Фаетон. Научно-фантастический роман. Полное собрание книг

Валентин Колесников, 2023

Если вы устали от рутинной повседневности и мечтаете отвлечься и отдохнуть, эта книга для вас. Она уведет вас к центру Галактики Млечный Путь, где разворачиваются события, описанные в этой книге. На страницах вас ждет история любви и новые приключения героев из серии научно-фантастического романа Фаетон, состоящего из серии 21 книги.

Глава 1

Зной. Высоко в синем небе трепыхается крылышками маленькая птичка. Если лежать на спине и смотреть вверх, то птичка кажется комочком земли, застывшим в небе, лишь разливистое пение и трепыхание крылышек выдает в ней певца полей — жаворонка. Над хлебным полем, тянущимся от недалекой рощицы до озера, застыло несколько живых комочков. Соревнуясь друг с другом в пении, жаворонки подымаются все выше и выше в бездонную синь. Хорошо лежать на спине в прохладной тени колосьев хлебного поля, когда вам всего десять лет от роду и когда вокруг никого, кроме неба, просторов полей да бесконечной песни жаворонка. Вдруг в гуще стеблях раздался шелест. «Это, верно. Русалка»! — пронеслось в сознании. Леденящий страх полз к босым ногам Мальчика. Он вскочил с места. Худощавый, с выступающими ключицами, виднеющимися сквозь ворот расстегнутой безрукавки. Расширенные зрачки каре — зеленых глаз с испуганным любопытством смотрят в сторону шороха. Слышен лишь шум ветра в волнистых колосьях. И вокруг никого. Но вот, метрах в трех от мальчика, зашелестели колоски и стремительной дорожкой устремились прямо к нему. Он испуганно застыл на месте. Черное лохматее существе бросилось из сплошной заросли стеблей на мальчишку, скуля по — щенячьи, пытаясь лизнуть в лицо.

— Марсель, это ты? — со вздохом облегчения сказал мальчишка. Пес с обвислыми ушами весело прыгал вокруг. Мальчик теребил его за голову, совал в открытую пасть руку, а тот делал вид, что кусает, осторожно прижимая пальцы руки зубами. Пес и мальчик, играя, вышли на проселочную дорогу и направились в сторону озера. Марсель первым бросился в воду. Вздымая тучи брызг, пес носился по песчаной отмели берега, весело вертел головой, с нетерпением дожидаясь мальчишку. Тот еще возился на берегу, снимая одежду, когда пес, потеряв терпение, холодной мокротой шерсти обжег тело.

— Пошел вон, гад! — выругался мальчик, отгоняя пса. Тот отскочил в сторону, чтобы броситься вновь, уже следом за хозяином, в теплые волны озера и плыть рядом. Высоко над ними, белыми пуховыми копнами, плыли облака. Среди голубых просторов неба бежали тучки далеко в неведомые неизведанные края. «Взлететь бы к ним!» — мечтательно думал мальчик, уже представляя себя летящим рядом. Словно в невесомом пространстве парил он над землей, ощущение, растворяющее вес тела, давала вода.

Внизу сквозь прозрачную ее чистоту видно дно, поросшее водорослями, словно чудится с высоты Земля с ее лесами, полями и оврагами.

— Уф — ф — р! — фыркнул он. Дух перехватило от мечты о безграничных просторах голубых далей. А если закрыть глаза и нырнуть, то попадешь в невесомость Космического пространства, и ты уже в скафандре на неведомой станции, забытой пришельцами с других миров.

— Уф — ф! — не хватало дыхания, а то бы погоняться за жирными карпами, сонно виляющими хвостами невдалеке…

Вечерние сумерки сгустились над поселком. По пыльным улицам брели отары овец. Пастухи на меленьких юрких лошаденках вертелись возле отар, подгоняя длинными плетками отстающих. Овцы блеяли, словно сговорившись, в строгой очередности одна за одной, то дружно, то поодиночке. От гиканья пастухов и голосов овец на улицах поселка воцарилась вечная песня веков, и ныне ожившая с вечерними сумерками. То возвращались с пастбищ чабаны. Старая седая крестьянка стояла возле ворот, вглядываясь тусклым взглядом в серую мглу. Черные одежды старухи покрылись коричневым налетом пыли. Чтобы лучше видеть, она поднесла сухую со скрюченными пальцами дрожащую ладонь ко лбу.

— Эй, Амир?! — беспокойно окликнула она проезжающего мимо пастуха.

— Ты не видел моего сына?

