Только не в этот раз

Василий Боярков, 2019

В Москве орудует кровавый маньяк-убийца. Его срочная поимка поручена двум сотрудникам МУРа: старшему оперуполномоченному Кирову и его молодому напарнику Бирюкову. В ходе непростого розыска им предстоит столкнуться со множеством непредсказуемых сложностей и ввязаться в сомнительные, если не драматические истории. Кем же на самом деле окажется изощрённый преступник, долгое время терроризирующий столицу?

Глава I. Знакомство

Лето 2014 года, самый конец августа месяца.

В то непростое время старший оперуполномоченный Киров Роман Сергеевич числился сотрудником «убойного отдела» Главного Управления МВД России по городу Москве, расположенного на улице Петровка, дом номер 38. Он слыл полицейским маститым, со значительным стажем, только-только получил майорское звание и едва успел примерить на форменное обмундирование новёхонькие погоны. В достигнутые тридцать два года располагал всеми необходимыми оперативному сотруднику качествами. Средний рост, коренастая фигура и накачанные бицепсы — все они свидетельствовали о могучей силе, поддерживаемой периодическим посещением спортивного зала. «Прыгучая» походка, живая и лёгкая, вкупе с непринужденными телодвижениями, словно предупреждала, что немалое внимание уделяется технической отработке приемов рукопашного боя. Приятное лицо казалось несколько смугловатым и смахивало на типово́го латиноамериканца: округлая форма выражалась книзу неявной продолговатостью; большие глаза, игривые, но выразительные, отливали каре-зелёным оттенком и выражали дюжий ум, прозорли́вую проницательность, лисиную хитрость, рациональную логику; густые чёрные брови сходились к горбатому носу; короткая стрижка оставляла виски практически голыми, зато смолянистым «ёжиком» отливала на ровной макушке; маленькие уши прилегали настолько плотно, что едва-едва замечались; идеально круглая голова могла сравниться разве с футбольным мячиком. Он мало походил на коренного столичного жителя, да и Центрального региона в целом, но в совершенстве владел и местным наречием, и устойчивыми традициями. Роман являлся типичным выходцем с детского дома; соответственно, при всём огромном желании не смог бы с точностью вспомнить и рассказать о настоящих родителях (либо его бросила непутёвая мать-цыганка, либо подкинули иностранные «гастарбайтеры»?). Разумеется, ему очень хотелось знать, кто именно «подарил» ему сиротскую жизнь; но… пока хорошего шанса постичь загадочную сущность так и не представлялось. В скверном характере (где-то неуравновешенном, а в чём-то и вздорном) можно отметить, что в конфликтных ситуациях он вспыхивал словно огонь, совершал неосмотрительные поступки, но легко успокаивался, быстро восстанавливал эмоциональное равновесие и (дивное дело!) всякий раз умудрялся сглаживать негативные последствия, возникавшие от взрывной, и дерзкой, и экспрессивной натуры. С положительной стороны, Киров бодро справлялся с природными страхами, навязчивыми сомнениями, тягостными тревогами. Как вывод, он эффективно находил пути решения, казалось бы, из самых безвыходных ситуаций. Одевался неустрашимый оперативник всегда «по гражданке», и редко когда встречался в форменном обмундировании, выдавшим принадлежность к полиции; безусловное предпочтение отдавалось чёрной футболке, однотонной красочной куртке, изготовленной из крокодиловой кожи и сшитой маленькими клочками, свободным брюкам, прочным туфля́м.

Говоря о служебной деятельности, средь прочих сослуживцев заправский сыщик славился неординарным подходом и виртуозным умением; он моментально строил правдоподобные версии и пользовался у остальных коллег заслуженным уважением (не одно серьёзное преступление не обходилось без его непосредственного участия). Но! Нетрадиционные методы, какие зачастую использовались в достижении поставленных целей, не отличались особой законностью: напористый сотрудник не гнушался никакими приёмами, способными привести к намеченным перспективам. Нередко его вызывали к прямому начальству, для строгого разбирательства, где нещадно «песочили» и где вменяли в вину неуставное превышение должностных полномочий. Поразительный случай! Несмотря на грубые (а где-то и преступные) выходки и явные перегибы, Романа «настойчиво» держали на службе, всякий раз «ответственно» прикрывая, когда над неразумной головушкой «сгущались тёмные тучи» (по мнению руководства, оперуполномоченный отменно делал порученную работу и успешно ловил безнравственных негодяев). Как раз сегодня он и стоял в просторном кабинете непосредственного руководителя и стойко держал ответ. За что? За вчерашнее недоразумение, произошедшее с задержанным злоумышленником.

