Охота на жену

Юлия Гетта (2024)

— Я могу перевести тебе эту сумму прямо сейчас, — лениво отвечает Сергей, указав взглядом на свой навороченный смартфон. — Но что я получу взамен? Сглатываю и отвожу взгляд. Чего-то подобного мне стоило от него ожидать. — Я ведь сказала, что всё тебе верну, — произношу твёрдо. — Сразу же, как только продам квартиру. — Неинтересно. — Верну с процентами! — Зачем мне твои копейки? — усмехается он. Сжимаю кулаки под столом. Чёрт, мне нужны эти деньги… — Говори прямо, чего ты хочешь? — Тебя. В рабство. На один месяц. И мы договорились. Попав в сложную ситуацию, я вынуждена обратиться за помощью к человеку, которого безумно любила в юности. Но он меня предал. За годы разлуки стал еще более жестоким и бездушным подонком. А я так и не смогла задавить в себе чувства к нему. От автора: предысторию за 7 лет до текущих событий читайте в романе «Охота на мышку»

9. Ух ты, какая киса!

Миллион. Это очень большие деньги. За такую сумму в нашем посёлке можно купить квартиру. Или даже небольшой дом.

В городе, конечно, цены намного дороже…

Квартира, которую для меня приобрел отец, наверняка стоит больше миллиона. Я могла бы её продать, заплатить тому мужчине, и ещё остались бы деньги на покупку своего жилья в посёлке.

Это единственный вариант, который приходит мне в голову. Где ещё можно взять такие деньги, ума не приложу. Разве что почку продать. Но и то не уверена, что этот орган настолько дорого стоит.

Едва не пропускаю нужную остановку в этих невеселых мыслях. Но успеваю выскочить из автобуса в последний момент, вовремя опомнившись.

Передо мной предстаёт мрачная махина третьей городской больницы. Мне еще ни разу не доводилось здесь бывать.

Плутаю по территории, отыскивая стационар. Покупаю одноразовый медицинский халат и бахилы. Поднимаюсь в травматологическое отделение.

Пахнет хлоркой…

— Извините… Добрый день. А в какой палате лежит Геннадий Попов? — обращаюсь к молоденькой медсестре на посту.

— В пятой. По коридору до конца, платное отделение, — любезно подсказывает она, даже не спросив, кем я ему прихожусь. Хотя, может, это и неважно.

Иду в указанном направлении, чувствуя, как внутри нарастает волнение.

Отыскав нужную палату, замираю перед ней в нерешительности. За наполовину стеклянной дверью видна высокая больничная кровать. На которой лежит человек. Мужчина. Весь перебинтованный.

Становится жутко до тошноты.

Собравшись с силами, захожу. Делаю пару неловких шагов и снова застываю на месте, испуганно разглядывая его.

Из одежды на нём только шорты. Левую половину туловища немного прикрывает простынь. Правая нога в гипсе до самого бедра. И правая рука, из которой вдобавок торчат металлические спицы. Грудная клетка перебинтована. Голова тоже в бинтах, словно в шапке. Лицо как будто отёкшее, под глазами синяки.

Несмотря на то, что Геннадий шантажирует моего отца, становится его жалко. Похоже, ему крепко досталось. Кажется, папа в данной ситуации очень неправ.

Сомневаюсь в том, что этот мужчина мог намеренно броситься под колёса, как предположила Анна. Разве можно сознательно так себя покалечить?

Мужчина смотрит телевизор, висящий на стене напротив его кровати, и что-то ест из пакета здоровой рукой. Перевожу взгляд на упаковку — чипсы.

— Здравствуйте, — прочистив горло, негромко произношу я, привлекая к себе внимание. — Вы — Геннадий?

Он поворачивает голову на звук, и его губы искажает неприятная ухмылка.

— Ух ты, какая киса! Неужто такая — и ко мне? — произносит скрипучим прокуренным голосом, вытирая руку после чипсов об простынь. После чего берёт лежащий рядом с ним на постели пульт и приглушает звук телевизора.

Мне совсем не нравится, каким взглядом он ощупывает мою фигуру. Становится противно.

— Я дочь того человека, который вас сбил, — преодолевая брезгливость, сообщаю я.

— Аха, вот что. Значит, дочка жлоба, который меня чуть не угробил.

— Мой отец не жлоб. Насколько я знаю, он оплатил вам лечение, достал дорогостоящие препараты, которых в больнице нет.

— И решил, что так легко отделается? — оскаливается Геннадий, обнажая неровные жёлтые зубы. — Нет, киса. Он всосался по полной. Или заплатит, или сядет, так и знай.

