Знакомство с другими пациентами
Мизантропов оставил еду и, дребезжа тележкой, молча удалился. Я закончил уровень и только усилием воли отказался сразу же начать следующий, с трудом оторвавшись от клавиатуры и монитора. Подошел к столику и наспех перекусил. Все мои мысли были об игре. Пока я ел, мне в голову пришла довольно интересная и забавная идея. А что если в самом начале постройки базы, отстроив необходимые здания, бросить все силы на укрепление защиты и выстроить по переднему краю базы двойной ряд боевых башен, как противовоздушных, так и против земной техники и пехоты? Да, точно, возможно в этом и заключается весь секрет игры! При следующей мысли я возомнил себя самым настоящим гением компьютерных стратегий. Зачем тратить деньги на постройку стен, защищающих базу, когда можно наделать вокруг пустых хранилищ энергетической руды, что будет намного быстрее и дешевле, так как хранилище занимает больше места, чем доступная за раз часть стены и обладает большим запасом прочности! Пораженный догадками, я не допил сок, бросился к компьютеру и вновь перестал существовать для окружающей реальности.
После ужина я по-прежнему сидел у компьютера и вовсю воевал на два фронта. Сложность уровня заключалось в том, что мои враги призвали себе на помощь внеземную расу, обладающую передовыми технологиями с самого начала уровня, и теперь последние с фантастической скоростью отстраивали себе базу и всячески вредили мне, уничтожая моих добытчиков энергетической руды. Мне все не удавалось уследить за ними и приходилось тратить руду на создание новых добытчиков, а ее у меня оставалось все меньше и меньше. Новых поступлений, соответственно, не было, так как добытчики гибли, не успев нагрузиться рудой. Позади уже два часа игры, а ситуация складывалась тупиковая. Начинать уровень сначала мне не хотелось. Когда очередной мой добытчик был самым скотским и издевательским образом уничтожен всего лишь одним гранатометчиком инопланетян, я в раздражении трахнул кулаком по столу так, что клавиатура и мышка подпрыгнули.
— И снова здравствуйте, 639, — промурлыкал голос за спиной.
Я огляделся. Увлеченный игрой, я и не заметил, как ко мне в палату вошел доктор Зизимор в сопровождении Мизантропова.
— Привет, — ответил я. — Вижу, решили вернуться к Мизантропову? Повторяетесь, доктор, стареете, — пожурил я его, снова уткнувшись в экран монитора.
— Я тоже рад вас видеть, 639, — сдержанно улыбнулся Зизимор. — Хочу вас предупредить, 639, чтобы вы, пожалуйста, сдерживали свои эмоции, иначе…
— Да, знаю, — широко улыбнулся я самой своей безумной улыбкой «Больного Макса». — Вы будете вынуждены прибегнуть к суровому, но справедливому наказанию. Хорошо, больше не буду.
— Вы — способный ученик, 639, — опять промурлыкал Зизимор. — Пожалуйста, отвлекитесь на время от компьютера и следуйте за мной. Сейчас идет вечерняя прогулка, и я покажу вам дорогу. Все уже на прогулке, — проговорил Зизимор таким тоном, что ему осталось только шутливо погрозить мне пальчиком. — Одни только вы остались, 639.
Мне как никогда захотелось переломать этот его пальчик к чертям собачьим. Теперь он начинал бесить меня одним только своим видом и мурлычущим голосом.
— Вот здорово! — воскликнул я. — Я увижу других пациентов и смогу играть с ними в игры?
— Увидите, 639, увидите, — приторно-сладким тоном произнес Зизимор, нервно улыбаясь. — А сейчас прошу следовать за мной, только переоденьтесь в обувь для прогулок. Она лежит под вашей кроватью.
Он как будто боялся, что я тот час же наброшусь на него. Впрочем, я уже зарекомендовал себя не с лучшей стороны, но и сам Зизимор производил впечатление склизкого вежливого подонка. С удовольствием бы придушил это насекомое и полюбовался на его перекошенную от ужаса физиономию. То, что он находился под постоянной защитой громилы Мизантропова, еще больше бесило. Но оставив свою искренность до лучших времен, я послушался и вышел из палаты.
Мы прошли по коридору и оказались в лифте.
— Надеюсь, 639, — заговорил Зизимор, пока лифт спускался на первый этаж, — вы учли вашу прошлую ошибку и больше повторять ее не намерены, так как понимаете, что в противном случае, наказание будет более жестким.
— Да, я все понял, — кивнул я головой. — Скажите, доктор, я сейчас окажусь вне стен клиники, это будет что-то вроде внутреннего двора?
— Что-то вроде, 639, — почти прошипел от вежливости Зизимор. — А почему вы спрашиваете?
