С176345С

Olga Vel, 2020

В мире, где идёт жёсткое разделение на Высших и рабов, ей не повезло оказаться среди последних. Интернат, затерянный среди леса, станет её новым домом, набор букв и цифр – новым именем, а синяки и шрамы – новой кожей. Сломается ли она под натиском голода, холода и жестокости, или же сможет выжить и не стать безвольным рабом? (Первый рассказ из цикла, над которым идёт работа)

На чердаке было тихо, и только ветер завывал за дощатыми стенами да крысы скреблись в дальнем углу. Трое детей сидели на пыльном полу, скрестив ноги, и смотрели на слабый огонёк свечки, стоящей на битом блюдце. От свечки осталось всего ничего, и каждый из ребят с затаённым страхом следил за медленно тающим источником света.

Двое мальчишек и одна девчонка. Всем накануне исполнилось двенадцать, но случайный зритель их посиделок с натяжкой дал бы им по девять лет. Все побритые налысо, с оттопыренными ушами, бледной кожей, огромными глазами, казавшимися несуразными на вытянутых и тощих лицах, впалыми щеками и хрупкими телами — казалось, они сошли с иллюстрации какой-нибудь книжки про волшебных тварей и домовых.

— Скоро утро, — тихо произнесла девочка. Она провела пальцами по язычку пламени, и тотчас же подушечки её пальцев почернели. — Нам стоит вернуться в дортуар.

— Потерпи, Сирка, — отозвался один из мальчиков. — Ничего нам не сделают, ты же знаешь. Дай насладиться последней возможностью, прежде чем… — он не договорил, но все и так поняли, что он имел в виду.

— Аарон прав, — второй мальчишка пошарил по полу рукой и, найдя длинную щепку, поднёс её к огню. — Хуже всё равно не будет. А так мы проведём оставшиеся часы вместе, как и было все эти годы. Кто знает, что нас ждёт потом, так что надо хвататься за любую возможность побыть рядом друг с другом.

— Хорошо, Селиг, — Сирка поёжилась.

Тонкие рубашка и штаны из грубой ткани никак не защищали от холода, а слабое пламя свечи не было способно согреть троих измученных детей. Селиг держал в ладонях обгоревшую щепку, ещё горячую. Когда она остыла, он тяжело поднялся на ноги, покачнулся и пошёл в угол, где лежали скудные запасы дров и топор. Дрожащими руками он выбрал полено поменьше, взял топор и, с трудом подняв его над головой, расколол его на две части. Тяжело дыша, он уронил топор на пол и начал собирать щепки. В ладонь вонзилась заноза, но Селиг не обратил на это внимания. Он вернулся к товарищам и, снова сев на пол и поджав ноги, протянул по щепке Аарону и Сирке. Те последовали его примеру и поднесли щепки к огню. Через несколько секунд вся троица грела ладони, пачкая их сажей.

Свеча догорела, и единственный источник света погас. Ребята оказались в кромешной темноте. За маленьким окошком, располагающимся под потолком, виднелось только чёрное небо.

— Ну вот, — вздохнув, сказала Сирка.

— Ничего, — постаравшись сделать голос бодрым, ответил Аарон. — Подумаешь, темнота.

Он нащупал её ладонь и ободряюще сжал её.

— А спичек точно не осталось? — с робкой надеждой спросила Сирка, радуясь, что в темноте не видно, как она покраснела.

— Точно, — Аарон глухо закашлялся. — Разве что… — он замолк, пожалев, что начал эту фразу.

— Что? — одновременно спросили Сирка и Селиг. — Ну же, говори!

— Разве что, — медленно повторил Аарон, — у кого-то из ребят можно найти. Но тогда придётся кому-то возвращаться в дортуар.

— Никто не даст спички, — покачал головой Селиг. — Ты же знаешь. Я бы, например, ни с кем бы не стал делиться.

— И я, — поддержала Селига Сирка.

