Тьма готова поглотить Аннун – удивительный мир, рожденный из сновидений и грез; в нем, как в зеркале, отражается мечта о том Лондоне, каким его хочет видеть семнадцатилетняя Ферн. Она и ее брат-близнец Олли принадлежат к мистическому древнему ордену рыцарей, охраняющих сновидцев в Аннуне: если сновидца настигает смерть в потустороннем мире, то проснуться наяву ему уже не суждено. Ферн проводит в Аннуне каждую ночь, но ей все труднее исполнять свое предназначение, ведь ее магическая сила перешла к брату. Так что их отношения, и без того омраченные жестоким прошлым, обостряются еще больше… Тем временем заклятый враг близнецов, чародей Мидраут, стремящийся уничтожить Аннун, предвкушает победу. Чтобы противостоять ему, необходимо вернуть пропавший меч короля Артура – Экскалибур – и найти таинственный Грааль. Сможет ли Ферн спасти мир, который она так любит, и увидеть, как надежда, свет и чудо возвращаются в Аннун? Заключительная книга трилогии о полночных близнецах – впервые на русском!
1
Я не привыкла сражаться без моего Иммрала. Три месяца прошло, а я все еще призываю силу посреди схватки.
Мой скимитар[3] движется быстрее, чем когда-либо прежде, почти независимо от меня, — он подчиняется инстинкту выживания. Но я ничего не могу изменить. Если бы у меня было время подумать как следует, я прокляла бы свой недостаток умения — свою близорукость, потому что я прекратила практиковаться со своим оружием, когда оно перестало быть необходимым. Ведь у меня появился бы шанс. Но тогда у меня был Иммрал, и я полагалась на него при таких затруднениях.
— На помощь! — закричала Неризан с другой стороны улицы, осаждаемая так же, как и я.
Последовала неяркая вспышка голубого света. Мой брат высвободил ее. Он теперь единственный из нас обладает Иммралом — и та часть силы, что прежде принадлежала мне, теперь у него. Я не хочу просить его о помощи. Не могу. Я удваиваю усилия, размахивая вперед и назад скимитаром, сражая одного спящего за другим, а они все равно напирают. Им неведом страх, у них нет эмоций, есть лишь желание истребить таких, как я.
Прошли те времена, когда мы защищали спящих от кошмаров. Теперь мы можем только бороться за свою жизнь. И непохоже, чтобы остались еще кошмары, с которыми нужно сразиться. Сны — и хорошие, и плохие — покинули Аннун, не оставив на своем месте ничего, кроме злобной армии Мидраута[4]. И она нас побеждает, медленно, но верно, как океан, размывающий скалу.
Клинок, которого я не заметила, сверкнул справа от меня, глубоко врезавшись мне в плечо.
— Ах ты, мелкий… — выругалась я и протянула руку к сновидцу, все еще надеясь, что прежний толчок Иммрала пробежит сквозь мой мозг и руку и взорвет сновидца, превратив в инспайр. Но ничего не происходит. Я вынуждена воспользоваться куда менее элегантной тактикой и просто рубануть его скимитаром по груди. Он падает, но на его месте появляются двое других.
Сновидец в тылу атакующей меня толпы падает с приглушенным вскриком. Потом другой и еще двое, сраженные одной стрелой.
Самсон.
Вскоре его лицо появляется над толкотней, решительное и яростное, — он колет и рубит окруживших меня стрелами, которые просто держит в руках. Еще несколько взмахов — и он уже рядом со мной.
— Мне показалось, тебе тут одиноко, — усмехается Самсон.
— И скучно, — выдыхаю я, желая выглядеть такой же спокойной, как он.
— Как ты думаешь, — спрашивает он, — не пора ли дать отдых полку?
Он подразумевает: пора попросить Олли покончить с этим. Я не могу заставить себя сказать «да», но и не могу сказать «нет». Самсон говорит что-то в свой шлем, и через мгновение новая голубая вспышка раскидывает оставшихся сновидцев. Они без сознания и пока не представляют угрозы. Мой брат стоит посреди улицы, чакрамы[5] по-прежнему висят у него на поясе, руки раскинуты, уши кровоточат от усилий, которых ему стоило использование моего Иммрала. Нет, уже не моего. Теперь это Иммрал брата.
Они с Самсоном просто ждали моего слова. Они могли бы вмешаться в любой момент, но не сделали этого, потому что не хотели ранить мою гордость.
