Дорога Длиною В Жизнь

Шаира Тураповна Баширова (2024)

Повесть Дорога длиною в жизнь рассказывает о молодой, рыжеволосой девушке,ребёнком потерявшей мать. Мачеха делает всё, чтобы выжить девушку из дома. И она уезжает в город, находит работу и поступает в институт. Но её крадут торговцы живым товаром и увозят в Катар. Здесь начинаются её злоключения с приключениями.

ГЛАВА 1

Маму свою, я помню очень смутно. Как кормила меня, ласково говорила и целовала. Но тот день я запомнила на всю жизнь, когда её вдруг не стало, мне исполнилось четыре года, в день моего рождения. Я как всегда ждала подарок от неё и папы, которые обещали купить мне трёх колёсный велосипед в подарок. Но в доме появилось много людей, которые плакали и тихо шептали слова сочувствия папе и с грустью поглядывали на меня.

— Бедный ребёнок. Сирота в четыре года. Валерке то что? Завтра женится, Соню забудет. А девчушке какого? — качая головами, говорили собравшиеся у маминого гроба её подруги.

Встав на стул, я теребила маму за руку.

— Мамочка. Вставай. Ты обещала мне велосипедик купить. — ныла я.

Но папа поднял меня на руки и так серьёзно посмотрел на меня.

— Нет нашей мамы Аленький, она ушла на небо. А ты иди в свою комнату, поиграйся там, не мешай взрослым, хорошо? — прижимая к себе, говорил он. Так меня называли мама и папа.

— А почему мама ушла на небо? Она же вернётся, да? — спрашивала я, не соглашаясь уходить.

Но папа молча завёл меня в мою комнату и прикрыл за собой дверь. А я села на пол и почему-то заплакала. Не понимая происходящего, я никак не могла смириться с её уходом. Казалось, мама меня предала, обещала и не исполнила. Но велосипед мне на следующий день, после похорон, принёс дядя Володя, мамин брат. Он приехал на похороны из другого города и тихо сказал папе, что обещал сестре привезти для меня подарок. Я каталась на нём на улице, возле дома, детвора завистливо смотрела на меня. Но я по натуре своей была не жадная, даже в детстве и мой велосипедик переходил из рук в руки. Ребятня меня по имени не звала, только слышала отовсюду.

— Рыжая, дай покататься!

— Рыжая, иди сюда!

Я и правда была огненно рыжая, с копной кудряшек на голове, с которыми только мама и могла справиться. А теперь, когда мамы не было, мои волосы беспорядочно торчали в разные стороны. Шли дни, без мамы было очень тоскливо, да и папа стал другим, замкнувшись в себе, он со мной, как прежде, не игрался, а иногда даже грубо отправлял меня в свою комнату. Он даже перестал называть меня Аленький, а больше Алефтина или просто Аля. Я рассплакавшись, обидчиво уходила. А через пол года в нашем доме появилась чужая женщина. Папа просто женился, а я принимать такое явление никак не хотела. Галина, как-то сразу меня невзлюбила и всё время отдёргивала.

— Алька! Я кому сказала, что так делать нельзя! — строго говорила она, хотя я совсем не понимала, что делать нельзя то.

Дело доходило и до того, что она могла меня ударить или сильно толкнуть. Но я не плакала.

— Ты злая ведьма! Я ненавижу тебя! — лишь кричала я ей.

А она зло сверкнув глазами, захлопывала передо мной дверь и громко, чтобы я слышала, кричала, что тоже ненавидит меня и скоро я уберусь из этого дома.

Папа же наоборот, был с ней ласков и нежен, это меня ещё больше злило.

— Ты меня совсем не любишь. Только Галину свою и любишь. — как-то сильно расстроившись очередным выговором от мачехи, воскликнула я.

— Что ты такое говоришь, Аля? Я же папа твой, как я могу тебя не любить? Иди ко мне… — ответил он и попытался обнять меня.

