17 декабря

Станислав Мартынов (2024)

КНИГОТЕРАПИЯ-2024: шорт-лист ЛЮБОВЬ МЕЖДУ СТРОК-2024: лонг-лист — Нам нужно поговорить… Сначала она думает, что ты шутишь, потом смотрит на тебя непонимающими глазами и мотает головой, а через десять минут тихо плачет на полу. Тебе больно, но ты знаешь, что по-другому нельзя. На следующий день ее нет, и можно наконец насладиться долгожданной свободой. Ты еще не знаешь, что месяц спустя сам будешь сидеть на том же полу, желая вернуться в прошлое, найти старого себя и со всей силы ударить его по лицу. Сможет ли она когда-нибудь меня простить?

2. Дорога из дома

Как и утром, страница Леры была закрыта, но фотография не менялась уже месяца два. Лера держала за руку Соню, а у той на коленях сидел кролик, которого уже наверняка не было в живых. Все три счастливо улыбались на фоне искусственных осенних листьев — фотограф свою работу знал хорошо.

Снимок омрачало лишь отсутствие мужчины, которого у Леры, судя по всему, по-прежнему не было. Мне не нравилась мысль о том, что Соню будет растить кто-то другой, но фундамент ее воспитания в первые пять лет жизни заложил именно я, и это главное. Однако для Леры я одиночества не хотел и втайне надеялся, что она кого-то встретит.

Механический женский голос сообщил, что мы добрались до Павелецкой, поэтому я накинул на голову капюшон и вышел из вагона. Валовая была забита машинами, которые я обгонял даже неторопливым шагом. Тут лет десять назад я впервые встретил Василису, с которой через несколько минут зашел во двор, чтобы втайне от ее брата покурить. Здесь же я ее поцеловал, чем нас обоих крайне смутил, но на следующий день она упрекнула меня в том, что целоваться я не умею. Впрочем, с ее опытом это было неудивительно.

Я достал телефон, нашел в Телеграме ее профиль и уставился на стикер с ярко-красной лягушкой, изо рта которой вылетало слово «Hello». Подержав над стикером палец, я перевел взгляд на аватарку. Василиса прижалась лицом к плечу какого-то симпатичного парня, который с веселой ухмылкой смотрел мне прямо в глаза. Я не эксперт, но по снимку казалось, что мыслей порезать себе вены кухонным ножом у нее больше не возникало. Пожалуй, лишний раз тревожить человека не стоит.

Остановившись у знакомой двенадцатиэтажки с аркой посередине, я драматично положил сигарету в рот и посмотрел наверх. Почему-то меня тянуло именно сюда — раз пять я встречался здесь с той, к которой уже начинал что-то смутно испытывать, хотя «та» каждый раз оказывалась другой. Я вспомнил «черный сентябрь» девятилетней давности, когда впервые взял Яну за руку метрах в ста отсюда. Мне она не нравилась, но я начинал ее любить — просто за то, что так долго оставался ей безразличен.

Убрав сигарету обратно в пачку, я включил на телефоне Castle in the Snow. Там будет такой момент, типа, my soul is running ла-ла-ла, ла-ла че-то там… Я неловко сплюнул и попал на рукав куртки, а затем вытер его перчаткой и почесал нос.

— Извини, больше я с тобой видеться не смогу. Давай будем приятелями.

Искоса на меня посмотрев, она поправила сумку и отвела глаза. Сука, как же я тогда был тобой одержим. Знаешь, когда бессмысленно пялишься в экран телефона и думаешь, как люди могут нормально существовать — гулять с друзьями, ходить в кино, ужинать. А ты стоишь в душе под обжигающе горячей водой и внезапно понимаешь, что не думал о ней уже пять минут. Достижение — кажется, ты постепенно идешь на поправку и скоро сможешь вернуться к общению с другими людьми. А месяца через три тебе будет наплевать.

— Я почему-то уверен, что в конце мы с тобой все равно будем вместе. Думаю, лет в тридцать пять — мне кажется, мы в итоге поженимся.

Что ты такое нахуй несешь? Ее лицо приняло немного странное выражение, она отвернулась и откусила от своей шаурмы, а я почувствовал в зубах легкую дрожь и какое-то глубокое отчаяние. Оно возникает, когда понимаешь, что правильных путей нет вообще, и любой следующий шаг лишь приблизит тебя к поражению, и единственное, что тебе остается — надеяться, что последние минуты с ней будут идти как можно дольше.

