Шутиха-НГ-95

Сергей Е. Динов (2022)

Перед Новым годом преступной группировке поручают ликвидировать известного банкира. Бандиты устанавливают слежку за подъездом, куда часто захаживает коммерсант, посещая свою любовницу. Увидев, что соседние дома обходит с мешком подарков Дед Мороз, бандиты похищают его. Один из киллеров переодевается в кафтан Деда Мороза, согласно официального заказ-наряда, разносит подарки по подъездам соседних домов, остаётся в нужном подъезде, поджидая «заказанного» коммерсанта.В итоге, всё оборачивается в фантастическую комедию с серьёзными жизненными ситуациями. Похищенный Дед Мороз-то оказывается настоящим.В новогодние праздники возможно и не такое недоразумение.

Ряженый — заряженный

Железная дверь подъезда старого жилого дома «сталинского» типа была украшены синеватыми оспинами расплющенных снежков. Таинственно мерцал в синеве вечера пульт домофона. Едва светилась желтым, запылённым мхом под козырьком подъезда среди зубьев разбитого плафона тусклая лампочка. По одну сторону двери обвисала оборванная яркая бумажная гирлянда.

Послышался грохот. Дверь содрогнулась от тяжёлого удара изнутри подъезда. С металла обшивки, выкрашенного масляной охрой, осыпались прилепившиеся комья снега. Жалобно запищал сигнал открытия замка домофона. Двое молодых парней-гастарбайтеров в синих комбинезонах ремонтников спиной вперёд вынесли под руки ряженого в красный кафтан Деда Мороза. Ряженый куражился, поджимал ноги в валенках. Ремонтники донесли «Деда» до заснеженного газона, усадили задом в сугроб. Рядом поставили в снег увесистый кумачовый мешок, с оставшимися подарками.

Ряженый поудобнее уселся в сугробе, оглянулся по сторонам с безмятежной улыбкой юродивого. Один из ремонтников наклонился к нему, погрозил кулаком, но проворчал добродушно:

— Бутылкой башка дам! Не ходи туда, — и признался с тяжким вздохом. — Всех достал злой женщина! Шайтан в юбка!

— Щас милицию вызову! — завопила из нутра подъезда рассерженная дама. Переминаясь от холода с ноги на ногу, в домашних тапочках с розовыми помпончиками, она плечом придерживала распахнутую дверь, куталась в норковую шубу, зажимая одной рукой меховой ворот на груди, ладонью другой прикрывала правый опухающий глаз.

Ремонтники вернулись в подъезд.

Один из них негромко пробормотал.

— Нечайно он, да.

— Чайно! — истерично завопила дама. — Прям в глаз пробкой засветил! — И она швырнула пробку от шампанского в Деда Мороза, отчего шуба распахнулась, обнажая розовый атласный халат. — Специально, подлец, целился.

Суровые ремонтники не выдержали, фыркнули от смеха.

— Чё ржете?! — закричала дама. — Быстро за работу! Дождётесь у меня премии!

Дверь подъезда закрылась.

Неунывающий Ряженый продолжал сидеть в сугробе, отхлебнул из горлышка бутылки шампанское, поморщился, сплюнул.

— Пойло! Да ещё тёплое! — проворчал он, воткнул бутылку в снег. — Остудить! — с трудом выбрался из сугроба, оправил красный кафтан, прикинул, походит ли он на добропорядочного Дедушку Мороза. — Не хотят люди праздника! Нет! Не хотят!

Послышался хлопок. В форточку третьего этажа от выстрела хлопушки вылетел разноцветный сноп конфетти.

Ряженый приветливо помахал в ответ варежкой.

В окне четвертого этажа целая семья провожала его, с благодарностью покачивала над головами зажженными, искрящимися бенгальскими огнями. Громко пели в приоткрытую створку окна по-английски:

— Хэппи нью ейа! Хэппи нью ейа!

