Эйдос непокорённый

Юлиана Королёва (2018)

Рыжик живет на планете Эйдос в изолированной религиозной общине, где учат, что мир за стенами мёртв. Пытаясь докопаться до правды, она находит доказательства обратного и наталкивается на загадочный артефакт, который срастается с ней. Теперь, по закону общины, Рыжику грозит смерть. Единственный способ выжить — сбежать и выяснить, с чем она столкнулась, пройдя по миру, о котором она знает только из книг. Ей придётся выяснить, кто раньше жил на Эйдосе, что за катастрофа произошла на планете, а главное — какое наследие оставили давние предки, и какое отношения ко всему имеет она.

Глава 8. Тоннели

Зверь копошится над нами, роет, фыркает, ворчит. На корнях слой спор намного больше, возможно, именно это его останавливает.

— Надо что-то делать, — бормочу, ёрзая на месте, чтобы сесть поудобнее.

Всё это время каменный выступ упирается в спину, как острые коленки соседок по келье, когда они после ночных кошмаров приползают ко мне под бок. Вряд ли я буду скучать по этим ночам.

— Не надо. Сиди и молчи, — советует святоша. — Он скоро уйдёт.

Пока я стараюсь ощупать камень за спиной, внезапно раздаётся хруст, и прямо перед нами из-под земли выскакивает визжащий чёрный комок. От неожиданности, уверенная, что страшная тварь проковыряла лазейку и ворвалась к нам в укрытие, я подпрыгиваю и бьюсь макушкой о корни. Хищник наверху отзывается сразу, роет корни так, что они трещат, рискуя проломиться. Зверь громко пыхтит и яростно рвёт их в том самом месте, где я ударилась головой. Едкая пыль осыпается на нас. Вот зараза! Безымянный хватает меня, усаживает на место, зажав мне рот ладонью.

— Это всего лишь грызун! — сердито шепчет он.

— Откуда мне было знать?! — бормочу в его ладонь, и он отпускает.

Я едва дышу, судорожно соображая, что теперь делать, как выбраться из этой ловушки. Сейчас бы не помешало хоть какое-то оружие!

Мой спутник как раз решает воспользоваться электрохлыстом и, ткнув им между корней, выпускает остатки заряда в зверя.

Зверь взвизгивает, его словно парализует. Когда устройство перестаёт искрить, ферус падает и уже не подаёт признаков жизни. В воздухе появляется запах палёной шерсти.

Хищник нам больше не угрожает и от этого становится легче.

— Из-за тебя пришлось его убить!

— Он бы ни секунды не сожалел, разрывая нас на куски!

Святоша бубнит что-то неразборчивое, ругательства, видимо, но я не прислушиваюсь. На мгновение у меня проскакивает мысль, что ударом электрохлыста можно не просто нарушить работу здорового человеческого сердца, но и остановить её. Если Батья-Ир так не хотела видеть на суде мастера Гиллада, могла ли она проделать с ним такое? Уверена, свою конкурентку на пост главной советницы она устранила так же — мастера Катру доставили в клинику как раз в моё дежурство. Батья-Ир заступила на освободившуюся должность, выждав всего несколько дней, и на её лице не было ни капли сочувствия и сожаления.

— Пора выбираться, — командую я, пытаясь протиснуться в узкую щель под корнями, но дальше меня не пускают оковы.

На деле не хочется в жуткий лес, но угроза миновала, не сидеть ведь тут вечность.

— Нет. Ты же не думаешь, что это последний ферус в лесу? Дождёмся утра.

Он прав, хищники охотятся только по ночам, если мне не изменяет память. Но эта вонючая туша в слое опасных спор над нами напрягает. Я бы поискала новое укрытие, попросторнее и почище: огромное дерево с такими корнями тоже не последнее в этом лесу. Но эти аргументы мой спутник игнорирует.

— Костёр тут не разжечь. А я замёрзла и пальцев не чувствую.

Святоша хватает меня за обе кисти и зажимает их между своих ладоней. Я вздрагиваю и бросаю на него испуганный взгляд, но он просто растирает их. Его ладони грубые и прохладные, наши пальцы быстро согреваются и на мгновение становится тепло и приятно.

— Теперь чувствуешь? Надо снять цепь, — напоминает он, отпускает мои руки, выхватывает нож и ковыряет ставший бесполезным электрохлыст.

