Проблема дня
Англия, 1910 год. Леди Хардкасл и ее горничная Фло не только нарываются на преступления и потом щелкают их как орехи. Парочка затмевает мужчин во всем. Они просто должны были столкнуться с острейшим вопросом времени – эмансипацией. И вот пожалуйста. Судьба свела их сразу с боевым крылом эмансипе – суфражетками, прославившимися агрессивными акциями. Лиззи Уоррел обвиняют в поджоге и убийстве: в огне погиб известный журналист. Соратницы уверены в ее невиновности – даже оголтелая суфражистка ни за что не пойдет на убийство. Но власти считают иначе, да и улики указывают на несчастную; ей грозит виселица. Леди и Фло берутся за дело, не подозревая, что оно – лишь часть грандиозного заговора…
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Проблема дня предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
T. E. Kinsey
The Burning Issue of the Day
© Титищев Е.С., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление ООО Издательство «Эксмо», 2021
«Бристольские известия»
Пятница, 28 января 1910 года
Суфражетки[1] совершили поджог один погибший
В минувший вторник незадолго до полуночи в Бристоле, на Томас-стрит, был подожжен магазин, принадлежащий Х.Э. Гринэму. Мистер Гринэм и его жена живут над магазином, но, к счастью, в тот вечер их не было дома. Однако, как это ни трагично, их жилец, мистер Кристиан Брукфилд, уважаемый журналист, работавший в нашей газете, по-видимому, спал в своей спальне на верхнем этаже, где дым и пламя и убили его.
При этом на улице были обнаружены разбросанные листовки суфражеток, а также подписанная записка, приколотая к одному из ближайших телефонных столбов. Именно таким образом суфражетки и берут на себя ответственность за причиненный ими преступный ущерб. В среду утром полиция арестовала мисс Элизабет Уоррел, проживающую в Редленде на улице Вудфилд-роуд, по подозрению в поджоге и убийстве. Ей было предъявлено обвинение в обоих этих преступлениях, и она предстала перед магистратским судом, который постановил, что ее дело будет рассмотрено судом присяжных во время весенней сессии. В настоящее время она заключена в женском крыле тюрьмы Хорфилд, где ожидает суда.
Считалось, что на период нынешних парламентских выборов Женский социально-политический союз, организация так называемых суфражеток, приостановил свою кампанию насильственных действий, однако, похоже, верить слову этих безрассудных женщин все-таки нельзя.
У мистера Брукфилда, их безвинной жертвы, не было семьи, но этого храброго молодого человека, проливавшего свет на самые темные закоулки нашего общества, будет очень не хватать не только тем, кто работал с ним рядом, но и всем гражданам нашего великого города.
Глава 1
— Будь добра, передай мне перец, — сказала леди Хардкасл.
Я рассеянно передала. Было утро пятницы, и каждая из нас читала газету. В какой части света мы бы ни находились, леди Хардкасл любила читать «Таймс», а также еще одну, более локальную, газету. Когда почти два года назад мы поселились в Литтлтон-Коттереле, она в качестве источника региональных сплетен выбрала «Бристольские известия». Существовала и еще более местная газета, издающаяся в рыночном городке Чиппинг-Бевингтоне, но леди Хардкасл предпочитала читать новости в газете, которая публиковалась в ближайшем из крупных городов. «Бристольские известия» выходили по вторникам и пятницам, и, когда на накрытом для завтрака столе лежали две газеты, моя хозяйка всегда брала первой именно ее.
— Какие новости в Бристоле? — спросила я. — Есть что-нибудь интересное?
— Все как обычно, — ответила она. — Выдано разрешение на строительство новых торговых площадей на… — она сделала паузу, чтобы просмотреть статью, — … на Томас-стрит. Горячий призыв заведующего отделом спорта к увольнению управляющего футбольным клубом «Бристоль сити», после того как в среду он проиграл «Шеффилду» со счетом ноль — два. Новость о прибытии в порт Эйвонмут груза золота — аж из Чили. И поджог на… на Томас-стрит. Один человек погиб. Полиция арестовала женщину, устроившую этот поджог.