Хохочущие молодожены с балкона пятого этажа, он — в белой рубашке, она — в воздушном свадебном платье запустили вниз яркие цветные ленты серпантина.

Зазвучала магнитофонная запись песни Элвиса Пресли «Santa bring my baby back to me». В праздник российского Нового года люди привыкали к новой европейской моде, с «хеллоу — винами» и «злобными» Клаусами из иноземных фильмов.

В переулок близ проспекта мальчуган Киса вынес из кафе бумажный пакетик. Девочка Сэра по-прежнему стояла перед стеклом витрины и развлекалась. При каждом её выдохе на стекле расцветали чудесные зимние узоры.

— Классно! — наконец, удивился Киса. — Как это у тебя получается?

Сам попытался подышать на стекло. От его дыхания оттаяли на узорах тёмные пятнышки.

Девочка Сэра мило и загадочно улыбнулась, забрала у мальчугана пакетик.

— Горячие, — прошептала она, согрела озябшие ладошки, перекладывая пакетик из руки в руку, наконец, вытащила один пирожок, протянула Кисе. Тот с виноватым видом отвернулся.

— Уже. А эт тебе, — проворчал он.

— Негодяй, — беззлобно осудила Сэра. — Мороженое слопал? Признавайся! Ангину заработаешь. Холодно. На, держи, — она протянула раскрытый пакетик своему малолетнему напарнику, сама надкусила пирожок, ойкнула. Опустила руку с половинкой пирожка. В её зубах была зажата монета.

— Здоровски! — восхитился Киса. — Фокус-покус!

Сэра вынула монету изо рта.

— Чуть зуб не сломала, — простонала она.

— Мужик с молотком, — прошептал Киса, близоруко уткнувшись в ладонь девочки носом, рассматривая монету. — Старинная?

— Советская, — со знанием дела сказала Сэра. — Со звездой. 1924. 50 копеек.

— Ну-у, — разочарованно заныл Киса. — Полтинник.

— Балда, — прошептала Сэра. — Это ж — серебряная! У папы такие были.

— Да-а?! Дорогущая?! Дай-ка! Может, там ещё есть?! — Киса попытался забрать у девочки пакетик с пирожками.

Сэра отстранилась с таинственным видом, вновь подышала на стекло, по-прежнему вызывая своим дыханием появление изумительных морозных букетов.

— Похоже, я стала Снегурочкой, — прошептала она восторженно.

Киса округлили от удивления глаза и без того округлённые круглыми очочками без стекол, что вновь водрузил на нос.

— Да ла-адно! Прям Снегурочкой?! — недоверчиво возмутился он. — Столько стукнуло годов по балде, а в сказки веришь!

— Верю, — тихонько сказала девочка.

В синеве вечера мерцал пульт домофона соседнего подъезда «сталинского» дома. Палец в красной кумачовой варежке неуверенно набрал номер квартиры. Жёлтым отчетливо высветились цифры. Долго звучала трель домофона. Палец в красной варежке нажал отбой.

К двери у пульта домофона приложили мятую бумажку с записанными номерами квартир. Большая часть цифр уже была зачёркнута.

Палец в красной варежке неуверенно набрал следующий номер. Прозвучала трель сигнала домофона. Вновь набор цифр номера квартиры остался без ответа.

Перед входной, металлической дверью подъезда переминался с ноги на ногу, с валенка на валенок ряженый в Деда Мороза. По его неуверенным движениям и покачиваниям было видно, что фальшивый Дед не вполне трезв после обхода жителей с подарками. Полупустой кумачовый мешок валялся на бетонных ступенях у его ног, обутых в мятые валенки.

Неожиданно пропищал сигнал домофона. Дверь распахнулась, отодвигая Деда Мороза в сторону. На ступеньки крыльца вышла рассерженная девочка Рита лет пятнадцати в модной, крашеной дублёнке, сапожках на высоком каблучке, как у взрослой фотомодели. Девочку придерживала под локоть миловидная женщина Елена Николаевна, её мать, в похожей дублёнке.