Пока я продолжаю греть руки дыханием, он разбирает хлыст, вынимает куски проволоки, срезает изоляцию и сооружает отмычку. Не знаю, умеет ли он вскрывать замки в полумраке, но, пока ковыряется, я пытаюсь отодвинуться от острого камня за спиной. Нащупываю рукой камень, раскачиваю его сильнее, чтобы выломать, но вдруг проваливаюсь по плечо в пустоту и упираюсь ладонью в нечто гладкое. Сердце уходит в пятки. Под рукой пустота. На ощупь, достаточно большая, чтобы мы в ней поместились, и заворачивается словно труба, уходя в глубину.

— Здесь какой-то лаз.

Я вынимаю камень и ощупываю стены: похоже на металл, но слишком гладкий, без единого шва, заклёпки, и что удивительно, не звонкий. Трубы такими не бывают, по крайней мере, в обители. Куда она ведёт? Я забираюсь внутрь, места достаточно, чтобы встать на четвереньки. На случай если появятся ещё ферусы или какие-нибудь падальщики, привлечённые трупом животного, тут можно спрятаться.

— Ты в своём уме, дикарка? — Святоша дёргает меня за привязанную к нему руку, тянет обратно. — Хочешь, чтобы тебе там башку отхватили?

Нет, но что уж теперь? Тут и так опасность на каждом шагу, куда ни сунься.

— Здесь или там, какая разница?

Я сопротивляюсь, но он вытаскивает меня за ногу и недовольно ворчит:

— Нельзя лезть в непроверенные места.

С этим не поспоришь, но что ещё остаётся? Бездействовать я тоже не собираюсь.

Натяжение цепи вдруг прекращается, она падает на землю, громыхнув звеньями. Но падает только с его руки.

— А с меня снимешь? — Я протягиваю свою.

— Артефакт покажешь?

Вот же шнод!

Шорохи над головой неожиданно усиливаются, и над нами начинается новое движение. Мы оба настораживаемся, моё сердце уходит в пятки. Трудно понять, очередные ферусы это или падальщики, но, кажется, они почуяли и нас. Святоша торопливо подталкивает меня к трубе.

— Лезь обратно.

— А как же непроверенные места? — оборачиваюсь я.

— Заодно и проверим.

Он вынимает нож и забирается в лаз первым. Я подбираю цепь, сую в карман, чтобы не гремела и забираюсь за ним. Мы ползём в полной темноте на слабый свет. Труба кончается быстро, выходит в широкий колодец и обрывается. Светящийся мох на стенах позволяет оценить высоту: до земли пара метров, внизу мох, ветки и гнилые листья.

Святоша прыгает первым, встаёт, отряхивается и осматривается.

— Безопасно. — Он поднимает голову, смотрит на меня в ожидании и протягивает руки. — Не бойся, я поймаю.

— Сама справлюсь!

Тогда он убирает заботливо подставленные руки за спину и с ехидной ухмылочкой отходит на два шага.

Едва приземлившись, осматриваюсь и понимаю, что через колодец проходит широкий тоннель, который с одной стороны полностью засыпан, а странная труба, откуда я спрыгнула, — лишь часть конструкции из десятка похожих. Что это за сооружение, или чем оно служит в таких дебрях — довольно любопытный вопрос. В любом случае оно заброшено и, судя по всему, слишком давно.

— Где это мы? — удивляюсь я.

— Ты же самостоятельная. Вот и выясни, — усмехается он.

Попал в незнакомое странное место, а спокоен, как баркачиха после дойки.

— Вот и выясню, — уверенно отвечаю я, приглядываясь к входу в тёмный тоннель. Идти туда совершенно не хочется, но больше некуда. — Чем ты собирался разжечь костёр? Сейчас бы свет не помешал.

— Сейчас не помешало бы показать артефакт. — Он демонстрирует свои руки без оков. — Я свою часть сделки выполнил. Твоя очередь.

— Отличное время и место, чтобы обсудить артефакт. Может, сначала выберемся отсюда?

— Может, у тебя его просто нет? — передразнивает он.

Я бы показала ему запястье, лишь бы отстал, но в темноте он ничего не увидит.

— Почему тебя интересует то, от чего шарахался весь Аллидион?

— Ты преувеличиваешь. Самой не любопытно, что за ерунда забралась тебе под кожу, и с какого перепуга её считают священной?

Больше всего мне любопытно, как эту штуку извлечь. Но мысли об этом я оставляю при себе. Выбраться бы для начала.

Святоша достаёт из кармана химический фонарик, похожий на прозрачную трубку, ломает его. Свет тусклый, жёлтый, озаряет коридор, ведущий прочь из колодца. Ну хоть какая-то от него польза.

— Знаешь, свою часть сделки ты выполнил не полностью. — Я показываю ему цепь, свисающую с моей руки. Может, снимешь?