— Видел, мама Наа. — Ответил тот молодым звонким голосом, он идет последним!

Старуха успокоилась, стала ждать. Пыль осела, поднятая последней отарой. А старая Наа все также стояла в ожидании, устремив морщинистое лицо в темнеющую даль. В сумраке вечера доносились отдаленные голоса овец, со всех концов поселка, трудно было что — либо разобрать в разноголосое наступающей ночи. Из серой мглы вынырнули первые овцы. Издали они напоминали охапки сена, чудом ожившие и семенящие на четырех палочках — ножках. Они быстро приближались и, увлекая за собой остальных, вбегали в раскрытые ворота.

— Ах, сорванец! — ругался хриплым простуженных голосом чабан! — Ну появись мне, я с тебя семь шкур спущу!

Он шел пешком, сильно хромая на правую ногу. В левой руке держал повод исхудалой лошади, которая плелась следом.

— Что, опять пропал? — трескучий от старости голосом спросила Наа.

— Да, и пса с собой утащил. Мне целый день пришлось гоняться за овцами.

— От паршивца! — громко выругалась старуха. Было ясно, что того, о ком говорят, здесь не любили.

— Эй, Жаннет! — крикнул чабан.

На порог деревянного дома выбежала молодая девушка в длинной юбке и переднике с толстой тугой косой черных как смоль волос, ниспадающей до пояса.

— Помоги загнать отару в хлев.

Жаннет и чабан быстро загнали животных в помещение… Мальчик пришел поздно. В окнах деревянного дома ярко горел свет. Он осторожно подобрался к стеклу, заглянул вовнутрь. За столом сидели пастух, Жаннет и Наа. В тарелках парилась пища, каждый черпал ложкой и ел. Мальчик проглотил слюну. Марсель вертелся у ног и вдруг жалобно заскулил. Пастух за столом оторвался от еды, прислушался. Затем резко вскочил со стула и, ковыляя, направился к низкой двери. Возле косяка снял с гвоздя ремень и вышел во двор.

— Где шлялся, щенок?! — громко крикнул он, вглядываясь в темноту. — Ану иди сюда, я с тобой разберусь?

Мальчик сидел в зарослях лопуха, дрожа от страха. В животе бурлило. Голод оказался сильнее. Он нехотя поднялся и медленно, потупив взор, направился к отцу. Через минуту донеслись хлесткие удары ремня и сдержанное всхлипывание. Жаннет сидела за столом, закрыв лицо руками. По щекам у нее текли слезы.

— С тех пор, как умерла мать! — холодно говорила старуха, — Дену приходится туго. Мальчишка совсем от рук отбился, вместо помощника растим лентяя, нахлебника. Вон у соседей, Амир, золотым ребенком был и сейчас родители не нарадуются. Чабан! А это что?! — она не нашлась что сказать, махнула рукой. Затем принялась за еду.

Дверь скрипнула. На пороге показался Ден. Он держал за ухо мальчишку, тот плакал, размазывая смешанную со слезами пыль по лицу.

— Садись! — приказала ему старуха, указывая на свободный стул. Зятем зачерпнула из кастрюли половником и подала суп в тарелке. Мальчик с аппетитом стал есть.

— Поговаривают, — начал Ден, — что в воскресенье будет аукцион.

— Ты что же, надеешься, что ни будь продать?! — спросила недовольно мать.

— Да, я бы хотел попытаться, может, на этот раз повезет.

— Ха-ха-ха, — нарочито зло засмеялась Наа, — ты надеешься на успех? Послушай, старую мать, если не хочешь потерять все, не суйся, еще время не пришло.

— Надоела мне нищета, мама! — в сердцах возразил сын. — Да и лентяй растет, разве ему эта крестьянская жизнь?

— Ты не крестьянин! Ты потомственный чабан! — властным голосом сказала мать, доказывая свое происхождение с горделивой осанкой, насколько позволяло ей старое тело. — Я удерживала тебя, когда ты сунулся в наемники в Нарфу, и что из этого вышло. Получил увечье бедра. Э — эх, не слушался старую мать. Ни одна из нас плохого своему сыну не пожелает.

— Сколько вам доказывать, мама, не в наемники, а в дворцовую охрану. И потом я нашел золотую шерсть!

— Не время еще, я тебе говорю! И забудь об этом.

Мать по — мужски стукнула ладонью по столу. В такие минуты она нравилась мальчику. Он даже переставал есть, наблюдая восхищенными глазами за бабушкой. Ужины редко кончались без подобных застольных разговоров. Жаннет в это время гремела посудой, убирая со стола. Последним встал мальчик.

