Лерой. Обещаю забыть

Алиса Гордеева, 2022

Его любовь зрела в сердце годами.Её – и того дольше.Безжалостная, безответная, выворачивающая наизнанку – она сумела разрушить обоих, чтобы однажды соединить навсегда.Арина. Я слишком поздно появилась в жизни Лероя. Мелкая девчонка с ветром в голове и постоянными капризами. Он смотрит на меня с умилением, оправдывая шалости юным возрастом. А я просто люблю, как никто никогда не любил.Лерой. Моё сердце давно онемело от боли, а вера в людей превратилась в пыль. В этом городе сером каждая мелочь напоминает о Горской и её нелюбви. Единственный выход – продать свой охранный бизнес и уехать. Но я по глупости соглашаюсь помочь Петру Кшинскому и беру на себя защиту его дочери Арины. Если бы я только знал, чем обернётся для меня это последнее задание!

Глава 4. Аукцион.

Арина.

Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать… — шепчу себе под нос, пересчитывая этажи здания, к которому нас просил подъехать Кир.

С момента его вторжения в мою спальню прошла неделя. Семь дней, чтобы всё обдумать и отказаться, пожаловаться отцу и не вестись на шантаж подонка. Семь ночей, чтобы в мучительных попытках заснуть, без конца вспоминая заплаканное лицо Поли, сходить с ума от безысходности и жалости к ней.

— Арин, ну чего ты так смотришь? — Подруга дёргает меня за рукав джинсовки. — Обычный бизнес-центр.

— Знаю. — Понимаю, что она права: мы в людном месте, и в работе, которую нашёл нам Кир, нет ничего особенного. Но мне неспокойно. Я чувствую, что это западня. — Поль, зря ты отказалась поговорить с моим отцом. Может, ну его! Поехали домой. Вот увидишь, папа быстро приструнит Кира.

— Арин, ты опять за старое? — Поля недовольно вздыхает и тянет меня к входу. — Как ты думаешь, твой отец донесёт моему?

— Мы попросим, чтобы не говорил…

— Арин, не тупи! Сообщит обязательно! — перебивает Полинка. — Пошли, а то опоздаем!

И я иду, шаг за шагом по серой глянцевой плитке приближаюсь к зеркальным дверям бизнес-центра «Берлинго». Бросить Полинку не могу: я и так еле привела её в чувство после подлости моего сводного брата. Дело за малым: забрать видео. Допустить, чтобы оно попало в чужие руки, тем более, стало достоянием нашего лицея, директором которого и является папа Поли, нельзя. Мы обе понимаем, что после такого позора его карьера, как и престиж нашего учебного заведения, резко пойдут на спад.

Поначалу, наплевав на угрозы Кира, я хотела поговорить со своим отцом. Во всём признаться, честно, откровенно. Но, видимо, не судьба… За эти семь дней я видела его всего пару раз, и то мельком. Да и что бы он сделал? Кир чётко дал понять, что если я кому-нибудь разболтаю, то видео выйдет в свет, не дожидаясь начала учёбы.

Зеркальный лифт поднимает нас всё выше и выше, пока не раскрывает двери на одиннадцатом.

Красивая цивильная обстановка холла отеля с одноименным названием «Берлинго», расположенного на последних этажах здания, встречает нас тишиной и сонным выражением лица охранника. Бугай ростом, наверно, под два с половиной метра, лениво подходит к нам и прокуренным голосом требует снять все украшения и сдать телефоны. Поля покорно выполняет его указания, а я недоумеваю.

— Зачем? — Я понимаю, что наши украшения могут помешать рекламировать товар ювелирного салона «Самсонов», но чем не угодили телефоны?

— Положено, — зевает охранник и выжидающе смотрит на меня.

— Арин, не ерепенься, заберёшь потом. — Подруга толкает в бок, поторапливая с решением. А я не могу, не хочу его отдавать, но опять иду на поводу у других, не прислушиваясь к истошному крику интуиции, и покорно выкладываю смартфон, а затем снимаю серьги и цепочку с крестиком, получая взамен маленький ключик с номером ячейки для хранения.

— Фамилии, — монотонно сипит охранник, перелистывая какие-то списки на помятых бумажках.

— Солнцева и Кшинская, — пищит Поля, явно волнуясь не меньше меня.

