Поскольку для интуиции нужен опыт, логично предположить, что прогнозирование с помощью литературного
остранения будет лучше работать у тех, кто обладает неплохими познаниями в описываемой сфере.
Такая попытка
остранения даёт более сложную картину, чем тривиальные интерпретации этих сеансов как «зомбирования» советских телезрителей, и побуждает задаться вопросом, в какой мере советское телевидение пользовалось у публики авторитетом, несводимым к директивам коммунистической партии и правительства (шестая глава).
Однако сами акты имитации или
остранения являются переходным, вторичным, когнитивным, а вовсе не эстетическим феноменом.
При этом осознанность
остранения может быть разной.
Постепенно скапливаются объективные причины и субъективные предпосылки, неизбежные внешние признаки отчуждения и не лишённые сладости моменты
остранения.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: всполыхнуть — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Но
остранение оказалось нужным и науке.
Эдипов комплекс, действительно, великолепное
остранение семейной ячейки.
Читатель XX века неизбежно видит в этом замечательном пассаже ранний пример
остранения.
А научился он применять
остранение в качестве средства делегитимации, работающего на любом уровне – политическом, социальном, религиозном.
В рамках этой традиции
остранение служит средством прорвать привычную наружность явлений, чтобы выйти к более глубокому пониманию реальности.
Может быть, именно здесь и кроется оригинальность
остранения.
Героические конвенции соцреализма подвергаются здесь риторическому
остранению.
Вместо утопизма и его неудач основное внимание уделяется творческому выживанию
остранения и его преобразованию в диссидентство.
Странник относится к «родным местам» по-новому, с определённой (определённой пространственно и временно) дистанции (эффект
остранения).
В «Случайной вакансии» отлично работает «теория
остранения».
Понятие
остранения используется здесь в самом широком и, может быть, отчасти специальном смысле.
Подобного рода вещи являются наиболее целомудренным, свободным от субъективизма или дидактического морализма, подлинно аскетичным в этой своей свободе способом
остранения религиозного начала, – соблюдение его в его собственной, никогда не растворимой до конца в чём бы то ни было человеческом, сокровенности.
Вот это «вызывать удивление или напрягать ум» и есть то, что формалисты называют
остранением, способом вывести вещь из автоматизма привычного узнавания.
Если «сделанное» – это объект
остранения, переживаемый заново, то как он может не быть важен?
Дело не только в том, что дневники анализировали представители разных дисциплин (среди нас были представители филологии, истории и историографии, антропологии, социологии), но и в том, что авторы блокадных дневников искали, с точки зрения какой дисциплины их блокадный опыт может быть описан наиболее полно, наиболее точно и, возможно, с наибольшей степенью
остранения.
Художники 1920‐х годов понимали новое коммунистическое общество как квазихудожественный эксперимент, в котором, следуя формалистскому идеалу, они использовали «искусство как приём», позволяющий увидеть прежде невидимое, – использовали для того, чтобы при помощи художественного
остранения освободить автоматизированное восприятие угнетённого рабочего и превратить его в «просвещённого пролетария».
И хотя об уподоблении мира техническому устройству также говорилось неоднократно, повторю то, что кажется мне наиболее существенным: механизм (в том числе воображаемый) служил в барочном мировоззрении мощным инструментом
остранения, применимым ко всему, что можно увидеть или помыслить.
Между тем в «Поисках утраченного времени» важную, если вообще не ключевую, роль играет
остранение.
Все эти состояния имеют отношение к единению и общности, в то время как в свободе присутствует элемент
остранения – что, по сути своей, не исключает взаимодействия с другими людьми в общественной сфере, но делает эти взаимоотношения куда более непредсказуемыми.
Аскетическое нередко выступает здесь как то, что может быть названо «благодатью расстояния», – переживанием бесконечной значимости известного жизненного (иногда, прямо религиозного) содержания через экзистенциальное дистанцирование от него – через разные формы
остранения.
Географические образы культурных ландшафтов возникают в данном случае как результат
остранения от привычных, устоявшихся в культуре образов и в то же время как продукт масштабной интерпретации образов-архетипов земных стихий, получающих цивилизационную «упаковку».
Я буду проводить различие между эстетической практикой «тотального произведения», направленной на эстетизацию политики и утверждение тотального контроля автора, и эстетикой
остранения, открытой по отношению к опыту свободы, чуду и новаторству в искусстве и политике (пятая глава).
