Подарок от Призрака. детектив

Владимир Петровский

Поиски пропавшего делового партнера неожиданно перерастают в расследование международного масштаба. Роман будет интересен любителям конного спорта и остросюжетных детективов.

8

С утра Елагин сидел в коридоре Склифа, ожидая разрешения войти в палату. Фамилию секретарши он так и не вспомнил, но в приемной нашел врача, помнившего его по прежним делам, и тот помог, ориентируясь по времени, когда ее примерно должны были привезти. Выходило, что фамилия секретарши Комарова.

В палате был врач, поэтому не пускали. Оказавшись в тишине и относительном бездельи больничного коридора, капитан постарался систематизировать ворох вчерашних событий. Некоторые из них можно было выделить как события вокруг конюшни, остальные же вообще систематизации не поддавались. От них только голова болела до сих пор, да и во всем теле ощущались последствия процедур по отрезвлению.

Так вот, к тому, что называлось «вокруг конюшни», Елагин отнес Сороку, с которого все началось, Мамтеева и Микова. А также неизвестного капитану итальянца Симанского, приезжавшего с непонятным визитом на московский ипподром. Вроде, поглазеть. Но слишком много расспрашивал, искал какого-то человека с такой фамилией…

Капитан засопел, вспоминая. Фамилия то забывалась, то снова выплывала из памяти. А, вот оно!.. Голубец. О Голубце и искавшем его Симанском вскользь упомянули в отделении, работавшем по ипподрому, когда рассказывали о Мамтееве.

Если бы не Сорока, то Елагин вообще считал бы конюшенные впечатления побочными и сосредотачивался бы на другом. Но убийство — не шутка, а произошло оно в кустах за конюшней. Это со счетов не сбросишь. К тому же именно поиск пропавшего Сороки и послужил началом всему. Поэтому тех, кто связан с лошадьми, Елагин выделял на всякий случай в особую группу. Номер один.

Номер два были секретарша, напавшие на него неизвестные и Лева со всеми своими компаньонами. Это выглядело еще конкретней, но никак не стыковалось с Сорокой, если не считать, что тот тоже был Левиным компаньоном. Парадокс. Лева собрался было прояснить ситуацию, но пропал. Ему Елагин звонил из автоматов утром, по пути к офису, но никто не отвечал. И офис оказался заперт. Подойдя к нему, капитан с безразличным видом прошел мимо. Дверь не была опечатана. Просто заперта. Хотя внутри явно никого не было. Он-то знал, как выглядит офис в рабочее время. Вечером ему Лева не звонил и на ответчике ничего не оставил, а это уже наводило на тревожные мысли. Была ведь договоренность. Не мог он загулять в такой неподходящий момент. Бизнесмен, все же, человек деловой.

Называя Леву бизнесменом, капитан обычно усмехался. Ничего не мог с собой поделать. Самолюбие, наверно, заставляло. Но сейчас было не до усмешек. Перевернутые стулья, открытая дверь… Кто его знает, что там произошло.

И был еще третий элемент системы. Человек, формально связующий конюшню со всем остальным. Тот, в красной бейсболке. Но он был и наименее понятным явлением. Кем являлся на ипподроме, что делал возле Левиного офиса — неизвестно. Однако возникал вовремя, ничего не скажешь. В самые ключевые моменты. Пока что к нему вела только одна тропинка, Мамтеев. Он этого бейсболиста знает, с ним, видно, и говорить придется еще раз.

Капитан угрюмо разглядывал светлые, больничных цветов, стены коридора. И потихоньку предавался сомнениям, чего обычно себе не позволял. Ведь можно было бросить все это, как только в отделении узнал про Сороку. Пришел, доложил… свободен. Наверно, все то же самолюбие не дало остановиться. Кто бы он тогда был? Левин посыльный?.. Нет, это уж слишком. Поэтому начал копать.

Он еще там, в ипподромовском отделении, уловил нечто, заставившее его в кафе сказать Леве, что убийство Сороки — только начало. Логически объяснить он этого тогда не мог. Но сама расстановка событий говорила о возможном продолжении. Капитан тогда это только почувствовал, а Лева знал, это было заметно. И боялся. И даже согласился собрать своих компаньонов и дать капитану все необходимые концы в руки. То есть, признал, что верит в возможность продолжения. А следом и само продолжение состоялось: Лева исчез.

