Замерзшие сердца

Ханна Коуэн (2021)

Тайлер Бейтман не знает, что значит «легко». У него никогда не было легких дней в его чертовой жизни. Все, что он имеет, он заработал кровью и потом. Хоккей — его спасение и главная страсть. Все, чего он хочет, — это добиться успеха и доказать, что чего-то стоит. Именно поэтому Тайлер не готов к отношениям. Мало того что это может разрушить карьеру, так еще и девушка, с которой может что-то получиться, — это сестра его лучшего друга. Тайлер Бейтман никогда не думал, что в его жизни появится кое-что поважнее хоккея. То, что заставит его сделать самый сложный выбор… Все знали правила: Грейси Хаттон под запретом. Но Тайлер никогда не следовал правилам. И теперь она вот-вот станет его величайшим грехом.

Глава 1

Тайлер

Наши дни

— Ты точно решил уезжать? До конца отпуска еще несколько дней. К тому же твой брат уже все оплатил — тебе что, его денег не жалко? Поездка явно не из дешевых.

Мама неумолима: пока я заталкиваю оставшиеся вещи в открытый чемодан, она продолжает меня отчитывать. Понятное дело, что тур сюда стоит бешеных бабок. Для ясности: мой драгоценный братец отгрохал свадьбу на Миконосе, так что щеголять своим богатством перед всеми и каждым — привычное для него дело.

— Я не просил Ривера оплачивать номер. Да и бронировать тоже, насколько мне помнится, — процеживаю с недовольством. — Все, что просил, — не лезть. Так что деньги выбросил он, а не я.

— Неужели нельзя хотя бы несколько дней побыть в хорошем настроении? — Ее глаза медленно закрываются, плечи опускаются, будто бремя разочарования слишком для нее велико. — Ты всех гостей расстраиваешь — с первой секунды, как с трапа сошел, — добавляет она с тяжелым вздохом.

Странно слышать от мамы связные фразы. Обычно для глубокомысленных размышлений она слишком пьяна — переливает из пустого в порожнее, как будто она главный оратор в доме, и до крови расчесывает кожу на предплечьях.

— Виноват. — Придавив крышкой чемодана только что сложенную одежду, я застегиваю молнию, берусь покрепче за ручку и подтягиваю багаж к себе. Спустя миг колесики звонко ударяются о дорогостоящий кафель. — Я поменял билеты, — добавляю, разминая шею, — уже все равно ничего не сделать.

Закрыв глаз, мама ноздрями втягивает воздух и упирается рукой в выступающую бедренную кость. От драматизма этого жеста меня чуть смех не пробирает: Нора Бейтман в образе разочарованной матери!

Чертовски захватывающее зрелище, стоящее двадцати трех лет ожидания…

— Ладно, Тайлер. Поступай как знаешь. Ты все равно никого и никогда не слушал.

А разве было кого?

— Ну, окей, тогда потом поболтаем.

— Попрощайся с Ривером перед отъездом. Ему будет приятно.

— Ага, не сомневаюсь. — Усмехнувшись громче, чем планировал, направляюсь к выходу, волоча за собой чемодан.

Стоит мне выйти в пустой коридор, как за спиной раздается раздраженный вздох. Дверь захлопывается, и я не оглядываюсь. Пусть наслаждается окончанием отпуска, опустошая бутылку за бутылкой из безлимитного бара. Пусть пьет до тех пор, пока не приползет к Риверу в номер и не припадет к унитазу. А когда братца достанет эта новая роль быть опекуном для алкоголички, может быть, мама наконец-то поймет, что я — единственный, кому она нужна, и что она воспринимает меня как должное.

Треснув ладонью по металлическим кнопкам лифта, морщусь от режущей боли. Двери открываются, и я, скрежеща зубами, со всей силы швыряю чемодан в кабину. Мне до жути не хотелось тащиться на эту гребаную свадьбу, что вполне объяснимо: я и мой старший брат ненавидим друг друга. С трудом могу вспомнить время, когда мне не хотелось его вырубить и оставить истекать кровью.

Опять-таки на деле все происходит иначе, поскольку есть между нами одно очень весомое отличие: если мне кто-то не нравится, я не стесняюсь об этом сказать. Смысла не вижу играть в игры. Ривер же любит планировать, плести интриги.

Он ведь не хотел моего присутствия на свадьбе, о чем я прекрасно знал. Тем не менее Ривер переступил через гордость, чтобы показать окружающим, насколько он меня лучше. Успех, богатство, а теперь и жена. Жена, которая стояла у алтаря, словно пленница, и смотрела на него глазами, не знавшими ничего, кроме алчности. Свадьба ничего для них не значит. Скорее всего, в этом союзе они просто нашли взаимный финансовый интерес.