Начальник «убойного отдела», состоявший в звании подполковника российской полиции, являлся немолодым человеком — достиг сорокалетнего возраста. Виктор Иванович Кравцов (именно так звали статного, превосходно сложённого, офицера) — отличный профессионал любимого дела; когда-то, в далёкой молодости, ему пришлось поработать среди простых оперо́в, неоднократно довелось побывать в горячих, военных точках, и он прекрасно себе представлял, из чего складываются и смысл оперативной работы, и «тягостный хлеб» подвластных сотрудников. Он отличался невысоким ростом, выглядел коренастым, но с лёгонькой полнотой, едва выбивавшейся из-под свободной одежды; круглая голова отмечалась правильной формой, что неплохо проглядывалось через короткие светло-русые волосы; волевое лицо украшалось жёсткими, густыми усами; в голубовато-серых глазах отмечалась немалая рассудительность, великолепная выдержка и чрезмерная проницательность. Соответственно должностным обязанностям, уважаемый офицер всегда облачался в форменное обмундирование, выделявшееся полицейской символикой.

Итак, «нашкодивший» сыщик явился с подробным отчётом о сомнительном происшествии. Первым, безусловно, взял слово Виктор Иванович:

— Ты когда, Киров, в конечном итоге угомонишься? Что ни день, от тебя какие-то гадкие пакости, бросающие негативную тень на основное подразделение.

— Что такое, товарищ полковник? — сотрудники обращались к непосредственному начальнику (по возрасту и заслугам давно обязанному иметь подобное звание), значительно завышая присвоенные заслуги; Роман не стал особенным исключением, хотя и интересовался небрежно, еле скрывая улыбку (он прекрасно осознавал, что сейчас его будут бранить только так, для общего вида, чтобы выдерживать положенный руководителю неприветливый статус). — Вроде сделано как и обычно?

— Вот именно, что опять, как всегда, — согласился Кравцов, нервно постукивая по письменному столу, — я понимаю, конечно, что раскрыто очередное заказное убийство, сложное и серьёзное!.. Но зачем, объясни, при задержании крушить злодейские рёбра и сворачивать нос? Разъясни мне, будь милостив, разве чуть мягче «ломать» невозможно?

— Можно бы и «лезгинку» попробовать с ним станцевать, — не при́нял Киров точку зрения прямого руководителя, — если бы он добровольно согласился проехать к нам, в «убойное отделение», а не начал высказывать нелицеприятные убеждения, собираясь — между прочим! — проделать аналогичные вещи, но только со мной. Я же, как всем известно, против неестественных манипуляций привык настойчиво возражать и всегда выражаю им искреннее негодование.

— Да, я всё прекрасно знаю и хорошо понимаю, — отмахнулся посурове́вший руководитель как от назойливой мухи, противно надоедливой и беспрестанно жужжавшей. — Но!.. Как оказалось, у отмороженного «ублюдка» существуют влиятельные родители. Они не замедлили наня́ть пронырливых адвокатов, которые хватаются за любую мелочь, способную позволить богатеньким клиентам уйти от уголовной ответственности и избежать справедливого суда, неотвратимого наказания. Вот они и стараются изо всех беспринципных сил, и отрабатывают проплаченные им нехилые денежки. Получается, мы кровавые монстры, готовые выбить признательные показания из любого, в их гнусном понимании законопослушного, гражданина.

— Не та ли это «поганая мразь», которая безжалостно «завалила» трёх ни в чём не повинных людей — он, что ли, законопослушный? — не сдержался справедливый оперативник, чтобы криво не улыбнуться.