— Редактор газеты из вас вышел бы никудышный, — сказала я. — Первым делом вам следовало бы сказать: — Поджог и убийство — поджигательница арестована.
— Тогда тебе стоило бы написать в «Бристольские известия» и сказать ее главному редактору, что он тоже никудышный газетчик. Шапка на первой полосе посвящена выборам в парламент. Опять.
— Нечасто слышишь о женщине, которая совершила поджог. Это, безусловно, наиболее интересная из новостей.
— Эта женщина — суфражетка, — сказала леди Хардкасл, просмотрев заметку еще раз.
— Тем более следовало бы сделать этот сюжет основным. «Бристольские известия» никогда не делали секрета из своего презрения даже к самой мысли о праве голоса для женщин, не говоря уже о том, чтобы женщины боролись за него.
— Ну, этот новостной сюжет подверстан к репортажу о высказываниях сэра Хауэлла Дэвиса на собрании либеральной партии в Бедминстере.
— Тьфу, — сказала я.
— Вот именно, тьфу. — Внимательно посмотрев на свою тарелку, она приподняла краешек яичницы, чтобы увидеть то, что скрыто под ней. — У нас что, закончился хаггис[2]?
— Мы доели его на неожиданно организованном вами бернсовском ужине[3] во вторник.
— Какая жалость. Это был добавочный дивиденд, который подарила нам наша поездка. Нам следовало привезти побольше этого блюда.
Незадолго до Рождества мы ездили в Шотландию на бракосочетание брата леди Хардкасл с Лавинией Кодрингтон, сестрой графа Риддлторпа. Чтобы избавиться от бесконечных препирательств родных невесты относительно приготовлений к их свадьбе, они просто-напросто сбежали в Гретна Грин[4]. После бракосочетания, состоявшегося в кузнице, мы пожелали этой счастливой паре счастливой совместной жизни и поехали дальше в Эдинбург, где и приобрели небольшой запас хаггиса, предварительно распробовав его в великолепном ресторане нашей гостиницы.
— Количество хаггиса, которое можно вывезти из Шотландии, строго ограничено, — заметила я. — Шотландцы оберегают его весьма ревниво.
— Их можно понять, — отозвалась моя хозяйка. — Ведь овцы там такая редкость, и их трудно ловить.
— Это если не знаешь их повадок, — сказала я. — Они живут на склонах гор, и левые ноги у них короче, чем правые, чтобы они не сваливались вниз. Этот результат эволюционной адаптации весьма полезен, но он означает, что им приходится всегда пастись, обратив морды в одну и ту же сторону и обегать гору только против часовой стрелки.
— Что делает их поимку легче?
— Вот именно.
— Век живи, век учись. А каковы твои планы на сегодняшний день, моя миниатюрная служанка?
— Похоже, мне опять придется заниматься починкой одежды. Ведь ваше зеленое платье… — начала было я.
— Ах, да, извини. Я споткнулась в оранжерее, и оно зацепилось за гвоздь.
Леди Хардкасл перепробовала немало увлечений и интересов, но у нее оставалась и неизменная страсть — создание «живых картинок», а точнее, «анимированных историй». Этим она занималась в кинематографической студии, которую обустроила в бывшей оранжерее.
— Если бы вы просто разрешили мне навести там порядок…
— У меня есть система, моя дорогая, — перебила меня она. — Каждая вещь должна иметь свое место, и все должно находиться на своих местах.
— Вы говорите это постоянно, но, похоже, «свое место» у вас только одно — пол.
— Платье я порвала всего чуть-чуть, — сказала она, — так что починка не займет у тебя много времени. А что ты будешь делать потом?
— После этого мне предстоит передышка, одна из тех, которые столь редко выпадают в моих беспрерывных трудах. Поскольку рабочий день Эдны и мисс Джонс по-прежнему длится дольше моего, я подумала, что могла бы почитать.
— А мисс Джонс уже решила, что она приготовит на обед?
— Думаю, нет. А чего бы хотелось вам? Уверена, что ее можно уговорить приготовить все, что вам будет угодно.
— Почему бы нам не облегчить ей жизнь и не пообедать в «Псе и утке»?