— Зачем? Ты и так неплохо смотришься, — усмехается этот шнод, разворачивается и заходит в тоннель.

И куда же он намылился с единственным фонариком? Ну конечно. Ему предстоит сдать меня Доверенным, так зачем же снимать цепь? Ещё пригодится. Догоняю его и замечаю в полумраке гаденькую улыбочку, которую он пытается спрятать в бороде. Ну-ну. Теперь я с чистой совестью ничего ему не покажу.

Хоть на моей руке цепь, я свободна, могу идти своей дорогой и не бояться, что меня заведут к Доверенным. Но проблема в том, что тут лишь одна дорога, разойтись нам некуда, да и место жуткое — осматриваюсь, и по телу прокатывается озноб.

— Надеюсь, ферусы здесь не водятся, они вроде не пещерные.

— Здесь много других не менее очаровательных тварей.

Я открываю рот, чтобы спросить, но Безымянный, повернувшись ко мне, прикладывает палец к губам, прислушивается. Я тоже слушаю, и пока ничего нового не слышу. Мы торопимся вдоль тёмных стен, удивительно выглаженных для пещеры. Один коридор переходит в другой, потом в третий такой же или, может, всё ещё продолжается второй. В тоннелях нет острых углов, точно, как в наших кельях, в которых так же пусто, если не считать циновок и подушек для сна. Мебель и украшения позволены только Обаккинам, их апартаменты индивидуальны, непосвящённые, вроде меня, приносят им свежие цветы по утрам и раскладывают одежду аккуратными стопочками. А сами ютятся в кельях толпами по десять человек, как зелёные слизни, что встречаются здесь повсюду. Никогда таких не видела: большие, размером с руку от локтя до кончиков пальцев, объедают светящийся мох, и, кажется, будто сами стены колышутся, и в тишине разносится лёгкое шуршание и хруст.

В самом конце слизняковой стены обвал, прохода дальше нет. Пока Безымянный топчется на месте, я нахожу небольшую лазейку, но не могу протиснуться между стеной и валуном, выгребаю и выбрасываю камни поменьше, которые застряли в щели и мешают в неё протиснуться. Цепь грохочет на руке.

— Тихо ты! — Безымянный хватает цепь и аккуратно складывает мне в карман. — Здесь вéренки. Ясно? — шепчет он.

— Ерунда в сравнении с ферусом, — отвечаю тихо, оглядываясь по сторонам.

— Как бы не так. Не вздумай их разбудить.

Думает, я не читала про веренков? Они живут в пещерах стаями, спят на потолках, свесившись вниз головами, из еды предпочитают падаль, хотя не побрезгуют и небольшими грызунами, если почувствуют запах крови. Но здесь потолка не видно и тишина.

— С чего ты решил, что они тут водятся?

— А ты не чувствуешь смрад?

Я чувствую сырость и плесень, обычный запах для такого места.

Пока я изучаю потолок, святоша вытаскивает оставшиеся камни, подталкивает меня к освободившемуся проёму и протискивается следом за мной. Так, в молчаливом тандеме, мы пробираемся дальше. Пока это единственный путь, и страшно подумать, куда бежать, если нам встретится неизвестный тоннельный монстр или целая стая этих тварей.

— Я работала в архиве. Ты не представляешь, сколько книг я прочитала. — Замедляюсь осматриваясь.

Жаль, что записей про подобные подземелья не встречалось. Но эти идеально гладкие тоннели материалом напоминают стены Башни, только заброшенные и неухоженные. Откуда они взялись?

— Кто много болтает, мало живёт, — бросает через плечо святоша и словно нарочно шагает быстрее.

Я понимаю, надо вести себя тихо, чтобы не разбудить веренков, поэтому молчу. Окажись на его месте Макс, тот болтал бы всю дорогу и злился, что нас занесло в такие дебри. Никакие веренки его бы не остановили. Но мой нынешний спутник осторожный и сосредоточенный. Интересно, он так ловко спрятал нас под корнями благодаря случайности или расчёту? А то, что позволил увести себя от стены и ни разу не оглянулся, не озвучил «коварные» планы на мой счёт, случайность? Зелиг бы давно предвкушал триумфальное возвращение со мной на цепи, а этот не злорадствует, не ворчит, но цепь всё же отказывается снять.

Опасность миновала, самое время убедиться, что он действительно тот, за кого я его принимаю, и свернуть в другой тоннель, чтобы расстаться.

— Что-то ты подзадержался в подмастерьях.

— В смысле? — не понимает он.