— Омар! — окликнула его девушка! — ты куда?

— А, спать. — Тепло взглянув на сестру вспухшими от слез глазами, ответил он. Жаннет нежно взглянула на брата. Ее девичье сердце, по-женски чуткое, сжималось всякий раз, когда отец наказывал Омара. Тогда бедной девушке чудилось, что будь у нее власть над отцом, она бы хоть на мгновение заставила его страдать. Ей казалась, что отцовская жестокость, как наказание судьбы, как ад, в который ввергла ее жизнь волею отца.

— Я приду к тебе.

Омар наморщился от этих слов сестры. Ему были непонятны ее ласки. Особенно его терзал, прилив бурной нежности, проявляющийся в эти минуты, когда девушка залезала к нему в постель, ласково гладила его каштановые жесткие волосы и прижималась всем телом, трепетно осыпая поцелуями. Он чувствовал ее крепкую налитую девичью

грудь сквозь ткань ночной рубашки, и брату становилось неловко. Его пугала мысль, что когда — ни будь он не выдержит и скажет ей обидное слово, которое лишит его, быть может, единственного близкого друга в целом свете. И приходилось терпеть, и он терпеливо переносил “ телячьи” нежности. Омар тем временем очутился в своей комнате, если можно так назвать каморку с деревянной кроватью, занимавшей почти всю ее площадь. Единственное окно выходило во двор. Под окном стояла будка Марселька, и верный пес часто будил Омара по утрам, лая до тех пор, пока его хозяин не высунет патлатую голову во двор. Мальчик повесил одежду на вешалку слева от двери. Затем вышел в ванную. Ванная если учесть только название, то все остальное, что в ней находилось, не имело отношения к помещению под этим названием. Тем не менее в ванной был умывальник, прибитый к стенке. Под ним стоял на табуретке огромный медный таз. Рядом с умывальником кадка с питьевой водой и тут же в углу ночное отхожее место в виде помойного ведра. Мальчик умылся, помыл ноги в тазу. Затем вытер полотенцем лицо и ноги. Остаток воды слил из таза в помойку. Закончив туалет, он ушел к себе. Как сладостно уложить тело в мягкую белоснежную постель, расправить руки и ноги и погрузиться в забытье. Побои отцовского ремня ныли, не давая лечь поудобнее, наконец, все куда — то провалилось, возникнув странной картиной безбрежного синего простора: “ Как странно, почему небо перевернуто?” — Он подошел ближе и разглядел, что голубая синь — это огромное пространство воды с бегущими по нему волнами. Волны вдруг выросли, зашумели, превращаясь на глазах из синих в соломенные, цвета хлебного поля: “ Да это же пшеница”. Шум усилился. Его вдруг подхватила хлебная волна, закружила и бросила наземь…

— Омар! — послышался шепот девичьих губ. Мальчик открыл глаза. Рядом лежала Жаннет. Она ласково гладила его волосы, чуть касаясь длинными пальцами правой руки.

— Какой ты стал уже большой. Скажи, а тебе не больно?

— Нет, уже прошло.

— А, знаешь, я бы не выдержала.

— Ну ты же девчонка. — с мальчишеским достоинством обронил он. Она нежно прильнула к брату. Омар скривил было от побоев гримасу, но усилием над собой подавил боль. Неприязнь ласк побуждала оттолкнуть сестру, но он дал возможность излить прилив нежности. Она обняла его двумя руками, затем уснула. Он еще долго не засыпал. Когда сестра перестала шевелиться и углубилась в сон, он осторожно высвободился от объятий. Повернулся спиной и крепко заснул…

— Омар, Жаннетта! — властным голосом звала седовласая Наа своих внучат, — Просыпайтесь. Сегодня мы едем в Нарфу. Что, забыли?

