Проблема дня
Англия, 1910 год. Леди Хардкасл и ее горничная Фло не только нарываются на преступления и потом щелкают их как орехи. Парочка затмевает мужчин во всем. Они просто должны были столкнуться с острейшим вопросом времени – эмансипацией. И вот пожалуйста. Судьба свела их сразу с боевым крылом эмансипе – суфражетками, прославившимися агрессивными акциями. Лиззи Уоррел обвиняют в поджоге и убийстве: в огне погиб известный журналист. Соратницы уверены в ее невиновности – даже оголтелая суфражистка ни за что не пойдет на убийство. Но власти считают иначе, да и улики указывают на несчастную; ей грозит виселица. Леди и Фло берутся за дело, не подозревая, что оно – лишь часть грандиозного заговора…
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Проблема дня предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 3
На наше счастье оказалось, что инспектор Сандерленд сейчас «дома и принимает посетителей», как выразилась леди Хардкасл. И мы, заверив наших новых подруг-суфражеток в том, что делом Лиззи Уоррел мы будем заниматься столь же ревностно, как всеми предыдущими, возвратились в дом леди Бикл, дабы вновь облачиться в нашу экипировку для поездок и сесть в авто.
Была суббота, время обеда, и Парк-стрит кишела людьми, делающими покупки. Я осторожно вела наш маленький «ровер» вверх по крутому склону холма, лавируя между великого множества повозок и еще более многочисленного сонма беспечных пешеходов, не обращающих ни малейшего внимания на опасность, которую представлял наш мощный автомотор. Его колеса не раз скользили в неизбежных последствиях доставки товаров в повозках на конной тяге, и здесь же тянулись трамвайные пути, также представлявшие немалую опасность, хотя и неорганического происхождения. Правда, рельсы хотя бы могли указать путь к Центральному трамвайному депо и Плавучей гавани, в которой благодаря шлюзам уровень воды не зависит от приливов и отливов, а оттуда было уже рукой подать до Центрального полицейского участка, известного также как Брайдуэлл. Я припарковала автомотор как можно ближе к его входу, после чего мы сошли на тротуар и попытались придать себе презентабельный вид.
Прежде я бывала в Брайдуэлле всего несколько раз, и, хотя в конечном счете наши визиты туда неизменно приводили нас к веселому и компанейскому инспектору Сандерленду, характер моих воспоминаний об этом месте был не вполне позитивен. Прежде чем получить доступ к нашему доброму другу и его коллегам из Уголовного розыска, нам всякий раз приходилось выдерживать непростые испытания, которые нам устраивал привратник в лице дежурного сержанта. В каждый мой визит в сей участок в нем дежурил один из самых что ни на есть неприятных полицейских сержантов, коих я имела счастье встречать за всю мою жизнь, в которой было множество полицейских сержантов. Входя в здание через широкие и высокие парадные двери, я поймала себя на том, что надеюсь, что нынче дежурит не он.
Но он, разумеется, был тут. Он сидел за столом полускрытый стойкой и что-то писал в большой конторской книге, при виде его у меня упало сердце. С виду он был типичный бодрый мужчина средних лет — дородный, с гусиными лапками в уголках глаз и внушительной густой бородой, в которой наверняка гнездятся малые пташки и прелестные лесные зверушки. Однако за этой на первый взгляд жизнерадостной наружностью скрывалась натура грубая, докучная, не питающая любви к ближним и, главное, свое удовольствие черпающая в том, чтобы чинить им всякого рода помехи по мере возможностей и сил.
Нас он подчеркнуто игнорировал.
На стойке имелся колокольчик, и леди Хардкасл позвонила в него.
Сержант оторвал взгляд от своей конторской книги, затем вернулся к своему многознаменательному занятию, состоящему в том, чтобы продолжать игнорировать нас.
Леди Хардкасл прочистила горло.
Он покачал головой.
— Послушайте, сержант, — сказала она.
Он нехотя поднял взгляд.
— Я имею все основания полагать, — продолжила она, — что мы с вами могли бы играть в эту игру весьма долго, однако, в конце концов, одного из нас она наверняка утомит. Лично я ставлю на себя. Не могли бы вы сказать инспектору Сандерленду, что леди Хардкасл уже здесь?