— Ну, ты явно старше Зелига, а всё ещё Безымянный. Когда тебя повысят до Святого брата и выдадут Имя?

Старое имя спрашивать нельзя, поэтому лишних вопросов не задаю.

— Может, мне и так хорошо.

Ничего не отрицает, значит, я на верном пути. Встречных вопросов он тоже не задаёт, не любитель поболтать, видимо.

Мы сворачиваем в просторный тоннель. До потолка метров пять, столько же в ширину, если глазомер не врёт. Стены идеально ровные, антрацитовые, как в Башне. Они тонут в темноте, из-за чего создаётся иллюзия, будто их нет. Что, если здесь возможное продолжение Башни? Ведь никто не знает, как глубоки её корни, куда ведут и где заканчиваются. Башня построена из такого же материала, как эти тоннели, и насколько известно, на Эйдосе больше нет ничего подобного. Не исключено, что это одно сооружение. Здесь только пахнет иначе — влажным камнем, который достаёшь из горной реки. Вот только воды нет и тихо, кроме наших шагов и дыхания, ни единого звука. Слизняков тоже нет и веренков, судя по всему. Фонарик отражается на глянцевых стенах маленьким бледным пятном, словно кто-то живой движется перед нами. От этого жутко до дрожи.

Я отгоняю страх, высматривая символы, глифы, какие угодно знаки, как в Башне, но пока ничего не вижу. Безымянный замедляется, прислушивается, кажется, перестаёт дышать, и, коснувшись ладонью стены, медленно ведёт рукой по гладкой поверхности, прислоняет к стене ухо. Простым смертным запрещено касаться священных стен аллидионской Башни, а Доверенным очень даже можно. Но что он пытается в ней услышать?

— Ты неплохо здесь ориентируешься, — говорю я святоше. — Тебе знакомо это место.

— Приходилось бывать в похожих.

— Доверенным много где приходится бывать.

Я внимательно наблюдаю за его реакцией, но он только усмехается. Ну вот, ещё одно доказательство, что этот святоша — один из них, только Доверенные бывают снаружи и исследуют окружающий мир.

Что, если эти тоннели — потайной ход в Башню, в те самые её корни, и он ищет обратный путь в обитель? Вернуть меня — его приоритетная задача, и как подмастерье Доверенных, он способ найдёт. Им известно строение Башни и все обходные пути.

— Давай начистоту. — Я преграждаю ему дорогу. — Ты ищешь обратный путь?

— Нет тут никаких путей, — отвечает Безымянный остановившись. — Идём обратно. Будем искать способ выбраться по трубе. Ясно?

Подмастерья могут не знать обходных путей, или он хитрит?

Я совсем запуталась. Не нравится мне его компания, при первой же возможности пойду своей дорогой.

— И как мы заберёмся в трубу?

Рассматриваю стену перед нами. Ничего особенного, на ощупь как древесная смола или труба, по которой мы пролезли сюда. Нет ни единого изъяна, всё как в Башне. Только на уровне моей груди небольшая геометрическая гравировка, похожая на розетку цветка из прямоугольников. Осторожно касаюсь её, и моя ладонь неожиданно притягивается: этот странный магнетизм между рукой и гравировкой длится как щелчок пальцев. Мороз пробегает по спине, я не успеваю отдёрнуть пальцы, стена перед нами словно бы испаряется, и я падаю носом на землю, как мешок навоза. Неловко. Пытаюсь подняться на ноги уже по другую сторону плиты.

Безымянный делает вид, будто другого и не ждал.

— Несказанное везение, — хмыкает он, проходя следом в открывшийся проход, и протягивает руку.

Я поднимаюсь, игнорируя предложение, и монолит позади нас бесшумно возвращается на место. В Башне я повидала много непонятного, вот и здесь продолжается всё то же самое. Безымянный озадаченно глядит на меня.

— Везение? Обычно так не бывает?

Он мотает головой.

Мы уходим. В этой части тоннелей не везде темно благодаря слизням, хотя весьма жутковато из-за шороха их челюстей и мерцания усиков. Впечатление, будто они передают огонёк друг другу по цепочке, и это быстрое перемигивание слегка нервирует. Впереди на стенах мох частично съеден и в открытых местах проглядывает подобие гравировки. Наконец-то хоть какое-то разнообразие.

— Тут рисунок. — Я присматриваюсь, но ничего не понимаю. Приходится забрать у святоши фонарик. — Круги, треугольники… Геометрия. Что это значит?

— Ты же работала в архиве, должна знать, — издевается он, разглядывая рисунки, словно в темноте можно что-то разглядеть.

