Разделенные

Бахтик Аширов (2024)

"Разделенные" В 2100 году человечество обрело иллюзию идеального порядка под управлением всемирного государства — "Власти Шести". Сто тысяч кластеров, разделенных стометровыми стенами, стали новым домом для миллиардов людей. В этой системе каждый выполняет свою функцию, но свобода и личная инициатива остались в прошлом. Генрих, молодой специалист из шахтерского кластера, верил в порядок нового мира, пока случайное открытие не привело его к запретному тоннелю. В надежде покинуть свою ограниченную жизнь вместе с возлюбленной, он начинает опасное путешествие, которое вскоре приводит его к разоблачению страшной правды: за стенами нет места для свободы, а каждый шаг контролируется системой. Плененный за попытку бегства, Генрих оказывается втянут в замысловатую игру "Власти Шести", которая использует его интеллект для усиления системы контроля. Но сможет ли он отказаться от мечты о свободе ради иллюзии гармонии? Или его выбор изменит не только его судьбу, но и судьбу всей системы?

Глава 6

Прошла неделя, а Генрих так и не смог встретиться с Элеонорой. Казалось, сама судьба играла против него: поломки в шахтах случались с пугающей регулярностью, требуя его постоянного присутствия. Ко всему прочему, ему приходилось выполнять работу и за отсутствующего Эрика, поскольку на его место так и не назначили нового сотрудника. Обострившаяся ситуация требовала полной концентрации, и у Генриха не оставалось ни времени, ни сил на личные дела.

Эрик, тем временем, так и не вернулся в строй. По словам управляющего, его случай был вынесен на рассмотрение совета кластера, где решили отправить его на переквалификацию из-за несоответствия занимаемой должности. Эта новость вызвала у Генриха противоречивые эмоции. Он сразу вспомнил о четверке Алекса — тех, кто пережил подобные переквалификации."Сколько ещё раз Эрик сможет пройти через это, прежде чем его природная невнимательность окончательно поставит крест на его карьере?" — размышлял Генрих.

Мысли снова вернулись к шахтам, где он решал проблемы, которые, казалось, никогда не кончатся. И к Элеоноре, встреча с которой оставалась в подвешенном состоянии, словно обещание, которое никак не удавалось исполнить.

Иногда, если поломка происходила на участке неподалёку от старой шахты, Генрих находил время заглянуть к четвёрке Алекса. Эти визиты приносили ему странное ощущение уюта и спокойствия, которого так не хватало в его напряжённых днях. Однажды он даже привёз новый пищевой принтер с расширенным меню, что вызвало настоящий восторг среди жильцов жилого модуля. Каждый раз его встречали с неподдельной радостью.

— Ты очень добрый, — однажды сказала Глория, вынимая из нового принтера ароматную выпечку. Её голос был мягким, но в нём сквозила грусть. — Мой парень был таким же.

— А что с ним случилось? — с интересом спросил Генрих, заметив, как в её глазах мелькнула тень воспоминаний.

Она на мгновение замерла, словно оценивая, стоит ли делиться. Затем вздохнула, опустив взгляд на свои руки.

— Мы познакомились на работе, — начала она, её голос звучал тихо, но дрожал от эмоций. — Он был невероятно умным, с потрясающим чувством юмора. Мы мечтали о совместной жизни. Это было… настоящее счастье. Вместе мы строили планы, обсуждали, какой у нас будет дом, как будем воспитывать детей.

Она улыбнулась, но эта улыбка была полна боли.

— Мы занимались виртуальным сексом, мечтали о том дне, когда сможем создать семью. Но система не позволила. Тест на совместимость… — Глория замолчала, её губы дрогнули. — Мы его провалили. Нас разлучили.

Генрих почувствовал, как внутри него что-то сжалось.

— После этого всё пошло наперекосяк, — продолжила она, её голос становился всё тише. — Я пыталась забыть, но это было невозможно. Каждый день я вспоминала, как мы держались за руки, как он смотрел на меня.