— А эта леди Хардкасл договорилась о встрече?
— Разумеется. Она протелефонировала инспектору Сандерленду некоторое время назад.
— Понятно. И кто вы такая?
— Я и есть она.
— Она — это кто?
— О, ради бога! — Она повернулась ко мне. — Ты уже бывала в его кабинете. Ты помнишь, как туда идти?
— Конечно, миледи, — ответствовала я.
— Тогда вперед, Армстронг, веди меня к нему.
Я повернулась к открытым распашным дверям, виднеющимся справа, которые, как мне было известно, вели к лестнице и кабинетам, находящимся наверху.
— Как это понимать? — вопросил сержант, встав наконец из-за своего стола. — Куда это вы собрались?
— Воскресите в памяти наш разговор, сержант, и думаю, вы сумеете разгадать его смысл.
Мы продолжали приближаться к дверям.
— Должен вас предупредить, что, если вы сделаете хотя бы еще один шаг в сторону лестницы, я арестую вас за злоумышленное посягательство на собственность полиции.
Мы остановились и насмешливо переглянулись. Зазвонил телефон, висящий на стене рядом со столом. Сержант взял трубку.
— Дежурный сержант, — сказал он. — Да… Да, сэр… Она уже здесь, сэр… Пару минут назад, сэр… Я как раз собирался… Так точно, сэр… Извините, сэр.
Он повесил трубку на рычаг.
— Инспектор ожидает вас, — сказал он, садясь. — Он говорит, что вы знаете путь в его кабинет.
Мы уже успели пройти за двери и начать подниматься по лестнице.
— Спасибо за помощь, сержант, — крикнула леди Хардкасл, оглянувшись через плечо.
Стандартный полицейский стол инспектора Сандерленда был сплошь завален папками из желтой бумаги и соседствующими с ними пачками бумаг, перевязанных бечевкой или лентой. На особенно толстой стопке документов стояла видавшая виды чашка чая с отбитыми краями, полупустая и грозящая упасть. Надо думать, это была стандартная полицейская чашка.
Инспектор Сандерленд сидел на обшарпанном стуле — наверняка это был стандартный полицейский стул. Покров сего стула состоял из потертой и потрескавшейся кожаной обивки, а покровы инспектора — из аккуратно вычищенного и выглаженного шерстяного костюма. Сжимая в зубах как всегда незажженную вересковую трубку, он как раз дописывал какую-то бумагу, лежащую в папке.
Положив трубку на единственное не заваленное бумагами место на столе, он встал, чтобы поприветствовать нас. Еще один дылда.
— Леди Хардкасл, — с улыбкой сказал он. — И мисс Армстронг. Как чудесно видеть вас обеих.
Он пожал нам руки.
— Как поживаете, мой дорогой инспектор? — осведомилась леди Хардкасл. — Надеюсь, мы не оторвали вас от срочной работы?
— Вовсе нет. Все эти груды бумаг относятся к одному и тому же делу. Вы можете этому поверить? Где-то в этих на первый взгляд непроходимых бумажных джунглях таятся улики, которые необходимы нам для того, чтобы добиться справедливого приговора для одного мерзкого человечка, виновного в мошенничестве, хищении и убийстве. Мне нужно только отыскать все фрагменты головоломки.
— Силы небесные, — проговорила моя хозяйка. — Что ж, мы не станем слишком долго отрывать вас от ваших трудов, но, если вы сможете уделить нам несколько минут, я буду признательна вам за помощь.
— Для вас, миледи, все что угодно. Хотите чаю? Где-то наверняка заваривают чайник как раз сейчас. Полицейские не могут без чая.
— Если это не очень вас затруднит, то чашка чая была бы очень кстати.
— Какое там затруднит — для этого у меня есть подчиненные. Таково одно из преимуществ звания инспектора. Извините, я на секунду. — Подойдя к двери, он крикнул: — Смит! Чаю на троих. Принесите в мой кабинет.
Из коридора до нас донеслось еле слышное: «Да, сэр».