— Как пожелаете, — ответила я. — Хотя я совсем не уверена, что сэндвич Старины Джо может сравниться даже с наименее изысканными обеденными творениями мисс Джонс.
— У него могут найтись и пироги с мясом. А их он берет у Холмана.
— Ах, да. К тому же это даст мне возможность поболтать с Дейзи. Хорошо, вы меня уговорили. Стало быть, встретимся в полдень у подножия лестницы?
— Да, увидимся там.
Как я и обещала, ровно в полдень я в пальто и шляпе ждала в холле. Вернее, полдень показывали имеющиеся здесь часы, в точности хода которых я с некоторых пор начала сомневаться. Помимо обыкновения по своему выбору то спешить, то отставать, они к тому же повадились отбивать четверти часа в самое разное время, близкое к четверти часа, однако никогда не ровно в надлежащее время.
Само собой, леди Хардкасл опаздывала даже с учетом скидки на выходки становящихся все более и более чудаковатыми часов. Взяв со стоящего в холле стола сегодняшнюю почту, я, чтобы скоротать время, начала перебирать ее.
Я сразу же узнала почерк и почтовые штемпели на письмах постоянных двух корреспонденток леди Хардкасл. Одна из них была женой дипломата, с которой моя хозяйка познакомилась в девяностых годах и с которой поддерживала оживленную переписку, касающуюся таких разноплановых тем, как вышивка, вязание, живопись, радиоаппаратура, химия и «специальная теория относительности» доктора Эйнштейна. Второй корреспонденткой была прославленная пианистка, страстно влюбленная в современную музыку… а также в садоводство. Я была уверена, что леди Хардкасл будет рада получить оба эти письма.
Среди почты имелось также два счета — один из них пришел от нашего виноторговца, и в нем наверняка значилась умопомрачительно высокая сумма.
Особенно интригующим мне показалось третье письмо. Его конверт был изготовлен из плотной и, несомненно, дорогой бумаги и надписан женским почерком, изящным, хотя и не совсем устоявшимся, как будто отправительница была весьма и весьма молода. Судя по штемпелю, письмо было отправлено из Бристоля. Я положила его на самый верх стопки, чтобы леди Хардкасл увидела его первым и, возможно, сразу же удовлетворила мое любопытство.
Опоздав всего на десять минут, она наконец ворвалась в холл через дверь кухни.
— Прости, что опоздала, дорогая, — сказала она. — Я так увлеклась — на меня словно что-то нашло.
— Скорее, не нашло, а наехало, — заметила я. — Чем это вы так перепачкались, черт возьми?
— В основном отбеливающей глиной. Хотя, полагаю, вот это, возможно, осталось от кофе. — Она ткнула в пятно на своем плече. — Хорошо, что я надела рабочий халат, а?
— Да, хорошо.
— Дай мне десять минут на то, чтобы сполоснуть лицо и переодеться в чистое платье, и я буду готова.
— Договорились, миледи.
Она заметила маленькую стопку корреспонденции на столе. — О-о, почта. Начиная с Рождества ее приносят все позже и позже. Для меня что-нибудь есть?
Я нахмурилась.
— Тут все для вас. Как всегда.
— Хорошо. Давай ее сюда. Я быстро просмотрю перед тем, как подняться к себе.
Она перебрала почту и, к моему удовольствию, была так же заинтригована верхним письмом, как и я сама.
— Хм-м, — протянула она. — Интересно, от кого оно может быть?
Достав из кармана рабочего халата перочинный ножик, она разрезала конверт и, читая письмо, пошла по лестнице наверх.
— Не беспокойтесь, — сказала я. — Я подожду вас здесь.
— Договорились, дорогая, — ответила она, по-прежнему читая письмо. — Я быстро.
Надо отдать ей должное, она и в самом деле спустилась быстро и, возвратившись в холл в платье, застегнутом не на те пуговицы, и с волосами, выглядящими так, будто прическу ей делала маленькая девочка, читала письмо во второй раз.
— Вид у вас просто прелестный, — заметила я.
— Сегодня все идет не так, как надо, — посетовала она. — Если ты поможешь мне со всем этим разобраться, я буду у тебя в вечном долгу.
