Сборник научных статей составлен по итогам международной конференции, посвященной 500-летию Реформации и проведенной на исторической факультете 24 апреля 2017 года. Публикация отражает как широту тематических интересов ее участников, так и разнообразие представленных точек зрения и концепций. Были затронуты проблемы генезиса понятия и явления Реформации и его восприятия в современной науке; особенности «Конфессиональной эпохи» и ее отражение в политике, культуре, общественной мысли Европы Раннего нового времени. Были рассмотрены также узловые проблемы Реформации в более позднее время, вплоть до современности. Отдельное внимание участников сборника уделено протестантизму в православных землях и в США.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Время молчания прошло!» Пять веков Реформации в меняющемся мире предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Ульрих Ниггеманн
Гугеноты: Реформация и конфессиональная гражданская война во Франции 195
Любой, кто следил в последнее время за юбилейной деятельностью так называемой лютеровской декады196, мог быстро заметить, что в ней прослеживается очевидный национальный перекос. Особенно это характерно для Германии. В центре внимания находится немецкая Реформация или, скорее, Реформация, сфокусированная на Лютере, Виттенберге и вывешивании тезисов: только так она воссоздается в культурной памяти и, конечно, доходит до публики. Однако эта сторона Реформации затмевает гетерогенность, многообразие и комплексность церковно-исторического развития событий в период около 1500 года197. Более того, есть прочные основания поместить Реформацию или, пожалуй, лучше говорить во множественном числе — Реформации, в общий контекст, который намного шире так называемого кризиса позднего средневековья и изменившихся в XIV–XV вв. форм религиозного сознания. Это проявилось в гуманизме и его многочисленных разновидностях, в движении гуситов в Богемии, лоллардов в Англии, Devotio Moderna и др. Все эти явления не ограничивались ни собственно Реформациями раннего XVI в., ни католическими реформами198.
Наравне с хронологическим ограничением Реформации, связанным с логикой культуры памяти, ее понимание затрудняют также как национальные, так и персонифицированные клише. Не отрицая роли Лютера, тем не менее, нельзя отделять его от многообразия реформаторских начинаний и связанных с этим действующих лиц.
Представляется целесообразным более отчётливо подчеркнуть для широкой публики комплексность и мультиполярность реформационных событий. Это необходимо, когда мы говорим о сложных церковно-исторических, культурно-исторических, социально-исторических событиях XVI в. Реформация была не немецким, не виттенбергским, а европейским событием, которое необходимо представлять как в его транснациональности, так и в различных переплетениях199. Все это поможет выявить различные варианты Реформации в разных регионах.
Существует искушение рассматривать Реформацию как неизбежный результат морального упадка средневековой церкви, что отвечает традиционным нарративам. Не менее часто говорят и о так называемой «теории пороховой бочки», т.е. о распространённом и возраставшем недовольстве прихожан духовенством и церковью200. Несмотря на то, что существуют безусловные доказательства подобного недовольства, такое объяснение кажется слишком поверхностным, поскольку оно несомненно проявлялось в течение всего средневековья и особенно примерно с середины XIV в., когда усиливаются реформы и иные реформационные начинания201. Подвергнутая многочисленной критике торговля индульгенциями сама была результатом измененных форм благочестия, поиском уверенности в прощении, в спасении души202.
Таким образом, необходим новый анализ реформационных событий, который хронологически не был бы слишком сфокусирован на 31 октября 1517 г. Подобное исследование должно, с одной стороны, избегать слишком большой персонификации, а, с другой, рассматривать события в европейском контексте. Одновременно встает вопрос, как и откуда были восприняты идеи Реформации, какое дальнейшее развитие они нашли и какие породили конфликты. Одним из наиболее удачных примеров здесь служит Франция. Именно там гуманистическое движение стало причиной таких конфликтов, которые, в конце концов, вылились в чрезвычайно кровопролитные гражданские войны203. Обращаясь к Франции, необходимо вначале поговорить об импульсах, которые французские сторонники Реформации получали из-за границы: из Виттенберга, Цюриха, Страсбурга и Женевы, а также о возникших в самой Франции начинаниях и стремлениях. Реформация во Франции имела совершенно самостоятельный характер, а не была всего лишь усвоением лютеровских или кальвиновских трудов. Именно поэтому, во-первых, необходимо обратиться к ранним реформационным шагам и к гуманизму, а также остановиться на влиянии реформаторских идей из-за границы. Во-вторых, необходимо проследить роль укрепления кальвинизма с 1540-х гг. и его связь с возникновением реформаторских общин. К тому же не следует забывать, что во Франции Реформация оставалась феноменом меньшинства, что также нельзя оставлять за рамками исследования. Наконец, в-третьих, важным является вопрос эскалации конфессионального насилия, начавшегося примерно с 1557 г., которое не только ввергло в глубокий кризис королевство Франция, но и повлияло на сущность французского протестантизма.
I
Позднесредневековая религиозность была религиозностью в развитии. Вопрос индивидуального спасения души стал центральным, в то время как смерть, страдание и искупление грехов играли более значительную роль в предыдущие периоды. Покаяние и благочестие находились в центре вероучения, чему в немалой степени с 1348 г. способствовали волны чумы204. Мнения историков о состоянии религии и церкви во Франции в период около 1500 г. совершенно различны. Схожая картина наблюдается и в дискуссии немецкоязычных исследователей. Жак Шиффоле ввел термин «religion flamboyant», чтобы описать религиозность, изменчивую, но одновременно цветущую и интенсивную205. Об обширном кризисе церкви, вероятно, не может быть речи. Однако не подлежит сомнению и тот факт, что прихожане, так же, как и духовенство, видели необходимость реформ206.