— Но послушайте, миллион — это ведь нереально большие деньги!

— Не смеши меня. Думаешь, я не знаю, кто твой папаша? Не переживай, добрые люди рассказали, поведали мне о нём. Бабки у него точно есть, и немало. Так что пусть раскошелится, от него не убудет.

— Но почему он должен платить, если вы сами под колёса выскочили?

— Что? Ты что несёшь, дура? — рявкает на меня Геннадий так громко, что я аж подпрыгиваю. — Я шёл себе спокойно, переходил дорогу, а твой папаша на меня налетел! Таких водил, как он, за руль пускать нельзя!

— Неправда. Мой отец аккуратный водитель, — дрожащим голосом возражаю я.

— Твой папаша меня чуть не угробил! И после этого ещё жлобится моральный ущерб оплатить? Свинья он, и место его за решёткой!

Кровь бросается мне в лицо. Пульс стучит в висках. Хочется развернуться и бежать из этой палаты как можно дальше, чтобы больше никогда не видеть и не слышать этого человека. Но я заставляю себя выдохнуть и собраться.

К сожалению, от этого человека зависит судьба моего отца.

— Давайте хотя бы обсудим сумму, — выдавливаю я из себя. — Миллион — это очень большие деньги, у нас их просто нет.

— Не заливай мне, киса. Знаю я, кто такой Пётр Мышкин. Несите давайте бабки. Не принесёте завтра — я попрошу два миллиона. Или три. И никуда вы не денетесь, один хрен придётся раскошелиться. Иначе папашу твоего посадят, к бабке не ходи. Так что тащи сюда лям, пока ещё я добрый.

Мне снова приходится совершить усилие над собой, чтобы суметь продолжить диалог.

— Как я могу быть уверена, что если заплачу вам, вы сдержите своё обещание? Вдруг вы всё равно захотите посадить папу? — интересуюсь я, пытаясь выглядеть максимально спокойной, хотя внутри бушует ураган.

— Гена Попов — человек слова, киса, — скрипит своим отвратительным голосом он. Выглядя при этом до тошноты довольным. Будто я уже вручила ему миллион. — Принесёшь бабки, я ментам скажу, что сам виноват. Что мне тупо жить надоело, решил руки на себя наложить. И претензий к твоему папаше не имею.

— Хорошо, — напряженно киваю я. — Но так быстро денег мне не найти. Нужно будет подождать какое-то время…

— Ты чё, меня за лоха держишь, киса? — грубо перебивает Геннадий. — Бабки я жду до завтра. Потом будет два миллиона. Поняла?

Прикрываю на секунду глаза и медленно выдыхаю. Внутри бурлит злость. Хочется броситься на этого Геннадия с кулаками и выцарапать ему глаза. И травмы его уже ни капли жалости во мне не вызывают.

Но я заставляю себя выдохнуть. Запереть свои эмоции на засов. И попросить:

— Пожалуйста…

— Ну раз ты так просишь, киса… Я могу и уступить тебе. Подожду чуток подольше. Только сделай мне что-то приятное. Ты такая свежая и аппетитная. Порадуй старика.

Не могу сдержаться, и моё лицо перекашивает от омерзения.

Разворачиваюсь и ухожу прочь.

Чувствую себя так, будто меня только что окунули в грязь по самую макушку.

Зато теперь я понимаю, почему отец даже не рассматривает возможность заплатить этому Попову. Он презирает подобных личностей. И лучше сядет в тюрьму, чем пойдёт на поводу у кого-то подобного. Для него это дело чести.

Теперь я почти уверена, что Гена Попов бросился под колёса папе не случайно. Да не почти, а уверена. Возможно, это заранее спланированная акция. Я слышала о таком. Но чёрт… Насколько же аморальной личностью нужно быть, чтобы творить подобное!

Или больным на всю голову… Ведь покалечился как. А мог и вообще умереть. И тогда бы папу точно посадили…

Меня бросает в холодный пот от этой мысли. А ведь угроза вполне реальна. Отца и правда могут посадить.

Он не вынесет такого унижения. Просто не переживёт.

Но и надеяться на то, что суд чудесным образом признает папу невиновным, глупо.

Хоть и противно это, и неправильно, но я не вижу иного выхода, как засунуть свою гордость подальше и заплатить Геннадию самой. А папа пусть думает, что у Попова внезапно проснулась совесть.

Других вариантов, которые не ударят по нашей семье, просто нет.

Осталось только придумать, где мне до завтра найти миллион.