— Хочу подышать свежим воздухом. Понимаете, случилась эдакая оказия. Понимаете, меня тут больше чем на неделю заперли в палате с закрытыми окнами, морили голодом и почти все это время я провел у компьютера. Так что я до сих пор еще не понимаю, как я не свихнулся.
— Ничего, вы привыкните, 639, — улыбнулся Зизимор. — Всему свое время.
Лифт тем временем добрался до первого этажа, и мы вышли наружу. Теперь Мизантропов предусмотрительно подождал, пока я первым не выйду из лифта, а потом уже вышел и сам.
Первый этаж представлял собой большой холл с очень высокими потолками, выделанный полностью из непрозрачного затемненного стекла. Был он абсолютно пустой. В нем даже никаких стульев не было, и своей пустотой он производил довольно странное впечатление: какой-то заброшенности что ли. Мы прошли широкие входные двери и вышли из здания.
Я почему-то сразу посмотрел наверх. Скорее всего, дело было в освещении. Свет шел не так как от солнца и тени были неправильные, что может быть и раздражало глаза с непривычки. То, что я увидел наверху, я ожидал увидеть меньше всего. Наверху не было никакого солнца! Ни солнца, ни неба. Все пространство над головой, на высоте где-то тридцати метров, закрывал огромный, гигантский, хромированный купол. Под самым куполом, насколько я мог разглядеть, проходила какая-то структура наподобие решетки, с множеством свисающих с нее на толстых проводах прожекторов, которые и освещали все пространство под собой. Пораженный, я довольно долго разглядывал купол и прожектора, пока у меня не заболела шея, и не зарябило в глазах от света. Я привел голову в нормальное положение и поморгал глазами. Сам двор клиники был окружен высокими металлическими гладкими стенами, плотно соединенными с опускавшимися к ним вплотную краями купола так, что разглядеть, что скрывается за ними и за куполом не представлялось возможным. Сам двор выглядел как огромный парк или оранжерея. Везде росли самые разные деревья, кустарники и трава, образующие чащи и поляны, сквозь которые проходили асфальтированные дорожки. По ним гуляло множество людей, одетых в пижамы, наподобие моей. Я заметил, что между ними ходили и санитары, выглядевшие такими же гориллоподобными, как и Мизантропов.
— Теперь, гуляйте, 639, — сказал Зизимор, и мне послышались ядовитые нотки в его голосе. — У вас есть два часа. Потом идете обратно в палату и, пожалуйста, не опаздывайте. Сигналом для окончания прогулки послужит длинный гудок. По нему вы должны будете немедленно вернуться обратно в здание. Я буду ждать вас здесь, на крыльце. В противном случае последует наказание. Просто, повторяю, просто гуляйте. В палате я заметил, что вы играли в какую-то игру. Можете поинтересоваться у других пациентов, какие они любят игры и договорится с ними о совместном игровом сеансе, чтобы одному не было скучно. Помните, что сидя за компьютером, вы ускоряете процесс лечения и адаптации своего организма и приближаете тот момент, когда мы выпустим вас отсюда не только здоровым, но и имеющим иммунитет от эпидемии и вы сможете помогать нам в борьбе с ней. У нас на счету каждый человек.
— Но если у них иммунитет, то куда деваются люди? — увидев удивленное выражение лица Зизимора, я пояснил. — Вы сказали, что у вас на счету каждый человек, и я подумал, что…, — я помнил о тех двух сумасшедших с топорами, но надеялся услышать что-то еще.
— Эпидемия — это далеко не вся проблема, — поджал свои черноватые губы Зизимор. — Колыхаев уже упоминал, что некоторые из людей научились контролировать свои приступы, вызванные эпидемией. Они образовали множество преступных группировок, начиная от небольших местных банд и заканчивая настоящими картелями и синдикатами, пытающимися контролировать целые города, районы и области. Это очень сильно осложняет нашу ситуацию. Наш район один из самых опасных и зачастую приходиться прорываться с боем. Их главари умело используют вспышки ярости своих подчиненных и направляют их в нужное русло. До нас дошли слухи, что они придумали какое-то лекарство против эпидемии, но пока нам не удалось узнать что-либо еще.
Час от часу не легче, подумал я.
— И еще, доктор. Мы сейчас находимся вне здания?
— Да, 639, — утвердительно кивнул головой Зизимор.
— Так какого лешего, здесь все закрыто, как будто это большой павильон для съемок кино? — само собой вырвалось у меня.
