Амур. Лицом к лицу. Братья навек

Станислав Федотов (2024)

Жизнь развивается сложными путями — что у простых людей, таких, как семьи Ивана Саяпина и Цзинь, что у «небожителей», таких, как Сталин и Троцкий, Чан Кайши и Мао Цзэдун. Они — дети своих народов, их судьбы переплетены, как переплетены истории их родных стран, которым суждено жить рядом, по-соседски. Иван и Цзинь с детьми и внуками через свои потери и открытия прошли свои тысячи ли от благовещенского «утопления» до Парада Победы в Харбине, пережили и беды, и счастливые моменты жизни соседей. Они не знают, что в будущем их ждут как новые испытания — горечь ссор и расхождений, так и новые обретения — радость понимания и дружеских объятий. Девиз: В одном лесу два тигра не живут.

9

Мэйлань проснулась утром со сладостным чувством, что сегодня, 5 сентября, не надо идти в школу: воскресенье, выходной день! Можно ничего не делать или заняться подготовкой к рождению ребёнка, а можно сходить в синематограф или какой-нибудь музей, надо посмотреть, нет ли хорошей выставки или концерта.

Рядом сладко посапывал Сяопин; он вообще любил всласть поспать, хотя мгновенно просыпался от её лёгкого прикосновения и был готов к любым любовным упражнениям, на которые Мэйлань оказалась весьма горазда. Она даже удивлялась сама себе, откуда у неё вроде бы стыдная, однако такая приятная увлечённость, но её несказанно радовала отзывчивость Сяопина на её фантазии; она была уверена, что единство взглядов и действий в столь тонком и хрупком мироздании — основа прочности семьи.

Сяопину безумно нравились смелость и решительность Мэйлань в той области отношений, где он ощущал свою скованность, а порой даже ступор, и он готов был следовать за любимой куда угодно, лишь бы быть рядом с ней.

Правда, когда Мэй забеременела, у неё появилась осторожность в действиях, и эта необходимость обережения передалась Сяопину — их любовь стала нежней и целомудренней, они как бы растворялись друг в друге, а чувственность проявлялась во взглядах, прикосновениях, лёгких поцелуях.

Вот и сейчас, проснувшись, Мэйлань огладила любящим взглядом золотистые кудри мужа и встала, чтобы пойти готовить завтрак. Хотела было спуститься в кухню, как обычно, в обнажённом виде, но спохватилась, что у них гость, и он может быть уже на ногах, поэтому накинула халатик и не торопясь, ступенька к ступеньке, одолела спуск.

В кухне никого не было, но на стене висел афишного размера лист бумаги, приколотый по углам канцелярскими кнопками. С листа на скромный мир стандартной кухни изумлённо-радостно смотрели потрясающей красоты чёрные глаза девушки. Прямоугольник чёрных блестящих волос — чёлка и два струящихся потока по сторонам — обрамлял тронутый румянцем идеальный овал лица с летящими бровями, небольшим носиком и чуть приоткрытым в немом удивлении ртом с припухлыми губами.

Это было воплощение девичьего совершенства, на которое с восхищением смотрели глаза окружающих — родителей и братьев, размещённых по углам листа уверенной рукой художника.

Да он просто гений, потрясённо подумала Мэйлань. Художник-самоучка разве так нарисует?!

— Влюблённый гений, — вполголоса сказал за её спиной Сяопин.

Она уже давно заметила, что они мысленно перекликаются, и не считала это чем-то особенным — была убеждена, что так и должно быть у близких и любящих людей, поэтому удивилась не его словам, совпавшим с её мыслями, а тому, как неслышно он подошёл, и она не почувствовала его приближения. Неужели так погрузилась в магическую глубину портрета?!

— От её глаз невозможно оторваться, — продолжил Сяопин, и что-то в его голосе заставило Мэйлань тревожно оглянуться.

Взгляд мужа был так трепетно устремлён на рисунок, что ей показалось, будто она видит вибрирующие нити, связывающие его глаза и глаза на рисунке.

Фу ты, мистика какая-то, раздражённо подумала она и удивилась своей раздражённости — ничего подобного прежде в её душе не возникало. Неужели приревновала?!

— Эй! — толкнула она его в грудь. — Очнись, это же твоя сестра!

— Что?! — он действительно очнулся. — Ты о чём подумала, глупышка?!

А о чём и вправду я подумала? Вообразила невесть что. Федя, конечно, одарён сверх меры, но он всё-таки самоучка, а даже наши великие художники вначале учились рисовать. Что уж говорить о русском деревенском парне!

— Твой брат невероятно талантлив, ему надо учиться, — сказала Мэйлань.