Набирающее силу французское государство все больше пыталось подчинить себе церковь в стране, по крайней мере — в основных регионах, таких, как Иль-де-Франс и долина Луары. Такой феномен чаще всего связывают с понятием «галликанство»207. В это время особенно ярко в трудах гуманистов разрабатывались теории, критиковавшие церковь. В парижской Сорбонне иногда читали лекции такие выдающиеся ученые-гуманисты, как, например, Эразм Роттердамский208. Вне стен университетов возникали кружки гуманистов. К самым влиятельным принадлежал кружок в городе Мо во главе с новоизбранным епископом Гийомом Брисонне209. Кружку покровительствовала Маргарита Ангулемская — сестра Франциска I. Наряду с Гийомом Брисонне его посещали Жак Лефевр из Этапля (Якоб Фабер) и Гийом Фарель210. В подобных высокоинтеллектуальных кружках можно было размышлять о началах христианства и об ориентации на Библию. Во Франции также говорят об «evangelisme», понимая это как одну из основных, ориентированных на Евангелие точек зрений, приобретенных в процессе гуманистических обсуждений211.
Однако решающим стало то, что труды и мысли Лютера, которые, благодаря — не в последнюю очередь — немецким студентам, стали известны в Париже, наложились на специфические французские реалии и создали для них новые импульсы212. Как и в немецкоязычных землях, книгопечатание во Франции существенно способствовало широкому распространению идей и дискуссий. Оно делало молодое, устроенное в значительной степени на средневековый лад общество динамичным, что раньше едва ли было возможным213. Многообразие мнений, родившееся в подобных условиях, нельзя было ограничить. Наряду с французскими центрами книгопечатания, такими как Париж и Лион, значительную роль играли Страсбург, Базель и Антверпен, выступавшие как печатные центры сочинений для французского рынка214. Тексты Лютера и других реформаторов все больше обсуждались в окружении Жака Лефевра из Этапля. С 1507 г. Лефевр сам приступил к критическому изданию отдельных частей Библии, с 1521 г. он работал над переводом Библии на французский язык215. Уверенно говорить о том, что импульс исходил только от лютеровской Реформации, можно лишь отчасти. Напротив, в кружке из Мо были уже попытки критически изучать текст Библии и сделать ее доступной для народа. Гуманистический порыв сделать письменные источники основой веры действовал здесь так же, как и связанное с ним критическое отношение к существующей религиозной практике.
Уже в 1521 г. Сорбонна осудила большую часть лютеровских тезисов и тем самым снова подчеркнула собственное право толкования религиозных вопросов216. Борьбу за самостоятельное толкование следует подчеркнуть особо. В действительности речь шла далеко не только о вопросах догматики, еще большее значение имели проблемы влияния и власти: кто обладал авторитетом, чтобы определять в конкретной ситуации или в целом, что является конформным, а что нет? Своей быстрой и чёткой реакцией Сорбонна успешно закрепила за собой претензии на такой авторитет. В 1523 г. Сорбонна осудила перевод Библии Лефевра, а его самого объявила еретиком217. Подобный шаг имел далеко идущие последствия, так как тем самым была обозначена четкая демаркационная линия. Если кружок в Мо в ранний период формулировал реформационные идеи без существенных ограничений, то теперь стало ясно, какие границы нельзя переступать. Такой человек, как, например, епископ Брисонне, сделавший карьеру на церковном поприще, не мог или не хотел оставить свой пост и попадал под давление. Вследствие этого он дистанцировался от Лефевра, Фареля и Гийома Бюде, которые продолжали нарушать появившиеся границы. Кружок в Мо распался218.
Показательно для этого периода, что реформаторское движение, если о таковом вообще можно говорить, по своему характеру оставалось очень неопределенным. Хотя на языке Сорбонны, а также администрации, это явление определялось как «lutheriens»219, о лютеровском движении или о создании общины не могло быть и речи. Так же, как в Нидерландах220, дело не дошло до создания организационной структуры и вероисповедания. Критика фальсификации подлинного учения Христа, стремление обрести заново исконные христианские представления являли собой, как, например, в ранних работах Гийома Фареля, смесь с идеями Лютера, но не были направлены на разрыв с официальной церковью221. Общими для различных маленьких групп и кружков были только ориентация на Евангелие, а также разная степень одобрения лютеровской критики существующей церкви папы Римского, существовавшие с самого начала на фоне очевидного подавления и преследования. Термин «lutherien» служил при этом для обозначения врага и призыва к борьбе с ним, под ним могла подразумеваться любая ересь и отход от догматического учения. Лютеранами считались все, кто отклонялся от мнения о вере, определенного Сорбонной222. С другой стороны, сторонники реформ старались завуалировать любую связь с Лютером и его учением. Даже переводы текстов Лютера были значительно смягчены223.
Преследования вначале выражались в конфискации и уничтожении книг, классифицированных как лютеровские. Затем их стали всё чаще направлять против людей. В 1524 г. состоялась первая казнь ткача из Мо224. Наряду с Сорбонной, существовали группы при дворе, выступавшие за жёсткий курс в вопросах веры. Профессора Сорбонны боролись за то, чтобы соблюдалось право толкования вопросов веры и определения ереси в рамках правовых норм, установленных Римом. После битвы при Павии и пленения короля сторонники жесткого преследования одержали вверх, несмотря на то, что Маргарита Ангулемская, ставшая королевой Наварры, и Франциск I выступали за сдержанную позицию225. Победе антиреформационных сил способствовало и то, что на новую ступень эскалации в 1534 г. встал конфликт вокруг так называемого «дела о листовках» (Affaire des Placards), т.е. о реформаторских памфлетах, распространяемых в Лувре226. В дальнейшем периоды ожесточенных преследований чередовались с относительной нормализацией отношений между католиками и протестантами227. В конце 1540-х гг. при Генрихе II была создана Огненная палата (Chambre Ardente) — специальный трибунал для процессов над еретиками228. Таким образом, произошла передача дел от церковных инстанций к светскому суду, что ярко демонстрирует, насколько «дело о листовках» представлялось опасным правящим кругам. Можно сказать, что мы в данном случае имеем дело с механизмом, основанным на угрозах и обещающим восстановление безопасности и порядка с помощью исключительных мер. К этим исключительным мерам как раз и относилось создание Огненной палаты, что стало чрезвычайным обстоятельством, которое можно рассматривать в контексте борьбы за право толкования229. Однако необходимо заметить, что меняющееся внешнеполитическое положение постоянно приводило к отмене подобных мер. Если Франциск I или в дальнейшем Генрих II были вынуждены вступать в альянсы с протестантами-князьями империи, процессы над еретиками во Франции откладывались или же пересматривались230.