— Так, Солнцева есть, а вторая какая? — Бугай водит неровным грязным ногтем по белоснежной бумажке, уточняя мою фамилию.

— Кши…

— Ладыгина, — перебиваю Полю. Она не в курсе, что Кир устроил меня моделью на аукцион ювелирных изделий под своей фамилией; всё потому, что мне в отличие от Поли нет восемнадцати, а здесь это одно из основных требований.

— Так, сейчас идёте прямо, до двери с надписью «Служебное помещение», — ничего не заподозрив, бурчит охранник, даже не глядя в нашу сторону. — Там Анжелика проведёт с вами инструктаж.

Беру Полю за руку, как маленькая, и иду за ней в указанном направлении. Чувствую, как по телу предательски расползается нервный озноб, как увлажняются ладони, а сердце отбивает дикий ритм, но руку подруги не отпускаю.

В небольшой подсобке нас встречает необъятных размеров женщина с недоверчивым взглядом. Осматривает нас, будто товар на рынке, только что руками не трогает, а потом недовольно заявляет:

— Девочки, вы точно к нам?

Нам бы покачать головами и бежать пока не поздно, но нет…

— Я Солнцева, — кичится Поля. — Что, недостаточно хороша для ваших бирюлек?

Женщина неприятно так хмыкает и начинает что-то выискивать в телефоне.

— К тебе, Солнцева, вопросов нет, проходи. Катя! — кричит куда-то в сторону толстуха. — Этой — зелёное платье под изумрудное колье, ну и макияж поярче.

Тут же в подсобке появляется ещё одна сотрудница лет двадцати, но шибко потрёпанного вида. Наверно, спроси меня, как выглядит девушка лёгкого поведения, я бы в точности описала внешность этой Кати, даже не видя её.

— За мной иди, — бурчит та и, виляя пятой точкой, уводит Полю, которая, не замечая ничего подозрительного, тут же бежит следом, бросив на меня извиняющийся взгляд.

— Не выглядишь на восемнадцать! — фыркает Анжелика, возвращая своё внимание ко мне.

Знаю… Я маленькая и тощая. Со стороны можно подумать, что мне нет и пятнадцати. Но, тут же вспомнив, как могу преобразиться, стоит мне позволить себе яркий макияж и откровенное платье, в котором лучше многих страстно исполняю румбу и ча-ча-ча, сразу выпрямляю плечи и горделиво задираю нос.

— И всё же я совершеннолетняя, — без тени сомнения отвечаю женщине. — Арина Ладыгина.

— Дура или припёрло? — начиная, видимо, и меня искать в своём телефоне, с издевкой спрашивает Анжелика.

— Мне деньги нужны, почему сразу «дура»? — Меня задевают её слова, но я всё ещё держу вздёрнутым нос.

— Деньги любой ценой, — бормочет недовольно толстуха, а потом поднимает на меня сочувствующий взгляд, словно я не моделью пришла работать, а собираюсь душу дьяволу продать. — Лот номер 14: нить чёрного жемчуга. Пошли, провожу в гримёрную.

— Так, девочки, сначала все дружно выходим в холл! Для новеньких повторяю. — Анжелика стреляет взглядом в мою сторону. — От того, как вы покажете себя на публике, зависит, насколько успешно с аукциона потом уйдёт ваш лот. Надеюсь, это понятно?

Маленькое помещение, напоминающее очередную подсобку, правда, с огромным зеркалом в половину стены, забито под завязку: только моделей я насчитала четырнадцать человек, да плюс необъятная Анжелика, сама по себе занимающая треть комнаты. Все девушки разные, и далеко не все с журнальными параметрами: высокие и не очень, худые и с формами, блондинки и брюнетки, юные и постарше — прямо какой-то винегрет из разношерстных моделей! Никакой гармонии, никакого баланса. А если представить, какова стоимость украшений, то невольно задаёшься вопросом: неужели нельзя было и девушек подобрать соответствующих?

— Ладыгина, я понимаю — дебют! — надрывается Анжелика. — Но ты хоть сделай вид, что слушаешь меня!

— Простите, — шепчу я и тут же заливаюсь краской: четырнадцать пар глаз в упор смотрят на меня.

— Ладыгина, твой лот — последний! Самый дорого́й на сегодня! Имей в виду: на сцену выходишь после всех, поняла?