— Зачем? Учение только испортит его дар, — возразил Сяопин. — Насколько я представляю, в школе вначале проходят азы академического рисунка: вазы, фрукты, лепные фигуры…

— А Федя родился с кисточкой в руке? — перебила она. — Милый мой, давай не будем спорить о том, в чём совершенно не разбираемся. Но мы оба испытали на себе силу его дарования и надо, чтобы это оценили профессионалы.

— Ты знаешь, что мне показалось странным, — задумчиво сказал Сяопин. — Я недавно прочитал про величайшего художника древности Гу Кайши. Он жил где-то полторы тысячи лет назад. Так вот он сказал: «В рисунках одежда и внешний вид не очень важны. Глаза — это дух и решающий фактор». Фёдор, конечно, понятия не имеет о наших художниках, а использовал принцип Гу. Интуитивно, понимаешь? Он через тысячи лет как бы поймал мысль Гу, и потому невозможно оторваться от взгляда портрета. Мы знаем Госян много лет, а не улавливали её дух — Фёдор уловил за один вечер. Причём не русский дух, свой родной, а наш — вот что удивительно!

Они разговаривали по-китайски и не знали, что Федя уже несколько минут стоит на верху лестницы и пытается понять, что брат с женой обсуждают возле его рисунка. Он уже пожалел, что повесил его на стену, думал порадовать новых родственников, а вышло что-то не так. Похоже, портрет им не понравился, иначе бы они так не спорили. Он не стал дожидаться, что его заметят, и спустился вниз. Сяопин и Мэйлань замолчали и как-то странно посмотрели на него.

— Не понравилось? — спросил Федя и, не ожидая ответа, сорвал рисунок со стены.

— Что ты делаешь?! — вскрикнула Мэйлань, увидев, как Федя зажал край листа, намереваясь его порвать. — Не смей!

— Стоп! — Сяопин схватил брата за руки. — Это же шедевр!

Федя не знал, что такое «шедевр», однако по испугу их возгласов понял, что уничтожать своё беглое творение не стоит — надо выяснить, в чём дело.

— Фёдор, нам очень понравился рисунок, — быстро успокоившись, сказал Сяопин. — Его надо показать настоящим художникам.

— Да это я так… — смутился Федя и положил рисунок на стол. — У Госян глаза такие удивительные! И вообще, она особенная… Я хотел её… ну, это… — Он не знал, как словами выразить чувства, которые заставили его среди ночи схватиться за перья, и теперь разводил руками.

— Она понравилась тебе как художнику, и ты решил её запечатлеть, — подсказала Мэйлань.

— Вот-вот… запечатлеть, — ухватился Федя за подсказку. — Я у наших, у русских, таких глаз не видал.

— В общем, найдём настоящего художника и покажем ему твою работу.

— А я, выходит, не настоящий? — расстроился Федя. — Чего ж тада показывать?

— Ты не понял. Сейчас ты — самоучка, самородок, рисуешь по случаю, когда не работаешь…

— Я и так не работаю, и совсем не работал. Я учился в художественно-промышленном училище, в Благовещенске.

— Ах, вот как! — засмеялась Мэйлань. — Ты, выходит, учился, а мы-то думали…

— Всё равно, его надо показать профессиональному художнику, — стоял на своём Сяопин. — Может, работа найдётся.

— А я видела объявление, — вдруг сказала Мэйлань. — Драматическая студия в Желсобе ищет художника.

— Было бы здорово! — обрадовался Сяопин. — Может, там и деньги платят. Не будем откладывать. Сейчас позавтракаем и поедем в Желсоб.

— А что это такое — Желсоб? — Федя был немного ошарашен напором брата.

— Это такой дом культуры — Железнодорожное собрание, сокращённо Желсоб, — объяснила Мэйлань. — Там спектакли ставят, оркестр работает. Сам увидишь и поймёшь.

— Погодите, — спохватился Федя. — А мой батя? Мне же надо его найти!

— Батю будем искать, — Сяопин обнял Фёдора за плечи. — Он же и мой отец. А пока давайте поедим, не то я в обморок упаду.

— Искать — но как?! Ходить по городу и высматривать? Или в газетах пропечатать: так, мол, и так, батю ищем, помогите?

— Объявление в газете — это мысль, — сказала Мэйлань. — Отец-то у вас, надеюсь, грамотный?

— Батя — есаул Амурского казачьего войска, — хмуро сказал Фёдор. — Почти полковник!

— Не обижайся, — улыбнулась Мэйлань. — Я пошутила.

— Постойте, постойте, — Сяопин нахмурил лоб, что-то припоминая. — Я слышал или читал… Что-то было связано с Амурским войском в Харбине. Здесь то ли казачья станица, то ли военная организация. Про полковников должны знать.

— Вот видишь, — сказала Мэйлань, — сколько открывается возможностей. Обязательно его найдём! А пока займёмся тобой. Поедем в Желсоб!