II
Усиление преследований во Франции быстро спровоцировало эмиграцию, правда, поначалу не слишком многочисленную. В эмиграцию были вынуждены отправиться в основном авторы публицистических сочинений и лидеры регионального движения. За границей оказались такие выдающиеся личности как Гийом Фарель и Жан Кальвин, больше известный под своим латинизированным именем Иоганн Кальвин (1509–1564).
Сначала Францию покинул Фарель. Несколько лет (1533–1536) он провел в Базеле, Страсбурге и Мемпельгарде, прежде чем обосновался в Женеве231. Кальвин был родом из Пикардии. Объявив о своих реформационных убеждениях232, он уехал из Франции во время волны преследований, вызванных историей с листовками. По приглашению Фареля Кальвин отправился в Женеву, где уже в 1536 г. представил первую редакцию своего “Institutio christianae religionis” (Наставление в христианской вере)233, написанную на латыни ещё в Страсбурге. Однако он быстро вступил в конфликт с городским советом из-за своих радикальных взглядов и покинул Женеву234. Только в 1541 г. Кальвин вновь смог вернуться туда. За время его отсутствия соотношение сил изменилось под влиянием многочисленных волнений, что позволило ему занять радикальную позицию и провести всеобъемлющую Реформацию. В 1541 г. Кальвин разработал проект церковного переустройства в Женеве, в 1542 г. создал Женевский катехизис235.
Во время Реформации в Женеве проект церковного переустройства был реализован. В его основе лежала общинная структура, которая предполагала наличие в каждой общине четырех должностей: учителя, пастора, пресвитера, или старейшины, и дьякона236. Ключевую роль играли пасторы, хотя важное место отводилось также старейшине и дьякону, дополнявшим пастора; эти должности занимали прихожане. В то время, как дьяконы осуществляли заботу о бедных, старейшины вместе с пасторами следили за церковной дисциплиной и занимались так называемым «надзором за грехами», т.е. настойчиво вмешивались во внутренние дела общины, требуя единообразия в нормах поведения, что могло распространяться даже на самую личную сферу. Тот, кто вёл себя не в соответствии с требованиями конформности, мог быть вызван в церковный совет или даже, в особых случаях, лишен причастия237. С теологической точки зрения, за этим не стояло каких-то устойчивых представлений о нормах благочестия, это было скорее символическое понимание праведного образа жизни, соответствуя которому можно было достичь избранности. Избранный добросовестно следовал при жизни божественным законам. При этом акцент ставился очень чётко на суверенитет и всемогущество Бога, что позволило ученикам и последователям Кальвина выстроить учение о предопределении, т.е. представление о том, что по воле Божьей с давних пор определены праведники и обреченные238.
Во Франции, как и в Нидерландах, организация общин реформатов и создание надрегиональных структур шли по пути принятия теологии и церковных принципов Кальвина. Таким образом, с 1540-х гг. четкая реформаторская теология женевского образца вытеснила слабые евангелические лютеровские начинания. Французский протестантизм получил однозначно кальвинистскую форму239, благодаря разработанному Кальвином вероисповеданию, которое, как Confessio Gallicana, было принято национальным синодом в 1559 г. и подтверждено национальным синодом, проходившим в 1571 г. в Ла Рошели. Уже с 40-х гг. XVI в. учение Кальвина заняло господствующее положение по отношению к существовавшим ранее лютеровским течениям240. Кальвину принадлежит и проект церковного уложения Discipline Ecclesiastique des Eglises Reformees de France, который был принят первым национальным синодом в 1559 г. Позже он превратился в текст, состоящий из 14 глав241. Церковное уложение вводило должности проповедников, старейшин и дьяконов, которые отвечали за церковные службы и церковное хозяйство, руководство церковью, а также за заботу о бедных. Старейшины и дьяконы избирались из отцов семейств общины, новые члены в дальнейшем кооптировались. Проповедники, напротив, назначались синодом, но не могли быть навязаны общине242. В отличие от пасторской системы Женевы, своеобразным французским нововведением стало появление пресвитерски-синодального церковного порядка243. Проповедники, старейшины и дьяконы совместно образовывали пресвитерство, которое во французском церковном уложении обозначалось как Consistoire244 (консистория). В качестве высших органов функционировали регулярно собиравшиеся окружные и провинциальные синоды, на которые каждая община посылала своих делегатов, а также, при необходимости, национальные синоды245. Такие синоды решали дела, значение которых выходило за рамки одной общины, и обеспечивали единство реформированной церкви Франции. Теоретически общины и синоды сами занимались собственным управлением и обходились без участия светской администрации в решении своих проблем. Это отличало французскую реформированную церковь от институций Кальвина в Женеве, где церковь, руководимая пасторами, могла опереться на магистрат городской республики246.
Почему учение Кальвина было настолько привлекательно для реформационного движения во Франции, что смогло перевесить и видоизменить прежние начинания? Во-первых, Фарель и Кальвин были французами, т.е. их труды можно было прочитать в оригинале (если только они не были напечатаны на латыни). Кроме того, их создатели имели сеть личных знакомств во Франции, которые использовались и после их бегства в Женеву. Реформаторски настроенные священнослужители, вовлеченные в создание общин, вели постоянную переписку с Фарелем, Кальвином, а позже также с Теодором де Без (в латинском варианте — Теодором Беза). Они спрашивали совета и использовали опыт перестройки женевской церкви, в то время как сам Кальвин чрезвычайно старался повлиять на то, чтобы изменение церковных отношений во Франции проходило в его духе247.
Во-вторых, Кальвин, как и Цвингли, и верхненемецкая Реформация, был, по сравнению с Лютером, гораздо ближе к гуманизму. Поэтому можно утверждать, что «evangelisme» французского гуманизма продолжил свою жизнь. Теология Кальвина подхватила те реформаторские начинания, которые были влиятельными во Франции уже в до-реформационное время248. Именно это позволило идеям Кальвина легко прижиться на новой почве, в то время как представления Лютера о вере были лишь смутно связаны с гуманистическими идеями.