Жанетта была уже давно на ногах. Вертелась добрый час у большого зеркала, примеряя наряды. Сквозь стекла окон в большую комнату пробивался рассвет. Солнце еще не взошло. Поселок уже гудел. Во дворах слышны басовитые голоса хозяев. Ржали лошади, лаяли собаки. Приближался восход солнца, а с ним и день праздника Аукциона фермеров. Раз в год в Нарфе собирались скотоводы со всего Мира. С отдаленных его концов съезжались побогаче, кто жил поближе, мог попасть на торжество, не прибегая к лишним расходам. Лучшие породы овец, быков, лошадей и разных других животных свозились сюда со всех сторон Мира. Праздник начинался с Аукциона. На огромном поле царского ипподрома проходило торжество. Между загонами для торга разбивались палатки с разного рода товарами, украшениями и сельскохозяйственным инвентарём. Ставились летние кафе с зонтиками, под тенью которых укрывались гости, сидя за столиками. Крепкая водка, разбавленная ароматными соками, лилась здесь рекой. Она бродила в буйных головах, валила с ног, и нередко чрезмерное ее употребление приводило к дракам. Для детей устраивались развлекательные аттракционы. Народ Лакии любил праздник и готовился к нему на протяжении целого года. Семьи становились крепче, если молодая чета знакомилась ни Аукционе. Капитал становился надежней, если начало ему положено на том же Аукционе. Деловые связи скотоводов прочнее, если они зарождались на Аукционе. И бедность преследовала всю жизнь, если разорение пришло с Аукционом.

— Ты все-таки не слушаешь мать! — пыхтя маленькой женской трубочкой, гудела старая Наа. Плечи ее покрывал цветастый платок. Длинное широкое платье, черное в огромных бледно — розовых цветах, колыхалось в разные стороны под тяжелой поступью. Она уже была готова в путь и теперь, снедаемая бездельем, ходила возле легкой тачанки, у которой возился Ден.

— Ты хочешь пустить нас по миру?!

Сын, прихрамывая, вынес из сарая сбрую и прилаживал к тачанке молча, делая свое дело.

— Почему ты такой упрямый. — Наседала мать. В сарае громко блеяли овцы, казалось, их голоса еще больше распыляли старуху.

— Ведь ни у кого в мире нет того, что у тебя, а ты хочешь везти с собой. Ты, сын, с ума спятил!

Ден молча делал свое дело, прилаживая к тачанке тележку для перевозки овец.

— Мама, как я сказал, так и будет! — твердым голосом ответил сын. — Это наш последний шанс, и упускать его я не намерен. Жаннет нужно замуж за порядочного человека. Омар должен учиться, где мне взять средства?

— Сдай в аренду лучше серых овец и часть пастбища. Ведь это царская земля, и ты хоть и бедняк, но хозяин.

— Вот как раз это и есть все, что у меня осталось и останется на всю жизнь, что бы ни произошло, как ты этого не понимаешь?!

В конце концов мать и сын, как обычно, завязали ссору. За перебранкой Ден запряг лошадь в тачанку и стал по одной выносить овец из сарая. Руки его утопали в мягкой курчавой шерсти животных невиданной окраски. На первый взгляд казалось, что шерсть разукрашена в ярко — желтый золотистый цвет. Но рыжеватый оттенок шерсти издали создает впечатлении сходства с золотом. Ден загрузил тележку, заботливо накрыв ее куском цветной материи в ярко — красную и зеленую полоску. От этого тележка сразу выделилась на фоне серых незаметных предметов двора. Наконец, все было готово. И Наа ушла в дом звать детей. Первым выбежал Омар в короткой темно — синей куртке и такого — же цвета штанах. На голове у него красовалась соломенная шляпа с закатанными кверху полями. На ногах — красивые синие башмаки на кожаной подошве. Он легко, как это делают герои в приключенческих фильмах, вскочил на козлы к отцу. Затем на пороге дома показалась Жаннет. На ней был, облегающий стройную девичью фигуру, красный комбинезон. Волосы завиты кокетливыми прядями. В руках она держала сумочку, плетенную из соломки, с изображением на ней трех красных цветков. Наряд сочетался с хорошо со вкусом подобранными красками и шел девушке к лицу. На ноги она обула кожаные сандалии. Ногти на ногах и руках отливали перламутровым нежно — розовым лаком. Отец впервые увидел маникюр на дочери: — А не рановато ли, Жаннет?!

Девушка залилась пунцовой краской, усаживаясь сзади на мягком сидении. Ден невесело подумал: “ Уже восемнадцать. А кто на ней женится без приданного?!»