Она отвернулась, стараясь скрыть подступившие слёзы.

— Я потеряла концентрацию на работе, — сказала она после долгой паузы. — Допустила ошибку, из-за которой произошёл сбой в автоматической фарма-лаборатории. Меня отправили на переквалификацию. Я пыталась сосредоточиться, но мысли о нём не отпускали.

Глория замерла, пытаясь взять себя в руки, но её голос предательски дрогнул.

— Когда я снова не справилась, система признала меня"неспособной". Я больше не могла работать, меня изолировали. Сначала в центре реабилитации, а потом в лечебнице для… отбросов.

Её слова резали воздух, оставляя после себя ощущение пустоты. Генрих не сразу нашёл, что сказать. Глория, казалось, выговорила всё, что годами носила в себе, и теперь смотрела на него, будто ожидая, что он сможет найти слова утешения, которых она так долго искала.

— Мы тоже с моей девушкой ждём тест на совместимость, — сказал Генрих, внимательно глядя на Глорию. Его голос прозвучал неуверенно, словно он сам не был до конца уверен в своей смелости поделиться этим. — Через дней сорок.

Глория замерла. Её лицо исказилось смесью ужаса и горечи, и она быстро поднесла ладонь ко рту.

— Нет… — прошептала она, качая головой, словно хотела предостеречь его от роковой ошибки. — Генрих, если вы провалите этот тест, твоя девушка может этого не вынести. Система… она ломает людей. Лучше останьтесь просто парнем с девушкой, без этих проверок.

Её глаза наполнились слезами.

— Я столько раз жалела, что пошла на этот проклятый тест, — продолжила она, её голос дрожал от эмоций. — Мы были счастливы, пока система не вмешалась. А потом… это всё уничтожило.

Генрих чувствовал, как внутри него зарождается тревога, но он попытался её подавить.

— Но мы идеально подходим друг другу, — начал он оправдываться, скорее перед самим собой, чем перед Глорией. — Мы идеальная пара.

Его слова прозвучали убедительно, но в глубине души он почувствовал укол сомнения. История Глории, её боль и переживания, будто отбрасывали тень на его собственное будущее.

— Ты так думаешь сейчас, — ответила Глория, её голос был тихим, но в нём звучала непоколебимая уверенность человека, который уже прошёл через это. — А если тест скажет иначе? Система не признаёт чувств, Генрих. Она не заботится о вас, она просто выносит вердикт.

Генрих молчал. Его мысли метались, но он старался не подавать вида. Он не мог позволить себе усомниться в своей вере в их с Элеонорой любовь, но слова Глории были как ледяной ветер, пробравшийся прямо к сердцу.

Вернувшись в свою каптерку, Генрих устало опустился на кресло и посмотрел в потолок. Мысли о Глории и её истории не давали ему покоя, словно неприятный осадок, осевший глубоко внутри. Ему нужно было найти утешение, вернуть веру в своё будущее.

— Соедини меня с Элеонорой.Он дал команду нейросети:

Мгновение — и её образ появился перед ним. Голос Элеоноры был тёплым, обволакивающим, как родной дом, в который всегда хочется вернуться. Генрих говорил с ней целый час, выливая на неё всю свою нежность и любовь.

— Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю, — сказал он, ощущая, как в словах прорывается его тревога. — Каждый день я думаю только о тебе.

Элеонора смеялась в ответ, рассказывала о своих буднях, об их планах, о том, как ждет момента, когда тест подтвердит их совместимость и они смогут быть вместе по-настоящему.

Генрих ничего не сказал о четвёрке Алекса. Он не упомянул о своей встрече с “отбросами” и разговоре с Глорией, её горьких воспоминаниях и предупреждении. Он боялся нарушить эту хрупкую гармонию, боялся, что его тревога заразит и Элеонору.

Он старался наслаждаться каждой минутой общения, ловил её смех, её мягкие интонации. Он отчаянно пытался затмить то чувство страха, что поселилось в его сердце. На мгновение ему даже казалось, что это срабатывает, что её голос способен растворить любую тревогу.