Я принялась перезастегивать пуговицы ее платья и приводить в порядок ее прическу.
— Что в этом письме так выбило вас из колеи? — спросила я.
— Нас просят спасти человеческую жизнь, — ответила она.
— Силы небесные. Чью?
— Той женщины, о которой написано в газете.
— Суфражетки, которая подожгла магазин?
— Если можно верить даме, написавшей мне это письмо, эта суфражетка вовсе не поджигала магазин. И моя корреспондентка приводит два убедительных довода, почему она не могла это сделать.
— А вы уверены, что это письмо пришло не от какой-то очередной бестолочи, которая прочитала о вас в газете и решила, что у вас есть мистические способности?
— Может быть, она и бестолочь, этого я не знаю, но она знакома с Симеоном, так что думаю, она не питает иллюзий насчет моих способностей, как мистических, так и каких-то там еще. Он бы мигом объяснил ей, что к чему.
Доктор Симеон Гослинг был старым другом леди Хардкасл и сейчас работал в полиции Бристоля как судебно-медицинский эксперт.
— Какие же убедительные доводы она привела? Почему она так уверена, что эта суфражетка не делала того, в чем ее обвиняют?
— Автора этого письма зовут Джорджина, леди Бикл, и она пишет, что и сама является членом Женского социально-политического союза. Она лично ручается за арестованную Лиззи Уоррел и уверяет, что эта организация не только не занимается поджогами, но на период проведения кампании по выборам в парламент вообще наложила мораторий на все виды активных действий.
— Об этом говорилось и в газете, — заметила я. — Но разве она не могла действовать по своей собственной инициативе?
— Леди Бикл затронула и этот вопрос. Она пишет: «Я знакома с Лиззи Уоррел уже более года и могу утверждать, что не знаю никого, более преданного ЖСПС. Невозможно себе представить, чтобы она пошла против указаний миссис Панкхерст[5] и стала действовать по своей собственной инициативе особенно теперь, когда ставки так высоки, — ведь появились шансы на то, что мужчины нашей страны изберут такое правительство, которое поддержит наше дело». По-моему, яснее не скажешь.
— Да, это в самом деле убеждает, — согласилась я. — А что именно она просит вас предпринять?
— Она просит нас — она говорит именно о «нас», дорогая, и упоминает твое имя — завтра утром явиться к ней на второй завтрак.
— А какой от этого прок?
— Она желает ввести нас в курс дела, надеясь, что мы сможем провести расследование и найти того, кто действительно виновен. Во всяком случае, так она пишет.
— И мы поедем к ней?
— Полагаю, мы не можем ей отказать, а как думаешь ты? Я сегодня же отправлю ей телеграмму, когда мы будем в деревне. А потом мы могли бы поехать в Чиппинг, чтобы немного походить по магазинам. Мне нужно прикупить пару кое-каких мелочей.
— Но мы ведь все равно обедаем в «Псе и утке», да? — спросила я.
— Я обещала тебе пирог. И не могу оставить тебя без него.
— Как это у вас нет пирога? — спросила я барменшу Дейзи, мою подругу.
— Угомонись, — со смехом ответила она. — Ведь у нас остался сидр.
— Это я понимаю. Но мне хотелось именно пирога. Леди Хардкасл обещала мне пирог с мясом.
— Я могу приготовить тебе сэндвич с сыром, — предложила она.
Дейзи Спрэтт была дочерью мясника и моей лучшей подругой в деревне. Но сейчас вместо пирога она предлагала мне сэндвич с сыром. Как же легко бывает охладеть к человеку.
— А что, если я сейчас быстренько схожу в заведение Холмана и куплю пирогов с мясом — мы могли бы съесть их здесь?
— А как же, дорогуша, могли бы, если бы они там были. Вот только пирогов у нас нет как раз потому, что и у него их нет как нет. А у него ими и не пахнет по той простой причине, что у моего папаши нету говяжьей диафрагмы[6]. А говяжьей диафрагмы у него нету из-за…
— Из-за некоей цепи событий, ведущей к фермеру, которого разбил радикулит, вследствие чего он не смог доставить своих бычков на рынок? — предположила я.