Но я вырвавшись из его рук, демонстративно ушла в свою комнату.

— Галочка, будь с ней поласковее. Она же ещё ребёнок. — тихо просил отец свою жену.

А она вместо ответа, обнимала и ласково целовала моего папу, что вобще было выше моего понимания. Так прошло почти два года, которые мне казались самыми худшими в моей жизни. Ведь родители меня любили и баловали, а тут, как бы пришла чужая женщина и всё разом изменилось. Она при каждом случае меня дёргала, толкала и даже могла ударить, когда папы не было дома, да и папа как-то изменился. Перестал меня ласкать, говорить как он любит меня, в общем эти два года, мне казались сплошным мучением. А однажды, как-то, я услышала разговор между отцом и Галиной, хотя говорили они очень тихо.

— Послушай, давай её определим в интернат. Там ей будет много лучше с детьми её возраста. Ну не могу я больше так. Она зверем на меня смотрит и ненавидит меня. — говорила Галина.

— Какой ещё интернат дорогая? Она маленькая совсем. Она изменится, поверь мне. — отвечал отец.

— Я не изменюсь! Никогда не полюблю эту злую ведьму. Она меня бьёт! — вскрикнула я, выглядывая из своей комнаты.

— Вот ведь лгунья, я её пальцем не трогала. — хихикнув ответила Галина.

Папа конечно поверил ей, а не мне. Вскоре я переехала жить в интернат, уж не знаю, как им это удалось, папа мой был жив, а в интернат вроде брали только сирот. Но тем не менее, Галина посадила меня и насильно рассчесала мои рыжие кудряшки, нацепив бантик. На меня надели нарядное платье и туфельки, собрали в большую сумку мои вещи и папа привёз меня в этот интернат и долго разговаривал с директрисой. Потом положил ей на стол пакет с деньгами и стал прощаться со мной.

— Будь умницей, веди себя хорошо, ладно? А я буду каждую субботу тебя забирать домой. — сев передо мной на корточки, говорил папа.

— Ты ведь больше не любишь меня верно? Я никому не нужна. И мама меня бросила, а сама на небо ушла. Ты не приходи сюда, хорошо? Никогда не приходи, не надо. Я ведь тебе не нужна, тебе эта ведьма нужна. Уходи! — стала кричать я.

Кажется, у меня началась истерика, я не знала, что это такое, но меня трясло и зуб на зуб не попадал.

— Вы лучше сейчас не трогайте свою дочь, у детей психика очень хрупкая, она придёт в себя, поверьте. В субботу приходите. — сказала директриса и сжав сильно мою руку, от чего кажется я сразу пришла в себя, повела в группу, к другим ребятам.

Я молча шла за ней, наверное больше от испуга, нежели это была покорность. До самой группы, которая называлась игровой комнатой, женщина не выпускала мою руку, но я чувствовала взгляд отца у себя за спиной. Мне трудно сказать сейчас, по истечении стольких лет, что отец тогда чувствовал, может совесть его мучила или чувство вины, но он ничего не сказав, просто ушёл.

— Внимание! Все посмотрели на меня. Познакомьтесь дети. Это Ваша новая подружка, зовут Алефтина. Теперь она будет жить и учиться здесь, с Вами. Надеюсь, Вы подружитесь. — громко говорила директриса.

А я смотрела на этих ребят, у которых глаза были испуганными, как бывает у затравленных зверьков. Никто ничего не ответил и ко мне не подошёл. Директриса оставила меня в группе и сама ушла. Так, я стояла минут десять, молча оглядывая всех, не понимая, зачем и куда я попала. Некоторое время спустя, ко мне подошёл мальчик и взял меня за руку.

— У тебя имя трудное. Меня Костик зовут и я пойду через неделю в первый класс. — сказал он, подводя меня к остальным детишкам.

