Буду твоей Верой

Анна Белинская (2023)

Второй год я страдаю по самому популярному парню нашего курса. Он — красавчик, рядом с которым сияют местные дивы. Я — неприметная заучка в очках и скромной одежде, которую объект моего воздыхания совершенно не замечает! Но я собираюсь это исправить! А поможет мне его друг — упрямый, невыносимый спортсмен, который раздражает меня до икоты!

5.

— Куда собрался? — доносится из прихожей голос мамы.

— Я же говорил, что иду на игру с пацанами. — Я слышу возню брата и звук застегивающейся молнии.

— Ром, возьми Веруню с собой, будь братом. Что-то она загрустила совсем, — шепчет мама умоляющим голосом, наверняка уверенная в том, что я не слышу их из комнаты с открытой дверью, которая находится через два метра от них.

Это действительно так.

После того как забрала вещи из гардеробной, я не пошла на читательский брифинг. Вряд ли кому-то из ребят понравится лицезреть мой распухший нос и красные глаза, да и настроение не годилось для того, чтобы обсуждать предстоящий марафон «Ночь в библиотеке».

Домой я возвращалась уже не с такой фанатичной аккуратностью. Один раз мне даже захотелось специально наступить в грязную лужу и испачкать опротивевшие замшевые сапоги. Но благодарная умница-дочь во мне не позволила совершить столь неблагоразумный поступок обиженной девочки, напомнив, какого труда стоит моим родителям одевать нас с братом.

Злясь на саму себя, я хотела утроить протест, бойкот и наказать себя отказом от обеда, но мамины котлеты призывно смотрели на меня из глубокой жаровни, а воздушное картофельное пюре так и манило проверить, настолько ли оно нежное, как кажется на первый взгляд.

И я проверила.

Отказаться пришлось от чая с конфетами, но это я сумела пережить.

Я наспех сделала домашнюю работу, но не стала садиться за проект Бубновского. Вместо этого решила пострадать, завалившись в кровать и обняв любимую желтую подушку в виде улыбающегося смайла в очках, которую мне подарил брат на восемнадцатилетие. Включила плейлист под названием «Поплакать» и воткнула наушники, сделав музыку ненавязчивым фоном.

— Издеваешься, мам? — шепчет Рома. — Ты видела ее лицо? Она мне всю репутацию испортит.

Вот же гад!

С другой стороны, он прав. Сейчас я выглядела как унылый смайл и вряд ли смогла бы составить брату хорошую компанию.

— Какую репутацию? Лентяя и оболтуса? — возмущается мама.

Обожаю ее.

— Ну, ма-ам, — канючит братец. — Ребята из компании даже не знают, что у меня есть сестра.

— Вот и узнают. Иди, пригласи Верунчика с собой. Пусть отдохнет от своих учебников, — не сдается мама.

— Там компания не для Веры, мам, — говорит Рома.

Я вынимаю наушники из ушей и приподнимаю голову, чтобы лучше их слышать.

— И какая там компания? — В голосе мамы звучат напряженные нотки. — Ну-ка, признавайся, паршивец. — До меня доносится хлесткий удар, и я хихикаю, представляя, как мама лупит кухонным полотенцем по заднему месту моего уже не маленького брата. — С кем ты связался?

Ромыч часто огребает от родителей. Особенно за оценки. Гены в нашем с ним случае распределились неравномерно. Весь ум достался мне, а Роману — приторная для парня привлекательность.

Мой брат тот еще ловелас-красавчик. Армия из его поклонниц исписала все стены и лифт в нашем подъезде. Практически каждые выходные папа гоняет его с тряпкой, заставляя оттирать любовные послания вроде: «Рома, я люблю тебя!» или «Рома из 11В + Вика из 9А = ЛЮБОВЬ», где надпись «Вика из 9А» постоянно меняется на новое имя и класс. Когда я училась в одиннадцатом классе, а брат в девятом, женские туалетные кабинки уже были исчерканы признаниями в любви моему брату.

Ромке не нужно стараться производить впечатление, ведь его яркая симпатичная внешность уже сама по себе привлекает внимание противоположного пола. И даже вещи, на которые из семейного бюджета выделяется аналогичная сумма, на нем смотрятся более стильно и модно.

— Эй, за что? — вопит брат. — Да нормальные там ребята. Просто не такие заучки, как наша Вера.

Ну понятно. И брат туда же.

Сегодня день моего полного уничтожения.