— А я собиралась сказать, что от подводы отлетело колесо, вот мясо и не довезли, — подхватила она. — Ну так как? Два сэндвича?
— Да, — ответила я. — И одно бренди для леди Хардкасл. А я выпью имбирного пива.
— Обычно ты бываешь не прочь пропустить стаканчик.
— После обеда мы поедем в Чиппинг, а потому мне никак нельзя потерять голову. Ведь я буду управлять смертоносной машиной.
— Ну как же, видала я ваш автомотор, — сказала Дейзи. — Посмотришь на то, как ты его водишь, так оборжешься. Скорее, можно помереть со смеху, чем от этих самых — как их там — автокатастроф.
— Да будет тебе известно, что в погожий день мы можем разогнать наш автомотор до скорости в двадцать пять миль. Если ехать под гору. И при попутном ветре.
Она рассмеялась и отдала мне наши напитки.
— Вы удобно расположились?
— Да, сидим чинно и благородно, ибо мы дамы возвышенные и утонченные.
— Когда сэндвичи будут готовы, я вам их принесу.
— Спасибо, — сказала я.
Когда я приготовилась вернуться к нашему столу в другой части паба, в него вошли двое молодых сельскохозяйственных рабочих и, громко топая, подошли к Дейзи. Увидев их плотоядные ухмылки, я поставила наши напитки на ближайший стол и начала ждать, чтобы посмотреть, что произойдет — просто на всякий случай.
— Две пинты пивка, моя сладкая, — сказал первый работник.
— А как принесешь, с тебя поцелуй, — добавил второй.
— Будут вам две пинты, — ответила Дейзи. — А что до поцелуя, то хрен тебе, Дэви Уиттен, как-нибудь перетопчешься — я девушка не из таковских.
— А мы слыхали иначе, — сказал первый работник.
— Да ну? И что же вы слыхали?
— А то, что на прошлой неделе видали, как ты целовалась с Дэнни Ледбеттером за павильоном для игры в крикет.
— Вранье, — сказала Дейзи. — Последний раз с Дэнни Ледбеттером я и разговаривала-то еще до Рождества, не говоря уже о том, чтобы целоваться. Кто вам это набрехал?
— Об этом толкует все деревня, — ответил второй работник. — Да ладно тебе, просто поцелуй нас, и все.
Я вернулась к стойке.
— Все в порядке, Дэйз? — спросила я.
— Да, все путем, — ответила она, но было очевидно, что она выбита из колеи. — Просто собираюсь налить этим двум славным джентльменам по пинте пива.
— И каждому по поцелую, — вставил первый работник. — А раз и ты тут, то поцелуй и с тебя, дорогуша.
Он попытался схватить меня, но я поймала его руку и выкрутила его большой палец так, как не было предусмотрено природой. Он взвыл.
— Не делай этого, любезный, — сладко сказала я. — Не то тебе может не поздоровиться. — Я крутанула его большой палец еще чуть-чуть. — Заплатите за свое пиво и убирайтесь. А если я опять услышу, как вы клевещете на мою подругу, то ни один из вас не отделается такой малостью, как вывихнутый палец.
Он злобно уставился на меня, однако благоразумно решил не рисковать. Я подождала, пока они не перенесли свое пиво на стол, находящийся на почтительном расстоянии от стойки.
— О чем вообще речь? — спросила я Дейзи.
— Точно не знаю. Но эти двое не первые, кто молол эту околесицу. Видать, кто-то распускает обо мне слушки.
— А у тебя есть какие-то предположения относительно того, кто это может быть?
— Пока нет. Но коли узнаю…
— Дай мне знать, если надо будет расквасить кому-то нос — я никому не позволю пятнать доброе имя моей лучшей подруги.
— Спасибо, — ответила она. — Может, когда-нибудь я и напомню тебе, что ты пообещала. А сейчас иди, и я принесу вам ваши сэндвичи.
Наконец я возвратилась к леди Хардкасл, неся наши напитки.
— Теперь ты уже начала затевать драки в пабах? — вопросила она, когда я уселась за стол.