Наконец, в-третьих, преобразованная во Франции при содействии Кальвина пресвитерианско-синодальная церковная организация превосходно подходила для создания «подпольной» церкви249. Это, безусловно, было очень существенным фактором. Структура церкви, основанная на автономных общинах, была продумана, таким образом, уже на стадии создания и опиралась на выборных представителей, обходилась без административного одобрения. Реформатская церковь Франции (Église Réformée de France) могла функционировать автономно и независимо, в то время как лютеранские церкви в Германии и Скандинавии, а также возникшие с 1560-х гг. реформатские церкви Германии оставались тесно связанными с администрацией250. Несмотря на прочное убеждение ведущих протестантских священнослужителей в том, что корона Франции рано или поздно присоединится к истинной религии (т.е. будет реформирована), кальвинистская модель церковного устройства (Discipline ecclesiastique) казалась очень привлекательной во времена преследований.
Однако и вне конкретной церковной организации кальвинизм, проповедовавший веру в избранность, мог апеллировать к собственному восприятию и собственным планам одной небольшой группы. Положение религиозного меньшинства внутри враждебно настроенного большинства требовало такого образца толкования веры, который создавал бы из этого меньшинства маленький избранный отряд Бога. Последующее преследование на религиозной почве становилось доказательством избранности. Жан Криспен в своей «Книге мучеников» (Le Livre des Martyrs, 1554) пишет: „Entre les marques de la vraye Eglise de Dieu, ceste-cy a esté l’une de principales, à sauoir, qu’elle a de tous temps soustenu les assauts des persecutions“251. Хайнц Шиллинг однажды рассуждал о «теологии изгнанников»252. В подобном ключе можно было бы говорить и о теологии меньшинств. Модели интерпретации преследований и изгнаний накладывали отпечаток не только на те группы, которые покинули страну, но влияли также и на тех, кто остался. Таким образом, кальвинизм с самого начала формировался под влиянием изгнаний и преследований и должен был сам себя организовывать и развивать. Этим он отличался от лютеранства.
Протестантизм кальвинистского толка во Франции достиг своего наибольшего распространения около 1560 г. Около 1,25 млн французов исповедовали к этому времени протестантизм, что составляло примерно 7,8% всего французского населения. Большинство общин находилось на юге Франции, в области Севенны и Центрального массива, на Атлантическом побережье и в Нормандии. Кроме того, относительно сильные общины находились в больших городах: наряду с Парижем, они были также в Руане, Орлеане и Лионе. Однако в результате гражданской войны и продолжавшихся преследований число общин снова стало сокращаться с 1570-х г.253
Можно констатировать, что наряду с процессом формирования общин и оформления вышестоящих организационных структур, с конца 1540-х г. были заложены основы последующего религиозного развития. Особо следует отметить процесс становления специфической конфессиональной культуры. Безусловно, это был процесс, который только начался во второй половине XVI в. и никак не закончился в первой половине XVII столетия. Организация реформированных общин и их кальвинизация стали первым шагом на этом пути. Наиболее очевидным было различие в оформлении сакральных помещений. Католицизм, особенно после принятия Тридентского вероисповедания, делал ставку на визуальные образы, превращая территорию за стенами церкви и церковные дворы в сакральные пространства путём установки крестов, изображений Христа и Мадонны. Протестантизм, особенно реформированного образца, напротив, отказывался почти полностью от изображений. Храмы реформированной церкви отличались простотой. Они, скорее, были похожи на залы и помещения для собраний: внимание концентрировалось на кафедре священника и столе для причастия. Скамьи даже часто группировались наискосок полукругом вокруг стола для причастия254. Католики едва ли могли воспринимать подобные помещения как сакральные. Они видели в них гражданские залы для собраний. Кальвинистов, наоборот, всё больше пугало обилие изображений в католических церквях, в чем они видели близость к идолопоклонству. С полным исчезновением в протестантизме культа святых исчезли также иконы и существующие в больших церквях боковые алтари — столь характерные для католицизма.
Более того, различия возникали и на уровне повседневных религиозных практик: чётки, поклонение изображениям Девы Марии и демонстративное осенение себя крестным знамением у кальвинистов не играли никакой роли или же совсем отрицались. Вместо этого центральное место заняли Библия и Катехизис255. Подобные и другие создающие идентичность внешние особенности, например, одежду, нельзя недооценивать. Они привели к тому, что человек, принадлежащий к другой конфессии, воспринимался как чужой. Если раньше сельские и городские общины формировались вокруг общей церкви и идентифицировали себя на основе ее посещения, совместно отмечаемых праздников годового календаря и т.п., то теперь многочисленные общины стали распадаться. Терпимость по отношению к «другому», заклейменному как «еретик», грозила навлечь на сообщество гнев Божий. Там, где это позволяло численное превосходство, склонялись к тому, чтобы отмежеваться от «другого», принудить его изменить веру, изгнать или даже уничтожить256. Такое положение вещей применимо не только к католическому большинству, но и к существовавшему региональному реформированному большинству на юге в Севеннах или в регионе Пуату-Шаранта257.
Становление специфической конфессиональной культуры с ее характерными внешними чертами и религиозными практиками, создающими ощущение идентичности, а также отрицание «другого» сопровождалось различными конфликтами еще до начала гражданских войн. Именно отделение себя от «другого» стало одной из основ конфессиональных культур, подчеркивание отличий обычно служило для процесса создания идентичности.
Другим важным моментом для появления протестантизма, являлась социальная среда, в которой он коренился. Хотя в определенных регионах Франции, особенно в Севеннах, а также в Провансе и на Атлантическом побережье, существовал весьма сильный сельский протестантизм, центр тяжести находился, по-видимому, все-таки в буржуазной городской среде. Существование сильного протестантского начала можно обнаружить среди торговцев и ремесленников, обладавших связью с различными регионами страны258. Однако с 1550-х г. схожие настроения явно намечаются также среди дворянства и высшей аристократии259. Подобная тенденция изменила французский протестантизм. Характеризуя эпоху XVI столетия, трудно оперировать таким понятием, как «политизация»260, потому что в таком случае может создаться впечатление, что в XVI в. сферу политического однозначно можно отделить от сферы религиозного261. Тем не менее, появление среди сторонников протестантизма аристократии означало, что религиозно-конфессиональная борьба получила сильный политический импульс. Религиозные убеждения протестантов, которых теперь всё чаще называли «гугенотами»262, стали способом выражения политической оппозиции. Они явились определённым стремлением к автономии внутри государства, шедшего по пути централизации при Франциске I и Генрихе II, но быстро ослабевшего после гибели Генриха II на турнире.