Я посадил ее на автобус и больше ни разу в жизни не видел. Да, вечером я спросил, как она доехала, а на следующий день отчаянно мониторил, в какое время она и «знакомый Илья» последний раз были в сети. Паттерн определенно возникал, поэтому я закрыл APIdog, выключил ноутбук и лег на диван. Как оказалось, вечер можно было занять чем-то другим — через неделю они начали встречаться официально.

Я начал слегка качать головой из стороны в сторону и что-то бормотать в унисон с певицей, пытаясь попасть в текст. Вот сейчас тут будет дроп — бум-бум-бум, стоп. «And this is only the start»…!!!, и понеслась. Может быть, ей написать? Попросить прощения за то, что наговорил ей в последнем сообщении, извиниться за свою пугающую навязчивость. Сказать ей, что она и правда хороший человек, и я всегда желал ей только добра.

А главное — убедить ее в том, что я нормальный. А ведь я и правда нормальный — просто тот период моей жизни был немного странным. Черный сентябрь перетек в мертвый октябрь, тот — в серый ноябрь, а закончилось все стандартным декабрем. На Новый год я в обычном режиме пил водку и заводил новые знакомства.

Да, писать Яне не стоит — она либо сразу заблокирует мой номер, либо вежливо поинтересуется, как у меня идут дела. Весьма средне, но ей об этом знать необязательно. О ее жизни я осведомлен чуть лучше — закончила вуз, нашла неплохую работу, а полтора года назад вышла за того самого знакомого Илью. Good for her.

Свежий зимний воздух приятно наполнял легкие, а снег летел прямо в лицо. Я отмахнулся от него перчаткой, постучал левым ботинком о правый и перебежал дорогу. Неподалеку был уютный двор с гаражами, где по вечерам ходит не так много людей. Оглядевшись по сторонам, я застегнул ширинку и поднялся по лестнице обратно на мост.

На ржавом люке рядом с самокатом валялся кофейный стаканчик и картонная лежанка, а на набережной внизу уже несколько минут шла драка — коротко стриженый парень лет тридцати пытался бить невысокого толстяка, который закрывал кудрявую голову руками. Такая прическа мне нравилась в студенческие годы, однако сейчас я предпочитал выбритые виски и затылок — что-то типа короткого undercut. Банально и скучно, но меня раздражало, когда волосы начинают завиваться и залезать на уши.

Из гущи событий вылетали капли крови и неразборчивый мат, а в наушниках заиграло что-то тяжелое. В этот момент моя нога оказалась на небольшом участке льда и поехала вперед; я попытался ухватиться за перила моста и промахнулся, а затем ударился о железные прутья лицом. На языке появилось что-то твердое — вероятно, кусочек грецкого ореха, застрявший во время завтрака между зубов. Я его машинально проглотил, ухватился за перила и медленно поднялся, отряхивая колени от снега.

Звонить сейчас кому-либо явно не стоило, но я достал телефон и нашел среди контактов Алину. Зазвучали гудки, а я ощупал языком левый коренной зуб и понял, что одной его половины больше нет. Да, пломбу надо было поставить давно — нерв начинал болеть даже от груш и яблок, не говоря уж про конфеты с нугой или горячий шоколад. Однако я не хотел изменять своему главному принципу: не стоит чинить то, что пока и так работает.

Алина не отвечала — наверное, начала готовиться к зимней сессии. Я представил, как она сидит под пледом на кресле и вяжет для меня шерстяной шарф с оленями, который мне бы в такую зиму не помешал. Конечно, прямо сейчас я никакого холода не чувствовал, но в нормальных условиях что-то потеплее мне явно пригодится. Похожий шарф до сих пор лежит на верхней полке у меня в шкафу и пахнет знакомыми духами, но заставить себя его надеть я по-прежнему не мог.

Садовое кольцо заполонили грузовики, везущие на склады Озона новогодние подарки, и я порадовался тому, что в этом году ломать над ними голову мне не придется. Более того, в ночь на первое января можно просто лечь спать — такой роскоши у меня не было лет с шести. Прошлый Новый год я провел с Леной, но мы оказались вместе скорее от безысходности — она в очередной раз рассталась со своим мужем и не хотела оставаться одна.