Это язык, который «сделали странным», и благодаря этому
остранению привычный мир тоже вдруг становится незнакомым.
Возможно, поэтому в англоязычной критике (особенно вне славистики) распространился образ
остранения как приёма «искусства ради искусства».
Вот эти «привычки и способы», эта нормализация страшного – одна из тех вещей, с которыми борется
остранение.
Это не ложно понятая объективность, а результат необходимого
остранения объекта изучения.
Под индивидуальным углом
остранения/закавычивания, который делает возможной какую-то архаическую сентиментальность, не противоречащую военным снам, составляющую с ними единое целое.
Референция может отрицаться «искажающим
остранением»: взглядом ребёнка («Гриша», «Кухарка женится», «Спать хочется»), больного («Тиф»), мифологическим сознанием («Гусев», Ферапонт – «Три сестры» и др.), враждебным взглядом («Дуэль», «Рассказ неизвестного человека» и др.), непониманием как самих явлений («Страх»), так и их причин («Страхи»); суждениями о том, чего говорящий не понимает (Панауров – «Три года»); моделированием ложной ситуации из-за неправильно понятого слова («Новая дача»); сопоставлением полярных оценок одного и того же явления («Студент», «Учитель словесности» и др.); изображением сна, бреда, галлюцинации как реальности («Чёрный монах», «Гусев», «Сапожник и нечистая сила»).
Транскультура предполагает позицию
остранения, “вненаходимости” по отношению к существующим культурам и процесс преодоления зависимостей от “своей”, “родной”, “врождённой” культуры.
Постмодернизм оказался неконструктивным в том плане, что застыл в стадии
остранения (деконструкции) привычного.
Отмеченный выше сдвиг – следующий за постмодернистским
остранением всего и вся шаг – должен отвечать нескольким требованиям: не отрицать, а обобщать опыт деконструктивизма; быть по-настоящему междисциплинарным; давать осмысление нового цивилизационного опыта, его оснований и перспектив; ставить акцент не столько на статуарной структурности, сколько на процессуальной динамике осмысления и смыслообразования, которое является результатом глубоко личностного опыта, проявлением человеческой свободы и ответственности.
Мне кажется, что
остранение представляет собой эффективное средство противодействия тому риску, которому подвержены все мы: риску принять реальность (включая сюда и нас самих) за нечто самоочевидное, само собой разумеющееся.
Однако, подчёркивая познавательный потенциал
остранения, я хотел бы тем самым выступить с максимально возможной ясностью и против ещё одной опасности – против модных теорий, стремящихся размыть границы между историей и вымыслом до полной неразличимости.
В шестой главе «Суждение и воображение в эпоху террора» продолжается исследование
остранения, банальности зла и взаимосвязи между мышлением, суждением и этикой ответственности в эпоху террора.
Но ведь и к приёму
остранения материала как его оформления всё не сводится.
Тот забавный факт, что «так нас природа сотворила, к противуречию склонна», можно, по принципу
остранения, считать диалектикой.
Карнавализация образа и ироническое
остранение композиции подчёркнуто и метаинверсией: опущенная вниз левая рука в соответствии с традицией автопортретов в классическом искусстве указывает на то, что зритель видит в действительности правую руку, в которой автор держит кисть, в зеркальном отображении.
Все это – методы
остранения, которые помогают пережить само чтение текста на плакате как новую, непривычную деятельность.
Писатель искал таких столкновений, они были одним из его излюбленных приёмов заострения и
остранения изображаемого.
Остранение эффективно работает только применительно к идеологии, в том числе и в первую очередь – к искусству.
Результат серьёзных культурных усилий – всего лишь очередное художественно-идеологическое
остранение.
Хотелось бы добавить, что двойственность модуса изображения в данном случае передаётся в нарративной структуре:
остранение стиля можно трактовать как «речь» персонажа, выраженную – если сравнить с литературным приёмом – в форме несобственно-прямого повествования.
Кстати,как бы прозаическаязапись части текста, сделанная ради добавочного
остранения, легко поддаётся «нормализации», после чего весь «Чай и карт-постали» превращается в широкого дыхания свободный стих с неравносложными строками и обязательной, ясной цезурой посередине каждой строки.
Милая всем постструктуралистам деконструкция и опоязовское
остранение.