— Спасибо, что проредила их ряды, — улыбается мне Олли. — Со всеми сразу я бы не справился.
Он лжет. Мы оба это знаем. Мне было бы так легко вернуться к прежней угрюмости, найти убежище в дурных мыслях о брате, вообразить, что Самсон только рад тому, что у меня больше нет Иммрала и он может изображать спасителя. Мне стоит огромных усилий не изречь что-нибудь саркастическое о даме в беде. Я киваю в знак благодарности — только на это я сейчас и способна. Олли сказал бы, что это лучшее, что я могла сделать; он буквально размяк и явно испытывает облегчение.
Самсон не столь хорошо осознает, насколько он был близок к тому, чтобы ему откусили голову.
— Ты в порядке? — спрашивает он, осторожно касаясь меня.
Мне кажется, что ему хочется обнять меня за талию, но, строго говоря, мы еще продолжаем патрулировать, и его рука замирает на моем предплечье.
Венеуры и аптекари, прятавшиеся в ближайшем медицинском подразделении, заполняют улицу, осматривают пострадавших. Джин, аптекарь и друг, кивает на порез на моем плече:
— Если я это перевяжу, ты меня не укусишь?
Я надуваю губы и отворачиваюсь в ответ, оттягивая тунику, чтобы открыть рану.
— Черт побери! — восклицает Неризан. — И вот с этим ты продолжала сражаться, Ферн?
— Она у нас крепкая, это уж точно, — говорит Джин, изучая рану.
Я морщусь. В моем плече, глубже пореза, возникает какое-то жжение, мне хочется заорать и рвануться в сторону. Я трясу головой, чтобы прогнать это.
— Кружится голова? — спрашивает Джин.
— Нет, — отвечаю я. — Просто твой зонд вызывает странные чувства.
— Я действую как можно мягче, — говорит она с отзвуком прежнего раздражения.
— Я этого и не отрицаю.
Прикусывая губу, снова трясу головой. Я не должна превращаться в прежнюю Ферн. Не хочу стать озлобленной. Нужно держаться за ту личность, в которую я превратилась, пусть даже она с каждым днем ускользает. Я чувствую это.
— Ну вот, все заштопано, — говорит Джин, ободряюще хлопая меня по спине.
— Отлично. Я как новенькая.
Остальные бедеверы уже взбираются в седла. Нас теперь немного. Самсон, Олли, Неризан и я — вот и все остатки полка, около двух лет назад выезжавшего из ворот Тинтагеля. Мы тогда и представления не имели о том, что отражаем лишь первые из множества нападений, организованных Себастьяном Мидраутом, — атак, которые погубят наших друзей и товарищей.
— Можем мы назвать это удачным днем? — спрашивает Самсона Неризан.
— А тебе хочется? — встревает Олли.
— Чего мне действительно хочется, так это найти настоящий кошмар. Или хорошего спящего, чтобы защитить его, такого, как мы, — отвечает она.
— А, чтобы рот почистить, — киваю я.
— Ну да, что-то вроде шербета, если хочешь, — говорит она с подчеркнутым акцентом, напоминающим мне моих соучеников в колледже Боско, — чтобы последовать главным курсом полной и абсолютной депрессии.
Самсон улыбается:
— Посмотрим, что можно сделать.
Он через шлем передает Рейчел желание Неризан.
Мгновением позже та откликается:
— Боюсь, бедеверы, этой ночью ловить нечего. Но я могу предложить вам по парочке трикстеров[6] у парламента.
— Принято, — говорит Неризан.
Но мы с Самсоном обмениваемся неуверенными взглядами.
Никому не следует в эти дни приближаться к парламенту — ни в Аннуне, ни в Итхре. Но ни один из патрулей не берется за это дело, так что оно остается доступным любому желающему. Неризан в отчаянии смотрит на нас. Ей нужна удача. Да и всем нам.
— Ладно, двигаемся к парламенту, — говорю я.
— Сделаем, — кивает Олли, но он не в силах скрыть усталость в голосе.
Я прекрасно знаю, что́ он должен чувствовать — дикую боль в затылке. И взрыв боли в носовых пазухах, за которым последует теплый поток крови. Я понимаю, что это глупо, но не могу удержаться от зависти к Олли. Для меня была непереносима эта боль в голове, но она ведь означала, что я чего-то стою. Что я особенная. Но оказалось, что я не была в достаточной мере особенной. Когда мой Иммрал подвергся настоящему испытанию, оно оказалось не по мне, и Экскалибур меня наказал, высосав мою силу.
