После падения

Анна Тодд, 2014

Отношения Тесс и Хардина далеки от идиллии. Бешеная страсть, неодолимое влечение притягивают их друг к другу и в то же время мешают хладнокровно решать проблемы, которые неизбежно возникают у всех людей без исключения: сложности в отношениях с родителями и друзьями, необходимость строить карьеру, наконец, разные взгляды на брак. Тесс и Хардин молоды, им только предстоит понять, что вдвоем пережить многие потрясения гораздо проще, тем более что Хардина ждет очень неприятное открытие, которое, возможно, перевернет его жизнь…

Глава 1

Тесса

— Папа? — Человек передо мной не может быть моим отцом, несмотря на знакомые карие глаза, которые смотрят на меня.

— Тесси? — Его голос грубее, чем в моих далеких воспоминаниях.

Хардин с горящими глазами поворачивается ко мне, а затем снова смотрит на этого человека.

Мой отец. Здесь, в этом ужасном районе, в грязной на спине куртке.

— Тесси? Это действительно ты? — спрашивает он.

У меня шок. Я не знаю, что сказать этому пьяному мужчине с лицом моего отца.

Хардин кладет мне руки на плечо, пытаясь отвлечь:

— Тесса…

Я делаю шаг в сторону бродяги, и он улыбается. В его бороде много седины; его улыбка не такая белоснежная, как мне помнится… Как он до этого докатился? Я всегда считала, почти верила, что в конце концов отец изменит свою жизнь. Сейчас надежды исчезли, и осознание, что этот человек — мой отец, больнее, чем я ожидала.

— Это я, — произносит кто-то, и через некоторое время я понимаю, что это мои слова.

Он преодолевает оставшееся пространство между нами и обнимает меня.

— Не могу в это поверить! Ты здесь! Я пытался…

Хардин отталкивает его от меня. Я отступаю назад, не зная, как себя вести.

Бродяга — мой отец — тревожно и недоверчиво смотрит на Хардина и на меня. Но вскоре он вновь принимает беззаботный вид и держит дистанцию, чему я очень рада.

— Несколько месяцев я пытался тебя найти, — говорит он, проводя рукой по лбу и оставляя на коже грязные разводы.

Хардин стоит передо мной, готовый к прыжку.

— Я была здесь, — спокойно говорю я, глядя из-за его плеча.

Я благодарна Хардину за защиту, и я понимаю, что он, должно быть, окончательно запутался.

Отец переключает внимание на него и некоторое время разглядывает.

— Ого! Ной сильно изменился.

— Это Хардин, — сообщаю я.

Отец переминается с ноги на ногу и когда наконец решается подойти ко мне поближе, я вижу, как Хардин напрягается. Отец рядом, и я чувствую, как от него пахнет.

В его дыхании чувствуется то ли виски, то ли какая-то дикая смесь, он пьян, раз так перепутал; Хардин и Ной — полные противоположности, их просто нельзя сравнить. Отец тянется обнять меня; Хардин косится на меня, но я слегка качаю головой, чтобы он не вмешивался.

— Кто он такой?

Мой отец обнимает меня слишком долго, а Хардин просто стоит рядом. Я вижу, что он скоро взорвется, необязательно от гнева, и понимаю, он просто не имеет ни малейшего представления о том, что говорить или делать.

Это сделает один из нас.

— Он мой… Хардин — мой…

— Бойфренд. Я ее бойфренд, — заканчивает он мою незавершенную мысль.

Карие глаза отца расширяются, и он наконец-то поворачивается к Хардину.

— Приятно познакомиться с тобой, Хардин. Я Ричард. — Он протягивает свою грязную руку для рукопожатия.

— Хм. Да, взаимно, — нерешительно отвечает Хардин.

— Что вы здесь делаете?

Я пользуюсь этой возможностью, чтобы отойти и встать рядом с Хардином, который снова замолкает и прижимает меня к себе.

— Хардин хотел сделать татуировку, — машинально отвечаю я. Мой разум просто не в состоянии понять все, что сейчас происходит.

— А, круто. Мне здесь тоже набивали.

Всплывают воспоминания о том, как отец каждое утро пил кофе перед работой. Он никогда не рассказывал ни о чем таком, и я даже не уверена, что, когда я его знала, у него была татуировка. Когда была его маленькой девочкой.

— Да, работа моего друга Тома.

Он задирает рукав куртки и показывает на предплечье нечто, напоминающее череп. Это совсем на него не похоже, но чем дальше, тем больше мне кажется, что тату была и раньше.

