Ремид. Государственник

Алмаз Браев

У традиции глаза жабы.В иерархической общине, если ты падаешь вниз, то ты никому не нужен. На дне все смотрят на условный верх. В таком виде все традиционное общество напоминает лягушку или жабу, видящее все голубое небо, но не тину болота или грибок со дна колодца.

Глава VIII

Жестокий хамелеон рядом и внутри

Может сложится мнение, что традиционная система всеядна, что она способна на вживление. Это действительно так. Она способна на вживление. Она как хамелеон принимает нужную форму. Но внутри себя остается все такой же традиционной системой. То есть традиционные люди не могут без иерархии. Какую бы систему зерефы не создавали и как бы ее затем не называли, они все равно создадут иерархию, где будут начальствующая элита и будут презренные подчиненные. Они не могут без этого. С чем это связано, очень трудно объяснить. Может быть с климатом, может быть еще что-то сопутствует наитяжелейшим условиям жизни, что обязательно нужен вожак и его люди, дисциплина общины. Но традиционные люди где бы они не собрались и куда бы не переместились под влиянием нужды, голода, на новом месте они снова будут жить, как и раньше и ничего не изменится. Уже было сказано, что все время есть невидимый центральный стержень, а на него нанизываются все остальные круги, вот эти самые круги и есть традиционные страты. Вы можете жить при натуральных отношениях обмена продуктами, можете потреблять при капитализме, учиться при социализме, даже при демократии, этот центральный стержень будет стоять и там и тут. Но его никто видит. Хотя все, кто внутри, все прекрасно построятся. Верховные жрецы будут окрашены в цвета элиты, остальные будут стоять по рангу, как будто они прямо сейчас снова бросятся в бой.

Все дело, какое очередное качество будет центральным. Если при феодализме — это родовитость и подчинение знати по крови, при социализме способность запоминать и перенимать у революционеров слова и лозунги, то при капитализме, когда в общем традиционный народ не знает смысла денег, все зерефы начнут спекулировать. Да так, что обгонят своих учителей в жесткости и цинизме. Авторитетные капиталисты удивятся, а революционеры перевернутся в гробу, откуда у этих людей столько жесткости по отношению к своим, именно к своим? А когда традиционные, крипта традиционные и пост традиционные люди были чуткими друг к другу? В родовом коллективе родня все увидит и не позволит: накажет за черствость, за неучастие, за неуважение, то есть свидетели рядом. Традиционный человек был на виду, перед общиной всегда. При феодализме, зереф должен соблюдать нормы морали общины, при социализме утроенная лозунгами мораль вообще давила на зерефа больше нажима родственников. При капитализме это тройное давление исчезло. Тройное! И сразу отрезало, — настало время выстраивать новую иерархию. А кто из подобных же людей подвинется просто так? Уступит место. Захочет стоять внизу и тренировать глаза на лоб? Сверху всегда нажим и насилие, нагоняй — на поверку все такое же традиционное, без сантиментов цивилизации. Снизу исполнение и чуткость с глазами на лбу. Отсюда и жестокость банков — этих инстанций или чужих форм, которые в себе есть традиционные субстанции. В банках сидят кто? — Зеремиды. То есть свои. А мы знаем, что зеремиды должны быстро подняться, если уже не поднялись, то есть такие же традиционные люди. А традиционные люди всегда только давят. На себе подобных, точно таких же людей, но к их несчастью ниже статусом. Если в натуральную эру были всякие герои, воины, то сейчас в царстве денег эти герои и воины — самые жестокие, бессердечные спекулянты. Они не видят родни и не ищут никакого родства. Они просто давят и принижают. Дисциплина во имя дисциплины. Таков закон выживания. Таким он был, таким и остался.

Куда оно делось?

Все люди размешались в городах. Но какие это люди? Что они исповедуют? Какие ценности признают? Как быстро и четко они подражают чужие формы, но тут же остаются самими собой.