— А на что там смотреть? — снова, как и в прошлый раз, когда я спросил его о календаре, Зизимор удивленно пожал плечами. — Там, собственно, пустота, 639. За стенами клиники начинается поле, в котором ничего нет, но одним только своим видом это нечто пагубно влияет на людей, не говоря уже о том, что будет, если кто-то вдруг случайно окажется в радиусе его действия. Его влияние на живых существ еще до конца не изучено и может произойти все что угодно, 639. Кажется, Колыхаев рассказывал вам об этом.
— Знаете что, доктор, восемь дней голодовки не очень благоприятно влияют на мозговую деятельность.
— Вы сами виноваты, 639, — понизив голос, ответил Зизимор. — Вас никто не просил бить Мизантропова и пытаться сбежать неизвестно зачем.
— Да перестаньте же повторять каждый раз «639», «639», как какая-то машина, которую заклинило! — вежливость Зизимора, на мой взгляд, иногда доходила до полного кретинизма, но еще меня взбесил его ответ. — Если так и дальше пойдет, вы будете произносить это дурацкое число через слово. Я не хочу, чтобы меня так называли.
— Простите, пожалуйста, — Зизимор опять поджал губы, — но доктору Колыхаеву кажется, что вы так скорее привыкните к этому, но как же вас называть? Вы ведь, — Зизимор сквозь линзы очков внимательно посмотрел мне в глаза, — не помните своего имени?
— Нет, не помню, — ответил я, — но я хочу, чтобы меня, к примеру, называли… Сергеем.
— Почему Сергеем? — Зизимор удивленно приподнял брови, наморщив свой лоб.
— Не знаю. Первое имя, какое пришло мне на ум. Согласитесь сами, гораздо человечнее, когда человека называют по имени, хоть и не его родным, но все же не номером, как модель робота.
— Мы обсудим этот вопрос с доктором Колыхаевым. Так как теперь я буду вашим личным лечащим врачом, — Зизимор сделал ударение на словах «вашим» и «личным», словно хотел показать этим, что его отдают ко мне в рабство на веки, — то все просьбы и пожелания изъявляйте мне, а уж потом, при необходимости, я посовещаюсь с доктором Колыхаевым. Теперь вы можете погулять, 6… м-мм, хм… Здесь очень красиво. Мизантропов останется здесь, и в случае нужды обращайтесь к нему, а мне нужно идти.
Зизимор ушел, а Мизантропов остался на месте, поглядывая на меня и, как мне показалось, скрывал улыбку. Наверное, соленый чай вспомнил.
Я немного помедлил и решил, что нужно постараться найти кого-то, с кем можно было бы переговорить и желательно соседей по палате, так как Зизимор как-то упоминал, что они у меня есть. Я считал, что найдя соседей, я найду и способ общаться с ними и без прогулок. Я пошел наугад по одной из асфальтовых дорожек.
Сначала я хотел поспрашивать людей, которые разговаривали между собой, как я заметил, одни вполголоса, а другие как обычно, но подойдя поближе к ним, я увидел, что на груди у каждого висит жетончик с его личным номерком вроде моего. Тогда я просто пошел, вглядываясь в номерки на пижамах, пытаясь для начала найти хотя бы шестисотые. Блуждая таким образом по парку, я понял, что в клинике находились люди совершенно разных наций, цвета кожи и возрастов. Это представляло дополнительные трудности. Кроме своего родного языка я никаких других не знал или попросту не помнил. Это несколько изменило мою первичную цель и теперь я искал русскоязычных пациентов. Я подходил к человеку и пытался заговорить с ним, но каждый раз мне отвечали на непонятном языке. Некоторые из людей, заметив, что я прохожу мимо, заинтересовано оглядывались на меня. Иногда меня самого останавливали и в свою очередь пытались со мной заговорить, но, поняв, что имеют дело с иностранцем, разочарованно отворачивались. В своих поисках я довольно часто встречал детей возрастом от шести-семи лет, но в основном были подростки. Только вели они себя не как дети. Дети резвятся, бегают, смеются, играют, а я наблюдал детей, которые передвигались неспешным шагом и остальным своим поведением ничем не отличались от взрослых и зачастую разговаривали с ними наравне, как с ровесниками. Было слегка непонятно наблюдать такое.
Сколько же здесь всего пациентов? И у всех этих людей, выходит, тоже потеря памяти. Кем они были там, за стенами клиники, когда их нашли солдаты и доставили сюда? Бездумными куклами, бесцельно бродящими по пустым улицам, или одними из тех, с топорами, что озверело набрасываются на всех без разбору, пытаясь удовлетворить свою ненасытную жажду крови? Раздумывая над всем этим, я пришел к выводу, что хорошо, что каждый попавший сюда не помнит своего кошмарного прошлого, потому что здравый человек просто не смог бы жить со всем этим.