III
Процессы, проходившие на фоне ослабления французского государства, в конце концов, привели к эскалации конфликта, который вылился в череду кровавых гражданских войн. Причиной гражданских войн, которые часто, упрощая, называют «религиозными»263, стало ослабление центральной власти вследствие ранней гибели на турнире Генриха II. Сыну Генриха, Франциску II, при передаче власти в 1559 г. было только пятнадцать лет, к тому же, он был болезненным юношей. Франциск II умер в 1560 г., поэтому его мать, Екатерина Медичи, приняла регентство при ещё несовершеннолетнем Карле IХ. Слабость короны привела к борьбе между различными аристократическими фракциями, которые боролись за власть в Совете264. Гражданские войны, как ясно показал в своей диссертации историк из Марбурга Кристиан Венцель, были во многом вызваны осознанием опасности, которую видели в «другом». Угроза существованию меньшинства и страх перед запретом на отправление религиозных практик были возведены в традиционный нарратив, а сам «другой» превратился во врага265. В справочниках можно часто прочесть, что началом гражданских войн послужила так называемая «резня в Васси». Однако исходной точкой стало происшествие, случившееся в ночь с 4 на 5 сентября 1557 г. на парижской улице Святого Иакова (Rue Saint Jacques). Именно оно хорошо демонстрирует, как наслаиваются друг на друга внутреннее и внешнее восприятия опасности266. На фоне осады испанцами Сан-Квентина и всеобщей паники в Париже, в страхе перед возможным захватом столицы, стало известно о гугенотском богослужении на улице Святого Иакова — в непосредственной близости от Сорбонны. Не столько сам факт существования таких тайных богослужений, сколько впечатляющий состав участников вызвал тревогу: речь шла о многих сотнях людей, среди них — уважаемые граждане и представители аристократии. Опасное меньшинство (таким было восприятие) проникло в элиту общества, и это случилось перед лицом внешней угрозы. Враг, казалось, был уже внутри города и подрывал порядок и мораль общества. Он угрожал безопасности государства одновременно разными способами, „ruine d’estat“ оказалось в непосредственной близости267.
Таким образом, в публицистике речь зашла, ни много ни мало об обеспечении выживания французского государства. В то время как католические лидеры в королевском окружении возлагали на гугенотов часть вины за военные неудачи и видели путь к восстановлению порядка только в их устранении, сами гугеноты объясняли, что преследования меньшинства и истинной веры навлекли на Францию Божий гнев268. Смягчить его может только терпимость по отношению к меньшинству. Смерть Генриха II на турнире в 1559 г., казалось, подтверждала эту позицию. Во всяком случае, гугеноты ещё раз выдвинули свой аргумент Божьего гнева, обрушившегося на Генриха и корону269.
Конфликт обострился со смертью Генриха II и началом регентства Екатерины Медичи в период, пока Франциск II был несовершеннолетним. Несмотря на все старания короны, пытавшейся занять сдержанную позицию и ввести (Сен-Жерменским эдиктом 1562 г.) ограниченное определенными условиями толерантное отношение к протестантскому меньшинству270, дело закончилось потерей авторитета центральной властью и кровавыми стычками между католическими и гугенотскими аристократическими партиями. Особенно это касалось лотарингского дома Гизов и частично перешедших в протестантизм принцев крови, как, например, герцога Конде271. Для того, чтобы определить ситуацию во Франции после 1560 г., можно использовать термин «failing states» в его анахронистичном значении и говорить о затяжном кризисе власти, выразившемся в баталиях аристократических партий, борьба между которыми постоянно усиливалась и шла не на жизнь, а на смерть. Здесь следует подчеркнуть всю брутальность и безудержность гражданских войн.
Конфликты, которые шли с попеременной военной удачей и прерывались шатким миром272, без сомнения, существенно способствовали развитию конфессиональной идентичности. Как правило, говорят о восьми гражданских войнах в XVI в. На становление гугенотства во второй половине XVI в., с одной стороны, безусловно, оказал влияние экстремально возросший культ мучеников. Широкое хождение получило сочинение Жана Криспена «Livre des martyrs» («Книга мучеников»). С другой стороны, для формирования гугенотства не менее важной оказалась вера в избранность, соединенная с грубой милитаризацией273. На противоположной стороне воюющих находился умеренный, связанный с гуманизмом католицизм, за который выступал, что достойно подражания, Мишель де л’Опиталь — канцлер Екатерины Медичи274. Однако существовал и радикальный католицизм, исповедуемый домом Гизов, против которого был направлен более или менее толерантный курс короны275.
Обе враждующие стороны, и гугеноты, и католики, развивали революционные идеи, подпитывавшиеся возрастающей верой в конец света и растущими оппозиционными настроениями против короны, которая казалась слабой и не способной защитить даже собственные интересы. В среде гугенотов, особенно в политических ассамблеях, развивались сепаратистские тенденции. Прежде всего, это были монархомахические идеи, т.е. идеи о тираноубийстве и республиканских структурах276, возникшие после Варфоломеевской ночи 1572 г. Схожая картина наблюдалась и в лагере католиков. В католической среде монархомахические рукописи, призывавшие к свержению или даже убийству короля, появились в большом количестве после убийства в 1589 г. Генриха III, когда кандидатура на королевский трон протестанта Генриха Наваррского стала реальностью277. Революционные тенденции можно было проследить в Париже, полном фанатиками, особенно в Совете шестнадцати при Генрихе III и в День баррикад 12 мая 1588 года. Париж стал практически неуправляем278.