— Давай без истерик, Ритуля! — сдержанным голосом, но отчаянно взывала Елена Николаевна. — Прошу тебя! Пощади маму!

— Надоело! В Новый год!.. в праздник опять сплавила Алиску к соседке! И меня выгоняешь на мороз?! — возмутилась Рита.

Дед Мороз нерешительно мялся, скрывался за распахнутой дверью. Мама и дочь мешали ему пройти в подъезд, но прервать их перепалку он не решался.

— Перестань, — проворчала Елена Николаевна, оглянулась, не желая, чтобы кто-то из соседей их услышал. Ряженого за дверью они не замечали.

— Прошу просто погулять. Часик. Не больше.

— Часик?! Погулять?! — вскрикнула Рита. — В Новый год? По морозу?! Все с родителями, а я — погулять, как бродяга?!

— Риточка, прости, в последний раз, — извинительно сказала Елена Николаевна. — Обещаю.

— На чердаке пересидеть? Или в подвале с крысами?

— У Валентины Николавны побудь…

— Не хочу! Твоя Валя замучила Алиску: то нельзя, это нельзя! Хочешь, чтоб и меня психом сделала. Не пойду! И мне надоело каждый праздник, как бомж, шататься на улице! Уеду к бабушке в Петербург! Навсегда!

— Зачем ты так?

— А как? Каждый раз, как приходит твой тупой Олег, мне надо сваливать, — возмутилась Рита.

— Не кричи, пожалуйста. Олег Витальевич очень богатый человек.

— И что?

— Можно потерпеть?

— Нельзя! Надоело!

Пищание домофона прекратилось. Казалось, электронный замок сдох или устал от ссоры дочери с мамой.

— Правильно, хватит терпеть унижения! — проворчал из-за двери ряженый в Деда Мороза.

— Извини, — с волнительным придыханием проговорила Елена Николаевна, стыдливо отвела глаза от укоризненного взгляда дочери. — Что же делать, Ритуля? Надо как-то выживать в наше чудовищное время.

— Какая ты жалкая, ма! Нельзя так унижаться! — негромко, но внушительно сказала Рита.

— А как можно? По-другому не получается, — прошептала Елена Николаевна. — Не уходи, Ритуля, давай поужинаем, потом… Я прошу. В последний раз, обещаю…

— Простите-извините, — выглянул из-за двери Ряженый, пытаясь встрять в разговор, но женщина прикрыла за собой дверь, возвращаясь в подъезд вместе с дочерью.

Ряженый вновь оказался перед закрытой дверью. Не успел он отвернуться в сторону двора в расстройстве, как дверь резко распахнулась, сталкивая «деда» со ступенек вместе с праздничным мешком. Из подъезда вывалились мальчишки, не обращая внимания на Деда Мороза, резво унеслись во двор к снеговикам и разваленной снежной крепости. Пока Ряженый приходил в себя после удара в плечо, металлическая дверь вновь прикрылась пружинным «доводчиком».

— Детки! — крикну Ряженый. — Откройте! Помогите дедушке!

— Да пошёл ты! — откликнулись мальчишки.

— Никакого уважения к старшим…

Ряженый обреченно повздыхал, набрал на панели домофона номер следующей по списку квартиры. После недолгой трели и шороха снимаемой трубки прозвучал скрипучий детский голосок:

— Кто тама?

— Родители дома? — хрипло спросил Дед Мороз.

— А ты кто?

Ряженый распрямил спину возмущённо, вновь склонился перед домофоном и с достоинством бывалого обходчика ответил:

— Аллё, детка, я — Дед Мороз.

— Дедов Морозов не бувает, — заявили детским голоском.