— Просто парочка парней пыталась подбивать клинья к моей подруге, — успокоила ее я. — Пустяки.
Я объяснила причину отсутствия в пабе пирогов с мясом, и она фыркнула.
— Сэндвич с сыром могла бы соорудить даже я сама, — сказала она. — Ну да ладно. Как бы то ни было, приятно выбраться в свет.
Несколько минут спустя Дейзи принесла сэндвичи, и мы принялись безропотно жевать их, обсуждая наши планы на остаток дня.
Возвратившись домой, мы начали готовиться к поездке в соседний рыночный город Чиппинг-Бевингтон. Одеваться для поездки на автомоторе — не меньшая морока, чем наряжаться для прогулки верхом, занятий спортом или для поездки на бал. Когда сидишь в открытом всем ветрам «ровере», тарахтящем по дороге, это бодрит даже летом и всегда требует особой экипировки, дабы защититься от стихий. А если выезжаешь в пронизывающий холод, свойственный английскому январю, это всегда означает, что надо облачиться в теплые непромокаемые пальто, шерстяные кашне, плотные кожаные перчатки с крагами, еще более плотные ботинки, зимние шапки и, что не перестает меня забавлять, защитные очки.
Когда мы наконец закончили экипироваться, я принялась крутить заводную ручку, чтобы запустить мотор.
— Должен же быть какой-то иной, более легкий способ запустить эту штуку, — сказала я, в третий раз крутанув тяжелую ручку.
— Ты хочешь сказать, какой-то мотор, чтобы запустить мотор? — спросила леди Хардкасл. — Но что запустит сам этот мотор? Еще один мотор?
— Я совершенно уверена, что человеческому уму вполне по силам изобрести систему, которая не будет требовать, чтобы кто-то — я могла бы добавить, что обычно это бывает представитель угнетенных масс, — запускал эту дурацкую штуку вручную. Как насчет чего-нибудь вроде пружины?
— Или электрического мотора? — подала мысль она.
— Я готова проголосовать за все что угодно, лишь бы это уберегло меня от опасности надорвать спину или сломать руку.
— Если бы у нас было право голоса, я бы сделала то же самое.
— Вы очень добры, но сами-то вы отнюдь не испытываете от этого неудобств, — заметила я, сев на место шофера и включив первую скорость. — Не помню, когда вы в последний раз запускали мотор.
— Зато всякий раз, когда мы куда-нибудь едем, мне приходится слушать, как ты жалуешься на жизнь. Я готова заплатить двойную цену за любую систему, которая избавила бы меня от этого.
Я пробурчала в кашне пару возмущенных слов и вывела маленький автомотор на дорогу.
Поездка в Чиппинг (все местные называли этот городок именно Чиппинг, поскольку давно решили, что выговаривать Чиппинг-Бевингтон слишком мудрено) была короткой и ничем не примечательной. Вскоре мы припарковали автомотор на Хай-стрит у входа в магазинчик Помфри, торгующий безделушками.
— Может, зайдем? — спросила я, когда мы вышли из автомотора и сняли перчатки с крагами и защитные очки.
— При виде чудес прелестного магазинчика мистера Помфри меня также всегда преисполняет энтузиазм, — ответила леди Хардкасл, — но в нашем доме и так более чем достаточно барахла. Думаю, мы зайдем к нему как-нибудь в другой раз.
Я в последний раз взглянула на витрину лавки с ее скопищем ненужного хлама, любуясь — снова — головой лося с нахлобученным на нее пробковым шлемом и торчащим из пасти кальяном. Как-нибудь потом, подумала я.
— И мы никогда не купим этого лося, — бросила мне через плечо моя хозяйка, направляясь в расположенный через дорогу писчебумажный магазин. — Куда бы мы его дели?
Я торопливо следовала за ней, весьма обеспокоенная вдруг прорезавшейся у нее способностью читать мысли. Это был новый и тревожный поворот.