Тогда мы выпили вина, нарезали колбасы и под Иронию судьбы доставили друг другу удовольствие — по крайне мере, его получил я. К сожалению, на второй раз меня не хватило — с шампанским я перебрал, да и настроение было чуть апатичным. Возможно, небольшую роль сыграли модели с Bongacams, которых утром 31 декабря я активно поздравлял. В какой-то период своей новой жизни я тратил на них до 30% месячного дохода, но настоящей дружбы ни с кем из них завести не сумел. Однако теперь все поменялось — с моего последнего визита на сайт прошло три месяца и десять дней, и останавливаться на достигнутом я не собирался.

Достав из кармана фруктовый Ментос, я высыпал на ладонь сразу пять драже, но два из них полетели на замерзший асфальт. Поднимать их я не стал — прохожих вокруг было слишком много, хотя меня больше смущали камеры наблюдения. Вместо этого я попытался исполнить финт Зидана, но снова поскользнулся, однако в этот раз успел ухватиться за фонарный столб.

У спуска в подземный переход сидел добрый дедушка в валенках и ушанке и наигрывал на гармошке смутно знакомую мелодию. Я угостил его сигареткой и перевел на Тинькофф сто рублей, а затем сплясал свою версию казачка. Микс русской классики и британского DnB меня впечатлил, и мозг озарила идея стать легендарным диджеем.

Я стою на сцене в Хитон-парке, пятьдесят тысяч молодых людей с телефонами качают головой в такт с битом, а манчестерское небо залито бордовым солнцем. На фоне играет немного грустная гитарная мелодия, однако build-up подходит к концу; я опускаю голову, поднимаю вверх левый кулак и наугад кручу на микшере ручки. Близится главный момент нашего вечера — я приподнимаю подбородок и сосредоточенно смотрю исподлобья вдаль, а люди делают последний вдох и замирают на месте… Do it like you did it before!! В воздух летят фейерверки, громыхают басы, землю сотрясают прыжки сотен тысяч ног, а где-то на фоне оглушительно кричат женщины.

Прямо во дворе моего дома установлен рекламный стенд, на который двое рабочих только что повесили какой-то плакат. Даже из боковых окон моей пятиэтажки хорошо различима надпись DJ Rockaway, а рядом — парнишка с дьявольской улыбкой в темных очках, в котором можно легко узнать меня. Соседи выходят на улицу, приподнимают брови и улыбаются — да, мы этого сорванца помним, когда он еще гонял на трехколесном велосипеде по двору… Решено: с утра качаю Fruity Loops и начинаю ебашить.

Я довольно ухмыльнулся, закурил и осмотрел содержимое пачки — внутри осталось ровно полторы штуки. На вечер должно хватить, но лучше свернуть с привычного маршрута и найти Табачную империю. Минуты через три я поприветствовал продавца:

— Здравствуйте… у вас остались Каибо?

— Добрый вечер. Что именно, простите?

Я сфокусировал зрение на парне за прилавком и сосредоточенно произнес:

— Ну, там вроде нарисован верблюд, или какая-то бабушка… Каибо.

— Cohiba? Уже лет пять не завозят.

Я приоткрыл рот и поморгал, а затем понимающе покачал головой:

— Ясненько. Дайте тогда этот… Dunhill синие.

Продавец легким движением достал откуда-то из-за пазухи пачку и положил на прилавок. Я расплатился, приподнял воображаемую шляпу и решил пойти назад лунной походкой, но случайно задел локтем стоящий на полке деревянный кальян. К счастью, на пол он не упал, и до выхода я добрался без происшествий.

Перепрыгнув через ступеньки табачки, я краем глаза заметил проезжающую машину ДПС. Сконцентрировавшись на дороге перед собой, я выпрямил плечи, а затем вспомнил, как через два дня после первой зимней сессии в универе мы мешали пиво с коньяком, стоя посреди пятиэтажек в каком-то незнакомом дворе. Серега и Рафаэль пошли отлить за ближайшие гаражи, поэтому мы с Аней остались одни. Я как-то дебильно пошутил, а она внезапно меня обняла и сказала, что ей рядом со мной хорошо.