— Деточка, — потерял терпение Ряженый, — выгляни в окошко. Дедушка помашет ручкой в варежке, спляшет «камаринскую» вприсядку, попрыгает по сугробам. В красном халатике, валенках, красном колпаке на ватном меху, хорошенький такой! Весёленький! — импровизировал «дед». — Открой, будь другом.

— Снегурочка есть?

— Нет.

— Уходи. Ты — не Дед Мороз.

— А кто?

— Ты — плохой, злой человек, — ответили тоненьким голоском.

Домофон щёлкнул и смолк.

— Я — злой, — попыхтел Ряженый. — Да, я — злой! Плохой, вредный! Тридцать первое число, а у меня ни в одном глазу! Хожу как последний… последнее Му!..

Он пихнул валенком мешок. Жалобно звякнуло в коробках стекло. Ряженый испуганно заглянул через горловину мешка внутрь, осторожно перебрал содержимое. После бульканий жидкости, узнаваемого хруста огурца, физиономия Ряженого, с перекошенной ватной бородой, вынырнула из распахнутой настежь горловины мешка вполне умиротворенная. «Дед» вольготно уселся на ступени крыльца, собираясь ждать «до победного».

В подъезде ближайшего к кафе дома сидели на корточках в уголке на промежуточной площадке между первым и вторым этажами Сэра и Киса, расковыривали пирожки на газетке с заголовком «Известия». Разломленные половинки откладывали в сторону, найденные монеты очищали от налипшего теста, капусты и мяса, подолгу рассматривали. Сэра подбросила на ладошке советский серебряный рубль двадцатых годов и три полтинника.

— С лысым тож старинная деньга? — спросил Киса, когда вынул из последнего пирожка юбилейный рубль с изображением «вождя мирового пролетариата».

— Не. 1970 год, — разочарованно проворчала Сэра. — Рублей за сто, за двести можно сдать.

— Одну? — тихо воскликнул Киса. — Классно! Надо ещё пирожков накупить! Тыщ-щу! И в каждом — серебряк!

— Отвернись, — попросила Сэра.

— Че эт отвернись?

— Отвернись, — потребовала Сэра.

— Пажа-алте, — Киса спустился вниз по лестнице на один марш. — Пойду, денег стырю у лохов.

Девочка сделала вид, что оправляла одежду, на самом деле из-под подола вынула грязный узелок из носового платка, развязала узелки, вынула свёрнутые трубочкой денежные купюры.

— Киса, погоди, — позвала она. — Пойдём ещё пирожки купим.

У подъезда «сталинского» дома прозвучал долгожданный сигнал магнитного замка двери. Дверь приоткрылась. Ряженый поднялся со ступеней, раскланялся в знак благодарности.

— Ой как! Вырядился-то! Годы — в лысину, чёрт — на шею! Попугай старый! — при виде Ряженого пробухтела грузная тётя базарного вида с большими торговыми сумками наперевес. На всякий случай, она отступили обратно в подъезд, опасаясь за товар в сумках.

Ряженый, не спеша, вошёл в подъезд.

— И вас — с Наступающим! — прохрипел он шутливо, почувствовав, что тётя тоже изрядно напробовалась спиртного, на праздник глядя. «Дед» наступал, напирал на тётю, отодвигая её к галерее почтовых ящиков.

— Куда прёшься, клоун? — возмутилась тётя.

— Краденое скупаем?! — прорычал Ряженый. — Распродаём втридорога? Спекуляция?! — и шутливо представился. — Налоговая инспекция! Старший инспектор Клаус.

— Чего эт? Живёте здеся?! — растерянно спросила тётя.

— А вы? — прохрипел Ряженый. — Живёте… как можете?

— А вы? — настаивала тётя.

— Мы-то здесь подарки разносим. Пускать не хотят. Последний подъезд остался. А жильцов в квартирах нет. Грабь — не хочу! Кому подарки отдавать? — Ряженый указал красной варежкой на почтовый ящик с номером «127». — Какой этаж?