— Ого… — Это все, что я могу сказать.

Это так ужасно. Этот мужчина — мой отец, который бросил нас с матерью в одиночестве. И он сейчас стоит здесь, передо мной… пьяный. Не знаю, что и думать.

Я взволнована, совсем немного, потому что не хочу признавать его в этот момент. Конечно, я тайно надеялась увидеть отца снова, после того как мама обмолвилась, что он вернулся в город. Я знаю, что это очень глупо, но сейчас он кажется мне лучше, чем раньше. Да, он пьян и, возможно, бездомный, но я его так мало знала, еще меньше, чем понимала. Может, у него сейчас просто тяжелый период в жизни? Кто я такая, чтобы судить этого человека, ничего о нем не зная?

Смотрю на него и на улицу вокруг; так странно, вокруг все как обычно. Могу поклясться, время остановилось, когда мой отец на нас наткнулся.

— Где ты живешь? — спрашиваю я.

Хардин не сводит с него настороженного взгляда, наблюдает, как за опасным хищником.

— Я сейчас временно без жилья. — Он вытирает лоб рукавом.

— А.

— Я работал до конца на Raymark, но меня уволили, — говорит он.

Я смутно припоминаю, что слышала название Raymark раньше. Кажется, это какая-то фирма. Так он работал на заводе?

— Чем ты занимаешься? Прошло ведь… пять лет?

Чувствую, что Хардин напряженно застыл рядом, и говорю:

— Нет, девять.

— Девять лет? Мне очень жаль, Тесси, — невнятно бормочет он.

Это прозвище пробуждает воспоминания — так отец называл меня раньше, в момент, когда он снимал меня со своих плеч и мы проходили через наш небольшой двор. Но все прошло. Я не знаю, что делать. Я хочу плакать, потому что не видела отца так давно, хочу смеяться над странностью нашей встречи, хочу плакать из-за того, что он оставил меня. Я окончательно запуталась. Я помню его пьяным, но тогда он был злой, не улыбался и, конечно, не показывал татуировку и не пожимал руку моему парню. Может быть, он изменился в лучшую сторону.

— Я думаю, нам пора идти, — заявляет Хардин, глядя на отца.

— Мне очень жаль, но я не виноват. Твоя мать… ты знаешь, какая она. — Он пытается защититься, размахивая руками перед собой. — Пожалуйста, Тереза, дай мне шанс, — просит он.

— Тесса… — предупреждающе цедит Хардин рядом со мной.

— Мы на пару минут, — говорю я отцу. Затем хватаю Хардина за руку и отвожу его на несколько метров в сторону.

— Что, черт возьми, ты делаешь?! Ты ведь на самом деле не собираешься… — начинает он.

— Он мой отец, Хардин.

— Он пьяный бродяга. — Он плюет с досады.

Слезы наворачиваются от правдивых, но резких слов Хардина.

— Я не видела его девять лет.

— Именно, потому что он тебя бросил. Это пустая трата времени, Тесса. — Он смотрит из-за моей спины на отца.

— Мне все равно. Я хочу понять его.

— Знаю, я сказал то, что думаю. Надеюсь, ты не пригласишь его в квартиру или куда-нибудь еще. — Он качает головой.

— Если захочу, то позову. И если он захочет прийти, то придет снова. Это и моя квартира, — говорю я резко.

Смотрю на отца. Он стоит, одетый в грязное, и уставившись в землю перед собой. Когда он в последний раз спал в постели? Ел нормально? От этой мысли ноет сердце.

— Ты же не всерьез думаешь привести его к нам? — Пальцы Хардина скользят по волосам в привычном жесте отчаяния.

— Не жить, только на сегодня. Мы могли бы приготовить ужин, — предлагаю я.

Отец бросает взгляд на меня. Я смотрю в его сторону и вижу, как он начинает улыбаться.

— Ужин?! Тесса, он чертовски пьян! Вы не виделись почти десять лет… и ты говоришь об ужине?

Растерявшись от вспышки его гнева, тяну Хардина за шиворот поближе к себе и тихо говорю:

— Он мой отец, Хардин, и я больше не общаюсь с мамой.

— Это вовсе не означает, что ты должна общаться с этим уродом. Это плохо кончится, Тесс. Ты слишком хороша для всех, когда они этого не заслуживают.

— Это важно для меня, — говорю я, и взгляд смягчается: он понимает, что я настроена серьезно.

Он вздыхает и в отчаянии дергает себя за торчащие волосы.

— Черт возьми, Тесса, ничем хорошим это не закончится!