Следующий оставшийся в моей памяти кадр: лихорадочно допивая остатки пива, я убегаю от полицейского где-то в районе Казанского вокзала. Мне было семнадцать, что наверняка могло служить отягчающим обстоятельством, но догнать меня никто не смог. Сергей и Рафа провели ночь в обезьяннике, а я — на своем уютном диване. На следующее утро они меня собирались побить, но я пообещал проставиться, и парни немного смягчились.

К Ане до того дня я был абсолютно равнодушен — да, она ответственная и добрая, а с нами гуляла лишь для того, чтобы мы не натворили какой-нибудь чепухи. Существует мнение, что полбутылки Хугардена стали ее первым и последним знакомством со спиртным — рядом с алкоголем после того странного вечера я ее не видел ни разу. Она была симпатичной и умной, но казалась мне слишком правильной и скучной.

Наверное, стоило обнять Аню в ответ и сказать, что мне с ней тоже неплохо, но я с тупой ухмылкой отпустил еще одну шутку и вслед за одногруппниками пошел искать гаражи. Несмотря на сильное похмелье, на следующий день я все больше думал об Ане, а через два дня понял, что безнадежно влюбился. Однако свои чувства мне удавалось безупречно скрывать — в универе я с ней даже не всегда здоровался и с безразличным видом проходил мимо нее в коридоре.

Иногда наши глаза встречались, когда я на парах поворачивал голову и смотрел куда-то в угол аудитории, чтобы невзначай скользнуть по ней взглядом. Обычно я старался сесть поближе к ней, но не хотел, чтобы это было слишком очевидно; при этом я выбирал место так, чтобы она оставалась в пределах видимости, иначе постоянные повороты головы выглядели бы слишком странно. Когда она оказывалась где-нибудь позади, я внезапно становился очень общительным и начинал по любому поводу заговаривать с теми, кто сидел прямо за мной, и она снова попадала в поле моего зрения.

Ближе к концу учебного года мы в очередной раз собрались всей группой у Алисы дома, чтобы хорошо провести время. Девочки готовили конкурсы и искали на вечер фильм, а мальчики решали, как быстрее всего можно набухаться. Начиналось все с «Крокодила» и «Сломанного телефона», а заканчивалось «Последним героем» — в этой игре побеждал тот, кто последний оставался способен стоять на ногах.

Когда каждый из нас уже пропустил по две-три стопочки коньяка, и кто-то нашел в нижнем ящике стола карточки для игры в фанты, наши с Аней взгляды встретились. Нас разделял заставленный полупустыми бутылками и стаканами ковер на полу, и, пока одиннадцать наших одногруппников во весь голос спорили о правилах и раскладывали карты рубашкой вверх, мы с Аней неотрывно смотрели друг другу в глаза. Так прошло секунд тридцать, пока Рафа не толкнул меня в бок, передавая пустую бутылку из-под шампанского.

В последующие месяцы и годы я бесконечно прокручивал эти тридцать секунд в своей голове, пытаясь разгадать их значение. Через два дня после тех посиделок я сделал вид, что ничего не произошло — бегло поздоровался с Аней в универе и отошел к остальным одногруппникам, дожидаясь начала занятий. На парах я снова пытался поймать ее взгляд, но она сидела слишком далеко — я слышал лишь, как она время от времени смеялась над шутками других парней, после чего что-то в моей груди сжималось от ревности и тихого отчаяния.

Спустя четыре месяца она начала встречаться с Андреем, а я лежал в ванне с давно остывшей водой и пытался понять, как жить дальше. Через год мы с Аней подружились по-настоящему, но она так и не узнала, что я к ней испытывал на самом деле. Иногда мы вместе сидели на парах и решали задачи по сопромату, переводили тексты с немецкого на русский или писали алгоритмы сортировки на C++. Я всегда считал себя автодидактом, поэтому диплом защитил с большим трудом, зато Аня без проблем получила пять.

Спустя три года она уехала работать в Берлин, а еще через год вышла замуж и родила первого сына. Я ее поздравил, а она меня поблагодарила, добавив, что немного по мне скучает. Если бы я мог вернуться в любой момент своей жизни на пять минут без возможности что-то изменить, я бы выбрал именно тот вечер за гаражами и тот момент, когда она меня обняла. Если бы возможность что-то изменить была, я бы вернулся туда же.