— Значит и у тебя нет мамы и папы? — сочувственно спросила одна из девочек, со смешными, тонкими косичками и худеньким личиком.

— Почему нет? У меня папа есть. — ответила я, зло посмотрев на девочку.

— А у меня нет ни мамы, ни папы. — тихо проговорила девочка.

Мне стало жаль её. Я обняла её и жалостливо посмотрела на неё.

— А где они? На небе? — простодушно спросила я.

— Не знаю, наверное на небе. Я не знаю. — ответила девочка.

— А как тебя зовут? — спросила я.

— Катя. Но это имя, говорят мне дали в доме молютки. — ответила Катя.

Тогда я не понимала, что это значит, но было очень жаль Катю.

— Хочешь, вместе играть будем? У меня куклы есть и машинки. — предложила я, подходя к своей увесистой сумке и с трудом открывая её.

— Хочу. А тебе не жалко? — открыв изумлённые глазки, спросила Катя.

— Ты же их не съешь? — ответила я, высыпая все игрушки на пол.

Не уверенными шажшками, к нам подошли и другие дети. Так началась моя жизнь в интернате. А в субботу, ко мне пришёл папа, с пакетами сладостей. Я почувствовала, как же сильно я по нему соскучилась. Крепко обняв его, я долго не хотела отпускать. К другим детям тоже иногда приходили, к кому-то бабушка, к кому-то мама, что бывало очень редко. Всё, что принёс папа, я высыпала на стол и вместе с детьми, мы поедали печенье и конфеты. Потом, папа стал приходить всё реже и реже, пока совсем забыл дорогу ко мне, в интернат. Ночами я плакала, скучая по нему. Но днём своих слёз я не показывала никому. В интернате, меня тоже называла не иначе, как рыжая. Привыкшая к этому прозвищу, я не обижалась. Шли дни, недели, месяцы. Прошло два года, как я не видела своего отца, потом уже, став взрослой, я узнала, что у него с Галиной родился сын и она настояла на том, чтобы уехать навсегда из города и переехать в другой город. Так, автоматически, я осталась без жилья. А ещё…что самое ужасное, отец письменно от меня отказался. Об этом я узнала много позже, когда однажды в пятом классе, меня наказала воспитательница и отшлёпала при всех.

— Я папе расскажу. Он Вас накажет. Не смейте меня бить! — крикнула я тогда в лицо воспитательнице.

А она просто схватила меня за плечо и сильно тряхонула, приподняв с полу и обратно поставив.

— Аха. Папе она скажет. Может скажешь какому папе? Он давно от тебя отказался и уехал в другой город. Так что молчи себе в тряпочку и не возникай. — как огнём, полоснула меня женщина.

Тогда я совсем замкнулась в себе, никого не хотела ни видеть, ни слышать. Первым ко мне подошёл Костик, тот, что первый меня взял за руку, когда я только появилась здесь.

— Не расстраивайся ты так. Здесь мы все одинаковые, так или иначе, оставшиеся без родителей. Моя мама в тюрьме, пила сильно и в запое убила своего сожителя. Ей двенадцать лет дали, а отца, я вобще не помню. Вроде его и не было у меня никогда. Правда бабушка была, но и та умерла, как только мать посадили. А у Женьки, родители погибли в автокатастрофе, он совсем один остался. Да и квартиру родителей отобрали, ведомственной оказалась. — по взрослому говорил Костик, показывая на своего друга Женьку.

— Ну и пусть. Больно он мне нужен. Проживу и без него. Назло стану известным человеком, пусть тогда локти свои кусает, от какой дочери он отказался, гад! — зло процедила я сквозь зубы.

С Костиком мы здорово подружились. Он оказался на редкость добрым и советливым мальчиком, с которым мы и доучились до одиннадцатого класса. А после того случая с воспитательницей, я никогда не позволяла никому себя ударить. Во-первых, не доводила до этого, во-вторых, это было унизительно.