— Поняла, — киваю в ответ. Я не тупая! Хотя Анжелика явно уверена в обратном: который раз смотрит на меня невыносимо пристально, словно подозревает в чём-то.

— Так, — наконец, отпускает меня из плена своих глаз организатор и обращается ко всем: — Лоты с первого по восьмой идут с Катей на причёску и макияж, остальные ждут здесь. И повторяю: сидим спокойно.

Полинка — «лот номер два», а потому нас вновь разлучают. Стоит рыжей копне её волос исчезнуть из виду, как я начинаю нервничать с новой силой.

— Жемчуг? — приторно улыбаясь, спрашивает соседка — грудастая блондинка, чем-то похожая на отцовскую Снеженьку.

— Не лезь к девчонке! — осаждает её другая, на сей раз брюнетка лет двадцати пяти. — Ей и без тебя тошно!

Натянуто улыбаюсь и хочу спрятать взгляд, но куда там: повсюду натыкаюсь на любопытные взоры других моделей. Тоже, нашли себе экспонат! Видимо, завидуют, что моё украшение сегодня будет самым дорогим и желанным.

Смотрю себе под ноги, а руки от волнения засовываю в задние карманы джинсов, где без труда нащупываю бархатистую картонку с давно потрёпанными краями. Визитку Амирова я постоянно таскаю с собой, так и не рассказав Польке о нашем с ним знакомстве. Да и с каждым пролетевшим мимо днём понимаю всё чётче, что уже не расскажу: решаю, что Валера останется только моим воспоминанием.

— Спрячь, — шепчет брюнетка, заступившаяся за меня пару минут назад.

Непонимающе смотрю на неё, не отдавая себе отчёта в том, что всё это время разглядывала чёрную карточку.

— Во время аукциона запрещены звонки, — поясняет девушка. — Анжелика увидит — заберёт. Все номера только здесь!

Брюнетка стучит длиннющим ногтем кислотно-малинового цвета по лбу. Одного она не знает: заветные цифры номера Амирова давно в моей голове, да только позвонить ему я не осмелюсь никогда.

События вечера проносятся мимо с молниеносной скоростью. Вот, казалось бы, Катя только-только подобрала для меня платье и отвела на макияж, как я уже стою посреди огромного холла гостиницы и пытаюсь сдержать дрожь, растягивая ярко накрашенные губы в искусственной улыбке.

Постепенно начинают собираться гости аукциона. Солидные дядечки и их разодетые спутницы чинно расхаживают мимо нас, жадно пожирая глазами. И если женщины смотрят исключительно на украшения, порой обращая внимание на платья, то их мужчины, напротив, пошло улыбаясь, смотрят далеко не на ювелирные изделия. Под их взглядами ощущаю себя голой, хотя на самом деле одета более чем скромно. Этакое платье юной Лолиты цвета топлёного молока с длинными шифоновыми рукавами и пышной юбкой доходит почти до колен, нигде и ничего не обтягивая и не подчёркивая. Оттого внимание мужчин кажется всё более странным и нездоровым. Успокаиваю себя, что смотрят они так на всех моделей, а значит, ничего особенного.

Стоит официальной части мероприятия завершиться, как для гостей открывают огромный банкетный зал, приглашая их пройти за свои столики и приготовиться к торгам. Нас же Катя отводит всё в ту же гримёрку, где каждая из нас начинает ожидать своего выхода на сцену.

Полину забирают почти сразу. Успеваю улыбнуться ей, поражаясь, какой эффектный образ подобрали для неё организаторы. Тёмно-зелёное бархатное платье в пол идеально подчёркивает нежные и тонкие изгибы её тела, рыжие волосы волнами забраны наверх, открывая изящную шею, украшенную витиеватым колье с изумрудными камнями. Поля сегодня настолько красивая, что я даже перестаю злиться на Кира за то, что вынудил нас прийти сюда.

— Так, номер шесть и семь на выход, остальные сидим тихо и ждём. — Голос Анжелики оглушает подобно раскату грома. Удивляюсь, как такая тучная и объёмная женщина умудряется так тихо и беззвучно приближаться.

— Девчонки, пожелайте мне удачи, — суетится та, на чьём запястье табличка с номером «6». — Надеюсь, Ермолаев не поскупится сегодня.

— Жанна, Ермолаев уже купил себе игрушку, шевелись! — поторапливает Анжелика, и девчонка немного сникает, покидая гримёрку.