Если мы смотрим на ряды чиновников и видим, что в ряды избранных набирались не за профессионализм, то мы точно укажем — это традиционный отряд псевдо воинов. Для реальных боевых столкновений они мало приспособлены, потому и вид имеют весьма странный, но под приватизацию, например, этот вид и, самое главное, качество кандидатур будет оптимальным. Никогда не забываем, что стержень традиции уже стоит в самом центре, а на него нанизываются круги один за другим, один на другого. От нужных людей системы требуется только молчать и выполнять поручения, совсем как на войне. С другой стороны, каждый руководитель звена будет подбирать точно такого же молчуна и родственника — такой же необходимый анахронизм традиции, на самом конце он такой же подходящий, как и на самом верху, только наверху пока соблюдается форма, а внизу сразу формы нет. Внизу все просто: не справился, не устраиваешь — гуляй. Таким образом вся рыночная система создается по традиционному (военному, полувоенному, крипта военному) признаку и чужим, чуждым, опасным и непонятным в этом строю места нет. Хотя это уже не строй первобытных воинов, но это уже система, социально-экономическая формация. Даже государство такое. Состоит только из формы. Институты государства вроде бы есть, а содержание старое, феодальное.

Как же ее немного преодолевали, чтобы каждый руководитель звена не выбирал свою тень?

При социализме была конечно ротация, чтобы один чиновник не создавал себе круг «друзей». Собственно и при капитализме это проблема знакомцев решается такой же сменой руководителей, только успевай их перемешивать. Но ведь все они подбирались под приватизацию и распределения благ, то есть — это не родня, люди не совсем уж родные, это родня своеобразная, это почти средневековый орден. И не забываем ни на минуту про центральный стержень. Чужого, человека с улицы в такой орден не пускают. Да такой степени, что они сразу успевают договориться. Но в общем и целом иерархия уже сложилась. Собственно она и жила тут. Но в культуре. И люди избранного круга крайне неохотно подбирают себе помощников неизвестно откуда, непроверенных, но все таки лифты еще есть.

Это какими способностями нежно обладать, чтобы угодить новой элите?

Она вроде бы капиталистическая и все время говорит о новом витке мимикрии — о демократии. Но тут же все та же традиционная, где нет критики, есть дисциплина и мало кому можно говорить о ней (о власти) плохое. Ведь если они начнут, эти очередные честолюбцы говорить о ней, о демократии, о правах, тем быстрее вся система с центром и кругами развалится. Но для чего развалится? Чтобы снова собраться на тех же самых запретах и уважении старших (по положению). Что такая система соберется снова, в этом нет никакого сомнения. И чем больше народ говорит о приверженности к старине, к заветам предков и тому подобному фольклору, тем скорее это старое строение соберется, вопреки новой моде однако. Ведь традиционные люди хоть и выглядят приверженцами старины и говорят о заветах, на самом деле в тот же момент являются самыми нелепыми, но ревностными подражателями мировой моды. Потому что для создания первобытной иерархии (по крови), нужно пройти все круги перерождения назад с поиском этих самых людей знаменитой крови. На словах это всегда звучит красиво. На деле люди прошлой загубленной знати прошли множество битв, чтобы подчинить точно таких же свободолюбивых зерефов прошлого. И при капитализме набор также произошел и многие глотнули радость больших (неважно как полученных) денег. Ведь цель — все, а средство ничто. Этот закон звучит невидимыми звуками, создавая новые круги вокруг центрального стержня (иерархии) Чтобы вы не построили, буду я, — говорит этот стержень. О чем бы не говорили на пирах, корпоративах, тусовках или просто так от чванства и хвастовства, про великое прошлое или яркое настоящие, рядом с вами то же я — ваш стержень, ваша культура.

П. С. Кстати, на этом двойственном лицемерии и фанатизме одновременно построена современная геополитика. Западный мир поддерживает демократию архаичных народов. Архаичные народы неизбежно создадут старое первобытное общество вместо демократии, потому что всегда будут опираться на заветы, когда возникнет любой спор. И разрушат все накопления современной цивилизации.