Теперь же чем дальше, тем больше ситуация угнетала капитана. Не хватало ему почвы под ногами, к которой привык в прежние времена. Тогда было ясно: вот потерпевший, вот закон, а вот служебные обязанности и полномочия. И полное уважение граждан. Ну, по крайней мере, сотрудничество. А теперь как в рекламе: два в одном. Потерпевший одновременно является и преступником. Море возможностей. Впрочем, так, вероятно, было всегда, подумал Елагин. Все дело в формулировке. Правильно назовешь — и никаких сомнений. Раньше называлось правильно. Так как же все это назвать теперь?..

Долго сомневаться он не мог. Лицо терял, даже в размерах, как самому казалось, уменьшался. И поэтому быстро принял необходимое решение. Рассматривать свои поиски как частный Левин заказ. Пока что. А там видно будет. Тем более, что исчезновение самого Левы как бы давало капитану больше прав самостоятельно вмешаться в происходящее. Продолжать расследование, не советуясь с заказчиком.

Компаньонов его капитан, может, и видел иногда, и даже отыскать бы смог, но в тонкостях их отношений не разбирался, а потому и доверия ни к одному из них не испытывал. Как, например, к тому похожему на профессора толстяку из кафе, говорившему затейливым языком, которого сам же Лева выгнал, только зашла речь о деле. Значит, дальше — сам по себе. Получше сориентироваться, понять, что же происходит. Наверняка удастся и на Леву выйти, если сам не объявится за это время. Или если не объявятся те, кто, возможно, его захватил. Капитан хорошо знал Леву, поэтому с выводами не торопился. Ситуация сама себя покажет.

Вроде, полегчало, когда поставил все на места. Елагин вздохнул, сел на стуле удобней. И начал сначала. Эти, которые «вокруг конюшни» — номер один. Которые вокруг Левы — номер два. А номер три — красная шапочка…

Дверь палаты открылась, вышла женщина в халате, покосилась на капитана и сказала:

— Недолго, если к Комаровой. Вы к Комаровой?..

Он изобразил нечто полуутвердительное.

— А кто?.. Муж?..

Наверно, она решила, что муж, поскольку капитан молчал, и принялась объяснять:

— У нее сотрясение, не очень сильное, но пока не загружайте ее ничем, не волнуйте. Говорить недолго. Могли бы и с тещей прийти, она с утра была. Только больную тревожите.

Елагин кивнул, и врач пошла по коридору.

В палате, кроме секретарши, были еще две женщины. Она лежала у двери, а те — под окнами, у противоположной стены. Одна спала, другая читала. Покосилась и снова уткнулась в книгу.

— Это вы-ы? — протянула секретарша.

Капитану показалось, что она разочарована. Но, возможно, только показалось.

— Так ваша фамилия Комарова? — спросил он, покосившись, на всякий случай, на ее соседок.

Те на фамилию не среагировали. Значит, точно, она.

— А вы не знали?

— Не знал. Вы ведь мою тоже, наверно, не знаете.

— Знаю, — сказала секретарша.

— Ну и как?

— Капитан Диего Бравый.

— Правильно, — удивился капитан. — Ну вам-то по должности положено знать, с кем шеф дружбу водит. Не удивительно.

— А вам — тем более. У вас в милиции фамилии всех преступников наперед известны. Правильно?

— А я не в милиции, — сказал капитан. — И вы не преступник.

— Почему вы так решили? — спросила она.

— Что?

— Что я не преступник.

Он серьезно на нее посмотрел и так же серьезно произнес:

— Это меня сейчас не интересует. Я зашел узнать… ну, проведать вас. Как себя чувствуете?

Она поморщилась:

— Голова болит. Вас что… Лев Михалыч прислал?

Капитан с трудом сообразил, что речь идет о Леве.

— Нет, — сказал он. — Какой Лев. Михалыч. Я сам…

— А откуда вы тогда узнали, что я здесь?..

Она что же, ничего не помнит?.. Ай-я-яй, подумал Елагин. Внимательней надо. Или, может, помнит, да виду не подает?.. И отшутился:

— У нас в милиции все фамилии наперед известны.

— А серьезно? — настаивала секретарша.

— Лев Михалыч сказал.