Покупка «пары кое-каких мелочей», о которой она упомянула как бы невзначай, оказалась отнюдь не таким мелким приобретением, как можно было подумать по ее небрежному тону. Она долго рассматривала образцы товаров, после чего, к вящей радости хозяина магазина, заказала изрядное количество карточек разной плотности, рисовальной бумаги, акварельной бумаги, писчей бумаги и конвертов, а также несколько блокнотов и множество туши и акварельных красок самых разных цветов. Кроме того, ее соблазнили новомодные цветные карандаши марки «Полихромос», и она заказала два набора.
Из писчебумажного магазина мы перебрались в галантерейный, где она приобрела материалы для изготовления кукол для своей анимации. После того, как в прошлом году публика оказала ее первой анимированной фильме восторженный прием, она принялась за еще одну. Сюжет она, к моей немалой досаде, держала в секрете, но, судя по всему, в ходе работы над этой фильмой требовалось изготовить множество крошечных костюмов для кукольных персонажей.
А я воспользовалась приездом в Чиппинг, чтобы пополнить мой запас принадлежностей для починки платья. Это было далеко не так интересно, как покупка материалов для пошивки костюмов, в которые будут облачены миниатюрные куклы-актеры в анимированной фильме, но при безалаберном отношении леди Хардкасл к носимой ею одежде это было не менее важно.
Но все искупил наш визит в третий магазин. В конце Хай-стрит расположился Книжный магазин Боксвелла, принадлежащий мистеру Дадли Боксвеллу, магазин, имеющий витрину, полную всех чудес этого мира, которые только можно себе представить, а также тех, которые еще только предстоит открыть. В конце концов меня пришлось вытаскивать из него силой, однако я покинула его лишь после того, как уговорила леди Хардкасл накупить целую охапку книг.
Большую часть наших сегодняшних приобретений доставят к нам домой в ближайшие дни, но в «ровере» все равно надо было отыскать место для нескольких небольших свертков из писчебумажной и галантерейной лавок, а также для завернутой в оберточную бумагу внушительной пачки книг. Самые маленькие свертки можно было уместить в крошечную закрывающуюся емкость, расположенную за сиденьями, но, как мы ни тщились, втиснуть в этот ящик книги мы так и не смогли.
— Надо будет постараться упросить Пройдоху изготовить для нас более вместительный автомотор, — сказала леди Хардкасл, засунув книги под ноги, из-за чего ее ступни едва втиснулись в тесный закуток перед сиденьем.
— Вы уже обещали сделать это в Ночь Гая Фокса[7] — заметила я. — Что-нибудь с закрытым салоном и более мощным мотором. Однако…
— Знаю, знаю. Я ему напишу. А сейчас едем домой, и не медли — моим ногам очень неудобно в такой тесноте.
Пока мисс Джонс добавляла последние штрихи, готовя ужин, я починила зеленое платье. А затем, после того как две остальные служанки были отправлены домой, мы с леди Хардкасл спокойно поужинали и сели у камина, чтобы провести вечер за чтением книг. По неизвестным мне причинам леди Хардкасл увлеклась идеями французского философа Анри Бергсона[8] и купила три его произведения, включая «Смех: Эссе о значимости комичного». А я, не желая от нее отставать, приобрела «Психопатологию обыденной жизни» Зигмунда Фрейда. Я была не совсем уверена, что получу большое удовольствие, читая ее, однако нельзя же отставать от современных течений мысли.
Для отдыха и развлечения я купила новое сочинение Гилберта Кита Честертона[9] «Шар и крест» и книгу автора, о котором я еще не слыхала, П.Г. Вудхауса, которая называлась «Майк» и которую хозяин книжного магазина мистер Боксвелл порекомендовал мне лично.
— Она ужасно забавная, — сказал он. — Уверен, что вы будете от нее в восторге.
В отличие от меня леди Хардкасл предпочла не рисковать и приобрела произведения более проверенных авторов, таких как Честертон и Герберт Уэллс. Роман Уэллса «Анна-Вероника» был написан на злобу дня — речь в нем шла о борьбе женщин за избирательные права. Я отметила про себя, что этот роман надо будет прочесть и мне самой, когда она его дочитает.
— У вас были еще какие-то мысли относительно этого дела о поджоге? — поинтересовалась я, дойдя до конца очередной главы.
