День
кончины человека – это день его рождения в жизнь вечную.
Переживание торжества духовных сил сменяется предчувствием неизбежной
кончины человека.
Считается, что когда «голландцы» появляются и в небе, то это связано со скорой
кончиной человека, увидевшего такой корабль.
Минутное страдание производит забвение утех, и при
кончине человека открываются дела его (Сир. 11, 26–27).
Однако кому, как не адвокату, ведущему дела о наследстве, знать, что накануне скорой
кончины человек часто ощущает внезапный краткий прилив энергии, который иногда может продлиться один-два дня, а потом… потом ничего.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: шелковина — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Получается, что сигналы о скорой
кончине человек получает не только ментально, но и физически.
Да и не в первый раз я видела в предсказании
кончину человека, – с благодарностью отозвалась ей.
В торжественную минуту
кончины человека душа невольно ожидает сильного потрясения, а вы холодны; вы ищете слёз, а на вас находит насмешливая, едва ли не презрительная улыбка!..
Последнее обычно свершается вдали от людских глаз, ибо такова природа вещей, и тогда, не будучи очевидцами
кончины человека, мы говорим, что тот человек пропал или что он отправился в дальний путь – и так оно и есть.
Таким образом, вследствие внезапной
кончины человека его индивидуальность терялась навсегда.
Грядёт
кончина людей за грехи их тяжкие!
Глаза нужны нам для того, чтобы видеть жизнь, а когда жизнь проходит, оставляя после себя свой профиль – чистое бытие – глаза уже не нужны: так интересуясь каким-то историческим персонажем, мы даже просто читая о нём, инстинктивно напрягаем зрение, – нам хотелось бы его получше увидеть, правда, от него остались портреты и скульптуры, но нам этого мало, мы настолько вживаемся в него, что желаем узреть его физически, как узреваем ежедневно людей, с которыми связаны тесными житейскими узами: это происходит до тех пор, пока мы не уясним для себя окончательно историческую роль данного лица, когда же это происходит – по сути случайное, странное и, может быть, нежелательное событие – всё встаёт на свои места и интерес к данному персонажу теряет историческую тональность, приобретая взамен художественное звучание, и жизнь тогда уступает место бытию, и процесс познания в главном заканчивается: там, где прежде неустанно работали суммарные энергии воли, ума, интуиции и воображения, теперь осталось одно только субтильное свечение и глубочайшее успокоение как их квинтэссенция, – это как если в момент
кончины человека явственно увидеть выхождение из него ментального тела, явственно почувствовать, как вся прожитая жизнь его приобрела вдруг недоступное каким бы то ни было органам восприятия измерение и явственно осознать, что всё произошло окончательным, необратимым и наилучшим образом.
Вам также суждено услышать о скоропостижной
кончине человека, с которым вы были хорошо знакомы.
Среди бесчисленного множества дилемм есть одна – жизнь или смерть; когда после
кончины человека говорят о невосполнимости потери, боль утраты захлёстывает нас с удвоенной силой и в той же мере – разделённая – приглушается; с пропавшим без вести иначе: нас мучает неопределённость, которая не отпускает словно кошмарный сон, сотканный из робкой надежды и недозволенной скорби, и этот сон не оставляет нас в покое, мешает всё осмыслить, и главное – он не даёт нам жить.
В древние времена при
кончине человека напутствовал жрец, чтобы хоть сверху слегка отчистить грязь его земной жизни, а теперь и этого нет.
Он писал: «
Кончина человека должна носить достойный, более гуманистический характер: он не должен ощущать себя покинутым, изолированным, – это и является сегодня одной из величайших проблем медицины».
Однако
кончина человека настолько таинственна, что при её исследовании не существует приоритета естественных наук, скорее наоборот – на передний план выходят гуманитарные дисциплины, которым приходится постоянно заниматься проблемами иррационального и ирреального характера, в том числе литературоведение.
– Ой, лышенько, это ведь только перед
кончиной люди просятся на землю их уложить. Ой, лихо, какое! Что же ты это удумал, внучечёк?
Ранее
кончина человека происходила благочинно, где-нибудь в больничной палате от тяжёлой болезни или от старости, или же в каком-нибудь дорожно-транспортном происшествии, информация о котором даже если и просачивалась в сводки происшествий и новостей, то всегда была тщательно заретуширована, чтобы не приводить в ужас занятых своими повседневными делами людей.
Неужели после
кончины человека как-то централизованно не рассылается извещение о смерти, которое бы приостанавливало все?
Ещё чуть-чуть – и они все, все без исключения, набросились бы на чужестранца, растерзали бы на мелкие кусочки и радостно завопили, празднуя скорую
кончину человека.
После
кончины человека душа его начинала новую жизнь; в таинственную минуту его смерти как бы снова, в другой раз, нарождалась к иной жизни – замогильной.
После всей той чепухи, которая произошла в этом доме и которая давала большую пищу для раздумий, нам ещё пришлось поучаствовать во всех официальных процедурах, сопутствующих внезапной
кончине человека не в присутственном месте, сиречь – больнице.
Её охватило чувство злой радости от осознания возможной скорой
кончины человека, который так свирепо с ней обращался.