Я больше не боюсь

Tanya Niji (2024)

Эшли всегда искала в жизни и людях только свет, не замечая поглощающей их темной зависти, которую они стрелой ненависти обратили против беззащитной одинокой девушки. Страх перед людьми, боязнь раскрыться навстречу новым чувствам, невозможность отмстить за смерть родителей давили на нее, принуждая жить в глуши и безвестности. Сможет ли она преодолеть свалившиеся на нее несчастья, поверить и открыть свое сердце суровому охотнику за головами и сразить своих врагов? Только Эшли знает через что ей придется пройти, чтобы в итоге сказать: Я больше не боюсь.

Глава 3

Эшли стояла, спрятавшись за широким стволом дуба, сердце ее бешено колотилось, некогда медные, отливающие золотом кудри теперь неопрятными, грязными прядями свисали вдоль исхудавшего, маленького личика, на котором остались одни только огромные, круглые, полные боли и страха, зеленые глаза, ее пухлые, потрескавшиеся губы дрожали от едва сдерживаемых слез. Платье, некогда роскошное, из зеленого шелка, украшенное лентами и кружевами за месяц превратилось в тряпку, в пятнах грязи, и потеках от воды, кружева обтрепались, ленты оторвались, оно болталось на истощенном теле девушки как тряпка на пугале. Это был ее восемнадцатый день рождения, и она не хотела провести его в одиночестве в жалкой лачуге за полем, куда загнали ее"благодарные"жители городка. Эшли искренне считала, что единственное место, где ей ничего не грозит — была церковь, именно туда и стремилась измученная лишениями душа девушки. Проблема была в том, что сегодня было воскресенье, а значит и людей на проповеди будет много, Эшли выжидала момента, чтобы проскользнуть незамеченной и спрятаться за колонной. Ей нравилось слушать голос священника, его проповеди приносили ей успокоение, не позволяли терять надежду. Вот только ей все реже и реже удавалось послушать падре. Сегодня же она была настроена решительно.

Эшли повела плечом, поморщилась, платье на спине чуть разошлось, так, словно его разрезали ножницами, под тканью виднелся красный длинный след от удара кнута. Этот подарок ей оставил возница, когда несколько минут назад, когда она перебегала дорогу, чтобы переждать в глубине парка, пока основная часть прихожан пройдет мимо. Эшли подавила всхлип, решительно смахнула набежавшие на глаза слезы, вызванные несправедливой жестокостью, и выбравшись из своего укрытия, пригибаясь к земле поспешила к ступеням церкви. Маленькая ручка вцепилась в резную ручку, с трудом потянула на себя тяжелую дверь, вот на нее пахнуло прохладой и ладаном, запахом горячего воска. Эшли накрыло чувство огромного облегчения. Но длилось оно не долго, чьи-то жесткие пальцы, вцепились в растрепанные пряди волос и рванули на себя. Хрупкая, истощенная девушка не удержавшись на ногах рухнула на каменный пол, и съехала со ступеней вниз на землю, больно ударившись о каждое каменное ребро, печами, спиной, головой. В глазах потемнело, все тело ломило, слезы текли по щекам. Эшли с трудом дыша развернулась на живот и попыталась отползти.

— Куда собралась, ведьма?! — раздался у нее над головой грубый оклик, и сразу за ним последовал болезненный пинок под ребра.

Эшли отбросило на несколько шагов, задыхаясь от боли, нехватки воздуха и ужаса она поскуливая, как раненая собака, снова попыталась уползти. И тут по ее и так больной спине проехалась жгучая боль, как будто к коже прижали раскаленную кочергу. Эшли взвыла.

— Будешь знать, как вылезать из своей норы, ведьма. Сэр, выкинуть ее из города?

Эшли давясь слезами, с трудом подняла голову, видела она все словно через размытое стекло, но даже так смогла разглядеть справа от нее грязные башмаки из грубой кожи, руку мужчины, что сжимала хлыст, а по левую сторону, двух молодых людей, в дорогих воскресных костюмах, они с удовлетворением и насмешкой смотрели на распростертую на земле Эшли, ни капли жалость не отразилось на их надменных лицах.

— Добавь ей еще, чтобы помнила свое место, — бросил один из них, потом добавил, — чтобы знала, кому отказывать не стоило. — После чего подхватил под руку своего приятеля и они вместе поднялись наверх по ступеням.

Эшли не знала сколько прошло времени, и не помнил, как оказалась посреди главной дороги. Все, что она способна бы сейчас ощущать это боль, каждая клеточка ее маленького, истощенного тела превратилась в раскаленный до бела комок оголенных нервов. Сжавшись в дрожащий комок, тихонько всхлипывая, Эшли не делала ни единой попытки подняться, спина ее кровоточила, ткань болезненно прижималась к рваным ранам на спине и руках, из виска текла струйка крови. Девушка уже не плакала, она молила о смерти, просила Бога забрать ее, чтобы это все закончилось здесь и сейчас.

— Я больше не в силах это терпеть, — поскуливала она, — я больше не могу.

— Так почему сама это не прекратишь? На столько слабая, что ждешь помощи? — раздался у девушки над головой грубоватый женский голос.

