мощенную ровными каменными плитами, и бросился в объятия Хармхабу.

— Да не жми ты так, — хрипло засмеялся тот. — На нас народ смотрит.

Хеви отпустил его, и, соблюдая традицию, поднял согнутую в локте правую руку с открытой ладонью:

— Мир тебе, брат.

Хармхаб ответил тем же:

— Живи вечно! — И поинтересовался: — Как путешествие?

— Прошло спокойно, — ответил Хеви.

— Я вижу, ты держишь себя в строгости: живота нет, руки крепкие как в юности.

— Нехсиу не дают расслабляться, — вздохнул Хеви. — Куши сейчас, как пещера со змеями, только успевай усмирять непокорных.

— Наслышан. — Хармхаб с пониманием покачал головой. — Ты заглянул в Нэ?

— Да. Виделся с братьями.

— Я давно не был в Нэ. Как там в нашем родном городе?

— Если честно — не очень… Превращается в помойку. В опустевших храмах обосновались пришлые лабанцы да аккадцы. Кругом грязь и немытые рожи торговцев.

Хармхаб сжал кулаки, но ничего не произнес. Его мужественнее лицо лишь на короткий миг подернулось гневом.

— А здесь, я смотрю, возвели самый прекрасный город во всей вселенной. Да так быстро! Вам позавидовал бы даже великий строитель Имхотеп³⁷. Его творения меркнут, по сравнению с красотой и величием, которое я вижу здесь.

— Не оскорбляй дух Имхотепа, — погрозил ему пальцем Хармхаб. — Великий строитель творил из камня, а этот город выстроен из глиняного кирпича да небольших блоков песчаника. Все великолепие — сплошная штукатурка. Скоро сам убедишься. Пойдем в мой дом. Я приказал в честь твоего прибытия открыть кувшин старого вина и заколоть быка.

— Постой же. Мне надо передать казначеям груз. Я привез золото, черное дерево, диких животных, шкуры, слоновую кость.

— Я уже распорядился: писцы все примут, — успокоил его Хармхаб.

— Со мной еще три сотни кушитских лучников.

— Мои помощники разместят их в городе. Да я вижу, с тобой прибыло то, что дороже всего золота в мире! Кто эти молодые люди? Неужели твои сыновья?

— Как приказал правитель, со мной приплыли все пятеро.

— Дай взглянуть на молодцов. Как повезло тебе! Сыновья! — разве может ждать настоящий мужчина лучшей награды от жизни! А у меня родятся одни девочки, — вздохнул он. — Постой! Я вижу четверых. А где пятый?

— Амени, старший, — Хеви положил руку юноше на плечо.

— Не может быть! Сколько же ему лет?

— Он скоро встретит пятнадцатый разлив Хапи.

— Пятнадцать? — откровенно удивился Хармхаб. — да он почти с меня ростом, и плечи немного уже моих. А взгляд у него — взгляд ястреба, а не птенца.

— Амени сражался вместе со мной против нехсиу. Еще, он убил льва. Кушиты говорили, что в того зверя вселился дух Сехемет. Но Амени вышел победителем.

— Да ты привез героя! — удивился Хармхаб. — Расскажешь мне все потом подробнее. А сейчас, прошу в мой дворец. Я прикажу подать носилки.

— Нет, — покачал головой Хеви. — Я лучше пройдусь пешком.

— Я тоже не люблю носилки, — признался Хармхаб. — Вот, колесница — это для настоящих мужчин! Мне подхалимы из Ашшура³⁸ недавно подарили чудесную легкую колесницу с парой резвых коней. Я тебя потом обязательно прокачу. Бежит так, что дыхание перехватывает.

Они направились к городу. За ними пристроились слуги с опахалами. Но пришлось остановиться и пропустить процессию. Десять здоровых маджаев несли носилки, в которых восседала только что прибывшая правительница Тейе. Следом шествовали важные вельможи.

— Чтоб мою печень сожрал крокодил, если та цветущая лилия не твоя красавица Нефтис! — воскликнул Хармхаб, заметив рядом с Тейе в носилках супруга Хеви.