Культ мучеников, существовавший и у католиков, стал у протестантов чрезвычайно важным фактором идентичности, особенно после Варфоломеевской ночи 24 августа 1572 г.279 Варфоломеевская ночь и сегодня считается одним из главных звеньев протестантской, прежде всего гугенотской, культуры памяти, поэтому с точки зрения исторической науки рассмотреть и проанализировать миф «Варфоломеевская ночь» очень трудно. Роль этого события для коллективной памяти гугенотов является настолько значимой, что любой критический анализ этого инцидента воспринимается как нападки на коллективную идентичность, как стремление поставить под сомнение узаконенную взаимосвязь между преследованиями, мученичеством и божественной избранностью280. С точки зрения культурной памяти Варфоломеевская ночь действительно является поворотным пунктом в истории Реформации во Франции. Она привела не только к интенсификации нарратива об «опасности» и связанной с этим веры в избранность, но и к внутреннему отречению от французского государства.
Гугенотство после окончания гражданских войн стало другим. Оно утратило аристократический элемент и культивировало, особенно в крепостях, свою собственную конфессиональную культуру, отличную от культуры большей части населения281. Этому, безусловно, способствовал Нантский эдикт 1598 г., изданный Генрихом IV282. Он, будучи королём Наварры, некоторое время был предводителем партии гугенотов и после смерти Генриха III, последнего короля из дома Валуа, смог реализовать свои претензии на трон с помощью оружия и перехода в католичество, давшего ему политическую поддержку283. Формально текст королевского эдикта был, скорее всего, результатом упорных переговоров на фоне военной и политической патовой ситуации. Его необходимо было принять как выражение королевской толерантности или готовности смириться с долговечным существованием в стране двух конфессий. Наказы, составлявшиеся политическими собраниями гугенотов, оказали значительное влияние на характер эдикта284. В 92 статьях в относительно свободной последовательности регулировались главные вопросы. После статьи о генеральной амнистии285 демонстративно декларировалось полное восстановление католической церкви во Франции286. Только через некоторое время было установлено свободное и беспрепятственное право выбирать место жительства принадлежавших к конфессии, обозначаемой как «R. P. R.» («Religion prétendue reformée»). В эдикте также оговаривались условия проведения богослужения. За всеми сеньорами и судьями закреплялось право проведения реформированного богослужения в домах. Свободное отправление религиозного культа разрешалось везде287, где это предусматривал эдикт Пуатье 1577 г. и где регулярно проходили общественные богослужения в 1596 и 1597 гг. Общественное отправление культа и, следовательно, реформированное церковное управление, как и протестантское обучение, были строго запрещены288 везде, кроме как в определённых местах, отведенных специальными комиссиями. В резиденциях епископов, на территориях, принадлежавших духовенству, и в Париже существование реформаторских церквей запрещалось. Однако сторонникам нового учения предоставлялось право ходить на богослужение в ближайшую протестантскую церковь289. В парламентах и судах королевства во время процессов и при спорных случаях, в которых участвовали реформаты, решение должны были выносить смешанные палаты290. Дополнительно к основным пунктам эдикта был составлен ряд тайных статей, в которых, с одной стороны, уточнялись определения основного текста об отправлении культа, с другой же, — протестантам для их безопасности были предоставлены крепости, что легализовало дальнейшее существование и оправдывало содержание протестантских военно-политических организаций291. Эти крепости значили гораздо больше, чем просто убежище, они были залогом безопасности, а также символизировали собой неприкрытую угрозу и служили напоминанием о том, что если корона не обеспечит соблюдение эдикта, протестанты в любое время могут вновь начать войну. Они оставались исключением из правил и воспринимались властью, при очередном усилении французского государства, как проблема292. Уступки гугенотам, как религиозному меньшинству и как политической партии, казались многим недостаточными, в то время как большое количество католиков считало их совершенно неприемлемыми. Спор по поводу эдикта продолжался и много позже 1598 г.293 Кроме всех уступок, эдикт также закрепил разделение, определенным образом зацементировал обе конфессии и свойственные им внешние культурные различия. Он открыл гугенотам простор для того, чтобы их церковь, которая возникла в подполье, могла устроить всё официально и практиковать отправление культа внутри определённых рамок.
IV
Французскому государству, вернувшему свою мощь при Людовике ХIII и его премьер-министре кардинале Ришелье, удалось, благодаря Алесскому эдикту 1629 г., устранить ставшие невыносимыми дополнительные статьи294. Однако, несмотря на это, после новых гражданских войн двадцатых годов XVII в. Нантский эдикт по сути оставался правовой основой для французских протестантов вплоть до 1685 г.295 Правда, положения эдикта с началом самостоятельного правления Людовика ХIV все больше выхолащивались. Например, систематически уменьшалось количество мест для богослужения, был запрещен переход в иную веру, сокращались или даже закрывались школы и академии; был определен перечень запрещенных профессий и распущены совместные палаты в судах296. Далеко заходило правительство и в своих действиях против центральной организации Religion pretendue reformee. В 1659 г. в городе Лудён состоялся последний национальный синод. После этого собраний на национальном уровне, зависевших от разрешения короля, больше не было. Другие руководящие органы находились под строгим надзором, власть препятствовала взаимным контактам и поддержке общин297. С 1679 г. можно говорить о том, что начался переход к открытым преследованиям. Их наивысшим проявлением стало введение с 1681 г. пресловутых драгонад: расквартировки конных войск в протестантских хозяйствах только для того, чтобы притеснять жителей до тех пор, пока те не перейдут в католицизм298. В конце концов, 18 октября 1685 г. последовала формальная отмена Нантского эдикта эдиктом Фонтенбло, в котором любые богослужебные собрания протестантов запрещались, и всем пасторам, которые не перейдут в католичество, предписывалось покинуть страну299. Реформированная церковь Франции тем самым прекратила свое официальное существование.
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Время молчания прошло!» Пять веков Реформации в меняющемся мире предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
195
Статья основана на докладе, сделанном автором 24 октября 2017 г. в университете Вюрцбурга. Немецкий вариант этой статьи будет опубликован в сборнике, который в настоящее время находится в печати.
196
Обо всех мероприятиях, проведенных в Германии во время «декады Лютера» можно прочитать здесь: https://www.luther2017.de.
197
О культуре памяти о Реформации в 2017 г. см.: Pohlig M. Jubiläumsliteratur? Zum Stand der Reformationsforschung im Jahr 2017 // ZHF. 2017. V. 44. S. 213–217; Sandl M. Medialität und Ereignis. Eine Zeitgeschichte der Reformation (Medienwandel — Medienwechsel — Medienwissen, 18). Zürich, 2011. S. 21–37. Общий категориально-понятийный аппарат по методологическим проблемам культуры памяти представлен в работе: Erll A. Kollektives Gedächtnis und Erinnerungskulturen. 2. Aufl. Stuttgart, 2011.
