Эжени Лихтенштейн. «Дачная жизнь, или Исповедь Большевички». Документальная проза. Воспоминания Нины Марковны Днепровой о ее жизни, комсомольской и партийной работе, об испытаниях тюрьмой, лагерем, ссылкой и о верности идеалам юности.Автор выражает искреннюю благодарность Ирине Глебовне Леблё-Шахгильдян и Иосифу Васильевичу Шахгильдяну.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дачная жизнь, или Исповедь Большевички предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
ДЕКОРАЦИИ
В доме, где мы обитали, нам принадлежала огромная комната, стеклянная веранда и заросший лесными цветами и травами участок сада. Несколько старых яблонь и кустов малины превратились в дикие, доживающие свой век, но всё равно плодоносящие живые существа. По утрам я гуляла в лесу. Там никого не было, иногда я приносила букет из лесных трав и полевых цветов. И она, улыбаясь, говорила: — «Как ты всё время стараешься украсить нашу жизнь! Почему ты решила жить со мной всё лето?» Я хотела ответить: «Потому что я… умерла. От любви. Сгорела. И теперь мне предстоит — восстать из пепла».
Но ведь я не выношу никакого нытья и потому весело:
— Может быть, так захотел случай, «си фата синант». Это — латынь. Почему я, вдруг, стала изучать латынь? В тридцать пять лет меняется генная программа, и вообще, «врождённые ключевые стимулы ВСЕГДА сильнее приобретённых». Почему запретили генетику? Да, потому, что если доминантный ген — аристократический, то при помощи рециссивного гена, вы можете приспособиться к любой среде. А вот если — доминантный ген — «плебейский», то попадая в среду аристократии или интеллигенции, человек — приспособиться к ней — не может! Кстати, страсть к знаниям — есть страсть — сугубо аристократическая, ибо никакой «житейской пользы» — не приносит.
В каждой нации есть свои доминантные гены и своя генная память. Память крови. Почему еврейская молодёжь пошла в революцию? Если бы царская администрация послушалась Столыпина и рискнула отменить «черту оседлости», никто бы из еврейской молодёжи ни в большевики, ни в меньшевики, ни в анархисты, ни в эсеры — не пошёл. Они стали бы учиться, возделывать сады, играть на скрипке и рисовать картины. И ты бы, тётка — тоже.
Она внимательно выслушала мой монолог и задумчиво произнесла:
— Я часто думаю, интересно могла бы ты сочувствовать нашей партии? И честно сама себе отвечаю: «Нет!» И к троцкистам бы ты не присоединилась. И к анархистам тоже не примкнула. Знаешь — почему?
— Почему?
И вдруг, с неожиданной нежностью:
— Ты — босячка, ты ни в какой партии состоять не сможешь.
И помолчав, очень тихо:
— Но мужчины, которым ты посвящала стихи, тебя никогда не забудут! Если в жизни человека не было «большой любви» — он несчастный человек. Он даже не понимает, чего лишён. У меня была — «большая любовь», мой муж, Ваган. Мой единственный мужчина. Он был очень красивый, весёлый, щедрый, а как он танцевал! Но злых — не любил. Мне очень его не хватает. Он был и мужем, и другом. И очень любил наших сыновей. Нашёл мне няню, чтобы я могла продолжать работать. И повышать свой культурный уровень.
Я смеюсь. Она озорно смотрит на меня.
— Что? Опять — политинформация?
— Но я же молчу!
— Ладно, я теперь верю, что твоя телепатия — существует. Что будем на завтрак?
— Пшённую кашу с изюмом.
После обеда она соблюдала «час отдыха», а я отправлялась к озеру. Почему-то мне никогда не приходило в голову спросить у старожилов: «А чьим поместьем теперь владеют старые большевики? Кто раньше здесь жил? Кому принадлежали эти дачи? Это ведь они — „буржуи“ благоустраивали и лес, и озеро, играли в крокет и серсо, прогуливались под кружевными зонтиками, устраивали музыкальные вечера, приглашали друзей и знакомых на премьеры любительских спектаклей. И как раньше называлось это озеро с плакучими ивами по берегам?»
Пшённая каша с изюмом
Однажды с ней случился сердечный приступ, меня рядом не было, я, как всегда, после пяти часов отправилась гулять вокруг озера.
Иногда я, смеясь, говорила самой себе: «Что — захотелось сыграть роль бедной родственницы-компаньонки или скрыться ото всех? Неужели тебе действительно хочется — «записать её воспоминания»?
Не могла же я и ей, и себе — признаться, что я просто «выбивала клин клином». Где-то я прочла: «Когда у тебя случается беда, помоги тому, кто нуждается в твоей помощи».
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дачная жизнь, или Исповедь Большевички предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других