— А я бы поделился спичками, — резко произнёс Аарон. — Мы все должны держаться друг друга. Мы одни в этом мире, что нас ждёт дальше — неизвестно, но пока мы способны оставаться теми, кем являемся. Неужто вы хотите запомниться другим жадными и эгоистичными существами, дрожащими за свой комфорт? Плевать, что скажут другие. Не важно, что нас не поймут, не примут стремления поддерживать и помогать друг другу. Но вдруг, — он опять зашёлся кашлем, и не скоро смог продолжить говорить, — вдруг найдётся хоть один человек, который поймёт смысл в том, чтобы отдать соседу по дортуару последнюю спичку или кусок хлеба, и тогда, быть может, через какое-то время появится ещё один человек, а потом ещё и ещё. Должно же это когда-то закончиться. Весь этот ужас.

Сирка и Селиг молчали, не зная, что сказать. Оба понимали, что Аарон прав. Здесь, в этом месте, ничто так не помогало выжить, как плечо друга, пусть и слабое.

***

Это был самый обычный детский дом. Таких по государству было тысячи. Однотипные огромные здания из кирпича с деревянными чердаками, окруженные забором и колючей проволокой, по которой неизменно пускали ток. Как правило, детские дома располагались посреди лесов, и лишь некоторые строились в полях или степях.

Сирка первая попала в этот дом. Ей было четыре, и она смутно помнила, как её и пару десятков других детей везли на корабле. Женщины, которые их сопровождали, были злыми и раздражительными, и за каждый вздох, плач или жалобу они нещадно лупили четырёхлетних малышей длинными палками. Везли их долго, около пяти дней, и всё это время им запрещали подниматься на палубу, общаться, жаловаться. К вечеру первого дня все дети умоляли «воспитательниц» дать им воды и еды, но те лишь качали головами и жёстко говорили:

— Свой паёк вы уже получили. Ждите утра.

Вечером пятого дня они прибыли на место. Стройным рядом, прижимая к груди узлы со скудными пожитками, дети спустились по трапу на берег. Они оказались на небольшой пристани: несколько маленьких деревянных домов, лодки, привязанные к пирсу и слегка покачивающиеся на воде, вдали, на холме, виднелись дома. Неужели они теперь будут жить там? А вдруг… Сирка споткнулась. Вдруг их привезли к родителям? Возможно, в одном из тех домиков её ждёт мама.

— Ну же, пошевеливайтесь! — грубый голос воспитательницы заставил вздрогнуть мечтающую Сирку.

К детям подъехало пять грузовиков. Худой мужчина, одетый в чёрную военную форму, с кривым носом подошёл к воспитательницам, и те, протянув ему какие-то бумаги, пошли обратно к кораблю. Испуганные дети было бросились за ними, но резкий, с хрипом, голос незнакомца пригвоздил их на месте:

— Стоять! Кто двинется с места без разрешения — получит пулю в лоб. — Он опустил взгляд на листы бумаги у себя в руках и резко выкрикнул: — Керн, 14562!

Мальчик, стоящий перед Сиркой, испуганно втянул голову в плечи, и медленно поднял дрожащую руку.

— Иди сюда, — приказал военный, и Керн 14562, спотыкаясь, подошёл к нему. Военный сверил написанное на бумаге с нашивкой на одежде мальчика, а затем указал на один из грузовиков.

Возле машин уже стояли люди: несколько мужчин и одна женщина. Все, как один, одетые в чёрную форму, бритые налысо, на груди у каждого нашивка с номером. Когда Керн подошёл к нужному грузовику, один из мужчин с лёгкостью поднял его в воздух и запихнул в кузов.

Тем временем военный продолжил вызвать детей. Один за другим они выходили и проходили к указанному грузовику. Сирка была предпоследней. Подойдя к военному, она тихо спросила:

— Вы нас везёте к родителям?