Леди Хардкасл отложила книгу, сняла очки для чтения и, прежде чем ответить, какое-то время смотрела на огонь.
— Мне известно не больше, чем тебе, — сказала она наконец. — Если сведения, приводимые в газете, соответствуют действительности, то, на первый взгляд, дело кажется ясным. Суфражетки никогда не уклоняются от принятия ответственности за свои действия — они считают, что вызываемый ими ажиотаж привлекает внимание общества к цели их борьбы. С их modus operandi[10] вполне согласуется и то, что на месте преступления были разбросаны их листовки. Если бы не имеющиеся неувязки и не письмо леди Бикл, я бы об этом больше не вспоминала.
— Да, в этом деле определенно есть неувязки.
— Вот именно. Я не очень-то много знаю об Эммелин Панкхерст, только то, что читала в газетах, но у меня такое впечатление, что в своем женском союзе она поддерживает железную дисциплину. Я не могу себе представить, чтобы кто-то из ее сподвижниц пошел на такое нарушение ее указаний, одновременно заявляя, что действует от имени организации.
— И они всегда заботились о том, чтобы от их акций никто не пострадал.
— Да, неизменно. Судя по всему, им очень важно, чтобы страдали только они сами, желательно от рук властей. Это относится ко всем их членам, так что даже какая-нибудь несогласная с курсом организации непременно проследила бы за тем, чтобы в поджигаемом ею здании не было людей. А леди Бикл уверяет, что эта Лили Уордл…
— Лиззи Уоррел, — поправила я.
— Да, Лиззи Уоррел. А я как сказала?
— Не так.
— В самом деле? Ну, хорошо. Эта Леонора…
— Если вы не страдаете от описанного доктором Фрейдом неосознаваемого стремления подавлять тревожные воспоминания, то вы нарочно изображаете забывчивость. Но я не поддамся на провокацию.
— Зануда. Но леди Бакл… — Она сделала паузу, проверяя мою реакцию, но я просто подняла брови и уставилась на нее. — Но леди Бикл, — продолжила она, — настаивает на том, что Уоррел невиновна.
— Друзья, коллеги и знакомые обвиняемых обычно твердо стоят на том, что они невиновны, — заметила я. — Нередко даже тогда, когда улики неоспоримы. Никто не хочет верить, что их приятель или приятельница и впрямь совершили преступление.
— Ты права, права. Отправляясь завтра на встречу с леди Бикл, мы должны держать ухо востро и сохранять объективность. Однако сейчас мне уже надоело читать и хочется пить бренди и распевать песни. Сходи за выпивкой, а я подыщу какую-нибудь духоподъемную песню, чтобы спеть на ночь.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Проблема дня предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
1
От «suffrage» (фр.) — избирательное право; далее об этом термине см. раздел «От автора» и дальнейший текст.
3
Традиционная праздничная трапеза в день рождения великого шотландского поэта Роберта Бернса, 25 января.
4
Деревня на юге Шотландии, прямо на границе с Англией, местная достопримечательность, центр кузнечного ремесла, знаменитый кроме этого тем, что здесь почти двести лет со второй половины XVIII в. заключались браки между мужчинами и женщинами, которым без разрешения родни нельзя было пожениться в Англии и Уэльсе (в Шотландии брачное законодательство было гораздо мягче). Явление получило название «кузнечные свадебы», так как простейшая церемония бракосочетания происходила чаще всего именно в кузнице.
5
Эммелин Панкхерст (1858–1928) — глава британских суфражеток и ЖСПС, фигурантка списка журнала «Тайм» «100 героев и кумиров XX века».
7
Она же Ночь костров, или Ночь фейерверков — британское народное празднование в ночь на 5 ноября, первоначально в честь неудачи Порохового заговора 1606 г., попытки взорвать короля Якова I в здании Палаты лордов. Бочки с порохом должен был поджечь Гай Фокс, и на 5 ноября сжигают символизирующие его чучела. Накануне и в день этого праздника происходит действие предыдущего романа Кинси «Картина убийства».
8
Анри-Луи Бергсон (1859–1941) — французский философ, один из основателей направления интуитивизма, для которого характерно особое внимание к психической жизни познающего действительность человека.