Что ж, могу сказать одно: он слишком плохо меня знает. Пусть я и не управляю компанией с состоянием в пятьсот тысяч долларов, пусть не удостоился именной вывески на башне небоскреба, зато у меня достаточно средств, чтобы больше никогда не работать, а моя фамилия вышита на спинах тысяч хоккейных джерси, которые продаются по всему миру.

Если Ривер надеялся вызвать чувство зависти, устроив этот спектакль с женушкой, ему следовало придумать план поумнее.

* * *

Эйфория — то чувство, которое испытываешь после отменного секса или когда выползаешь из самолета после длительного перелета в крошечном кресле, куда удалось запихнуть только левую часть задницы. Из самолета, напичканного вопящими детьми и стариками с потными подмышками, которые так и норовят похрапеть тебе в ухо. От этого беспредела не спасли даже наушники, хотя музыка в них орала на всю мощь. Не будь я так взбешен после поездки на свадьбу, меня бы, наверное, все это не так раздражало. Хотя… кого я обманываю? Меня бы все равно разрывало от злости.

Едва я успеваю включить телефон, как он начинает вибрировать. На экране одно за другим всплывают сообщения. Среди них вижу СМС от мамы с обвинениями в скором отъезде. И зачем я подключил ей международный тариф? Мое вечное стремление ей угождать в очередной раз лишает меня покоя. Ладно, пусть будет так. В обиде, злости и презрении все равно нет смысла, ведь, что бы я ни делал, мама выберет Ривера.

Я уже хочу вырубить трубку, как вдруг на экране высвечивается номер. На этот раз не мамин.

— Алло, — не слишком дружелюбным тоном отвечаю я на звонок. У входа в аэропорт вижу такси — начинаю двигаться к машине, волоча за собой чемодан.

— Судя по голосу, перелет не задался, — шутит Мэт. На фоне раздается тихий гогот. — Хотел убедиться, что самолет приземлился.

— Жив. Можешь выдохнуть. — Открыв заднюю дверь черного внедорожника, я пролезаю в салон и складываю шмотки рядом на сиденье. — Адский полет. Устал как собака.

Я пристегиваюсь. Машина трогается. Еще чуть-чуть — и я дома…

— Да ладно!? Ты что, не спал? Отключка — единственное, что спасает во время перелета. Я, например, начинаю блевать, если не сплю.

Так и есть. Сон — лучшее лекарство. Только впопыхах, мечтая поскорее убраться с Миконоса, я забыл на полке в ванной снотворное, так что мой отдых накрылся медным тазом.

— Это уже лишняя информация, Мэт.

Тот разражается смехом.

— Выспись хорошенько, Тай. Спишемся на неделе и обговорим дела.

Хотя Мэт меня не видит, я киваю и закрываю глаза.

— Договорились. Спасибо, что набрал.

— Всегда к твоим услугам, приятель. Увидимся, — прощается он и вешает трубку.

А я запихиваю телефон в спортивную сумку, умирая для остального мира.

* * *

Дома, упав наконец в кровать, я беспробудно сплю до следующего полудня. А дальнейшие две недели — уже после возвращения в мир живых — провожу на льду.

На самом деле я никогда не прерываю тренировки — только если выбора нет, — поэтому столь быстрое возвращение к хоккею — это своеобразное наказание за отъезд из города. Расслабляться нельзя: я слишком многого достиг, даже превзошел свои ожидания. Хоккей — это все, что у меня есть. Я не могу облажаться. Да и запасного плана у меня все равно нет.

По этой причине каждый день встаю до рассвета, проглатываю коктейль из сырых яиц и протеинового порошка, а потом до самого вечера не расстаюсь с коньками и привкусом металла во рту.

Сегодня утром я притащился на стадион задолго до начала тренировки. Обычно в это время здесь никого нет, но сейчас слышу, как по коридорам арены эхом разносится низкий, оглушительный голос: будущий звездный игрок команды «Ванкувер Варриорз» — и по совместительству мой лучший друг — выплескивает ярость на беднягу, которому не посчастливилось оказаться по ту сторону телефона.

И тут у меня глаза округляются: я слышу, как он в гневе выплевывает имя своей младшей сестры. Вот дерьмо.

— Ты до этого еще не доросла, Грейси!

— Я достаточно выросла, чтобы понимать взрослую речь! Называй вещи своими именами, Оукли!

Я застываю как вкопанный. Слышу знакомый девчачий голос, который вопит в трубку, даже не подозревая, что звонок поставлен на громкую связь.