— Вот видите, — подытожил инспектор. — Меня это нисколько не затрудняет.
Он немного посуетился, очищая от бумаг два стула и складывая все на линолеумный пол.
— Прошу вас, садитесь, — сказал он.
— Благодарю вас, — отозвалась леди Хардкасл. — Прежде я еще не была в вашей обители. Тут уютно.
— Пусть кабинет и обстановка и невзрачны, миледи, зато они мои. А если меня повысят до звания старшего инспектора, у меня даже будет ковер.
— Хорошо, что у вас, так сказать, есть к чему стремиться.
Прибыл чай. Похоже, все чашки в участке имеют отбитые края, подумала я.
После того как констебль Смит удалился, унеся полупустую чашку с остывшим чаем и закрыв за собой дверь, инспектор Сандерленд откинулся на спинку стула и снова принялся задумчиво грызть свою трубку.
— Итак, дамы, — начал он, — что я могу для вас сделать?
— Что вам известно о поджоге на Томас-стрит? — спросила леди Хардкасл.
— О нем говорили на инструктажах. Это дело расследовал один из моих коллег, но я знаю его детали. А почему оно вызвало у вас интерес?
— Нас попросили расследовать его.
— В самом деле? — медленно протянул он. — И кто же вас попросил?
— Коллеги Лиззи Уоррел из ЖСПС. Они уверены, что она невиновна.
— Понятно. И вы им верите?
— Да, я склонна толковать сомнения в их пользу. Доказательства того, что она невиновна… если честно, таковые практически отсутствуют, но суфражетки убедили меня в маловероятности ее вины. А обвинение против нее в лучшем случае основано на косвенных уликах.
— В этом я с вами согласен, — сказал инспектор. — Разбросать на улице листовки суфражеток мог кто угодно. Владелец магазина был известен как антисуфражист — в своей витрине он поместил плакат, в котором извещал о проведении собрания Мужской лиги против избирательных прав женщин, — так что любой, кто по какой-то причине имел на него зуб, мог сжечь его магазин, свалить вину на суфражеток, и никто бы и глазом не моргнул. Даже так называемая подписанная записка представляет собой текст, состоящий из печатных заглавных букв и по сути дела не доказывает ничего, ровным счетом ничего. Все вместе это составляет не более чем видимость доказательств вины, и любой мало-мальски приличный барристер мог бы без труда заронить разумное сомнение в виновности своей подзащитной в умы разумной же коллегии присяжных.
— А инспектор, проводивший расследование этого дела, придерживается таких же взглядов, что и вы?
— У него, разумеется, есть свои сомнения — ведь он умный и добросовестный полицейский, но ему сказали не тратить времени на дальнейшее расследование. По мнению начальства, у нас уже есть убийца и надо расследовать другие преступления. Что до меня, то я невысоко оцениваю шансы мисс Уоррел на то, что присяжные, которые будут рассматривать ее дело, окажутся разумными и непредвзятыми. Только не в наше время — ведь страна расколота. Более того, я боюсь, что коллегия, состоящая из антисуфражистов, будет склонна вынести вердикт «виновна» на основании даже самых шатких косвенных улик, а подобрать коллегию присяжных среди антисуфражистов совсем нетрудно.
— Думаю, как раз это и беспокоит членов ЖСПС.
— А что именно они попросили вас предпринять?
— Они хотят, чтобы мы нашли того, кто на самом деле поджег магазин и убил мистера Бейкерсфилда.
— Брукфилда, миледи, — поправила я.
— Вот именно.
— Понятно, — сказал инспектор. — Что ж, вы, конечно же, понимаете, что официально я не могу ничего предпринять. В том, что касается целей суфражеток, полиция настроена, скажем так, критически. К тому же мое начальство уверено, что преступницу мы поймали, а потому мне нужно действовать с умом. Но я не могу не признать, что разделяю ваши сомнения, и у меня есть свои источники, так что в конфиденциальном порядке я готов оказать вам любую помощь — вам будет достаточно просто протелефонировать. Правда, наверное, будет лучше, если вы станете телефонировать мне домой.
Он записал номер своего домашнего телефона на обороте одной из своих официальных визиток и вручил ее леди Хардкасл.