Тяжело вздохнув, он посмотрел на мать. Та, гремя ключами, старательно запирала дом и сарай. Потом она отвязала породистого сторожевого пса. Тот сразу — же с громким лаем бросился за Марсельком, который едва успев нырнуть под крыльцо курятника, выглядывал теперь оттуда, ловя прощальные взгляды Омара. Тачанки, набитые хозяевами длинной вереницей, тянулись улицей поселка. Воздух наполнялся смехом, шутками, ржанием лошадей и блеянием овец. Легкие экипажи с празднично одетыми молодыми людьми, весело проносились мимо. Сердце Дена наполнялось предчувствием удачи. Он чувствовал выгодную продажу, возможность близкого богатства, щекотала нервы. Воображение рисовало радужные картины счастливого будущего. Настроение подымалось, замешиваясь еще и на впечатлении от сальных острот попутчиков, от которых у Жаннет краснели щеки и опускались глаза. На специально отведенной площадке, размещалась стоянка для экипажей. Хозяева, разгрузившие живой товар, бросали друг на друга недружелюбные взгляды настороженной недоброжелательности. Ден поставил свой экипаж на свободное место, рядом с дрожками, запряженными белым жеребцом в яблоках. Его лошаденка выглядела осликом рядом с этой породистой лошадью.

— Папа! — спросила Жаннет! — можно мы с Омаром пойдем прогуляемся?

— Хорошо, дети! — ласковым голосом ответил он, — идите, только если заблудитесь, то стойте на входе в Аукцион, если не заблудитесь, то поджидайте нас здесь. Вы меня поняли?!

— Да, папа. — Ответила дочь.

Держась за руки, они убежали. Аукцион только начинался и еще были свободные кабинки и загончики для овец, предназначенных для торгов. Зрители и покупатели постепенно занимали места под огромным навесом для торга, на лавках, ступеньками

уходившими под брезентовую крышу. В центре навеса была сооружена квадратная смотровая площадка, усыпанная желтым песком. По сторонам этой площадки, тесно примыкая друг к другу, расположены кабинки загончики. Ден перенес своих овец в кабинку, указанную служащим Аукциона, после того, как чабан подал ему купленный билет. Старая Наа курила трубку у тележки. Вокруг нее собралась толпа зевак. Даже самые матерые дельцы, съевшие собаку на купле — продаже лучших пород, не выдели таких овец и не встречали ничего подобного. Они наперебой называли цену. Наа взволнованно теребила платок. О таких суммах она не смела мечтать даже в дни своей молодости, когда, блистая красотой, кружила головы местным чабанам, и те, готовы были положить все свое состояние за обладание ее редкой величественной красотой. Сомнения в неудаче мало-помалу развеялось в душе матери, уступая место уверенности в предчувствии успешных торгов. Торги начались с боем гонга. Распорядитель Аукциона называл номер кабинки, и хозяин выводил очередную овцу, громко выкрикивая цену. Но цены на овец не превышали названных овцеводами сумм. Такого торга еще не было. Все с нетерпением чего — то ждали. Наконец очередь дошла до Дена. Распорядитель ударил в гонг. Чабан вывел первую овцу. Присутствующие вскочили с мест. По рядам пронесся гул голосов, Ден заломил такую цену, что все продавцы оторопело разинули рты от удивления и зависти, другие с остервенением принялись хлестать плетками своих не проданных овец. Третьи, которым удалось кое — как сбыть свой товар, ехидно улыбались, переглядываясь друг с другом.

— Сто тысяч двести. Раз! — громко извещал распорядитель, ударяя в электронный гонг резиновым молоточком. Удар, усиленный многократно усилителем, доносился и из репродукторов, установленных под крышей павильона.

— Сто тысяч триста! — крикнули из зала. По рядам волной прокатился возбужденный гул голосов.

— Сто тысяч триста! Раз! — монотонным голосом под бой гонга возвестил распорядитель. Он сидел в центре площадки за небольшим столом рядом с продавцами. И каждый раз записывал что — то, после объявления цены, в блокнот, который лежал рядом с гонгом и микрофоном.

— Двести тысяч! — вставая с места, выкрикнул толстяк с сигарой в руке. На указательном пальце его правой руки сверкнул бриллиант в золотом перстне.

“ Целое состояние будет” — Определила Наа, окинув взглядом, горящим от небывалого игорного азарта, дорогой перстень на пальце толстяка, рядом с зажатой дымящейся сигарой.

— Двести тысяч! Раз! — распорядитель сделал паузу. Зал гудел, как встревоженный улей. Небывалый торг привлек зрителей с других площадок Аукциона. Зал практически опустел в скотоводческом павильоне и конном. Толпы пастухов протискивались вперед, стараясь занять места поближе к площадке.

— Господа, кто больше?! — распорядитель выжидательно смотрел в набитый зал. Толстяка с дорогим перстнем и сигарой почти не было видно. Торчали лишь его усы среди моря раскрасневшихся лиц.