— Что тут смешного?! — не выдержав нервного напряжения, Виктор Иванович немного повысил голос. — У нас уголовное дело вот-вот развалится, а он всё веселится, всё развлекается!

— Как же оно развалится? — не поверил Киров голословным предположениям. — Там же «доказухи» конкретной собрано «выше крыши».

— В общем, так, — произнёс подполковник, делаясь злобным и недовольным, — за кабинетной дверью стоит молоденький парень — младший лейтенант со степенью бакалавра юриста. Вчера он переведен из патрульных подразделений — а с сегодняшнего дня твой новый напарник. Можешь понимать, я приставляю его, чтобы он поучил тебя бороться с отъявленными убийцами, конечности не ломая, а — как оно и полагается! — умело заламывая.

— Нет, товарищ полковник, — запротестовал заправский оперативник, махая двумя руками; он снова назвал непосредственного начальника укоренившимся званием, — Вы же знаете, что после смерти Ерёмина я работаю только один.

— Всё! Его целевое назначение даже не обсуждается, — «зарычал» Виктор Иванович, проявляя непримиримую жёсткость, — кому же чего не нравится — рапорт на стол, а следом «на улицу»… там сейчас таких как раз таки длинная очередь.

— Но!.. — не унимался озадаченный сыщик.

— Короче! — прикрикнул разгневанный подполковник. — Иди работай, и не забудь, что приставленного новобранца ещё и сыскному делу необходимо учить.

Закончив напутственную инструкцию (хотя и недолгую, но очень уж ёмкую), непримиримый руководитель присел за письменный стол; он уставился в компьютерный монитор, яснее-ясного давая понять, что отчётная аудиенция окончательно завершилась и что несговорчивому сослуживцу пора уже уходить. Сопоставив нисколько не трудные факты, Киров бодро развернулся кругом, звонко «щёлкнул» каблук об каблук и строевой походкой направился прочь.

— Клоун «тупой», — прошептал беззлобный начальник, рачительно ухмыляясь.

Выйдя в «муровский» коридор, Роман имел большое неудовольствие лицезреть, что неподалёку дожидается молодой человек, одетый в новенькое обмундирование, отличающиеся погонами младшего лейтенанта. Внимательно его осмотрев, смекалистый оперативник сделал первичные выводы, касавшиеся внешних особенностей и навевавшие о вероятном характере. Мысленно он начал перечислять: «Во-первых, на вид юному офицеру не больше двадцати пяти лет. Во-вторых, худощавый новобранец выше меня сантиметров на семь, но кажется много слабее. Хотя — чего это я? — силовое развитие у него вроде бы есть, что подтверждается жилистыми руками и что легко угадывается по плотно прилегающей форме. В-третьих, он обладает каким-то удивительным свойством, хм? угадывается некая внутренняя энергетика, способная подчинять себе духовно более слабых и позволяющая подавлять слабохарактерных оппонентов всего-то лишь близким присутствием. В-четвёртых, внешне невозмутимый вид выражает внутреннее спокойствие и подсознательную уверенность; он сочетается с чем-то непонятным, скорее загадочным, что даёт светловолосому незнакомцу некое моральное преимущество. Это будущий начальник, причём не исключено, что влёгкую пойдёт по чужим головам, — надо быть с ним поосторожнее, а лучше заранее поставить в зависимые условия, чтобы общаться стало гораздо проще», — подумал Киров, оценивая карьеристское качество. Продолжая визуальные наблюдения, он в той же мере отметил, что овальное, больше обычного вытянутое, лицо не столь уж и миловидно, зато содержит необъяснимые притягательные особенности (если с чем-то и сравнивать, то с гипнотическим выражением — когда ядовитая гадина смотрит на зачумлённую жертву и подготавливает к неминуемой гибели). «В принципе, для оперативной работы и кадрить бездумных девчонок совсем неплохо», — вновь отметил Киров, делая профессиональные заключения. Далее, заправский оперативник перешёл к несколько странноватым глазам. Они представлялись слегка зауженными и имели редчайшее исключение: правый казался зелёным, как истинный изумруд, а левый мелькал то красным, то бурым оттенком. «Как с нестандартными зенками в полицию-то призвали?» — старший офицер по-своему оценил отмеченное чу́дное свойство. В любом случае взгляд новичка выражал и острый ум, и упорную настойчивость, и упрямую уверенность, и немалую способность к логическим заключениям — все те первостепенные качества, какие необходимы заядлому сыщику. Под конец не остались неотмеченными и другие физиономические особенности: длинный нос, в целом прямой, но к концу слегка вздёрнутый; впалые щёки, подтверждавшие излишнюю худобу; лопоухие уши, непривлекательно торчавшие по разные стороны; короткие волосы, похожие на сухую солому.

