Может быть, он подражал деревенскому церковному
пономарю, которого слышал в детстве.
И вот взял его
пономарь жить у себя в доме, и должен был парень звонить в колокол.
Я отыскал юного
пономаря, которому пытался объяснить вектор его деятельности.
В итоге он отправился на поклон к деревенскому
пономарю, служившему при церкви, и у него разжился листом пергамента, очиненными гусиными перьями и пузырьком чернил.
– Эх, ваше преподобие, – вздохнул
пономарь, – не хочется мне навек расставаться с нею.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: ватерщица — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
– Батюшки! – говорит
пономарь. – Эка беда! Побегу на колокольню – все колокола с горя побью!
– Если уж на то пошло, – ответил
пономарь, – этому он мог бы у меня научиться; вы его только ко мне пришлите, а я уж его пообтешу как следует.
Тут
пономарь подумал: «До этого дело, пожалуй, не дойдёт», – он не проронил ни звука и стоял, точно вкопанный.
Пономарь стоял на колокольне ночью, как человек, замысливший недоброе дело; я не знал, кто это, и трижды просил его отозваться или уйти.
Сначала он трудился в хлебопекарне, отсюда переведён был в просфорню, затем в столярню, далее был сделан будильщиком и, наконец, исполнял обязанности
пономаря.
В 1866 году в связи со смертью
пономаря церкви с.
Уж очень ему хотелось стать
пономарём.
Пономарь идёт быстро, хотя шагать тяжело.
За год
пономарь собрал в кружку 568 руб., что было больше обычного и позволило ему утаить бо́льшую часть денег в свою пользу.
Оно обдумывало, как бы приобрести от графа сад на лето, лужок или десятин пятьдесят земли; при этом иные решились предстать пред графом слегка пьяными, а иные даже помешанными; а сельский
пономарь, изба которого стояла набоку, задумывал явиться к графу юродивым.
Сначала служил
пономарём при храме, а затем его назначили дьяком и одновременно учителем грамоты для крестьянских детей.
– Никогда ты про это и не поминай! – сказал
пономарь внушительно.
Он был очень добрый человек, но за ним водилась одна слабость: он видет не мог
пономарей; стоило ему встретит пононаря – и он приходил в бешенство.
Пономарь уже не прибегал более через конопляники к нам под окно высказывать свои чувства и сообщать сделанные им наблюдения; попадья пребывала в молчании и распоряжалась по хозяйству более знаками, как бы лишенная употребления не только голоса, но и языка; отец мой даже не вздыхал, а только осенял себя крестным знамением.
Дело в том, что меня приглашали быть
пономарём в двух храмах, но я страшно боялся.
Помнишь, что любит повторять наш старый
пономарь?
Он хотел тут же предложить на выбор пару подходящих способов, но в этот момент мимо них прошёл
пономарь.
Собрал людей, повёл, за версту ещё запели, а прямо в логу молебен отслужили, и по сигналу ружейного выстрела
пономарь ударил в колокола.
Когда
пономарь начал благовестить к вечерням, он мигом очутился на колокольне, стал подле звонаря и так завопил, что и действительно голос его был слышнее, чем звон колокола.
В этом месте
пономарь вынужден был прервать изложение обещанных «заповедей» : ризничий покинул своё укрытие и медленно приближался к амбару.
На вечернем входе со свечами выходят
пономари.
Однажды после заутрени забыл
пономарь свечи в храме погасить.
Она прислушивалась внимательно ко всякому слову
пономаря, и слова его заметно её встревожили.
Утомлённый бесполезным напряжением ума и слуха, я незаметно поддался дремоте, очнулся при словах матери: «Иди, ложись», поспешно сбросил с себя одежды, уловил, но уже одолеваемый сном, любимое восклицание
пономаря: «Эх, житье-житье! встанешь да за вытье!» и, допав головой до подушки, мгновенно забыл все смуты и тревоги житейские.
Происхождения он был хорошего; поговаривали, что он сын важного чиновника, или мог бы быть им; он получил образование, побывал помощником учителя, потом помощником
пономаря, но толку из того не вышло!
Пономарь хотел сказать что-то в возражение, но поднятая над головою секира заставила его замолчать и исполнить приказанное.
После службы спросил
пономаря, чем намастили крест?
Вот наступает волнительный момент начала богослужения, диакон принимает из рук
пономаря дьяконскую свечу, просит предстоятеля благословить кадило, совершает каждение алтаря и затем, ватными ногами, выходит на амвон и – тут забывает, что надо говорить.
По окончании средней школы старший сын
пономаря и церковной лавочницы не продолжил семейную династию и не стал искусным колокольным звонарём, а пошёл, как говорится, своим путём.
А мужчины велели
пономарю звонить во все колокола!
Второй
пономарь пришёл, прочитали «Отрекаемся», причём головы накрыли шапками, а лицом обратились на запад; потом снова повернулись к востоку: начали «Верую», «Грешен», ещё раз ударили в колокол.
Пономарь звонит в набат – берёт слово депутат.
Подле них, по правую руку, сидел
пономарь из чужой вотчины, долговязый, рябой, как кукушка, косой, как заяц, с вострым обточенным носом и коротенькой взъерошенной косичкой на затылке; жар действовал на него совсем иначе, чем на мельника: он, казалось, сушил и коробил его как щепку.
Затем появились
пономарь, пастор, заседатели, писец и судья.
Словно во сне,
пономарь провёл ладонью по смуглому девичьему телу, чувствуя исходящий жар…
Потом он накинул на попа ризу и в ожидании, когда явятся второй
пономарь и дьячки, тоже положил несколько земных поклонов, стал на колени, пропел псалом, сотворил молитву, оглядел хорошенько всех пришедших – у кого осведомился о здоровье, с кем потолковал о том, о сём – и стал глаза протирать, пока народу не наберётся побольше.
– Истинно, истинно…. – засмеялся
пономарь.
Бедный
пономарь, который заливался краской и начинал заикаться, как только её видел?
Допускать к службе
пономаря, который не исповедуется и не причащается, я не мог.
– Ну-тка, Мишенька, – начинает вожак, – поклонись честным господам да покажи-ка свою науку, чему в школе тебя
пономарь учил, каким разумом наградил.
Пономарь опять взялся за своё.
Несколько раз сей тощий
пономарь пытался прорваться к главе приказа, объясняя своё дело большой важностью.