— А что, Ермолаев этот два лота купить не сможет? Почему она так расстроилась? — спрашиваю всё ту же брюнетку, с которой общалась раньше.

— А зачем ему два? — искренне недоумевает та. — А вообще странно, конечно! Обычно, когда заявлен жемчуг, Ермолаев берёт его. Даже интересно, кто покорил сердце старика настолько, что он отказался от своих пристрастий.

Слушаю её, но ничего не понимаю.

— А нам есть какая-то разница, кто заплатит деньги? — задаю, вроде, вполне логичный вопрос, но замечаю, как все оставшиеся модели тут же вскидывают на меня взгляд, словно на умалишённую.

— Ты же, вроде, первый раз? — скалясь белоснежной улыбкой, спрашивает девушка с номером «9». — Неужели такая отмороженная, что совсем тебе не важно, кто это будет?

— Нет, — отвечаю честно. — Я лишь хочу поскорее уйти отсюда, мне надо домой до одиннадцати успеть.

Не знаю, что я сказала такого необычного, только помещение тут же заполняется диким смехом.

— Она, походу, реально брюлики пришла продавать, — доносится неприятный, прокуренный голос с противоположного края, и снова этот смех со всех сторон.

— А вы что пришли рекламировать? — Мне кажется, я уже и так знаю ответ, но поверить собственным догадкам не могу. Внутри разливается дикий страх вперемешку с лютой ненавистью к Киру, а от мысли, что Полю забрали уже больше часа назад, меня начинает мутить.

— Почему никто из девушек до сих пор не вернулся? — Голос дрожит, срывается, но глупое сердце верит до последнего, что я ошибаюсь. — Все их вещи здесь! Они же давно должны были возвратиться за ними. Разве нет?

Ответом служит дикий хохот, заполонивший комнату, — злорадный, довольный, будто рады они, что осознание приносит мне исступлённую боль.

Срываюсь с места и бегу к выходу. Но дверь, само собой, закрыта.

— У тебя на шее тысяч двести, ты думаешь, так просто тебе с ними позволять гулять по отелю? — Опять чей-то голос слышится за спиной. А потом ещё. И ещё. И снова смех, который бьёт больнее любой пощёчины.

— Вот идиотка! Неужели не знала, куда шла?!

— С этими жемчужинками всегда так: в последний момент начинают считать, что продешевили.

— Да она, небось, к Ермолаеву хотела, а как узнала, что тот другую купил, так и на попятную собралась.

— Глупая, обратного пути нет!

Но я уже не слышу. Мне без разницы, что они говорят. Я не понимаю ни слова! Только неистово бью кулаками в закрытую дверь!

— Выпустите меня! — ору сквозь слёзы. — Откройте эту чёртову дверь!

Но помощи ждать не приходится. Я в ловушке, на пороге собственного падения в бездну, из которой не выбраться. А за спиной продолжают смеяться злые, бесчувственные куклы. Они уже на дне и ехидно ждут, когда я упаду к ним.

Моя истерика не остаётся незамеченной. Уже через несколько минут отчаянных криков на пороге появляется Анжелика. Огромной непроницаемой стеной она отделяет меня от свободы.

— Очнулась, принцесса? — зло шипит она, глядя на меня. Она не поможет. Сейчас вижу это слишком отчётливо.

— Освободите меня! Вышло недоразумение! — Понимаю, что кричу в пустоту, но разве могу опустить руки?

— Поздно, девочка, в следующий раз головой будешь думать! — Она оттесняет меня от выхода.

Дура! Сама виновата! Наивная и глупая! Но отступать не собираюсь. Трясущимися пальцами пытаюсь расстегнуть украшение, сжимающее шею, но ничего не выходит. От собственной беспомощности хочется выть…

— Мне пятнадцать! Пятнадцать! Это противозаконно! Мой отец сотрёт вас всех в порошок! — Ничего не вижу перед собой сквозь сплошную пелену слёз и отчаяния.

Ощущаю, что сзади меня обхватывают чьи-то руки — крепко, но не больно. И слышу знакомый голос у самого уха:

— Утихни и соберись. Иначе вколют успокоительное, поверь, это намного хуже. Я знаю.

Брюнетка. Та самая, что заступилась за меня раньше. Её голос не злой, не шипящий, не злорадный, как у остальных. Её я слушаю. Её слышу. Моё тело обмякает в её руках, и я замолкаю.