Завершая первоначальный осмотр, Киров сделал приставленному соглядатаю (так он его обозначил) отнюдь не любезное замечание:

— Ты в форме-то, в полицейской, зачем припёрся? Мы работой занимаемся чисто оперативной и по всем канонам обязаны носить одеяние сугубо гражданское. Короче, на сегодняшний день к сыскному несению службы ты не допущен… дуй-ка домой отдыхай. А завтра? Как и положено, придёшь в удобной одежде — всё ли, назначенный напарник, тебе понятно?

Основываясь на неприветливом изречении, просится недвусмысленный вывод, что Роману не терпелось избавиться от навязанного «хвоста», о чём он то́тчас же и домыслил: «Ещё хотя бы на денёк останусь один; глядишь, получится провернуть какое-нибудь доходное дельце».

Всякий другой (окажись он на месте молодцеватого офицера) не замедлил бы воспользоваться заманчивым предложением, и соблазнительным, и настойчивым, — но только не он. Исполнительный парень искренне улыбнулся, прида́л себе дружелюбное выражение и поселил в голове недавнего «экзаменатора» невольное размышление. Тот подумал: «Не ошибся ли я в необычном, если не странном юнце — может, не так уж он плох? Надо обязательно проверить его в конкретных делах». Пока он раздумывал, второй сотрудник заговорил голосом высоким, но и с особенной хрипотцой:

— Извините, — обратился он к старшему офицеру (новоявленный сыщик уже представлял, что будет работать на пару с майором), — виноват! Я «в розыске» первый день, — так промеж себя полицейские называют УГРО, — и не знал, как следует одеваться. Дайте мне полчаса, и я быстро переоденусь.

— Как? — удивился Киров, пренебрежительно сморщившись. — Домой, что ли, сбегаешь?

— Нет, — не обижаясь на предвзятое ёрничество, выдержанно ответил вчерашний патрульный, — я пришёл в гражданской одежде и специально разделся внизу, в общественном гардеробе.

— Действительно? — не без должного восхищения проговорил прожжённый оперативник. — А на поверку ты, паря-брат, не так уж и плох — сообразителен! Ладно иди. Через тридцать минут жду на служебной парковке… машина «четырнадцатая», чёрного цвета, номер шесть, пять, четыре. Короче, там разберёшься.

Услышав закономерное изречение, поступившие от злого наставника, ретивый парень поспешно отправился их выполнять — немного неуклюжей походкой засеменил в одёжное помещение. Когда он удалился метров на двадцать пять, Роман остановил послушного новобранца приветливым окриком:

— Эй, постой!

Едва тот, замедлившись, услужливо обернулся, продолжая выкрикивать, произнёс:

— Как тебя звать-то?! А то общаемся как-то вроде не по-людски!

— Бирюков Никита! — громко ответил молоденький офицер.

— А отчество?!

— Андреевич!

Засим беглое знакомство посчиталось случившимся, и каждый отправился по потребному делу: майор — заводить служебный автомобильный транспорт; младший лейтенант — в полицейскую раздевалку, где совершенно преобразился, поменяв форменное обмундирование на обыкновенное одеяние. Когда он, выполнив первое, поставленное в сыске, несложное поручение, нашёл рекомендованную машину, то предстал перед маститым о́пером в следующих носимых предметах: коричневатой матерчатой куртке, отмеченной парочкой кожаных вставок; чёрной водолазке, плотно прилегавшей к худому туловищу; натуральных американских джинсах, светло-синих и эластичных; однотонных им лёгких кроссовках.