На Голгофу. Переписка и дневники, июнь 2011 – декабрь 2012 гг.

Эдуард Генрихович Вайнштейн

В книге собраны извлечения из переписки с разными людьми, а также дневниковые записи, оставленные на рабочем месте с июня 2011 по декабрь 2012 гг. Читателю, знакомому с другими книгами автора, будет интересно становление его взглядов, а также чисто объективный внутренний опыт человека, выросшего в атеистической, в нескольких поколениях, интеллигентской советской семье и пытающегося спрямить свою жизнь к Богу. Название отражает характер переживаемого этапа пути.

Евгений Родионов: мы ещё живем в Святой Руси

— N спрашивает, нет ли еще договоренности по присутствию «Фомы» и «НиН» в <твоем> храме? Говорит, может быть, необязательно спрашивать о….? Может, кого-то еще? Зачем-то еще спросила покровителя воинов — вспомнил Георгия Победоносца, Димитрия Солунского, Иоанна Воина, и мученика Евгения. «Про него вам N сказал? <назвала его фамилию>" — спрашивает. Нет, говорю, он во многих местах почитается, и почитание очень горячее.

Несколько дней назад шли по улице с Алесенькой, случайно услышали разговор двух девочек лет 12. Одна другой говорит: «И вот с тех пор я крестик не снимаю, вот уже полгода»… Ровно столько его и мучили.

Если нет у тебя книжки «Сильнее смерти любовь» про Любовь Васильевну и мученика Евгения — могу передать на чтение в ближайшее время, когда Y прочтет. Очень сильная книжка, хорошая. — Э.В.

— Да. А Евгений находился в плену 3 месяца.

С так называемого дня св. Валентина до 23 мая.

— Понял, а Алесенька мне сказала, что полгода… Может, другой какой-то срок у него был полгода?… Было отчетливое чувство, что разговор от Евгения пришел.

И начал читать детям книгу о другом Евгении — о. Серафиме Роузе — «Не от мира сего», очень нужная тоже по нашим временам книжка — и о. Серафим тоже кончил жизнь мучеником, если ты читал об этом — распятый в трубках на больничной койке.

Книжка о мученике Евгении кончается такой фразой — «ведь мученикам Христовым подобают царские почести»…

А еще заканчиваем чтение «Обломова» удивительного русского писателя Ивана Александровича Гончарова — Настя с Соней чрезвычайно заинтересованы, даже Коля слушает внимательно — очень глубокая, мудрая вещь…

— Молодцы! Не знаю, что во сне было Алесеньке… Евгений полгода служил и три месяца был в плену, а где уж больше мучался, одному Богу известно. Думаю, в плену было похуже, чем на службе. Все-таки на службу к нему Мама приезжала, да и не жаловался он ей, не говорил, что как-то особенно плохо. Был в учебке, по-моему, в Калининградской области, ребята русские, никто его не обижал, вроде как. Да и он парень был такой, что мог за себя постоять.

— Почему во сне? А может, действительно, во сне… Вот, видишь, полгода служил. Значит, от него слова были, это чувство не обманывается, много раз проверено… От мученика Евгения слова были. Плен — это вершина его жизни, но шел он к ней всю жизнь. И как это часто бывает, прежде чем что-то в жизни происходит, оно должно произойти и вызреть в сердце, в душе, а это более глубокий и мучительный процесс.

Меня поразило недавно, что взгляд на известной его фотографии — в точности как на иконах. В этом мальчике был Христос. И подвиг его в том, что он действительно показал, что мы все еще пока живем в Руси Святой, а не на какой-то безымянной исторической территории. Отчетливое чувство, что Царю этот мальчик люб, мил и дорог. Царский воин.

июнь 2011 (из переписки с сотрудником, алтарником)