Цитаты со словом «притерпеться»
Похожие цитаты:
Лиха беда — начало, а дальше к бедам начинаешь постепенно привыкать.
Мой нрав, к сожалению, невыносим. Оттого я не выношу прочих людей с невыносимым нравом.
Захер-Мазох: Я привык работать из-под палки.
К страху привыкают лишь трусы.
Есть люди, которые не умеют страдать, как-то не выходит. А если уж и страдают, то стараются проделать это как можно быстрее и незаметнее для окружающих.
Просто жить, пока не умрёшь, — уже тяжёлая работа.
Это только видимость, будто они живут и дышат, на самом деле это уже гниющие и зловонные трупы.
Очень трудно в вечер жизни припомнить, понять её утро — меняется освещение, меняется и восприятие того, что видишь.
О Нижнем я вспоминать не могу: в нём я выстрадал самое тяжёлое, самое ужасное время своей жизни. От горя, грубых оскорблений, унижений я доходил до отчаяния, и ещё голова крепка была, что с ума не спятил...
Люди похожи на статуи: их привыкают видеть на одном месте.
Поневоле станешь злым, когда все замечаешь.
Обиды нужно наносить разом: чем меньше их распробуют, тем меньше от них вреда; благодеяния же полезно оказывать мало-помалу, чтобы их распробовали как можно лучше.
Выработался новый человеческий тип: несгибаемая советская вдова. Я всё время слышу сквозь погребальный звон: «Такая-то прекрасно держится!» Хоть бы для разнообразия кто-нибудь держался плохо.
Работа для меня — мука. Не проходит ощущение, что я ничего не знаю. А с годами играть становится только труднее. Всё больше и больше сомневаешься. В себе самом. В умении своем. В профессионализме.
Спокойно ждать приучаешься лишь тогда, когда уже нечего ждать.
С моими взглядами на жизнь первое дело — избегать общения с людьми. Чем меньше мне их попадается, тем лучше я себя чувствую.
Живи так, чтобы знакомым стало скучно, когда ты умрешь.
Бывает, мелькнёт: «вот сейчас разденусь, сяду отдохнуть, покурю» и прямо вспомнишь с болью, что никогда больше не покуришь. Очень мне это напоминает время влюбленности, когда убедился, что не любит она меня и нужно все бросить.
Трупов бояться нечего, так же как и темноты. Сталкиваясь со смертью и темнотой мы боимся прежде всего неизвестности и не более того.
Женщины раньше одевались скучнее. Сейчас колоссальный диапазон: от чудовищной безвкусицы до очень прилично одетых людей. Но вторых замечаешь почему-то намного реже, чем раньше.
Те, кто несчастлив, и те, кто плохо спит, привыкли этим гордиться.
Любой скандал живет не больше недели, а если поднят очень уж сильный шум — дней десять.
Ежеминутно уходит из жизни по одному дыханию. И когда обратим внимание, их осталось уже немного.
Чем больше все меняется, тем больше всё остаётся по-старому.
Человек так же мало сотворён для того, чтобы принуждать, как и для того, чтобы повиноваться. Люди взаимно портятся от этих двух привычек. Тут — одурение, там — наглость. И нигде истинного человеческого достоинства.
Не смерть страшна — страшно, что всегда она приходит раньше времени.
Я был отключён от мира. Не было никого, чтобы смутить или досаждать мне, и я был вынужден стать оригинальным.
Что ж, умереть, так умереть! Потеря для мира небольшая, да и мне самому порядочно уж скучно. Я — как человек, зевающий на бале, который не едет спать только потому, что ещё нет его кареты. Но карета готова — прощайте!
Виктор казался необщительным только тем людям, с кем он не хотел общаться. А в кругу близких людей он был мягчайшим и тёплым человеком. С ним можно было промолчать весь день и при этом чувствовать себя вполне комфортно.
Чем больше я узнаю, тем меньше я мучаюсь.
Наслаждения походят на те цветы, которые причиняют головокружение, когда слишком долго дышат их ароматом.
Стремление сначала понять все до самого конца, а потом уже работать — очень частая причина неудач.
Людей можно терпеть только в одиночку, толпа слишком близка к животному миру.
Видеть на экране всякое дерьмо стало столь привычным, что люди перестали отдавать себе отчёт в том, что смотрят одно дерьмо.
Не стоит бояться тех людей, которые могут причинить тебе боль. Ведь если вы боитесь жизни, вы просто не сможете жить.
Одинаково трудно угодить и тому, кто любит очень сильно, и тому, кто уже совсем не любит.
Вы засыпаете на долгое время, а когда просыпаетесь, оказывается, что всё на свете осталось по-прежнему. Сколько бы вы ни проспали, ничего не меняется.
Если страшно от сильного пожара, то надобно бежать туда и работать, и вовсе не будет страшно.
Не хватит никакого здоровья, чтобы приспособиться к этому глубоко больному обществу.
Петербург — по-прежнему мой родной город. Там я родилась, там пережила самые тяжелые годы жизни, блокаду… Там стала петь.
Мы все учились понемногу и потому шагаем в ногу.