198
См., например: Rapp F. Das religiöse Leben // Von der Reform zur Reformation (1450–1530) / Hrsg. M. Venard, H. Smolinsky. Freiburg;Basel; Wien, 1995. S. 212 — 304. (Die Geschichte des Christentums. Religion — Politik — Kultur; 7); Klueting H. Das Konfessionelle Zeitalter. Europa zwischen Mittelalter und Moderne. Kirchengeschichte und Allgemeine Geschichte. Darmstadt, 2007. S. 135–173; о кризисах в Раннее Новое время см.: Schubert E. Einführung in die Grundprobleme der deutschen Geschichte im Spätmittelalter (Grundprobleme der deutschen Geschichte). Darmstadt, 1992; Boockmann H. Stauferzeit und spätes Mittelalter. Deutschland 1125–1517. Berlin, 1987. (Siedler Deutsche Geschichte; 4).
199
Например, Pohlig M. Jubiläumsliteratur. S. 251f.; Pohlig M. The World Is Not Enough. Reflexionen zu den globalen und europäischen «Weltwirkungen» der Reformation // Archiv für Reformationsgeschichte. V. 108. 2017. S. 63–73; Benedict Ph. Global? Has Reformation History Even Gotten Transnational Yet? // Archiv für Reformationsgeschichte. V. 108. 2017. S. 52–62.
200
Ср.: Ehrenpreis S., Lotz-Heumann U. Reformation und konfessionelles Zeitalter (Kontroversen um die Geschichte). Darmstadt, 2002. S. 26f.
201
Rapp F. Die Vielfalt der Reformbestrebungen // Von der Reform zur Reformation. S. 142–206; Leppin V. Die Reformation (Geschichte kompakt). 2. Aufl. Darmstadt, 2017. S. 9–18; Klueting H. Op. cit. S. 122–134; о Франции см.: Chiffoleau J. La religion flamboyante (v. 1320 — v. 1520) // Histoire de la France religieuse / Hrsg. J. Le Goff, R. Rémond. 4 vol. Paris, 1988.Vol. 2. P. 14.
202
Ср.: Winterhager W. E. Ablass // Enzyklopädie der Neuzeit. Stuttgart, 2005. Bd. 1. Sp. 14–19; Laudage Ch. Das Geschäft mit der Sünde. Ablass und Ablasswesen im Mittelalter. Freiburg u.a., 2016; Winterhager W. E. Ablaßkritik als Indikator historischen Wandels vor 1517: Ein Beitrag zu Voraussetzungen und Einordnung der Reformation // Archiv für Reformationsgeschichte. V. 90. 1999. S. 6–71.
203
Подробнее см.: Holt M. P. The French Wars of Religion, 1562–1629 (New Approaches to European History). Cambridge, 1995; Venard M. Frankreich und die Niederlande // Die Zeit der Konfessionen (1530–1620/30) / Hrsg. M. Venard, H. Smolinski. Freiburg; Basel; Wien, 1992. S. 479–484. (Geschichte des Christentums. Religion — Politik — Kultur; 8); Niggemann U. Hugenotten (Profile). Köln; Weimar; Wien, 2011. S. 16–18; Daussy H. Le Parti Huguenot. Chronique d’une désillusion (1557–1572). Genf., 2014. (Travaux d’Humanisme et Renaissance; 527); наиболее полно эти сюжеты отражены в: Crouzet D. Les Guerriers de Dieu. La violence au temps des troubles de religion (vers 1525 — vers 1610). 2 Bde. Seyssel, 1990.
205
Chiffoleau J. La religion flamboyante. Подробнее о вопросах религиозности: Boisson D., Daussy H. Les protestants dans la France moderne. Paris, 2006. P. 11–15.
206
См., например: Rapp F. Die Länder der westlichen Christenheit: III. Frankreich // Von der Reform zur Reformation. S. 362–372; Müller H. Kirche in der Krise. Das große abendländische Schisma (1378–1417) // Europa im 15. Jahrhundert. Herbst des Mittelalters — Frühling der Neuzeit? / Hrsg. K. Herbers, F. Schuller. Regensburg, 2012. S. 10f.; Holt M. P. Op. cit. P. 14f.
207
О галликанстве см.: Klueting H. Op. cit. S. 109f.; Rapp F. Die Länder der westlichen Christenheit. S. 348–355; Châtellier L. Gallikanismus I: Historisch // Lexikon für Theologie und Kirche. Bd. 4. 3. Aufl. Freiburg u.a., 1995. Sp. 274–279; Holt M. P. Op. cit. P. 10–14.
208
Ср.: Schottenloher O. Erasmus von Rotterdam, Desiderius // Neue Deutsche Biographie. Bd. 4. Berlin, 1959. S. 554–560; Klueting H. Op. cit. S. 168.
209
Подробнее о Г. Брисонне см.: Crouzet D. La genèse de la Réforme française (vers 1520 — vers 1562). Paris, 2008. P. 122–147; Heller H. Reform and Reformers at Meaux 1518–1525. PhD thesis. Cornell University, 1969. P. 24–49.
210
Подробнее см.: Heller H. Reform and Reformers; Léonard E.G. Histoire générale du Protestantisme. 3 vol. Paris, 1961. Hier: Paris, 1988. Vol. 1. P. 24f., 203; Greengrass M. The French Reformation (Historical Association Studies). Oxford, 1987. P. 14–16, 17f.; Venard M. La grande cassure (1520–1598) // Histoire de la France religieuse / Hrsg. J. Le Goff, R. Rémond. 4 vol. Paris, 1988.Vol. 2. P. 224–226; Rapp F. Frankreich // Von der Reform zur Reformation. S. 372; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 17–20; Holt M. P. Op. cit. P. 15–18; Klueting H. Op. cit. S. 165–167; Godin A. Humanismus und Christentum // Von der Reform zur Reformation. S. 612–672, hier 632–634; Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 104–122; ср.: Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 455.