Военный на миг опешил, а затем, не замахиваясь, ударил её по лицу. Сирка упала на землю и больно ударилась плечом. Её узелок упал рядом, и что-то застряло у девочки в горле. Ей захотелось до конца жизни так лежать на земле и смотреть на тёмную ткань, в которой было завёрнуто всё её имущество. Но чужие грубые руки резко поставили её на ноги и подтолкнули к грузовику. Женщина без особых усилий посадила её внутрь, через секунду в девочку прилетел её узелок.

Пока люди в форме поднимали бортики, Сирка увидела, как к пирсу причалила яхта и на берег начали сходить люди. Девочка никогда прежде не видела таких красивых и необычных людей: высокий и статный мужчина с тёмными волосами, одетый в белый костюм, молодая женщина в нежно-розовом платье, держащая в руке длинный зонтик, и двое детей — мальчик и девочка, похожие друг на друга, как две капли воды. Сирка во все глаза смотрела на них, не веря, что это живые существа. Им рассказывали, что существуют самые главные люди в государстве, и они сильно отличаются от обычных, но никто из детей их никогда не видел. Как говорили воспитатели, когда дети начинали задавать вопросы, только избранные могут видеть высших людей. Почему они были высшими никто не объяснял. Просто высшие.

Сирка смотрела на семью. Мужчина подал руку жене, помогая сесть в машину, которую тут же подогнал тощий парень в чёрной форме. Дети со смехом устроились у окон, не обращая внимания на грузовики. А вот мужчина перед тем, как сесть на сиденье рядом с водительским, окинул взглядом грузовики с детьми и встретился глазами с Сиркой. Тотчас же его прекрасное лицо исказилось, и он что-то закричал на непонятном языке. Мгновенно к Сирке подскочила женщина и со всей силы ударила её по лицу. Сирка упала на пол, зажав лицо руками. Из носа потекла кровь, пачкая пол грузовика, одежду и кожу Сирки. Она заплакала от боли и обиды.

Везли их долго, и измученные дети стали капризничать. Одни громко просили еды и воды, другие же просто рыдали, размазываю слёзы по грязным впалым щекам. Что ждёт их дальше? Неужели и эти люди будут грубыми и злыми, чуть что пускающими в ход палки?

Наконец, грузовики остановились. Бортики опустили, и дети увидели, что находятся посреди небольшой круглой площадки, посыпанной гравием. Перед ними стояло огромное кирпичное здание, старое и мрачное. Вокруг него возвышался забор с колючей проволокой. Люди в форме помогли детям вылезти из грузовиков и, построив их парами, повели к распахнутым дверям. Их уже ждали: две женщины, одетые в форму, лысые и худые, но при этом казавшиеся здоровыми, сытыми и довольными жизнью. Они поприветствовали военных и приняли из их рук бумаги. Коротко кивнув, военные залезли в грузовики, и те быстро покинули двор. Тяжёлые ворота со скрипом закрылись. Некоторые из детей успели разглядеть широкую лесную тропу, высокие сосны и ели, густые кустарники, на которых уже созрели ягоды. Сирка, слышавшая про леса только из уст воспитателей во все глаза смотрела на еле покачивающиеся верхушки сосен. Для неё было странно и непривычно, что деревьев может быть так много. Там, откуда их привезли, деревьев практически не было.

Тем времен женщины уже успели пролистать бумаги, и одна из них, шагнув вперёд, громко произнесла:

— Итак, вы прибыли в детский дом. С этого дня и до вашего двенадцатилетия вы будете жить и учиться здесь. Сейчас вы пройдёте все необходимые процедуры, вас отведут в ваш дортуар, чтобы вы смогли оставить свои вещи, а затем вас отведут в столовую, — на этих словах голодные дети заметно оживились, — после будет проведён инструктаж. Следуйте за мной. И только попробуйте нарушить строй, — женщина угрожающе достала из петли на ремне короткий хлыст.