— Ну вот, видите.

И снова капитану показалось, что она разочарована. Он внимательно следил за ее глазами, но ни малейшего сомнения или подозрения не заметил. Только немного огорчилась. Выходит, ничего про Леву не знает.

— Он еще просил передать вам… — Елагин помедлил, не без колебаний пускаясь вновь в плавание наугад. — Попросить, точнее… чтобы вы вспомнили как следует… должен был зайти вчера в офис один человек, такой… забыл я, как его зовут… он в красной бейсболке вчера был.

— А, вы про Голубца, что ли?.. — спокойно спросила она. — Дурацкая шапочка. Он часто в ней ходит. Наездником себе воображает. Любитель лошадей. Нет, вчера он не был. Не знаю, я плохо помню. Но, по-моему, вчера не заходил.

— А что вы помните? — тоже почти равнодушным голосом спросил Елагин, у которого аж внутри от неожиданности трепыхнулось: Голубец!..

Сразу связалось одно с другим: Симанский, искавший этого Голубца, Лева, Сорока… Даже вытрезвитель. И все это через ипподром. Стараясь неосторожной эмоцией не отвлечь секретаршу, он изо всех сил делал равнодушный вид.

Она подумала, пожала плечами:

— Не помню… Почти ничего. Здесь говорят, это восстановится. Напрягаться не советуют, я и не напрягаюсь. Так, вроде, быстрей вспомню, какая машина наехала. Может, знакомая. Да и вообще что я там делала. Даже это как в тумане.

Капитан посмотрел на ее заострившийся нос, серые глаза, словно обведенные тенями, тонкие и, наверно, мягкие на ощупь волосы на подушке. Вспомнил, как нашел ее лежащей в той комнатушке. Отвел взгляд, порылся в кармане… Достал записную книжку, написал на свободной страничке номер своего сломанного мобильника. Вырвал, положил на тумбочку.

— Вот, мой телефон. Сейчас не работает, но сегодня починю, обязательно. Если что — звоните. Я ведь Левин консультант, значит, и ваш тоже. Что вспомните — звоните мне. Если придет кто-нибудь незнакомый, или даже знакомый, но не ваш… как бы, не личный, а с фирмы. Кто к работе отношение имеет. Звоните сразу, как только сможете. Я вам потом объясню, это очень важно. Лева сказал. Этот… Лев Михалыч. Сейчас я пойду, отдыхайте. Но к тому, что я сказал, отнеситесь очень внимательно. И поправляйтесь поскорей.

Он встал и направился к двери. Придется самому мобилу чинить. Не то, чтобы капитан жадничал, просто вопрос казался ему принципиальным. Работает-то он на Леву.

— А вы сейчас один пришли? — спросила она ему вслед.

— Один. А сколько надо?

— Нет, я просто… Врач тут была, говорит, наверно, муж пришел. Я не поняла, смотрю, вы входите. Ну не вы же муж. Решила, что там, может, еще кто-то сидит.

— А кто ваш муж?

— Я не замужем.

— А… кто же тогда там должен быть?

— Вот мне и интересно.

Озадаченный капитан высунулся в коридор, посмотрел, снова повернулся к ней:

— Никого.

Наверно, вид у него был туповатый, потому что она улыбнулась.

В коридоре он повертел в руках записную книжку и сунул обратно в карман. Никогда не записывал то, что можно запомнить. Если только уж очень что-то незначительное. Или вот так, для других. Получалась записная книжка наоборот.

После больницы Елагин зашел-таки в мастерскую, где ему починили мобильник. Почти сразу. Заменили аккумулятор и еще что-то. И даже чехол новый сверху надели. И совершенно бесплатно. Потому что работал там мастером один парень, которого капитан однажды не то чтобы выручил, нет, просто не стал топить из-за мелкого нарушения. Парень этот жил в соседнем с капитаном доме, а работал здесь, в центре. В мастерской. Теперь, вроде, уважал. Правда, из-за такого вот отношения к людям Елагин постоянно и наживал себе неприятности. Зато мобила как новая, с досадой думал он, направляясь к метро. Выгода налицо.

И тут позвонил Миков. Объяснить ничего толком не смог, попросил приехать километров за пятьдесят: будет ждать там на обочине. Капитан подумал и решил поехать.