Эшли не ответила, лишь сжалась сильнее, плечи ее вздрагивали от рыданий, да и всю ее трясло от страха и боли, пронизывающих каждый сантиметр узкой спины. Женщина подошла, присела, платье ее зашуршало, перед глазами девушки оказались черные кружева, притороченные к красной атласной юбке. Лба, покрытого испариной коснулась мягкая ладонь без перчатки. Женщина пробурчала, что-то неразборчивое себе под нос, а потом сделала, то, чего Эшли могла ожидать в последнюю очередь от жителей этого городка. Она подхватила девушку под руку и потянула, заставляя подняться. Эшли сопротивлялась, она не хотела вставать, не хотела жить, лучше остаться здесь, пусть ее переедут, забьют камнями, ей уже все равно. Женщина зло фыркнула, выпустила руку девушки и ушла, Эшли слышала как ткань ее платья шуршит по мостовой. Она открыла глаза, вокруг никого не было, только большая тень птицы раз или два накрыла ее от палящих лучей майского солнца и исчезла в глубине бесконечного, синего неба. Веки девушки тяжелели, голова опустилась на твердый камень, сознание, охваченное болью, вновь покинуло ее.

Очнулась Эшли резко, осознание реальности накрыло ее странным беспокойством, а обостренные чувства сигнализировали об опасности. Но вокруг никого не было, она лежала совершенно одна в маленькой комнате, через окно лился свет закатного солнца, под ней оказался жесткий матрас набитый соломой, он лежал на деревянной кровати. Эшли с трудом приподнялась, чтобы осмотреться, спину тут же пронзила адская волна боли. Невольный стон вырвался сквозь крепко сжатые зубы, и девушка вновь рухнула лицом в подушку. Скрипнула дверь, послышались шаги, Эшли испуганно вскинулась и на этот раз закричала.

— Тихо ты! — одернула ее женщина, голос ее звучал грубо, но руки не причинили вреда.

Эшли ощутила как она опустилась рядом на кровать, потом услышала звук льющейся воды, а после мягкую ткань и легкие, едва уловимые прикосновения к ранам, эти прикосновения приносили желанное облегчение.

— Кто вы? — хриплым, срывающимся голосом спросила Эшли.

— Это так важно?

— Нет, не очень. Но у вас будут неприятности, если узнают, что вы мне помогли.

— Вот и не ори.

Наступила тишина, было слышно как женщина смачивает ткань в терпко пахнущем растворе, шуршание ее юбок, аромат духов. Эшли лежала молча глядя на белый угол комнаты.

— Это монастырь?

Женщина замерла, с секунду она ничего не делала, не поясняла. А потом разразилась хохотом, громким, неприличным, но таким искренним, что Эшли смутилась.

— Да. Можно и так сказать, заблудших душ у нас хватает. — сквозь смех проговорила она, но видя, что Эшли не разделяет ее веселья, смеяться перестала и пояснила, — ты в борделе.

— Где? — в испуге ахнула девушка.

Так вот почему ее раздели. А может пока она была без сознания ей уже воспользовались.

— Успокойся, — женщина словно прочитала ее мысли. — Никто тебя не трогал, платье сняли. Если эту тряпку можно так назвать. А иначе как бы я тебе спину обработала. Не хватало еще чтобы ты здесь от лихорадки сгорела. На этот раз господа перестарались в вымещении своей злобы. Почему не уехала, когда поняла, что все плохо? — вдруг спросила она.

— Я хотела, но мне отказались отдать деньги в банке, а без них мне не на что было перебраться.

— Мистер Пайпер отдал распоряжение я думаю. Перед его сыном ты тоже нос задрала?

— Я не задирала. У меня были веские причины отказываться выходить замуж. Но не могла же я рассказывать о них каждому встречному.

— А что твой родственник? Он не мог тебе помочь?

— Он бы не стал, после того как я отказалась принимать предложение любого названного им кандидата он уехал. У меня нет здесь поддержки, никогда не было. Простите, что не могу рассказать больше.

— Ладно уж. Ты веди Эшли?

— Да, а вы?

— Лайла. Я здесь главная, так, что проблем с проживанием у тебя не возникнет.

— Вы же не по доброте душевной меня пустили?

Эшли чувствовала как живот у нее скрутило в недобром предчувствии. Если эта женщина попросит ее расплатиться своим телом Эшли уйдет, не смотря на боль, она не останется, не переступит этой последней границы падения. Ни а что на свете.

— А если так? Или ты думаешь у подобных мне нет сердца? — хозяйка борделя вспылила, она и так каждый день терпела презрительные надменные взгляды.

— Нет, конечно нет. — поспешила оправдаться Эшли, ей совсем не хотелось обижать единственного человека, который ей помог. — Я всего лишь боюсь, что вы попросите слишком высокую для меня плату.

— Не переживай. Обслуживать клиентов я тебя заставлять не стану. Но ты встань сначала на ноги, а потом мы с тобой этот вопрос обговорим.

Эшли согласно кивнула и прикрыла глаза. Она не собиралась оставаться в этом месте на долго, вот придет в себя, отработает, что задолжала и уедет. Девушка готова была делать все что угодно: мыть полы, стирать, готовить, лишь бы поскорее уехать из этого города, где каждый состоятельный мужчина еще четыре месяца назад обивал порог ее дома с предложением руки и сердца и клятвой вечной любви. А теперь любой из них готов швырнуть в нее камень, или пройтись по спине хлыстом, только за то, что получил отказ от гордой красавицы. Желания и устремления Эшли были понятны: уехать от происходящего кошмара и начать жизнь с чистого листа. Вот только отъезд затянулся почти на целый год, и возможно, что продлился бы еще, если бы не одно событие, окончательно убившее в девушке веру в людей.