— Хочешь, чтобы я по-взрослому изъяснялся? Тогда прекрати вести себя как шестнадцатилетний подросток! Интересно, что бы сказала мама?

— Вот только маму сюда не приплетай! И хватит меня контролировать! Ты мне не отец!

Я морщусь, стиснув зубы: что ж, Грейси за словом в карман не полезет.

Внезапно громкая связь обрубается. И теперь, пока лезвия коньков вгрызаются в исцарапанный бетон, я размышляю, как поступить дальше: проигнорировать скандал, а потом расхлебывать на льду последствия неадекватного поведения Грейси Хаттон или же выслушать часовой рассказ Оукли и поддержать друга перед тренировкой.

— Твою ж мать… — С всплеском раздражения направляюсь к раздевалке.

Дверь не заперта. На деревянной скамье, запустив пальцы в мокрые всклокоченные волосы, сидит Оукли, сгорбившись и тяжело дыша. Заметив мое присутствие, он поднимает глаза, кивает единожды и снова устремляет взгляд в пол между согнутыми в коленях ногами.

— Салют, — бормочет он.

— Ты как? В порядке?

— Семейные дрязги. Жить буду.

— Только, видимо, лысым. Или выдирание волос — часть ежедневного ритуала?

Руки Оукли соскальзывают с головы на колени.

Прижав спину к синей кирпичной стене, он запрокидывает голову и упирается в бетон затылком.

— Помнишь девчонку, о которой трепался Грант? Ту, которую он пригласил на яхту в июне на три дня, — добавляет он, подняв на меня глаза и скривив от гнева рот.

— Та, что с гибкой спинкой? — припоминаю я, насупившись.

— Боже праведный, Тайлер! — шипит Оукли. От неприязни у него даже плечи вздрагивают.

Твою. Мать.

Ярость — такое знакомое мне чувство — переполняет нутро, хотя я изо всех сил стараюсь не подавать вида.

— Это нормально… Она ведь танцами занималась…

Плечо Оукли врезается в мое, вызывая приступ острой боли. На напряженном лице читается предупреждение.

— Эй, я шучу.

— Шутки у тебя плоские.

Я по-прежнему невозмутим.

— Не переживай из-за Гранта, дружище.

Этот гребаный нытик не стоит и капли внимания. Вот уж не думал, что из всех игроков сестра Оукли свяжется с Грантом Вестеном. Этот задрот почти не вылезает со скамейки запасных, а внешне напоминает двенадцатилетнего сопляка.

Видимо, после поездки нашей компании в Мексику в прошлом году — Оукли, Ава, Грейси, Адам и я — она конкретно снизила планку. Как бы то ни было, но после всего, что произошло между мной и Грей на отдыхе, от одной мысли об этой парочке моя челюсть начинает ходить ходуном, стирая в порошок коренные зубы.

— Тебе не понять — у тебя нет сестры.

— Зато брат есть. Тот еще ублюдок. — Я падаю на скамейку рядом с Оукли.

— Точно, — смеясь, он закидывает руки над головой, чтобы потянуться. — Просто не хочу, чтобы люди шептались. Мне плевать, с кем вы все спите. Но если дело касается моей сестры…

Внутренности сжимаются под грузом вины. Мне, как и Оукли, совсем не хочется поднимать тему любовных приключений Грейси. Уж точно не после недельного отпуска в ее вагине, когда она в порыве страсти выкрикивала мое имя. Не после того, как я изучил ее тело и узнал 1001 способ намочить ее трусики.

Сглатываю. Та поездка — ошибка, и именно по этой причине мы с Грейси теперь не общаемся. Я по уши погряз в нестихающем чувстве вины — еще чуть-чуть и я захлебнусь. Все, что между нами произошло, больше не имеет значения. Все кончено. И правильно, что мы решили оборвать все контакты.

— Приму во внимание, — бормочу я.

— Знаешь, как бы мне ни хотелось играть за «Ванкувер», я не подпишу контракт, если мне придется выслушивать это дерьмо.

Я усмехаюсь:

— Еще как подпишешь.

Его хохот — признак того, что я попал в точку. Оукли пойдет на все, лишь бы снова играть в «Ванкувере», и никакие слухи ему не помеха.

— Только «Сиэттлу» не разболтай. Они все еще на чудо надеются.

— Чтобы попытать счастье, сначала им придется побороться со мной и остальными парнями из «Ванкувера».

Оукли, приобняв меня за плечо, кивает и мечтательно шепчет:

— Я уже покраснел от смущения, Тай.