— Ты ее узнал?

— Она нисколько не изменилась. В моей памяти все осталось как на картине рисовальщика, хотя прошло много лет. Я до сих пор помню ее в чудесном нежно-розовом платье из тончайшего льна. Дочери Небмаатра Аменхотепа Хека Уасет вывели ее из дверей Большого Дома. Она напоминала распустившийся бутон лотоса, и не было вокруг никого прекрасней. Под ноги бросали цветы. Вокруг все заблагоухало. Тогда ты подошел к ней, назвал сестрой и на руках унес в свой дом.

— Давно это было! — вздохнул Хеви. Когда процессия исчезла в стенах города, он спросил: — Почему ты не пошел встречать правительницу?

— Там и без меня хватает подхалимов, — кивнул он в сторону длинной вереницы вельмож, пестрым хвостом тащившихся за носилками старой повелительницы. — И потом, кто бы тебя тогда встречал? Ты мой друг, нет — брат. Мы не виделись с тобой уже больше десяти разливов. Не мог я тебя не встретить. Что бы ты обо мне потом подумал?

Поднявшись по вымощенному булыжником склону, они оказались перед входом в город. Их остановил старший рисут Хармхаба, поклонился и настойчиво произнес:

— Носилки для главнокомандующего и его гостя. Нельзя таким высоким сановникам пачкать ноги о мостовую.

— Мы воины, а не изнеженные писцы из архива, — рассердился Хармхаб.

— Все равно, — не отступал старший рисут. — Я не могу позволить, чтобы мой господин ходил пешком, как простой стражник.

— Вот пристал, — развел руками Хармхаб. — Тогда велел бы подать мою колесницу.

— Господин забывает, что по улицам священного города каждый девятый день, когда все забывают о делах и помнят только о Йоте, запрещено ездить на колесницах.

— Придется дальше следовать в носилках, — пожал плечами Хармхаб. — Таковы правила.

Наместник Куши и главнокомандующий уселись на подушках под просторным балдахином. Восемь слуг подняли носилки и плавно понесли по улице. Амени переступил границу города… словно оказался внутри изящной шкатулке. Все здесь выглядело строго и ровно. Стены домов пестрели росписями. Все деревья аккуратно подстрижены. Дорожки выметены идеально. Кругом колонны, украшенные пестрым орнаментом.

Вскоре они очутились перед воротами, украшенными резьбой. Пройдя сквозь них, гости оказались на широком дворе, в центре которого подпирала небо игла высокого обелиска. По периметру двора зеленели невысокие молодые деревья.

— Это мой солнечный храм, — объяснил Хармхаб. — Здесь каждое утро и каждый вечер я разговариваю с Йотом. За храмом пруд. Дальше мой дом, — показал он на дворец, с высокими колоннами. Колонны напоминали связки папируса. Основание выполнено в виде низких ваз из черного базальта. Из ваз поднимались толстые зеленые стебли, и к верху, там, где начинались балки перекрытий, колонны расцветали белыми и розовыми бутонами. Сами связки стеблей обвивали золотые ленты. В широком квадратном пруду перед домом плавали птицы с подрезанными крыльями и ярко цвели водяные лилии.

— Как у тебя красиво! — не сдержал восклицание Хеви.

— Я сам никак не привыкну. Бываю дома редко. Все больше в разъездах. Зато у меня повар искусный. Принюхайся. Как пахнет! Наверное, мясо уже готово. Но сначала вас отведут в мыльню и хорошенько отдраят от кушитской пыли. Постой! — Вспомнил Хармхаб. — Я покажу тебе своих коней и колесницу — моя гордость. Эй! — крикнул он старшему рисуту. — Веди нас в конюшню. Я должен похвастаться перед гостем.

— Прости, господин, но конюшня пуста, — виновато поклонился рисут.

— Как — пуста? — Хармхаб гневно сдвинул брови.

— Госпожа захотела прокатиться.

— На моей колеснице? Да кто ей разрешил! — Хармхаб весь вспыхнул. Казалось, он накинется на рисута и поколотит его.