— Кто больше?! — звучал голос распорядителя. Но охотников не находилось. Мало-помалу в зале воцарилась томительная тишина. Все ждали исхода. Назовет кто — либо сумму больше? Купит ли кто еще?

— Забираю всех семерых по двести тысяч за каждую! — выкрикнул толстяк, и тут же голос его утонул в новом взрыве громких возгласов.

— Всех семерых, по двести тысяч каждая! Раз! — голос распорядителя

из репродукторов был громче гула, громче всех. — …Два!… Три! — почти не делая пауз между счётом, так как все равно равных миллионеру овцеводу из Южного Полушария, Сильвестру, по Богатству нет. Распорядитель Аукциона закончил свой счет словами:

— Продано!

И Дэн стал миллионером. Его суровое лицо тронула детская добродушная улыбка. Овцы перекочевали с помощью, ворчащей Наа в загон покупателя. Ден, толкая последнюю в проем загона, заметил:

— Мать, ты вечно недовольна, даже сейчас, когда слов не нужно, все понятно и так.

— Ты продешевил, глупец. Через год ты смог бы выручить в два раза большую сумму. Говорила я тебе, не торопись.

— Ты хотела, чтобы нас обокрали. Ведь мог Омар взболтнуть.

Жаннет, да и ты быстра на язык.

— Что ты напустился на детей. Да что я не понимаю, что за овцы у нас…

Но назревавшую ссору остановил подоспевший Фермер. Переваливаясь из стороны в сторону, он приблизился к своим уже овцам:

— Очень рад познакомится! — протягивая руку, сказал он.

Ден смутился, покраснел, как юноша. Ему уже давно не доводилось так запросто разговаривать с миллионером. И он несмело протянул свою.

— Сильвестр!

В шершавой мозолистой руке Дена очутились мягкие подушечки холеных пальцев. Холодная твердь перстня защекотала ладонь.

— Ден! — Заискивающе улыбаясь, представился. Наа бросила сердитый взгляд на сына.

— Это моя мать.

— Очень приятно. — кривя толстые губы в приветливой улыбке, обронил Сильвестр и, обращаясь к чабану, сказал, — Я прошу вас подняться в контору торга. Нужно оформить кое — какие документы.

Они ушли, а старая Наа осталась сторожить у загончика, со смотровой площадки доносились выкрики распорядителя Аукциона: — Раз двадцать пять тысяч! Два!..

— Омар! Я хочу покататься на горках, пойдем!

Брат не успел ответить, как Жаннет потащила его за руку к мчавшимся с бешеной скоростью по крутым виражам кабинкам. У окошечка касс она купила два билета и, сунув их служащему, уселась в подъехавшую кабинку, за ней неторопливо влез Омар на переднее сидение.

— А — а — а! — вскрикнула Жаннет, крепко хватаясь за туловище брата обеими руками! — это кабинка рванулась с места в “ пропасть” спуска. — Ии — и! — тихо завизжала она, когда их бросило вверх, чтобы снова швырнуть в вираж еще круче. Омар по — мужски держался в кресле, словно в седле отцовской лошади в погонях за овцами. Трусость сестры вызывала в нем гордость за свое мужское происхождение. Ему хотелось еще и еще раз прокатиться на восхитительном аттракционе. Но кабинка остановилась. Подошедший служащий помог сестре выйти. Омар выбрался сам. Они спустились с аттракциона по деревянным ступенькам. Купили мороженое и с любопытством вертели головами по сторонам, удивляясь изобилию развлекательных сооружении. Их внимание привлек тир для пневматической стрельбы. Там располагались разные призы за хорошую стрельбу. Омару ужасно захотелось пострелять. Он уговорил сестру, и они подошли ближе. Служитель, пожилой человек с доброй улыбкой, предложил Омару ружье и кучку патрончиков. Омар долго целился, выбирая цель. Глаза разбегались от разнообразия зверей и всевозможных размеров кружочков, в которые нужно попасть. Хотелось сразу поразить самый маленький, но мысль: “ А вдруг промахнусь!” — остановила, и он выбрал кружочек побольше. Он долго целился, затем осторожно, затаив дыхание, нажал на спусковой крючок. Сухой хлопок выстрела и цель поражена. Он стрелял первый раз в жизни. Жаннет залилась веселым смехом. Омар с гордостью посмотрел на сестру, затем прицелился еще раз, и опять цель поражена. Он снова взглянул на Жаннет, и только сейчас заметил рядом с ней высокого молодого человека с бородкой и холеными усиками, ловко поражающего его, Омара, мишени. Мальчик вскипел. До слез стало обидно за себя, за сестру: “ Как она могла так обмануть, да еще и смеяться. Ну погоди, я тебя проучу, кошка»! — злорадно думал он. А девушка тем временем забыла о брате и весело щебетала с незнакомцем. Омар разобрал в разговоре, что сестра назвала незнакомца Ортом. Омар с любопытством посмотрел на Орта. Это был молодой человек благородной внешности. Прямой орлиный нос и большие чувственные карие глаза придавали лицу спокойное, мужественное выражение. Он улыбался белоснежной заразительной улыбкой и так доверчиво смотрел на Омара, что — тот перестал дуться и представился: — Омар.