— Вы очень добры, — сказала она и положила визитку в свою сумочку. — Мы вовсе не хотим, чтобы из-за нас у вас возникли проблемы с начальством.
— Чем меньше оно знает, тем лучше спит, — ответствовал на это инспектор. — Многого я сделать не смогу — это бы только причинило нам всем еще большие неприятности, но сделаю все, что в моих силах.
— Спасибо, инспектор. Можете быть уверены, мы будем держать язык за зубами.
Остальная часть нашего визита в Брайдуэлл прошла за более приятной беседой, за которой мы и выпили наш чай. Мы еще раз приняли расплывчатое приглашение инспектора: «Заезжайте к нам на ужин как-нибудь вечерком — миссис Сандерленд будет счастлива с вами познакомиться», после чего распрощались. Сержант Окладистая Борода даже не поднял глаз.
Мы поехали обратно в Клифтон и припарковались на Риджент-стрит, чтобы леди Хардкасл смогла «быстро пройтись по магазинам, прежде чем мы направимся домой».
Это «быстро пройтись по магазинам» продлилось два часа. Мы почтили нашим присутствием ее любимых портниху, шляпницу и сапожника, и она сделала несколько заказов. Но больше всего моя хозяйка ахала в последнем магазинчике, в который мы зашли незадолго до пяти часов. Это была кондитерская, и леди Хардкасл выжала из ее бедного хозяина все соки, прося его снимать с полок все новые и новые банки с конфетами, дабы потешить свою слабость к сластям. Время шло, и, когда «еще один вид конфет, только один» превратился в десять, хозяин кондитерской устремил на меня умоляющий взгляд. Уверена, он был рад заработать побольше, но было яснее ясного, что ему хочется поскорее отправиться домой и отдохнуть после загруженной рабочей недели. Он положил в еще один бумажный пакет — как он надеялся, последний — четверть фунта мятных тянучек, и я с соблюдением мер предосторожности повела леди Хардкасл к двери, не дав ей попросить показать анисовые драже, которые она углядела только сейчас. Хозяин посмотрел на меня со слабым подобием улыбки, и мы оставили его закрывать магазин.
— Хочешь лакричную пастилку? — спросила моя хозяйка, протянув мне один из многочисленных пакетов с конфетами, которые она теперь была вынуждена нести.
Я взяла конфету, и мы продолжили путь.
— Моя матушка была против конфет, — сказала она. — Помню, она говаривала: «Они испортят твои зубы и сделают тебя толстой, Эмили».
— И была права, — заметила я.
— Возможно, но все хорошо в меру.
Я многозначительно посмотрела на большой пакет, полный маленьких пакетов, и подняла брови.
— Должно быть, здесь почти пять фунтов[21] конфет, — сказала я.
— Должно быть, — согласилась она, — и ты предоставила мне нести их все в одиночку.
— После поедания всех этих конфет физическая нагрузка пойдет вам только на пользу.
— Наверняка. Хочешь ячменного сахара?
— Спасибо, миледи, нет.
Дойдя до автомотора, мы принялись надевать нашу дорожную экипировку, готовясь проделать путь домой.
— Я поняла, почему с таким аппетитом уплетаю конфеты, — объявила леди Хардкасл. — Мы с тобой не обедали.
— На это у нас не было времени, — объяснила я. — К тому же я отнюдь не уверена, что смогла бы много съесть после того, как леди Бикл угостила нас таким количеством сэндвичей и пирожных.
— Уверена, что и я бы не смогла. Но с тех пор прошло уже шесть часов, и я умираю с голоду. Может быть, зайдем в какой-нибудь хороший небольшой ресторан?
— Уверена, что нам будет из чего выбрать, — сказала я. — Ведь мы все-таки в Клифтоне.
— Вот именно, вот именно, — задумчиво протянула она. — Кажется, мы проходили мимо магазина, продающего жареную рыбу с хрустящей картошкой[22]?
— Когда? — осведомилась я.
— По дороге в участок. Или на обратном пути. Такое здание в стиле поздней английской готики неподалеку от ратуши.
