Телега в конверте

Юрий Александрович Алексеев (2024)

В сборнике представлены сатирические и юмористические рассказы, ярко описывающие советскую жизнь середины 1960хх. Перед читателем предстанет большой спектр проблем, волновавших советских граждан в то время — мелкое воровство на работе, бессмысленность бесконечных собраний, хамство в сфере услуг, спекуляция, а также бытовые и социальные проблемы — супружеская неверность, дефицит продуктов, бессмысленная погоня за модой.

ТЕЛЕГА В КОНВЕРТЕ

Пролог к драме бывает и такой. Достаточно молодой супруг, «разгоряченный» атмосферой домашней вечеринки, допускает легкую автономию. Он на восемь шагов отделяется от жены и танцует с подругой приятеля два западных и три сугубо отечественных танца подряд.

Такая чисто диетическая вольность редко прощается женой в первые десять лет супружества. Верная жена, поджав губы в прямую складку, натруженно отвечает на шутки гостей и бросает на мужа взгляды, способные осадить и мустанга. А он увлечен. Он не замечает.

Едва уходит последний гость, жена сбрасывает с пальца кольцо и взрывается, как граната. Не успеет муж опомниться от детонации, а она уже перегораживает комнату бельевой веревкой, а на нее вешает гобелен «Олени на водопое». Олени — это как бы часовые, а веревка — граница враждующих государств.

И пока по одну сторону границы лихорадочно курят и постукивают себя кулаком по лбу, на другой стороне пишется нота с обильным употреблением: «аморально», «семья», «совместимо ли?». Ноту в конверт. И скорее, скорее на почту.

Свежее, нарзанное утро само собой снимает и веревку и вопрос о донжуанстве. Муж необычайно крепко целует жену и шагает на работу. А на работе, примерно в полдень, он замечает на себе косые взгляды. Сослуживцы о чем-то шепчутся и кашляют, будто хватили сигарету с фильтром не с того конца. Наконец один из них не выдерживает и говорит: «Крепись, старик, пришла «телега»…»

Ближе к вечеру любителя автономных танцев приглашают на расширенный профком Багровая скатерть. Непривычно каменные лица. Обещающая напряженность.

— Как же эт-то понимать, дорогой товарищ? — с хорошо поставленным гневом спрашивает председатель. — А мы было собрались отправить вас в интересную субтропическую командировку. Вот читайте…

Товарищ читает ноту, составленную по ту сторон веревки, и закатывает глаза.

Нет, он решительно не верит глазам. Какие аттестации! Дон-Жуан и Синяя Борода кажутся по сравнению с ним жалкими евнухами!

Дорогого товарища долго полосуют тезисами и наставляют на путь, с которого он и не сбивался.

Товарищ закипает. Домой он идет злым шагом на лице бледность принца датского, в движениях — решительность тореадора.

На другой день верная жена сама бежит в профком, кается и заламывает руки, как в адажио. Увы. Напрасны разъяснения и уточнения. «Телега» сделала свое дело. Любителя танцев долго теперь никуда не выдвинут. Не доверят кассу взаимопомощи. И уж какая субтропическая командировка! Только в Чугуев. Жестким, безплацкартным.

«Телеги» вкатываются на работу не только в результате однодневной семейной междоусобицы. Чаще они сколачивают спокойно, трезво и со знанием предмета.

Один мой знакомый, по природе своей оптимист и правдоискатель, повздорил с директором гостиницы. Оптимисту не понравилось, что командированные спят в холле на жестких противотанковых скамейках в то время, когда пустуют десять номеров. Директор затаил в душе подколодную месть. И заскрипела, поехал «телега».

«В день отъезда работника Вашего треста из гостиницы пропала пепельница чугунного литья и махровое полотенце».

Конкретно оптимиста в разбое не обвиняют. А просто так — ставят общественность в известность о подозрительной параллельности фактов. Для обсуждения, для разбирательства в коллективе.

И оптимист превращается в пессимиста. Он нервничает. Стонет. Суетится как провинциал на эскалаторе, доказывая непричастность к чернильнице чугунного литья.

«Телега» давно превратилась в мобильное оружие страшной мести, в боевую колесницу, подминающую репутацию отдельных лиц и целых коллективов. Не случайно же почти в каждом санатории дирекция авансом устрашает отдыхающих:

«В случае нарушения правил внутреннего распорядка будет сообщено по месту работы».

И попробуйте проявить неудовольствие или допустить критическое замечание. В тот же день с булыжным грохотом отправится «телега»:

«Гр. Н. Систематически нарушал правила соц. общежития в процессе оздоровительного отдыха».

И пусть все нарушения сводились к лирическому прослушиванию соловья после отбоя. Неважно. Нарочито тяжелая, «тележная» формулировка делает свое дело. И человек понужден краснеть перед товарищами по работе и вести бой нелепой тенью подозрений.

«Телега». Недаром окрестили этим словом коряжистые подметные письма. Они так же грубо сколочены, шумны и пахнут дегтем. Дегтем, что столь въедливо ложится на любые ворота.

«Телега», кстати, — это карета прошлого. Времен, когда подозрительность считалась чуть ли не гражданской доблестью.

Времена прошли. А «тележное», правда, ослабленное, эхо, еще осталось. И виноваты тут не только отправители «телег», но и мы с вами, дорогие товарищи. Мы сами зачастую дотошно копаемся в «телегах». Заставляем честных людей колошматить себя в грудь, доказывая свою общеизвестную непогрешимость.

Мы, конечно, не взываем к молчанию, если муж забывает семью настолько, что дети не могут его распознать на групповой фотографии. Не требуем и снисхождения к командированному, ночи напролет отплясывающему «Эх вы, сени!» в номере-полулюксе и в компании «приемной племянницы».

Можно и нужно реагировать на серьезные сигналы и обсуждать серьезные проступки. Но доверие к товарищам страдать не должно. Перед пахнущими дегтем «телегами» надо вешать «кирпич». И навсегда. Ибо на такой «транспорте» далеко не уедешь.