— Очень приятно, молодой человек. Орт!

Они обменялись рукопожатиями. “ Железная рука” Орта на мгновение, как тисками, сжала узкую ладонь мальчика. От этого рукопожатия Омар вдруг почувствовал мужскую уверенность в себе и гордость, что такой сильный человек оказывает ему, маленькому

человечку, мужское внимание. Орт увязался за сестрой, и когда все трое изрядно устали,

предложил: — Жаннет, давайте покатаемся по городу.

— Давайте, только вот. — Она зарделась, взглядывая на брата.

— А, Омар, так он поедет с нами.

Девушка облегченно вздохнула. Они вышли с развлекательной площадки и очутились на стоянке экипажей. Там среди кибиток, дрожек и тачанок стоял красного перламутрового цвета автомобиль. Его кузов сверкал в лучах солнца и был ослепительно красив ни фоне разношерстного колесного транспорта. Жаннет пытаясь угадать экипаж Орта, но он вел их все дальше и дальше, приближаясь к автомобилю. Сердце у девушки затрепетало, она испугалась, а вдруг окажется, что этот автомобиль Орта. Движения ее стали не так быстры, она замедлила шаг, все еще сомневаясь в своих догадках. Тем временем Орт по — хозяйски открыл дверцу, приглашая их сесть. Жаннет с испугом посмотрела на брата. Орт первым влез на переднее сидение и с восхищением посмотрел на белозубую приветливую улыбку Орта. Он подал Жаннет руку, сломив окончательно нерешительность девушки. Жаннет с замиранием сердца уселась на заднее сидение.

— Да, я чуть было не забыл! — сказал молодой человек, открывая крышку ящика, встроенного в приборную панель. Из ящика он извлек листок чистой бумаги и что-то быстро написал на нем, затем вложил в конверт.

— Милая Жаннет, я вас очень прошу, передайте, пожалуйста, это вашему отцу. — Он протянул ей конверт! — я не хочу, чтобы он волновался, а мы с Омаром подождем вас. Девушка взяла конверт и выбралась наружу:” Не мог Омара послать, — думала с обидой она — хотя с одной стороны я быстрее найду отца”. Успокоив таким образом себя, она

опрометью бросилась к навесу торга. Бабушка указала ей направление, куда ушел отец с Сильвестром. Жаннет нашла их в баре уже изрядно подвыпивших, за крайним

столиком в углу бара, слева от выхода.

— А-а! Жаннет! — лепетал отец пьяным языком! — С — си — ль — вест, это моя дочь.

Сильвестр скривил улыбку и попытался что-то связать, не смог. Водка ударила, как видно, ему в голову.

— Папа, — начала дочь, — я хочу покататься на красивом автомобиле с одним молодым человеком и с Омаром. Позволь, а? — Жаннет протянула отцу конверт, — Вот тут он просит у тебя разрешения. Ден, казалось, мгновенно протрезвел. Он взял конверт. Жаннет тут же хотела бежать, но Ден в последний момент удержал ее за руку.

— Но папочка?! — топнув от нетерпения ногой, воскликнула дочь: — Они же ждут?!

— Ничего, подождут. — Медлил отец. Он неторопливо достал из конверта сложенный вчетверо листик. Жаннет нервно теребила сумочку, терпеливо дожидаясь, что скажет отец. Ден вдруг со всего маха грохнул кулаком по столу. Дочь от неожиданности вздрогнула, закрыв лицо руками. Кружки с недопитым подскочили над столом и покатились по столу, разливая содержимое, которое из образовавшейся лужи тоненькой струйкой побежало на брюки дорогого костюма Сильвестра. Миллионер крепко спал.