По мере того как мы приближались к парламенту, сновидцев становилось больше. Целые толпы бродили по улицам, ожидая приказа от своего командира. Теперь стало обычным делом увидеть сновидцев безо рта, и нередко их черепа были вскрыты, а мозги удалены — вместе со всеми мыслями. А здесь, поблизости от центра силы Мидраута, я не видела ни одного с уцелевшим черепом. Зря мы сюда приехали.
Моя лошадка Лэм задевает бедром какого-то сновидца, и тот дергается в мою сторону, его лицо вытягивается, руки нервно машут. Я отвожу Лэм в сторону, ближе к Самсону, пока наши ноги не соприкасаются. При других обстоятельствах мне стало бы спокойно от его близости, но здесь покоя не найти. Серый ландшафт надвигается на нас так же, как сновидцы.
Потом мы замечаем это: впереди стена людей, преграждающая нам дорогу к зданию парламента.
— Не думаю, что это случится, Неризан, — говорит Олли.
— Думаю, ты можешь быть прав, — отвечает она.
Некоторые из ближайших сновидцев всматриваются в хиджаб под ее шлемом, понемногу придвигаясь к ней.
— Унизительное отступление? — произносит Самсон.
Все мы дружно киваем.
Потом заставляем наших лошадей пятиться, поскольку не имеем возможности найти место для того, чтобы развернуть их. Стена сновидцев надвигается на нас. И она смыкается за нашими спинами.
— Пожалуй, понадобится твоя помощь, братец, — бормочу я уголком рта.
— Черт, как мне хочется, чтобы ты сама могла это сделать! — Олли закрывает глаза и призывает свой Иммрал.
С криком боли он направляет струю горящих инспайров на тех, кто преграждает нам дорогу. Они шарахаются назад, их кожа вздувается невообразимыми пузырями.
— Скорее! — кричит Самсон.
Мы поворачиваем лошадей и галопом несемся в открывшееся пространство.
Но до нас пытаются добраться не только сновидцы. Сами здания тоже давят на нас, делая улицу узкой. Я сжимаю ногами бока Лэм, направляя ее. Олли рядом со мной заставляет своего коня Балиуса перепрыгнуть через группу вооруженных сновидцев, с помощью Иммрала взметнув коня и всадника над поднятыми ножами.
Кто-то задел ножом ногу Неризан, и на боку ее лошади остается кровавый след. Неризан наклоняется, чтобы отпихнуть нападавшего.
— Можешь делать что угодно со мной! — рявкает она. — Но не смей касаться моей лошади!
Лишь через несколько миль мы возвращаемся в относительно безопасную часть Лондона и тогда позволяем себе замедлить ход и предоставить лошадям самим решать, как идти. Справа от нас бурлит и пенится Темза. Какое-то морское чудище поднимается над водой, с его скелета отваливаются большие куски плоти, оно колотится в смертельной агонии. Голубые инспайры, удерживавшие его, рассеиваются, как неслышный шепот, и оно наконец рассыпается. Еще одно существо, погибшее от засухи воображения.
— Напомни мне потом, чтобы я не просила снова совершить глупость, — говорит Неризан, потом добавляет: — Извините.
— Незачем извиняться, — отвечает Самсон. — Мы сами так решили.
Я киваю Неризан. Потребность сражаться с кошмарами вместо людей — нечто вроде навязчивой идеи. Она просто высказала это вслух.
Мы огибаем угол, едем теперь по более узким улочкам. В Итхре мы бы уже приближались к собору Святого Павла. В Аннуне кафедральный собор заменен другим зданием. Знакомые башни Тинтагеля возвышаются над соседними строениями, его центральный купол вздымается к небесам. Этот вид сопровождается далеким шумом сражения.
— Опять то же самое, — вздыхает Олли.
Когда замок становится виден, открывается и источник шума. Тинтагель, мой единственный рай в Аннуне, осажден.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Тьма и золото полуночи предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
3
Скимитар — устаревший, известный с XV века европейский термин для различных видов восточных сабель.
4
Мидраут — валлийская форма имени Мордред. Так звали одного из отрицательных персонажей легенд о короле Артуре.