— Я знаю, что мы где-то в корнях Башни, и знаю, что ты собираешься сдать меня Доверенным или вернуть лично. Но обратно я не собираюсь.

— Уверена? — удивляется он, озираясь по сторонам.

Уверена ли я, что не стремлюсь на собственную казнь? Я не собираюсь отвечать на столь глупый вопрос. Вожу фонариком по стене в поисках очередной двери. Светящаяся палка не похожа на настоящий фонарь, и всё же позволяет разглядеть углубления, а в них целые строки вертикальной вязи. Нечто похожее я видела в Башне, гладкие завитки, напоминающие орнамент, располагались там на плите, прикосновение к ним открыло комнату, а потом нас с Максом каким-то чудом выбросило на самую вершину.

Эти строки изящными изгибами тянутся от пола до потолка и частично прячутся под толстым слоем мха, как под одеялом. Хватаюсь за край оставшегося нароста, срываю покров. Мох отпадает целым пластом, но вместо прохода там объёмная гравировка. Узнаю изображение материка, по которому тянутся плавные линии, точно паутина разделяются на множество ответвлений. Напоминает карту идеально выточенных пещер.

— Карта тоннелей, — сообщает мой спутник, сосредоточенно изучая макет, словно пытается отыскать вход в Башню.

Мурашки пробегают по телу от их количества и запутанности. Любой лабиринт ни в какое сравнение не пойдёт.

— Похоже на то, — бормочу я.

Касаюсь холодного камня, в надежде, что перед нами откроется очередной проход, но вместо этого вспыхивает небольшая сфера, вроде мыльного пузыря. Она растёт, с молниеносной скоростью ширится, внезапно останавливается, замирает. Мы оказываемся внутри эфирной миниатюры тоннелей, будто стоим в лучах светила, а вокруг нас висят пылинки, только эти пылинки не простые, а сложенные в чёткое изображение ветки тоннелей. Я поднимаю руку, и она проходит насквозь, но вместе с ней сдвигается картинка, поворачивается плавно, под другим углом. Я подпрыгиваю от неожиданности, отшатываюсь, натыкаясь спиной на святошу. На его руки световая иллюзия тоже реагирует, и он увлечённо изучает её.

Я помню, что из похожих штук вылетают опасные искорки, лезут под кожу, сидят там и ждут, пока помрёшь. Но сейчас искорок нет. Только макет тоннелей, словно сделанный из воздуха. Либо мы стоим в нём, либо он парит вокруг нас, подчиняясь движениям ладоней и пальцев — поворачивается за ними; если развести руки, увеличивается. И вот только теперь появляются искорки, неподвижные, но ярко мерцающие, будто стараются привлечь внимание. Я настораживаюсь, но святоша тыкает в искорку пальцем, и часть макета приближается и увеличивается, позволяя разглядеть коридор и пересчитать его ответвления. Появляются символы из вязи.

— Надо же! Как это работает? Кто построил тоннели? Кто повторял за Демиургами?

Святоша на мои вопросы не отвечает, лишь пожимает плечами: его внимание сосредоточено на символах.

Глядя на макет, похожий эфирной формой на звёздную систему из Башни, я всё больше убеждаюсь: тоннели — её часть. Хотя на воздушной схеме трудно понять, как именно они связаны с Башней, и совсем невозможно определить наше местоположение. Я примерно знаю, в какой части материка располагается Аллидион, но как по этим картам понять, где сейчас находимся мы? А Безымянный изучает карту и выглядит так, словно что-то понимает, наверняка прикидывает обратный путь, ведь он должен вернуть меня.

При каждой мысли об этом подкашиваются коленки и холодок пробегает по спине, словно за шиворот заполз один из слизняков. Я вздрагиваю. Мысли вертятся в уме с бешеной скоростью, ищут решение и всё равно возвращаются к тому, что я слишком задержалась в компании подмастерья Доверенных. Без электрохлыста на него повлиять нечем, он запросто сдаст меня Батье-Ир, и каждый из нас получит заслуженную награду. В любом случае мне такой попутчик не нужен, просто я с ним потому, что до судорог боюсь остаться в тоннелях одна. Но лучше обуздать свой страх и оказаться в сомнительной безопасности, нежели рисковать с ним в относительном спокойствии, а поскольку в обители ждёт настоящая смерть, выбор очевиден. Выбираю первое, и пока святоша занят изучением непонятного, отступаю, натыкаюсь спиной на твёрдый камень, разворачиваюсь и быстро шагаю по тоннелю, не представляя, куда пру. Ноги сами уносят прочь.