Стремная босячка-заучка в очках и дешевых сапогах из секонд-хенда.

А мне ведь даже не обидно. Потому что так и есть.

— Ну-ка, рот закрой, — шикает на него мама. — Живо вернулся и взял с собой сестру. Иначе никуда не пойдешь. А, кстати, ты сделал алгебру? — понижает голос мама.

— Понял. Я за Верой.

— То-то же, — удовлетворенно хмыкает мама.

Чтобы попасть в нашу комнату, Роме нужно сделать всего пару гигантских шагов. Я даже успеваю прикрыть глаза и притвориться спящей.

— Ты не спишь.

Я чувствую, как брат на меня смотрит.

— Я все слышала. И никуда не пойду. — Я накрываю голову подушкой, давая понять, что разговор окончен.

— Слава богу, — облегченно выдыхает брат.

Вот же мелкий паршивец! Хотя эта тушка ростом с жирафа и весом бегемота явно не вяжется со словом «мелкий».

Я бросаю подушку в брата, и тот ловит ее, причем таким выверенным движением, что берет гордость от того, что он хотя бы что-то умеет.

— Мам, я ее уговаривал, она не хочет, — кричит он, подбрасывая подушку в руках.

Не могу я злиться на этого балбеса и расплываюсь в улыбке.

Ромка тоже.

Потом выражение его лица становится серьезным, и я улавливаю в нем уже совсем не пацанскую игривость, а мужские черты. Он подходит ближе и усаживается рядом, отчего моя полуторная кровать прогибается под его весом. Кивком указывает мне подвинуться и закидывает тяжелые ноги на персиковое пушистое покрывало.

— Ну, что случилось, систер? — Мы поворачиваемся к друг другу лицом, подпирая щеки руками. — Кто посмел обидеть моего очкарика? — Из большого и указательного пальцев Ромка делает полусердце — старый, но не забытый и дорогой нам жест.

При всех наших взаимных колкостях и подначиваниях мы остаемся семьей. До его четырнадцатилетия мы были не разлей вода. Я делала за него домашку, а он защищал меня от обидчиков. Он же подарил мне первые крутые наушники, которые он купил на деньги, скопленные от бабушкиных: «На, внучок, на мороженое». Первая его драка случилась из-за меня, потому что мальчик из соседнего дома назвал меня «очкастой жабой» и разбил мои очки. Первый мой кулинарный шедевр был опробован братом, после чего я выхаживала его от пищевого отравления. Я научила его завязывать шнурки, а мое умение плевать из камыша на дальность — заслуга Романа.

Но когда ему исполнилось четырнадцать, Ромка вдруг заметил, что он — парень и на него заглядываются девчонки. Новая компания, первая бритва, бальзам для бритья и ночные переписки с подружками — я даже не заметила, как быстро мой брат вырос. Но точно знала, что случись у кого-то из нас беда или неприятность, мы, как и раньше, соединим две половинки сердца, напоминая, что мы есть друг у друга.

Левой рукой сооружаю корявое полусердце и пристраиваю к красивым ровным пальцам брата. Мы долго разглядываем одно большое родное сердце. Прямо как в детстве.

— Кому мне надрать задницу? — с улыбкой спрашивает брат.

Я хохочу. Если бы все было так просто…

— Наверное, мне. — Я пожимаю плечами. Никто ведь не виноват, что его сестра — объект насмешек.

— Я серьезно, Вер. — Ромка хмурится и внимательно вглядывается в мое лицо. — Только скажи.

— Обязательно скажу, Ром, — улыбаюсь и убираю со лба брата упавшую темно-русую прядь, такого же оттенка, как у меня.

— Пойдешь со мной? — спрашивает он и смотрит на время в телефоне.

Я задумываюсь.

А почему бы и нет? Кроме как в библиотеке и питомнике, я давно нигде не была, а пострадать успею завтра на парах, глядя на потрясающее лицо Артема Чернышова, такого красивого и такого неприступного для меня.

— Только чтобы побесить тебя. — Я вскакиваю с кровати и выдвигаю по очереди ящики комода с вещами. — Что мне надеть?

Я рыскаю глазами по полкам, прежде чем выудить оранжевый свитер крупной вязки, которому не меньше четырех лет. Со старшей школы в комплекции я не изменилась. Я показываю его Ромке.

— Этот пойдет?

Мой брат удрученно вздыхает, накрывает лицо ладонью и кричит:

— Мам, так что там с алгеброй?