Напуганные такой встречей детей изо всех сил постарались идти ровно. Их провели через квадратный холл и по узкому коридору, а после, свернув налево, они поднялись по лестнице на второй этаж. В обе стороны от лестницы уходил длинный коридор с кучей дверей. Убедившись, что никто не отстал, женщина подошла к ближайшей двери и, постучавшись, открыла её.

— Заходите, — отойдя в сторону, приказала она детям.

Сирка, стоящая в последней паре, пыталась разглядеть из-за спин стоящих перед ней товарищей по несчастью, что находиться в комнате. Волнение неприятным узлом затянулось в животе, а сердце начало учащённо биться. Ей было страшно. Наконец, очередь дошла до неё, и она увидела, что их привели в огромную комнату. Напротив от двери шёл ряд окон, за которыми виднелся забор и лес, на одной половине комнаты стояли деревянные парты, а в дальней половине четыре огромные чугунные ванны. За партами сидело четыре женщины в белых халатах поверх формы. Они взглянули на детей, недовольно цокнули языками, и одна из них неприятным голосом приказала:

— Первые две пары подойдите сюда.

Первая четвёрка, настороженно смотря на незнакомок, подошли, продолжаю прижимать свои пожитки, будто те могли их спасти. По молчаливому приказу дети встали напротив женщин.

— Керн, 14562, ко мне, — сидящая левее всех женщина грубо вырвала из рук мальчика узелок и развязала его.

Брезгливо морщась, будто её заставили голыми руками месить грязь, она перебирала вещи Керна: две рубашки, покрытые цветастыми заплатками, маленький круглый камушек и потёртая чёрно-белая фотографии молодой женщины.

— Завяжи обратно, — приказала она Керну, и пока тут неумело затягивал узел, записывала всё его имущество в толстый журнал. Закончив, она указала ему подойти к следующей парте, а сама, взглянув в список и на стоящих перед ней детей, хрипло вызвала следующего ребёнка, — Хелен, 14523.

Сирка с тревогой смотрела за проходящей процедурой. Сначала нужно было показать все свои вещи, потом подойти к следующей парте, где женщина заставляла снять верхнюю одежду и внимательно ощупывала хилые тела детей, после, когда результаты были зафиксированы в журнале, нужно позволить третьей женщине взять кровь из вены, а напоследок у четвёртой получить свою нашивку на одежду с номером. После того, как четвёрка проходила все эти процедуры, им приказывали залезть в ванны. Стоящие в дальнем углы две девушки, которых Сирка не сразу заметила, набирали в кране воду в огромные вёдра и, с заметным трудом, окатывали водой детей. Когда с водными процедурами было покончено, они вытаскивали детей и, не дав даже вытереться, вели их к стене, где бритвами сбривали короткие волосы с их голов. Только после этого им позволяли одеться, взять свои вещи и выйти в коридор.

Спустя долгое время настала очередь Сирки. Она со странным чувством горечи смотрела, как злая незнакомка перебирает её скромный гардероб и презрительно смотрит на фотографию женщины. У каждого ребёнка была такая фотокарточка, единственное, что связывало их с родителями. Когда наконец её вещи оставили в покое, она поспешно начала их обратно закутывать в тёмную ткань. Пальцы с трудом слушались, но ей всё же удалось кое-как затянуть пару узлов. Следующая женщина внимательно осмотрела её лицо, покрытое разводами крови, и хмуро спросила:

— Что случилось? У тебя часто идёт кровь из носа?

— Нет, — тихо ответила Сирка, — меня ударили.

— А, понятно, — женщина что-то подчеркнула в журнале и добавила, повысив голос, чтобы услышали её коллеги, — видно, манерам тебя так и не научили. Просто так детей не бьют. Не удивлюсь, если ты закончишь жизнь на позорном столбе.

Сирка вздрогнула. Им не раз рассказывали про позорные столбы: огромные каменные колонны, к которым за руки приковывали преступников, стояли на каждой крупной площади в городах; палачи могли забить преступника любым предметом, который только попадётся им под руку. После такого никто не выживал.