— Я так и знал! — вопил не своим голосом отец. Сильвестр жевал толстыми губами, не просыпаясь. Жаннет же поспешила выбежать прочь. Перепуганная девушка разыскала старую Наа. Она возилась у Фургона, давая последние наставления грузчикам, грузивших проданных овец.

— Эй, парень, поосторожней! — прикрикнула она на грузчика, задевшего овцой дверной проем Фургона.

— Они уже не ваши. — Бросил тот в ответ.

— Походил бы за ними, как за малыми детьми, знал бы, как обращаться с бедными животными. — Тараторила она, с жалостью глядя на блеявших в фургоне, тесно прижавшихся друг к другу животных. Рабочий грохнул обшитой металлом дверью, закрыв фургон. Бедная Наа с трудом оторвала увлажнившийся взгляд от захлопнутой двери и только сейчас заметила бежавшую к ней со всех ног Жаннет. Сердцем чуя неладное, она быстро двинулась ей навстречу.

— Что, что случилось с Деном?!

Девушка, всхлипывая, рассказала обо всем.

— Опять надрался, мерзавец! — властным грудным голосом проворчала Наа. Затем взялась в бока, локти острыми шипами пронзили воздух: — Ну, пошли!

В баре отца не оказалось. Не было его и в конторе торга, и лишь в филиале Национального банка Ден сидел за столом и что-то старательно выводил на банковском бланке. Когда они приблизились, он кончил писать.

— Что все это значит?! — начала еще с порога Наа.

Ден, не замечая мать, сложил бланк вчетверо и протянул Жаннет. Мать попыталась перехватить письмо. Но Ден отстранил ее за спину: — На, передашь это Орту. Он ждет на мосту, старая Наа в бешенстве молотила Дена кулаками по спине.

— Куда ты ее посылаешь, негодяй! Она никуда не пойдет! Орала высоким фальцетом женщина.

— Иди, иди, дочь! — приказал Ден. Жаннет в испуге бросилась к двери.

— Стой, дочка, не ходи! Никуда не ходи! — вопила Наа. Ден обеими руками стал удерживать мать…

–…Чего мы не едем дальше? — спросил Омар у Орта, когда автомобиль остановился на мосту.

— Здесь мы подождем твою сестру.

— А — а! — понимающе протянул Омар.

Потянулись томительные минуты ожидания. Орт, не переставая, болтал языком, рассказывал восхитительные истории. Главными героями в них были животные, птицы, повадками так походившие на людей. Омар смеялся до слез. Время летело так быстро, что он вначале даже не понял, с кем говорит Орт. И только мгновение спустя увидел сестру. Орт в это время развернул бумажку и прочел каракули отца на банковском бланке. На лице его скользнула чуть уловимая холодная улыбка. Он посмотрел отсутствующим взглядом Омару в лицо, затем открыл дверцу и чужим голосом приказал: — Пошел вон, щенок! — Омар удивленно захлопал глазами. Горький комок подкатил к горлу, перехватил дыхание. Глаза обильно увлажнились.

— Поживее! — прикрикнул на него в нетерпении Орт. Омар выбрался из кабины и бросился к сестре. Жаннет прижала голову брата к себе. Сверкая облицовкой в лучах вечернего солнца, машина рванулось с места обдав несчастных детей выхлопными газами.

Ничего не понимающие, они пошли по направлению к экипажу. Отец понуро молчал, поджидая их возвращения. Старая Наа тряслась всем телом. Такой ее Омар еще не видел. Осунувшиеся за считанные минуты черты лица. Под глазами обозначились черные круги. Она нервно пыхтела трубкой. Домой приехали поздно. Отец не распряг в эту

ночь лошадь… Старая Наа заболела на следующий же день. Она хирела на глазах и с каждым днем ей становилось хуже. У бедной старухи отобрало речь. Омар с жалостью и страхом смотрел на угасающую мать, как несчастная, вращая выпученными глазами, пыталась что-то сказать, но так и не могла вымолвить слово до самой смерти. Она умерла неделю спустя. Сильно сдал и Ден. Наа похоронили на поселковом кладбище, и дом словно опустел. Но Ден не сдавался. Он упорно трудился, целые месяцы проводил на пастбище и почти не появлялся дома. Омар помогал ему. Жаннет хозяйничала в доме. Иногда навещала брата и отца. Так. текли дни за днями, месяцы за месяцами, незаметной чередой проходили годы, Жаннет вышла замуж за соседнего чабана. Омар стал уже совсем взрослым парнем. Отец изрядно постарел. Он никогда не рассказывал детям, что произошло в тот день, памятный день Аукциона…