— Угомонилась? — бросает Анжелика и цепко хватает меня за подбородок. — Вот же истеричка! Теперь макияж переделывать. Пошли! — Она дёргает меня за плечо, заставляя идти вперёд. Не отпускает, сжимает до синяков, до боли.

Двери. Коридор. Лестница. Снова коридор. Анжелика тяжело дышит рядом и молчит. Впереди и позади — два амбала. Они не отпустят. Не дадут сбежать.

— Катюш, надо немного подправить, — усталым и совершенно обыденным голосом говорит Анжелика, затаскивая меня в очередную подсобку. Опять эта Катя! Как я сразу не догадалась по её внешнему виду, что никаких моделей им и не нужно было.

— Оставляй, — машет руками девица, даже не глядя в мою сторону.

Для них я товар. Лот номер четырнадцать.

Дверь с хлопком закрывается, а мне уже всё равно. Чувствую, что обречена, и сколько ни моли, никто не услышит. Катя тычет наманикюренным пальчиком в сторону стула, и я покорно сажусь.

— Не смотри волком на дверь — бесполезно. Там Петя, тот, что покрупнее, да и вообще… — Голос Кати не кажется ехидным. Нет, в нём скорее слышится безнадёжность. — Все мы через это прошли. Думаешь, в первый раз много кто сюда по доброй воле приходит? Кто за долги, кто в наказание, кто — как ты, по глупости.

— Мне всего пятнадцать, — зачем-то вновь бормочу я, пока Катя копается в своей огромной косметичке, видимо, выискивая что-то для меня.

— Знаю. — Так ничего и не достав, девица приземляется мягким местом на стол прямо возле моего носа. — Твоя подруга за тебя просила, когда поняла, куда вы, дуры, попали.

Поля… От мысли, что она осознала, куда нас привёл Кир, уже давно и не только на словах, начинает трясти. За что нам это?

— Я и сама здесь очутилась в семнадцать. Брат проиграл в покер одному старику. Так же, как и ты, в жемчуге тут слёзы лила, но бесполезно. А этот урод ещё и на видео всё записал, чтобы потом шантажировать… Так что не думай, что мне в кайф здесь находиться.

— Что они сделали с Полей? Что будет со мной?

— Не знаю, — пожимает плечами Катя. — Но пока ты не успокоишься, поправлять макияж бесполезно. Сейчас принесу воды. Сиди здесь тихо. Не забывай, что Петя рядом!

Катя спрыгивает со стола и мигом выбегает из подсобки, оставляя меня одну. Слышу: что-то бормочет охраннику, а затем тишина.

Оглядываюсь, пытаюсь зацепиться взором хоть за что-нибудь, что поможет мне сбежать. Но здесь нет ничего, кроме стула, на котором сижу, и стола с двумя бутылками воды на нём. Словно за соломинку мозг ухватывается за эти чёртовы бутылки. Вскакиваю и нахожу за ними телефон — Катин мобильный, который она оставила для меня.

Пальцы трясутся, едва попадая по нужным цифрам. Гудки. Долгие и тягучие. Понимаю, что он спасёт. Не отвернётся! Не бросит! Лишь бы ответил… Но отец не спешит подходить к телефону. Набираю снова и снова, пока не слышу голос Снежаны:

— Добрый вечер. Пётр Константинович сейчас занят, не могли бы вы…

— Снежана, — стараясь не шуметь, дабы Петенька за стеной ничего не услышал, срывающимся голосом перебиваю мачеху. — Пожалуйста, позови отца. Я в беде. В большой беде! Мне нужна помощь, прошу тебя…

— Там, где начинаются твои беды, страдает, как правило, мой сын.

— Твой сын — гадёныш! — не сдерживаюсь, представляя, что сейчас происходит с Полинкой. — Его не закрытая школа, а колония ждёт! Можешь мне поверить!

— О, даже так? — елейным голоском пищит Стервелла. — Тогда тем более решай свои проблемы сама!

Нужно ли говорить, что следом раздались короткие гудки, а телефон отца впредь был мне недоступен.

Доведённая до отчаяния, напуганная и преданная самыми близкими людьми, я по памяти набираю заученный наизусть номер Амирова, чтобы молить о помощи совершенно чужого мне человека…