— Я понимаю, что вы имеете в виду. Стало быть, вам хочется рыбы с картошкой?
— И еще как! — с жаром воскликнула она. — Я не ела их уже целую вечность. Мы можем поесть из бумажных кульков прямо в автомоторе. Знаешь, когда я была девочкой, мы раз или два лакомились этим блюдом. Матушка запрещала мне есть его на улице. По ее настоянию мы относили это домой и выкладывали на фарфоровые тарелки.
— Чем больше я узнаю о вашей матушке, тем больше она мне нравится, — сказала я, вставляя заводную ручку в гнездо. — Никаких конфет и никакой еды на улице. Хорошо бы побольше людей следовали ее примеру.
— Не мели чушь, мелкая ты валлийская ворчунья. Вечно ты со своими пуританскими придирками. Мы полакомимся жареной рыбой с картошкой, сидя в моторе, а на десерт у нас будут ириски и сливочные помадки. Сей же час же вези меня в магазин, продающий рыбу с картошкой.
Мы нашли этот магазин в фахверковой[23] постройке в конце улицы Крисмас-Степс, именно там, где и говорила леди Хардкасл. И по ее требованию съели жареного в кляре хека с картошкой прямо из свернутых из газеты кульков, сидя в авто на улице Льюинз-Мид. И должна признаться, что это была одна из лучших трапез в моей жизни.
К тому времени, когда мы приехали домой, Эдна и мисс Джонс уже ушли. Пока леди Хардкасл припрятывала свою увесистую сладкую добычу у себя в кабинете, я принялась заново затапливать камины и ставить на поднос бренди, крекеры и сыр.
Она позвала меня из своего кабинета.
— Думаю, нам понадобится доска расследований, — сказала она. — Будь душкой и принеси ее, пожалуйста, с чердака. И установи в гостиной.
Я поставила поднос и побрела на чердак за большой аспидной доской и мольбертом, на который ее надо будет установить. Эту конструкцию леди Хардкасл и называла своей «доской расследований». Учась в университете, она привыкла делиться своими наработками с однокашниками, используя аспидные доски, и работа с такой доской стала ее любимым способом разгадывания всяких загадок.
Когда доска была водружена на мольберт и мы устроились в наших удобных креслах с бренди и сыром, леди Хардкасл схематично набросала сгоревший магазин на Томас-стрит, покойного мистера Кристиана Брукфилда и подозреваемую Лиззи Уоррел. Со временем, узнав побольше о пока что не известных нам местах и людях, как-то связанных с этим делом, она заменит эти наброски более точными, но сейчас она приколола их к доске и начала делать заметки.
— Мы не знаем, была ли смерть мистера Брукфилда целью поджигателя или всего лишь трагической случайностью, — заметила я.
— Ты права, — согласилась моя хозяйка, записав это на доске. — Его смерть считается убийством, поскольку она была причинена в процессе совершения другого тяжкого преступления. Поскольку Брукфилд погиб в результате пожара, а причиной пожара стал поджог, это квалифицируется как предумышленное убийство независимо от того, имелся ли у поджигателя умысел лишить его жизни. Из всего слышанного нами на настоящий момент у меня складывается впечатление, что никому и в голову не приходит, что у преступника был умысел кого-то убить. Они все воспринимают как данность версию о том, что дело как-то связано с движением суфражеток, и исходят из предположения о том, что смерть Брукфилда есть трагическая случайность. Но что, если кто-то поджег дом, зная, что он спит наверху?
— А у Лиззи Уоррел был мотив убить его?
— Надо будет копнуть поглубже и выяснить этот момент.
— Возможно, в этом направлении и нужно копать, — предположила я. — Если мы найдем того, кто, и вправду, хотел укокошить его, это и будет наш настоящий поджигатель.
— Наш настоящий убийца, — уточнила она, сделав еще одну запись. — А какие еще вопросы нам нужно задать?
— Поступило ли сообщение о пожаре в пожарную часть? Когда? От кого? Выезжала ли на место пожарная команда? Имеются ли свидетели? Опрашивали ли их? Были ли…
— Не гони лошадей, дорогуша, — сказала леди Хардкасл, торопливо записывая все на доске. — Дай за тобой угнаться.