Передо мной мелькали лица, но я продолжал вглядываться в номерки и пытаться найти кого-нибудь, кто говорил бы на понятном мне языке, когда кто-то легонько дернул меня за штанину. Я остановился, посмотрел назад и увидел мальчишку, лет девяти, с круглой коротко стриженой головой, пухленькими щечками и блестящими губами. На вид он был несколько бледноват и кроме толстенькой фигуры, ничем другим примечателен не был. Он несколько смущенно улыбался и смотрел на меня своими кругленькими немигающими светло-карими глазами, выражающими немое удивление, словно мальчик хотел о чем-то спросить меня, но не решался заговорить первым. Казалось, он весь состоял из сплошных округлостей, как будто целиком был собран из воздушных шариков, на которые надели пижаму, а на самом верхнем нарисовали уши, глаза, нос и рот. Тоже в виде кружочков.
— Ну, здравствуй, малыш, — поздоровался я с ним.
Я присел на корточки и, приветливо улыбнувшись, посмотрел на номерок мальчишки. 212. Было бы здорово, если бы он говорил по-русски. — Как тебя зовут?
Малыш хихикнул и показал пальчиком на номер жетончика. 212. Ах ты! Все никак не могу привыкнуть к тому, что людей в клинике номеруют, как каких-то тюремщиков.
— Что ж, мне можно не представляться, — пробормотал я в ответ.
— Ты здесь недавно? — несколько резко от смущения спросил меня мальчик по-русски.
Отлично!
— Да всего-то неделю, малыш, а ты?
— Почти год.
— Ого! — воскликнул я и приподнял брови, изображая изумление. — Целый год! Ты, наверное, здесь все знаешь. Можешь мне рассказать о том, как здесь живут, а то я здесь новенький и ничего толком пока не понимаю.
— Здесь здорово, — широко улыбнулся 212. — У меня есть много друзей и своя игра. Ты сейчас совсем один, но у тебя скоро тоже появится много друзей. Тебе всего лишь нужно найти свою игру и в ней уже будут все твои друзья. У тебя ведь есть компьютер в палате? Он у всех есть.
— Да, у меня есть компьютер, — ответил я. — Но что-то я тебя не совсем понял. Какую свою игру я должен найти и как в ней окажутся все мои друзья?
— Ты такой странный, — опять хихикнул мальчишка. — Это же очень просто. Я тебе все расскажу. Я тоже сначала ничего не знал, а потом доктор Маринин мне все рассказал.
— Доктор Маринин? Кто это?
— Это наш доктор. У нас на этаже есть свой доктор. На каждом на этаже есть свой доктор, — терпеливо объяснял мальчик. — Вот у тебя кто твой доктор?
— Э-э-э… у меня мой доктор Зизимор.
— Зизимор? — переспросил мальчонка, смешно нахмурив черные брови, что вместе с его пухленькими, чуть румяными щечками придавало ему немного комическое выражение лица. Почти одними губами он сосредоточено повторил, — доктор Зизимор… а, вспомнил, — лицо 212 озарила светлая улыбка. Мальчик хихикнул. — Это такой в очках, с черной бородой. Он такой смешной.
— Смешной? Да, смешной, — я решил поддержать мальчишку в его мнении насчет Зизимора. — А доктор Колыхаев? Как он тебе?
— Он — хороший и очень умный, — с готовностью горячо ответил мальчик. — Он говорит, что компьютеры могут нам вылечиться от болезни, чтобы мы могли когда-нибудь выписаться из клиники.
— А тебе самому хочется выписаться?
— Ну, — немного замялся 212. Он опустил глаза. — Не очень. Мне здесь нравиться. Здесь интересно. Здесь можно делать все, что ты хочешь. Хочешь, ешь, хочешь не ешь. Спать можно ложиться когда угодно и вставать тоже. Играть можно хоть до самого утра. Мне здесь нравится. Никто ничего не заставляет делать.
— Ты хотел рассказать мне про свою игру и друзей в ней, — осторожно напомнил я.
— Да, точно! В компьютере много таких игр, в которые можно играть сразу всем. Ты должен выбрать себе игру и так ты познакомишься с другими, которым тоже нравится эта игра. Они тоже будут в нее играть и ты вместе с ними.
— Ну, теперь мне более понятно. А если компьютер мне надоест, что мне делать?
— Как надоест? — мальчишка смешно выпучил на меня глаза и вдруг рассмеялся. — Ты такой же смешной, как доктор Зизимор, — затем мальчик нахмурил брови и серьезно произнес. — Игры не могут надоесть, никогда. Ты, наверно, еще не играл?! Пошли со мной, я проведу тебя к нашим. Мы расскажем тебе о нашей игре. Если она тебе понравиться, мы станем твоими друзьями. Ты согласен?