— А я знаю?! — возмутилась тётя.

— А кто знает?

— Дай пройти!

— Проходи! — игриво препирался Ряженый, топтался перед тётей, специально не пропускает её, согревался. — Если Мороз — красный, это не значит, что он круглый. Но не знать, если живёте, на каком этаже, какой номер, — нехорошо. Плохо. А если пожар? Срочная эвакуация? Или учебная тревога?

— Дай пройти, балабол! — злобно прорычала тётя. — Ищи свой этаж. Отвали от людей, балбес!

— Отвали?! Балбес?! Как это неуважительно! Да-а… Время полного озверения народа! — проворчал Ряженый, в награду за долготерпение в стылом снегу всё-таки получив случайного собеседника. — Никто ничего не знает. Кто живёт рядом и зачем?! Кто рядом ворует, грабит или сдаёт квартиру для бандитов и проституток! Как, в таком случае, обороняться от внешних врагов, товарищи, граждане, господа? Как остановить расширение НАТО на Восток? Как прекратить цветные революции Запада?! Время всеобщего запирательства на замки? Засовывания головы в песок? Этим, граждане, Россию не спасти! — у Ряженого стих на минутку всемирный пафос, уже устало он пояснил тучной даме. — Неделю таскать подарки по району?! Это развлечение стоит тыщ-щу рублей? Бред! Ну и засада! Никто ничего не знает. Никто никого никуда не пускает! Безобразие! Вот вы, — интеллигентная женщина, ничего не знаете о своём подъезде! Если, конечно, для вас он свой. Я буду жаловаться в ДЭЗ, в ЖЭК, РАО ЕЭС!.. Пусть задирают тарифы, проводят грабительскую реформу ЖКэХа против всего трудового народа! — весело куражился Ряженый, как бы спохватился. — Ага! Может, вы — воровка?! Грабительница? — неожиданно громко закричал:

— Караул! Лю-юди-и, растаскивают ваше народное добро!

— Отвали, пугало! — испуганно заорала тётя, вывернулась из-под натиска Ряженого, отошла спиной ко входной двери подъезда, нажала спасительную кнопку, распахнула дверь.

— Позвать милицию? — оказавшись на свободе, прошипела она угрожающе.

— Позвать! Конечно, позвать! — парировал Ряженый, — сверим штамп с вашей пропиской и местом фактического проживания!

Тётя предпочла скрыться за дверью от бойкого Ряженого, тем самым завершить скользкую тему знакомства, которая, похоже, становится невыгодна, в первую очередь, ей самой.

Мальчугана Кису в очочках и девочку-старушку Сэру суровый охранник выставил прочь из кафе. На стеклянной дверце вывесил табличку «Закрыто».

Сэра прижимала к груди бумажный пакет с горячими пирожками. Киса возмущался.

— У тя рублики в пирожках, а мне — шиш!

Девочка загадочно улыбнулась.

Старый лифт в шахте из металлической сетки не работал. В этом Ряженый убедился, потыкав красной варежкой в кнопку вызова лифта.

— Не пойду! Устал! — проворчал он. По-стариковски кряхтя, тяжко взобрался на марш вверх по лестнице, присел на широкий, деревянный подоконник окна лестничной площадки между первым и вторым этажами, уложил мешок рядом, намереваясь ждать до победного финала раздачи подарков. Помедлил, решился, вновь нырнул головой в шутовском колпаке внутрь распахнутой горловины мешка, после некоторых манипуляций, хрюкающих-чавкающих звуков, откинулся спиной к простенку, облегчённо и глубоко вздохнул, зажевал ядрёный выдох спиртного хрустящим огурчиком.

По лестнице спускался худой мужчина в квадратных очках научного работника.

— Здравствуйте, — как всякий культурный человек, сказал очкарик.