Я дала ей время закончить делать заметки.
— Нам надо будет задать инспектору Сандерленду немало вопросов, — заключила она. — Вероятно, мне надо будет принять его предложение об оказании нам конфиденциального содействия уже в самое ближайшее время. Как ты думаешь, что они с миссис Сандерленд делают по воскресеньям? Как полагаешь, будет ли невежливостью телефонировать им?
— Дайте им возможность пообедать, — сказала я. — Может быть, отложим этот разговор до второй половины дня? Ведь инспектор все равно не сможет ничего предпринять до понедельника, когда он явится на работу.
— И то. Кстати, ты лучше меня подмечаешь всякие детали, касающиеся газет. Так не помнишь ли ты, о чем именно писал мистер Бедингфилд…
— Брукфилд, миледи, — опять поправила ее я.
–… о чем именно писал мистер Брукфилд? Не появлялась ли его подпись под некоторыми из тех острых статей, которые я, возможно, просто пробежала глазами, не вникая в детали?
— Нет, его имя ничего мне не говорит, — ответила я. — Быть может, нам о нем сможет рассказать мисс Коудл.
— Да, знакомство с нею может оказаться довольно полезным. Право же, жаль, что я нахожу ее столь…
— Заносчивой? — подсказала я. — Беспардонной? Наглой?
Она рассмеялась.
— Я собиралась сказать «невыносимой». Да, к ней применимы все перечисленные тобой эпитеты, но она чертовски хорошо знает свое дело. И думаю, будет лучше, если она будет работать с нами, а не против нас. Полагаю, нам удастся достичь какой-то договоренности.
— Вам, а не мне, — уточнила я.
— Что ж, я собираюсь хотя бы попытаться. Если я не сумею перетянуть ее на нашу сторону с помощью слов, ты можешь отвести ее в какой-нибудь переулок и проделать с ней те самые уму непостижимые вещи, которые проделываешь с нашими противниками в переулках.
— Не искушайте меня, — сказала я.
— Думаю, тебе нужно смягчить свое свирепство, — со смехом предложила она. — А ключ к смягчению души — это музыка. Сходи за своим банджо. Я с удовольствием предвкушаю что-нибудь в стиле рэгтайм[24].
Получив новое дело, которое нужно было распутать, мы ощутили прилив энергии, и утро воскресенья прошло в водовороте дел. Завтрак был приготовлен, подан и съеден за рекордно короткое время, после чего леди Хардкасл сразу же удалилась в кабинет, дабы разобраться с корреспонденцией и приготовить свой разум к предстоящим подвигам и трудам. Я почти уверена, что речь шла о чем-то наподобие «кровь разожгите, напрягите мышцы» и даже о чем-то вроде «трупами своих всю брешь завалим»[25]… должна признаться, что, когда она принимается цитировать «Генриха V», мои мысли начинают блуждать.
Я отчищала с наших дорожных пальто пыль и грязь дорог графства Глостершир, когда около десяти часов зазвонил телефон.
— Алло, — сказала я. — Чиппинг-Бевингтон, двадцать три.
— Алло? — зазвучал в трубке знакомый голос. — Армстронг? Это вы? Готова поспорить, что на сей раз я правильно назвала вашу фамилию.
— Доброе утро, леди Фарли-Страуд, — поздоровалась я. — Да, правильно.
Чета Фарли-Страудов, принадлежавшая к местному «высшему обществу», подружилась с нами с самого нашего приезда. Вернее, после нашего приезда они подружились с леди Хардкасл. Можно сказать, что к тому, чтобы принять в качестве члена нашей «команды» и меня, они пришли не сразу, однако теперь между ними и мной уже царила обоюдная приязнь.
— Мы вызывали телефонного мастера, и он сотворил с нашим аппаратом настоящее чудо. Не знаю, что именно он сделал, но теперь я слышу все так ясно. Интересно, не может ли он проделать то же самое и с моими ушами, а?
— Думаю, нечто в этом духе не помешало бы нам всем, — сказала я. — Иногда бывает нужно что-то подправить то здесь, то там. Хотите, я позову к телефону леди Хардкасл?