Машина ДПС проехала мимо, не обратив на меня никакого внимания, и я немного расслабился. Дорога была приятной и ровной, а вот траектория моего движения все сильней напоминала синусоиду. Многие девятиэтажки вокруг я видел впервые, а фамилии на адресных табличках становились все менее знакомыми, но это нормально — мой неокортекс уже давно перешел в спящий режим. Однако я не боялся заблудиться, потому что в глубине души знал, куда именно иду.

На площади около театра стояла новогодняя елка, рядом с которой бегали дети и ходили женщины всех возрастов. Здесь же прогуливались уставшие лошади с разноцветными седлами и перьями на голове. Я погладил одну из них и хотел покормить, но вспомнил, что лошади вряд ли любят сухарики с чесноком.

Из моего левого уха выпал наушник, но я понял это лишь через пару секунд. К счастью, сугроб оказался не слишком глубоким, поэтому я присел на корточки, вынул наушник из снега и кое-как встал, пошатываясь из стороны в сторону. Достав из рюкзака бутылку из-под виноградного Fresh Bar, я поморщился и сделал последний глоток, а потом смял бутылку и наотмашь бросил ее в мусорный бак.

В этот момент я почему-то вспомнил Надю Веревкину, с которой много лет назад сидел за одной партой. Когда в девятом классе ее в очередной раз ловили за углом школы с сигаретой в руках, учителя лишь качали головой, тяжело вздыхали и говорили, что ее не возьмут даже в ПТУ. Мотивация оказалась эффективной — Надя не только сдала все экзамены, но и закончила одиннадцатый класс, пусть и провалила ЕГЭ по математике. Впрочем, я и сам не блеснул — мультиплеер в Call of Duty: Modern Warfare 2 меня тогда интересовал гораздо сильнее.

Я открыл в браузере Патреон и нашел страницу модели Nelly Fox. После переезда в Тайланд Надя превратилась в брюнетку, но от этого стала еще красивее, особенно в черном кружевном белье. Ее глаза были закрыты темной маской, а в руках она держала длинную кожаную плетку с какими-то перьями на конце.

Я никогда не был любителем БДСМ, но поклонников у Нади хватало и без меня — на ее страницу было подписано семь с половиной тысяч человек, из которых 1053 купили подписку, заплатив как минимум $19. That’s my fucking girl. На следующий день рождения нужно послать ей открытку и цветы.

Продолжая листать фотографии, я краем уха уловил в наушниках «…иду сутулясь…к неуловимой ultima thule…» и пение каких-то херувимов; я одобрительно покачал головой, после чего ручеек моей мысли снова потек в случайном направлении. Помятая сигарета упала на землю, но я зажег новую и сделал мощную трехсекундную затяжку, а потом случайно обжег большой палец. Только в этот момент я понял, что на правой руке у меня уже давно нет перчатки, но об этом можно будет подумать с утра.

Наконец я оказался в хорошо знакомом дворе — детская площадка стояла на привычном месте, но теперь она была обнесена невысоким красно-зеленым заборчиком, который был установлен скорее в декоративных целях. Со своей точки у первого подъезда не уехала и ржавая вишневая Лада, на этот раз заваленная снегом — у внешнего наблюдателя могли возникнуть сомнения, сможет ли она вообще завестись.

Я бросил в сугроб полускуренную сигарету и зачем-то положил в рот новую, но зажигалку в кармане найти не смог. В голове звучало «coldest winter for me…», и в каком-то смысле это было правдой, поэтому я попытался прибавить громкость, но вместо этого случайно выключил телефон.

Я начал пробираться через сугробы по центральной части двора, два раза упал, но все-таки дошел до железной сушилки, на которую уже давно никто не вешал мокрое белье. Так и не выронив изо рта незажженную сигарету, я присел на изогнутые и исписанные маркером бежевые прутья и прислонился головой к левой трубе. В одной из квартир на втором этаже горел свет — женщина готовила ужин, а девочка лет пяти крутилась рядом и смотрела какой-то мультфильм.

Я поднял мутный взгляд и прищурился: женщина вытерла руки полотенцем, достала из шкафа какую-то разноцветную упаковку и передала дочери. В последние пару лет мое зрение снова стало падать, но даже отсюда я узнал овсяное печенье, которое когда-то так любил есть после ужина. Соня открыла пакет и побежала в комнату, а Лера убралась на столе, вышла с двумя кружками из кухни и выключила свет. Я шмыгнул носом, прикрыл глаза и заснул.