— Наше вам с кисточкой! С грядущим вас опьянением! Послушайте, учёный, вы из сто двадцать седьмой квартиры? — куражился Ряженый, повеселевший после беседы с женщиной-торговкой.

— Нет, извините, — ответил очкарик, поторопился миновать весёлого незнакомца.

— Может, из сто тридцать второй?

— Н-нет.

— Опять не угадал! Надо же! Все очки подрастерял, — развлекался Ряженый. — Из сто шестьдесят первой! — выкрикнул он уже в спину очкарика.

Худенький мужчина пугливо вжал голову в плечи, заторопился к выходу.

— А за компанию? А культурно выпить и поговорить? За Уходящий и Наступающий по стопочке? — провоцировал вдогонку Ряженый.

Худой на мгновение приостановился перед почтовыми ящиками, сделал вид, будто проверял почту.

— Н-нет, извините, — неуверенно ответил очкарик. — Не могу.

— Не-ет? — удивился Ряженый. — Отказываюсь в это верить, товарищ!

— Язва, понимаете ли… Благодарю вас, — тяжко просипел очкарик, нажал кнопочку открытия магнитного замка. Пропищал сигнал на выход. Дверь захлопнулась.

— Зря, — в подъездной гулкоте воскликнул Ряженый, — водочка для язвы — в самый раз! Заживляж! Горячий компресс! — и повысил голос. — Лучшее лекарство! Люди! Ау-у! — крикнул он на весь подъезд. — Лю-юди! Почему так мало людей в праздник ходят по лестницам! Сидим по норам, как мыши, господа хорошие?! Как сурки? Не слышу музыки?! Где весёлые и громкие компании?! Где шумные гости? Почему не поём все вместе хором весёлые песни? Лю-юди, отзовитесь!!

— Кто тама хулиганит?! — послышался возмущённый старушечий голос с площадки третьего или четвертого этажа.

— Не хулиганит, взывает о помощи к людям славный дедушка Мороз! — Ряженый поправил свой бурый накладной нос из папье-маше. — Сине-Красный Нос, он подарки не донёс! Краснота телесная!.. — размышлял он вполголоса о неудобном накладном носе на резинке, — явно нездоровый признак.

— Что говорите?! Не слышно! — прохрипела невидимая старушка

— С подарками тута сижу! — заорал Ряженый. — Для жильцов подъезда! Заказ номер 1254 от двадцать пятого числа текущего месяца! Теперь ваш ответ, бабуся: из какой квартиры будете?!

Послышался грохот пустых консервных и стеклянных банок сбрасываемого мусора в трубу мусоропровода.

— Из такой! — огрызнулись старушечьим голосом.

— «Изтакой» в списке нет, — ответил Ряженый. — Привет! Осталась без подарка, старая, недобрая и ворчливая.

— Ах, ты, молодой, щас дождёсси! Позову милицию! — прокричала сверху старушка.

— Уже обещались позвать, — ответил Ряженый. — Милиция — тоже люди, хотя и на службе. Пусть приходят. Поговорим за жизнь. Пропустим по чарочке.

— Чего там, мать? — раздался сверху солидный, густой, мужской баритон.

— Чего-чего? Повадились в наш подъезд, — послышался затухающий старушечий голос. — Хулиганьё! Алкаши!

Раздался звук тяжёлых шагов в тяжёлой обуви с дубовыми подошвами, спускающегося вниз человека. По звуку — великана.

— Ты чего тут, служивый? — прозвучал баритон сквозь металлическую сетку шахты.

— А ты чего там, товарищ? — парировал Ряженый. — Я — тут! Ты — там! Спускайся. Гостем будешь.

Из-за шахты лифта на площадке второго этажа выглянул щуплый, тщедушный мужичок — старичок. Выглянувшему никак не подходило наличие такого великолепного баритона. Старичок выглядел сморчком в башмаках на толстой подошве с железными подковками, в домашних шароварах и растянутом сером свитере.

Конец ознакомительного фрагмента.