— Нет, дорогая, об этом можете не беспокоиться, просто позовите к телефону леди Хардкасл, хорошо?
Я улыбнулась и положила трубку на стол.
— Вас просит к телефону леди Фарли-Страуд, — сообщила я после того, как она передвинула кипу бумаг, которая загораживала проход, и я смогла войти в кабинет.
— О, замечательно. А она сказала, что ей нужно?
— Нет, — ответила я. — Я решила не спрашивать. Мне было нелегко даже просто подвести ее к тому, чтобы она попросила подозвать вас к аппарату, не говоря уже о том, чтобы спрашивать о подробностях.
— Не переживай. Послушай, ты не могла бы… немного прибраться здесь, а? Боюсь, я немного увлеклась, и все это вышло из-под контроля.
У леди Хардкасл самый острый ум, который мне когда-либо доводилось встречать, она очаровательная, веселая, и лучшей компании, чем она, не сыскать. Однако ее можно смело поставить на одно из первых мест в списке самых неаккуратных людей на свете. Она способна создать в комнате беспорядок даже тогда, когда кажется, что она не делает ничего.
— Должна признаться, мало что может доставить мне большее удовольствие, — сказала я. — Я уже несколько месяцев прошу вас дать мне возможность убрать этот бардак.
— Отлично. Ты тут начинай, а я пойду узнаю, что понадобилось Герти.
Я только-только начала разбирать первую кипу разрозненных бумаг, когда она вернулась.
— Извини, что порчу тебе удовольствие, дорогая, но я пригласила их на обед. Мне нужно, чтобы ты объяснила мисс Джонс, что обед следует готовить на четверых, если она может обойтись провизией, имеющейся в доме, а затем мне хотелось бы принарядиться. Мой вишневый костюм в порядке?
— Да, — отвечала я, — но белую блузку надо погладить. Она помялась, лежа в гардеробе.
— Если бы ты согласилась заняться всем этим, пока я быстренько приму ванну, было бы очень мило, — сказала она и удалилась.
— Придется мне похитить у тебя молодую Блодвен Джонс, душечка, — сказала леди Фарли-Страуд, поедая третью порцию запеченной картошки. — Нет, не пойми меня неверно, миссис Браун чрезвычайно умелая кухарка, но эта твоя девушка просто творит чудеса. В ее руках даже скромная печеная картошка превращается в кулинарный шедевр.
— Тебе придется извинить мемсахиб[26], — подмигнув, начал пояснять сэр Гектор. — Доктор посадил ее на новую диету, и она уже целую неделю питается вареной рыбой, бульоном и овощами, приготовленными на пару. Так что стоит ей дорваться до чего-то жареного или запеченного, и она готова часами расточать похвалы в адрес этих яств.
Леди Фарли-Страуд фыркнула.
— Терпеть это было бы куда легче, если бы ко мне присоединился и мой любимый муж.
— Он посадил на диету тебя, моя сладенькая пышка, а вовсе не меня. Не понимаю, с какой стати мне отказываться от сладких пудингов только потому, что к тебе прицепилась какая-то там легкая хворь. Однако, доложу я вам, она права. Я уже целую вечность не едал таких вкусных вещей. Как эта твоя кухарка умудряется придать такой вкус даже самой простой подливе?
— Она и в самом деле что-то вроде кудесницы, — согласилась леди Хардкасл. — Хотя я предпочитаю не вникать в процесс, чтобы, не дай бог, не испортить дело. Впрочем, думаю, даже если бы я и попыталась, то все равно не поняла бы, что к чему. Для меня кухня остается средоточием тайн и чудес. Вот Фло, напротив… Наша Фло вполне могла бы посоревноваться с мисс Джонс. Уверена, что тебе дано постичь ее магические тайны.
— Вы мне льстите, — сказала я. — Но вы правы — я понимаю, что она делает. Должна признаться, что до большей части всего этого я сама не додумалась бы никогда, но стоит ей показать мне, что к чему, как начинает казаться, что только так и можно готовить то или иное блюдо.
Какое-то время все молча жевали, наслаждаясь едой.