Но когда связь оборвалась, и он остался в тишине своей каптерки, страх вновь вернулся, напоминая о себе тихим шёпотом:"А что, если тест их разлучит?"

Следующая неделя была так же насыщена работой, и единственным способом отвлечься для Генриха стало общение с"четвёркой отбросов". Эти люди, несмотря на свои сложные судьбы и утраченные шансы, оказались настоящими профессионалами, каждый в своей области. Истории их жизней были словно уроки, которые Генрих с жадностью впитывал, попутно извлекая для себя ценные знания.

Алекс, с его глубоким опытом в добыче полезных ископаемых и доскональным знанием оборудования, раскрыл шире перед Генрихом мир геологических процессов и инженерных решений. Роберт, как энергетик, увлек его своими идеями об эффективных системах энергоснабжения, способных работать даже в самых неблагоприятных условиях. Кенни, мастер замкнутых систем жизнеобеспечения, познакомил его с принципами работы таких систем, от экосистем подземных станций до подводных баз. А Глория, специалист в медицине, работе с медицинскими дорогами, роботами и фармакологическими лабораториями, поразила Генриха своим глубоким знанием технологий и точностью подходов в своей сфере.

Генрих, обладая гибким и креативным умом, ловко преобразовывал эту информацию в полезные для своей работы инструменты. Эти знания усваивались естественно, словно он давно был частью команды и теперь просто открывал для себя их миры.

— Ну, согласитесь, что система работает безупречно благодаря нейросети, — размышлял Генрих, сидя в компании своих новых друзей. — В общем-то, система анклавов и кластеров удобна и во многом облегчает жизнь людей.

— Не буду спорить, — ответил Алекс, лениво потягивая чай. — Но у любой пользы от ИИ есть и обратная сторона. Система — слишком рациональное создание и бесчеловечна. Напомню тебе про дисквалификацию. Ей важно, чтобы всё работало. А люди для неё — просто материал.

— Да, но даже тут система старается излечить людей, облегчить получение новых навыков и вернуть их в строй. Есть, конечно, минусы, но они не так заметны, если учитывать общую выгоду, — настаивал Генрих.

— Выгоду? Для кого? Для тех, кто сидит на вершине мира? — вспылил Алекс, пристально глядя на Генриха. — Они не заботятся о людях. Им важно только, чтобы всё работало как часы.

— Но посмотри, как скакнула медицина хотя бы, — попытался возразить Генрих. — Человека ставят на ноги за пару дней, даже если он потерял конечности или части органов.

— А ты знаешь, откуда берётся этот биоматериал для мед-дронов и капсул? — Алекс сощурил глаза, медленно наклоняясь к собеседнику. Его голос звучал спокойно, но в его тоне сквозило что-то ледяное, словно в этой теме не осталось места эмоциям.

Собеседник молчал, лишь слабо скрипнув стулом, будто хотел немного отодвинуться.

— Не знаешь? — Алекс усмехнулся, откинувшись на спинку кресла. — Тогда слушай внимательно. — Он сделал паузу, выжидая, прежде чем продолжить, словно врач перед выдачей неутешительного диагноза. — В наше время любой повреждённый биомеханизм можно восстановить с помощью идентичных компонентов. Это аксиома. Люди — такие же, только сложнее.

— Они — идеальный источник клеточной массы. Биологические углеродные модули, плазменные протеины, гемофильтрат, линейные полимеры тканей. Всё это можно изъять. — Алекс небрежно провёл пальцем по своему телу указывая на него как на источник. — И, запомни, это не берётся из покойников.

Он пристально посмотрел на собеседника, как будто оценивал, доходит ли до него смысл.

— Их клеточные матрицы слишком деградированы для реальной работы. Жизнеспособные материалы извлекаются только при полной активации гемосинтетических процессов.

Генрих сглотнул, его лицо слегка побледнело, но он по-прежнему молчал.