Но тут, на его спасения послышался топот копыт и грохот колес, оббитых медью. Слуги еле успели отворить боковые ворота, и во двор влетела легкая колесница, запряженная парой молодых поджарых жеребцов. Возница, стройная женщина со строгим красивым лицом, натянула вожжи, заставляя коней остановиться.

— Мутнтежмет! — закричал Хармхаб. — Ты совсем загнала коней. Посмотри, они все в мыле!

— Прости меня, мой господин, — с легкой улыбкой ответила женщина, спрыгивая с колесницы и поправляя одежду из тонкого льна. — Но, если ты будешь и дальше беречь своих красавцев, они обленятся и разучатся ходить в упряжке. Чем кричать, лучше представь меня гостям. О всепрощающий Йот! Неужели я вижу перед собой Хеви, в которого была влюблена еще маленькой девчонкой.

— Он самый, — поклонился ей гость. — Ты еще помнишь, как я носил тебя на плечах?

— Сколько лет прошло! Я рада тебя видеть! А это твое войско? О-го-го! Мои девочки заставят их краснеть. Я сейчас же позову дочерей.

— Да погоди ты, — остановил ее супруг. — Дай гостям с дороги помыться, да привести себя в порядок. И позволь тебя спросить: почему ты не явилась на встречу правительницы Тейе?

— Меня не пустил отец. Ты же знаешь верховного жреца Эйю. Он испугался, что я скажу чего-нибудь не то, а ему станет стыдно за меня.

— И ты с досады решила изломать мою колесницу?

— Всего лишь проверить на прочность. Но она сделана из гнутого выдержанного дерева, и колеса у нее крепкие. Зря беспокоишься.

— Тебе прекрасно известно, что сегодня нельзя разъезжать по городу на колеснице, — продолжал наступать Хармхаб. — Если узнает начальника стражи Ахйота Рамосе…

— Он не посмеет даже косо взглянуть на супругу главнокомандующего и дочь верховного жреца, — тут же парировала Мутнетжмет.

— Да где это видано: женщина правит колесницей! — совсем разошелся Хармхаб. — Иди быстро и распорядись, чтобы готовили обед — вот твоя главная обязанность.

— Слушаюсь, мой господин, — с притворной покорностью ответила Мутнетжмет и ускользнула в дом.

— Досталась же мне супруга! — посетовал Хармхаб. — Родила пятерых детей, а все проказничает, как девчонка.

— Она и в детстве была неугомонной. Не давала покоя никому. И больше всего от нее доставалось именно тебе.

— Я помню. Прямая противоположность своей старшей сестры Нефре Нефру Йот, да живет она вечно, вековечно. Та всегда была спокойной, умной, скромной. В итоге — стала правительницей.

— Как она? — дрогнувшим голосом спросил Хеви.

Хармхаб пожал плечами.

— Сам увидишь. Вроде бы лучше судьбы не бывает: стать правительницей, почти богиней. Но я все чаще замечаю в ее глазах пустоту и печаль. Нелегко ей пришлось. Родила пятерых Дочерей Солнца, двух из них похоронила. Правитель ее очень любил. Раньше она всегда сопровождала Сына Йота на богослужениях, при награждении сановников, на всех праздничных шествиях. Теперь он охладел к ней.

— От чего же?

— Нефре не может подарить наследника. Почему-то в этом городе у большинства семей рождаются девочки. Вон, и у меня их пять.

— Но как же другие жены правителя?

— Так же рожают дочерей. Одна, совсем малышка родилась от Тийи, внучки мудрого Аминхотпа, нашего наставника, и еще одна от принцессы из Нахарины. А наследника нет. Ужасно! Власть в Та-Кемет не имеет наследника.

Примечания

37

выдающийся древнеегипетский зодчий, визирь и верховный сановник второго фараона III династии Древнего царства Джосера (2630—2611 до н.э.) и верховный жрец Ра в Гелиополе, позже обожествлённый и почитавшийся в качестве бога врачевания. Имхотеп является первым архитектором и учёным, известным в мировой истории.

38

столица древней Ассирии, первый город, построенный ассирийцами и названный в честь ассирийского Верховного бога Ашшура