— Довольно с нас пустой болтовни, — прервала молчание леди Хардкасл. — По телефону ты сказала мне, что у тебя есть важная новость. Был заклан упитанный телец, стол ломится от яств — и все, дабы я смогла услышать ее. Так что выкладывай, не томи.
— Считай, что тебе повезло, раз она не вывалила на тебя все сразу, — заметил сэр Гектор.
Леди Фарли-Страуд улыбнулась почти детской улыбкой.
— Скоро я стану бабушкой, — сказала она. — Вчера утром я получила письмо от Клариссы.
— Надо же. — Леди Хардкасл подняла свой бокал. — Поздравляю. И тебя тоже, дедуля.
— Да, — присоединилась я. — Поздравляю вас обоих.
Мы чокнулись.
— Вот уж не думал, что это когда-нибудь произойдет, — признался сэр Гектор. — Не был уверен, что нашу дочь привлекут радости материнства. У этой девушки ветер в голове, так что я вообще не представлял, как она будет воспитывать ребенка, но не могу делать вид, будто я не рад.
— Ему бы это не удалось, даже если бы он попытался, — сказала леди Фарли-Страуд. — Мы оба в восторге.
— Разумеется, — подвела итог леди Хардкасл.
В семье Фарли-Страуд Кларисса была единственным ребенком. Мы видели ее только один раз, на праздновании ее помолвки, но, когда эта помолвка закончилась катастрофой, она вернулась в Лондон, и больше мы ее не встречали. От ее родителей мы узнали, что она быстро вышла замуж за более достойного джентльмена — инженера Адама Уитмена.
— Спасибо, душечка, — сказала леди Фарли-Страуд. — Однако к нам она не приедет. Мы бы очень хотели, чтобы она родила своего ребенка дома, но молодой Адам работает сейчас с месье Блерио в окрестностях Бордо. Так что наш внук или внучка родится во Франции.
— Тот самый Луи Блерио? Авиатор? — спросила я. — В прошлом году мы читали о его перелете через Ла-Манш.
— Да, тот самый, — ответил сэр Гектор. — Адам большой спец по всяким там конструкциям и материалам. Он помогает строить аэропланы.
— Как интересно, — сказала я, позабыв, что мы должны обсуждать деторождение, а не аэропланы.
— Когда? — осведомилась леди Хардкасл и тем самым не дала мне попасть в неловкое положение, в котором я бы оказалась, если бы продолжила задавать вопросы про фабрику, выпускающую аэропланы.
— Когда что, дорогая? — не поняла леди Фарли-Страуд. — Ах, да, ребенок. Он должен родиться в июле.
— Как чудесно. Вы поедете ее повидать?
— Само собой. Мы сядем на поезд, согласованный с расписанием пароходов, и отправимся на континент. Устроим себе отдых. Мы не бывали во Франции со времен нашей молодости. Помнишь, Гектор?
— Душа моя, разве я мог это забыть? Прекрасная еда, прекрасное вино и моя прекрасная молодая жена. Как можно не хранить столь драгоценные воспоминания вечно?
— О, Гектор, какую же ты несешь чепуху! Да еще и за столом. — Но в голосе леди Фарли-Страуд звучала улыбка, а глаза ее блестели. — Душечка, ты же не забыла о том, что в следующую субботу у нас запланирована пирушка? — спросила она леди Хардкасл.
— Конечно же, нет, дорогая, — отвечала та. — Я не только записала это в мой ежедневник, но твое приглашение еще и стоит у меня на видном месте на каминной полке как дополнительное напоминание. Мой лучший туалет уже полностью готов, и бальные туфельки начищены.
— Спасибо, душечка. Я собиралась устроить эту гулянку просто так, но теперь мы превратим ее в торжество по поводу радостной вести.
— Я ни за что его не пропущу. Ну, кто распорядится насчет десерта? Фло, дорогая, ты возьмешь на себя обязанности хозяйки? Право же, нам тут нужен звонок.
Я отправилась на кухню, чтобы попросить Эдну помочь убрать со стола грязные тарелки и передать мисс Джонс подать свой знаменитый tarte Tatin aux poires.[27]
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Проблема дня предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