Сирке присвоили номер С176345С. Она двумя пальцами держала выданную ей нашивку. Вот оно, её новое имя. Раньше её звали Сирка 14599, а теперь она — набор букв и цифр. Еле сдерживая слёзы, она пошла к ванным. Быстро положив одежду, нашивку и узелок на пол, она с трудом залезла и обхватила себя руками, почувствовав, как холод проникает внутрь тела, заставляет мурашки бежать по бледной коже, а зубы стучать. В надежде, что сейчас она немного согреется от воды, Сирка благодарно улыбнулась стоящей над ней девушке. Та нахмурилась, подняла с трудом ведро и резко окатила Сирку водой. Тогда девочка в первые узнала, что ледяная вода может обжигать. Она вскрикнула, и тут же получила оплеуху:

— Нечего визжать, — грубо процедила сквозь зубы девушка и пошла снова набирать воду в ведро.

После того, как последний из четвёрки был вымыт, девушки вытащили детей из ванн и побрили. Сирка ощущала холодное лезвие бритвы, и она надеялась на то, что рука у девушки не дрогнет, и кожа головы останется целой.

В коридоре их ждали встретившие женщины. Убедившись, что все дети прошли необходимые процедуры, они построили их и повели в дортуар на четвёртый этаж. Дортуар занимал весь этаж и был разделён на секции. В каждой секции стояли двухэтажные кровати и маленькие тумбочки, с потолка свисали голые лампочки, тусклым светом озаряющие помещение.

— Ваш сектор самый дальний, — сухо сообщила одна из женщин, — тумбочка одна на двоих, по кроватям разделитесь сами. У вас пять минут чтобы сложить свои вещи и построиться в коридоре. Нашивки с номером можете положить пока на подушки, завтра их пришьёте. Опоздаете — пеняйте на себя.

С этими словами она вышла из комнаты, с грохотом захлопнув дверь. Вторая женщина слегка задержалась, отметив на листе, прикреплённом к стене, количество новых воспитанников, а после ушла через еле приметную дверь. Сирка успела разглядеть небольшой кабинет, скудно обставленный мебелью: большой стол, стул и два шкафа, вплотную забитые папками.

Нарушив строй, дети бросились как можно скорее убирать в тумбочки свои вещи и занимать кровати. Сирка успела занять нижнюю койку в углу, с которой отлично виднелись верхушки леса, низколетящие облака, которым девочка так завидовала. Они были так свободны, так независимы! Их никто не бил палками, не гнал, не морил голодом и не заставлял ходить в обносках. Они просто летели, подгоняемые ветром, куда-то далеко, где, возможно, живут совсем другие люди. Там другая жизнь, и Сирка сотни раз думала о том, как хорошо было бы добраться до облака и уплыть на нём. Но лестниц в небо нигде не было, летать она не умела, и всё, что ей оставалось — бросать завистливые и восхищённые взгляды на облака, похожие на пышные клочки ваты, и влачить жалкое существование на земле.

Подгоняемые страхом, дети уложились в три минуты, и вскоре они уже спускались по лестнице. Следуя за женщиной, они оказались в подвале. Длинная комната с низкими потолками была ярко освещена голыми лампочками. Длинные столы занимали чуть ли не всю площадь, а в противоположной от входа стороне на возвышении стоял стол для воспитателей. За ним уже сидело человек двадцать, все женщины. В чёрной форме и с побритыми головами они казались совершенно одинаковыми, словно их скопировали с одного человека. За столами на табуретках уже сидели дети. От пяти до двенадцати лет, все в одинаковых рубахах и штанах из грубой ткани, с бритыми головами. Трое детей — две девочки и один мальчик — стояли перед столом воспитателей. На каждом из них висела табличка, но Сирка никак не могла рассмотреть надпись на них. Читать она умела, одна из немногих в её группе.

Конец ознакомительного фрагмента.