— Ты не можешь знать, чем это закончится, Хардин, — шепчу я и смотрю на отца, который перебирает пальцами бороду.

Я знаю, что Хардин может оказаться прав, но я обязана это сделать ради себя, должна попытаться понять этого человека или, по крайней мере, услышать, что он скажет.

Возвращаюсь к отцу, инстинктивно чего-то опасаясь, отчего голос немного дрожит.

— Ты хочешь поехать к нам на ужин?

— В самом деле? — восклицает он, и по его лицу скользит тень надежды.

— Да.

— О’кей! Да, поеду! — Он улыбается, и на мгновение мне кажется, что я вижу его настоящего — не пьяного.

Пока мы все идем к машине, Хардин не говорит ни слова. Я знаю, что он сердится, и понимаю почему. Но знаю и что жизнь его отца изменилась к лучшему — он руководит нашим колледжем, он очень добр к ближним. Это ужасно глупо — надеяться на такие же изменения у своего отца?

Когда мы подходим к машине, отец спрашивает:

— Вау! Это твое? Это Capri, не так ли? Модель конца семидесятых?

— Да. — Хардин садится на сиденье водителя.

Мой отец не расспрашивает больше Хардина, и я очень рада этому. Радио приглушено до минимума, и как только смолкает рев двигателя, мы оба тянемся к переключателю в надежде, что музыка сможет заглушить неприятное молчание.

Всю дорогу я думаю о том, как мать желала бы оказаться на моем месте. От такой мысли меня бьет озноб, поэтому переключаюсь на предстоящую поездку в Сиэтл.

Нет, это еще хуже, я не знаю, как поговорить об этом с Хардином. Закрываю глаза и прислоняюсь к окну. Теплая рука Хардина охватывает мою, и я успокаиваюсь.

— Фух. И давно вы здесь живете? — зевает на заднем сиденье отец, когда мы останавливаемся у нашего дома.

Хардин кидает на меня еле уловимый взгляд, и я отвечаю:

— Да, переехали сюда несколько месяцев назад.

Пока мы поднимаемся в лифте, я чувствую, как суровый взгляд Хардина обжигает мои щеки. Улыбаюсь, надеясь смягчить гнев. Нужно действовать, но находиться рядом с этим незнакомцем очень неловко, отчего я начинаю жалеть о том, что пригласила отца. Хотя уже слишком поздно.

Хардин открывает нашу дверь, заходит в квартиру и, не оборачиваясь, без лишних слов удаляется в спальню.

— Я сейчас вернусь, — сообщаю я отцу и поворачиваюсь, чтобы оставить его стоять в прихожей.

— Вы не против, если я воспользуюсь вашей ванной? — спрашивает он у меня.

— Конечно, нет. Она дальше по коридору. — Я, не глядя, указываю на дверь ванной.

В другой комнате Хардин переобувается, сидя на кровати. Оглянувшись на дверь, он делает мне знак закрыть.

— Я знаю, что ты мной недоволен, — спокойно замечаю я, подходя к нему.

— Я…

Я ловлю руками его лицо, мои пальцы пробегают по его щекам.

— Не бойся.

Его глаза закрываются в знак признательности к моим нежным прикосновениям, и я чувствую, что его руки обхватывают меня вокруг талии.

— Он собирается сделать тебе больно. Я всего лишь пытался не допустить этого.

— Как он может причинить мне боль сильнее, чем уже сделал? Я столько лет его не видела.

— Он, наверное, сейчас распихивает наше барахло по своим гребаным карманам, — фыркает Хардин, и я прыскаю от смеха. — Это не смешно, Тесса!

Я вздыхаю и поворачиваю его лицо к себе.

— Может, ты попробуешь посмотреть на все это более позитивно? Вокруг и так достаточно обид и напряжения.

— Я не обижаюсь. Я пытаюсь тебя защитить.

— Не нужно — он мой отец.

— Он тебе не отец.

— Хардин, пожалуйста! — Я провожу большим пальцем по его губам, и лицо смягчается.

Он снова вздыхает и наконец произносит:

— Ладно, давай с этим чуваком поужинаем хотя бы. Черт знает, как давно он питался не из мусорного бака.

Я перестаю улыбаться, и губы невольно начинают дрожать. Он замечает это.

— Прости, не надо плакать, — вздыхает он.

Хардин не переставая вздыхает с тех пор, как мы столкнулись с моим отцом возле тату-салона. Видя его беспокойство, — даже если оно, как и все его эмоции, сопряжено с гневом, — я только убеждаюсь в сюрреалистичности происходящего.