— Что? Хочешь возразить про несовместимость группы крови? — Алекс наклонился чуть ближе, его взгляд стал ещё острее. — Век тканевого редактирования и молекулярной конверсии, друг мой. CRISPR-Zeta корректирует несовпадения за доли секунды. Любой материал можно адаптировать к потребностям системы.

Он снова откинулся, позволяя своим словам осесть в воздухе.

— Теперь ты понимаешь? В этой цепочке никто не задумывается о моральных аспектах. Это не медицина. Это индустрия переработки.

Генрих помолчал, ощутив, как внутри него зарождается холодок. Слова Алекса звучали слишком уверенно, чтобы быть просто домыслами.

— Так значит, лечебницы… — голос Генриха дрогнул от озарившей его догадки. — Вот почему вы сбежали?

Алекс кивнул, тяжело вздохнув.

— Да, — произнёс он обречённо. — Глория как-то рассказала нам о биоматериале и о том, откуда он берётся. Сначала это звучало как незначительная деталь, о которой она сама, похоже, не думала слишком серьёзно. Но когда мы начали складывать факты… Видели, как некоторые пациенты просто исчезали из лечебниц, особенно те, у кого не было родственников или кто считался"бесперспективным"… Мы поняли, что происходит.

Генрих замер, не зная, что сказать. Догадка, только что казавшаяся фантастической, обрела пугающую реальность.

— Решение бежать далось нам нелегко, — продолжил Алекс, внимательно наблюдая за реакцией собеседника. — Но остаться означало стать… запасной частью. Даже если мы пока"годны". Это только вопрос времени.

— А система? Она же должна защищать людей… лечить… — пробормотал Генрих, пытаясь осмыслить услышанное

— Система заботится о функционировании, не о людях, — горько усмехнулся Алекс. — Для неё мы просто ресурсы.

Генрих был ошарашен услышанным. Он никогда раньше не задумывался о тёмной стороне системы, считая, что нейросеть служит не только интересам правящей верхушки, но хотя бы отчасти заботится о простых людях. Ему казалось, что этот технологический мир совершенен — построен на взаимной выгоде и поддержке.

Но теперь, сопоставляя факты, он начал замечать закономерности. Всё, что делалось, всё, что предлагалось, — несло одну цель: контроль и извлечение максимального КПД от каждого человека.

Медицина? Она не лечила — она поддерживала функциональность. Программы, оптимизирующие здоровье, лишь делали людей сильнее, чтобы те могли работать больше и продуктивнее. Искусственная нейропрокачка мозга? Её восхваляли как революцию, которая позволяет избежать многолетнего обучения, но разве это было на благо личности? Нет, это был способ создавать сразу «готовых специалистов» — шестерёнки в огромной машине.

Даже виртуальные капсулы, которые преподносили как источник расслабления и избавления от стресса, — теперь Генрих видел в них ловушку. Они не успокаивали, они обездвиживали разум, направляя эмоции в безопасное русло. Так называемые «роскошные» развлечения, эти фальшивые творческие платформы, где каждый мог выложить своё искусство, — они давали иллюзию уникальности, но на самом деле использовались, чтобы отслеживать мышление и поддерживать иллюзию значимости.

А эти проклятые тесты на совместимость… Генрих содрогнулся, осознавая их истинное назначение. Они не просто проверяли здоровье и интеллект. Они программировали, создавали «идеальное» поколение, которое будет идеально вписываться в планы системы.

И вдруг, словно молния, в его сознании всплыл разговор с Элеонорой. Она всегда говорила, что система устроена таким образом, чтобы подчинять, а не служить. Тогда он смеялся, уверяя её, что она преувеличивает, что это всего лишь её склонность к теориям заговора.

Но сейчас… Сейчас всё, о чём она предупреждала, оказалось правдой. Каждый её аргумент, каждое её сомнение, которое он когда-то отмахивался, теперь врезалось в его разум, словно гвозди. Элеонора всегда говорила, что забота о простых людях — это лишь ширма, маскировка для тотального контроля.

— Ты была права… — пробормотал он себе под нос, чувствуя, как сжимается сердце.