— Я высказал свое мнение, но постараюсь не сильно напрягаться. — Он поднимается на ноги и целует меня в уголок рта. Когда мы выходим из спальни, он бормочет: — Начнем кормить бездомных, что не сильно повышает мне настроение.

Мужчина, разглядывающий полки с книгами в нашей гостиной, выглядит совершенно неуместно.

— Я собираюсь приготовить ужин. Хочешь посмотреть телевизор? — предлагаю я.

— Хочешь, я помогу? — спрашивает он.

— Хм, ладно. — Я слегка улыбаюсь ему, и он отправляется за мной на кухню.

Хардин остается в гостиной, продолжая держаться отстраненно, как я и предполагала.

— Не могу поверить, что ты уже так выросла и живешь отдельно, — говорит отец.

Я тянусь в холодильник за помидорами, пытаясь собраться с мыслями.

— Я учусь в колледже, в Центральном вашингтонском университете^[1]. Вместе с Хардином, — отвечаю я, по вполне понятным причинам умолчав о грозящем отчислении.

— Правда? Ничего себе.

Он садится за стол, и я замечаю, что грязь с его рук исчезла. Разводов на лбу тоже нет, а мокрый рукав наводит меня на мысль, что даже пытался застирать пятно. Он тоже нервничает. От этого мне становится немного легче.

Я рассказываю ему о Сиэтле, о предстоящей увлекательной жизни, но так и не упоминаю о Хардине. Выражение лица отца во время рассказа заставляет немного скорректировать рассказ. Не знаю, сколько еще проблем возникнет на пути, прежде чем все окончательно рухнет у моих ног.

— Хотелось бы мне посмотреть, как все это происходило. Я всегда знал, что из тебя выйдет толк.

— Тем не менее тебя не было рядом, — коротко отрезаю я. Мне сразу становится стыдно за свои слова, но я не хочу брать их назад.

— Я понимаю, но сейчас я здесь и, надеюсь, могу что-то для тебя сделать.

Эти простые и немного жесткие слова дают мне надежду, что, может быть, не так уж все и плохо, что ему просто необходимо помочь бросить пить.

— Ты… ты все еще пьешь?

— Да. — Он смотрит в пол. — Не так, чтобы много. Я понимаю, что сейчас тебе так не кажется, но это было несколько трудных месяцев… вот и все.

В дверях кухни появляется Хардин, и я знаю, что он прикладывает чудовищные усилия, чтобы оставаться невозмутимым. Надеюсь, у него получится.

— Несколько раз я виделся с твоей мамой.

— Правда?

— Да. Она не говорит мне, где ты. И она очень хорошо выглядит, — добавляет он.

Мне очень неловко слышать от него что-то о матери. Ее голос звучит в моей голове, напоминая, что он нас бросил. Что из-за этого человека она стала такой, как сейчас.

— Что случилось… между вами?

Кладу куриные грудки на сковородку, масло трещит и брызгает. Я жду ответа. Я не хочу поворачиваться к нему лицом после того, как задала такой резкий и прямолинейный вопрос, но я просто не удержалась.

— Мы с ней просто несовместимы; она всегда хотела больше, чем я мог дать ей, и ты же знаешь, какой она бывает.

Я знаю, но мне не нравится, как мельком и пренебрежительно он отзывается о ней. Переводя вину с матери на отца, я быстро поворачиваюсь и спрашиваю:

— Почему ты не звонил?

— Я звонил, всегда звонил. И посылал тебе подарки на дни рождения. Об этом она тоже не рассказывала?

— Нет.

— Ну, это правда. Я так по тебе скучал все это время! Не могу поверить, что ты здесь, прямо передо мной сейчас.

Он встает и подходит ко мне; глаза блестят, а голос дрожит. Не знаю, как реагировать. Я почти не знаю этого человека.

Хардин входит на кухню, создавая барьер между мной и отцом, и я этому рада. Не знаю, что и думать. Мне нужно сохранять физическую дистанцию между собой и этим человеком.

— Я знаю, ты не можешь простить меня. — Он почти рыдает, и мое сердце обрывается.

— Нет. Мне просто нужно время, чтобы привыкнуть, что ты снова появился в моей жизни. Я просто не знаю, — отвечаю я, и он кивает:

— Понимаю, понимаю.

Он снова садится за стол, предоставив мне возможность доделать ужин.

Примечания

1

Центральный вашингтонский университет (Central Washington University, CWU) расположен в Элленсбурге, в центре штата Вашингтон, благодаря чему и получил свое название.