211
Ср.: Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 454–460; или подробнее о термине см.: Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P.110–114.
213
О последствиях книгопечатания подробнее см.: Burkhardt J. Das Reformationsjahrhundert. Deutsche Geschichte zwischen Medienrevolution und Institutionenbildung 1517–1617. Stuttgart, 2002. S. 16–76.
215
Heller H. Reform and Reformers. P. 167–222; Greengrass M. The French Reformation. P. 17f.; Holt M. P. Op. cit. P. 15; Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 168f.; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 24f.; Klueting H. Op. cit. S. 165f.
216
См.: Greengrass M. The French Reformation. P 9; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 24; Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 93; Holt M. P. Op. cit. P. 16.
218
См.: Léonard E.G. Op. cit. Vol. 1. P. 203; Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 221-223; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 25f.; Holt M. P. Op. cit. P. 16f.; о духовном авторитете и влиянии Сорбонны см.: Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 34.
219
Например: Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 38; Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 464; Dölemeyer B. Die Hugenotten. Stuttgart, 2006. S. 15.
220
О ситуации в Нидерландах подробнее см.: Lienhard M. Die Ausbreitung der lutherischen Botschaft // Von der Reform zur Reformation. S. 744–764; Venard M. Frankreich und die Niederlande.
221
Greengrass M. The French Reformation. P. 13f.; Sunshine G.S., Reforming French Protestantism. The Development of Huguenot Ecclesiastical Institutions, 1557–1572. Kirksville/MO, 2003. P. 12–14. (Sixteenth Century Essays & Studies; 66)
223
Ср.: Greengrass M. The French Reformation. P. 12f.; подробнее о взглядах Брисонне см. Léonard E.G. Op. cit. Vol. 1. P. 203; Holt M. P. Op. cit. P. 16.
226
Подробнее см.: Léonard E.G. Op. cit. Vol. 1. P. 207f.; Higman F. La Diffusion de la Réforme en France, 1520–1565. Genf, 1992. P. 69f. (Publications de la Faculté de Théologie de l’Université de Genève; 17); Greengrass M. The French Reformation. P. 24–27; Holt M. P. Op. cit. P. 18–21; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 37–41; van’t Spijker W. Calvin: Biographie und Theologie // Die Kirche in ihrer Geschichte. Ein Handbuch / Hrsg. B. Moeller. Bd. 3. Göttingen, 2001. S. 121f.; Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 265f., 273–276.
228
Подробнее см.: Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 276–278; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 39–41. О „Chambre Ardente“ см.: Greengrass M. The French Reformation. P. 36; Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 479–484; Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 453f.
229
См.: Wenzel Ch. Sicherheit in den Debatten der französischen Religionskriege (1557 — 1589): Vorstellungen und Funktionen. Diss. phil. Marburg, 2017. S. 55f.
231
О Фареле см.: Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 463f.; Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 244–249.
232
О ранних годах Кальвина ср.: Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 288–296; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 44–47; van’t Spijker W. Op. cit. S. 115–124; Millet O. Die reformierten Kirchen // Die Zeit der Konfessionen (1530–1620/30). S. 64 — 66; подробнее о Кальвине см.: Mours S. Le Protestantisme en France au XVIe siècle. Paris, 1959. P. 51–62; Stauffer R. Johannes Calvin // Gestalten der Kirchengeschichte / Hrsg. M. Greschat. Bd. 6. Die Reformationszeit II. Stuttgart u.a., 1981. S. 211–240; Millet O. Op. cit. S. 64–67; Nijenhuis W. Calvin, Johannes // Theologische Realenzyklopädie. Bd. 7. Berlin; N. Y., 1981. S. 568–592; Gerrish B. A. Calvin, Johannes // Religion in Geschichte und Gegenwart. Handwörterbuch für Theologie und Religionswissenschaft / Hrsg. H. D. Betz u.a. Bd. 2. Tübingen, 1999. Sp. 16–36; Bouwsma W.J. John Calvin. A Sixteenth-Century Portrait. N. Y.; Oxford, 1988.
233
Ср.: Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 48–53; van’t Spijker W. Op. cit. S. 124f.; Holt M. P. Op. cit. P. 22–24.
234
Подробнее см.: Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 464; van’t Spijker W. Op. cit. S. 136–141; Millet O. Op. cit. S. 65; Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 302–304.
235
Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 304–311; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 52f.; Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 465; van’t Spijker W. Op. cit. S. 153–157; Millet O. Op. cit. S. 66; Holt M. P. Op. cit. P.24–26.
236
О Женевском церковном уложении см.: van’t Spijker W. Op. cit. S. 156–160; Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 305–308; Millet O. Op. cit. S. 75 — 78; Chareyre Ph., Mentzer R.A. Organizing the Churches and Reforming Society // A Companion to the Huguenots / Ed. R.A. Mentzer, B.Van Ruymbeke. Leiden; Boston, 2016. P. 17–42, 21f. (Brill’s Companions to the Christian Tradition; 68).
238
Об учении Кальвина см.: Millet O. Op. cit. S. 67–82; van’t Spijker W. Op. cit. S. 203–218; а также Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 312–347.
239
Тексты источников на немецком и французском см.: Mengin E. Das Recht der französisch-reformierten Kirche in Preußen. Urkundliche Denkschrift. Berlin, 1929. S. 38–63. Léonard E.G. Op. cit. Vol. 2. P. 102f.; Armogathe J.-R. Croire en liberté. L’Église catholique et la révocation de l’Édit de Nantes. Paris, 1985. P. 23–25; van’t Spijker W. Op. cit. S. 226; Millet O. Op. cit. S. 97–101; Sunshine G.S. Op. cit. P. 27–30; а также Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 85–87.
240
См., например: Nürnberger R. Die Politisierung des französischen Protestantismus. Calvin und die Anfänge des protestantischen Radikalismus. Tübingen, 1948. S. 31; Léonard E.G. Op. cit. Vol. 2. P. 82–94; Mieck I. Die Entstehung des modernen Frankreich 1450–1610. Strukturen, Institutionen, Entwicklungen. Stuttgart u.a., 1982. S. 232–235; Sutherland N.M. The Huguenot Struggle for Recognition. New Haven; London, 1980. P. 35–39; Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 466–468. Общие работы об успехе кальвинизма во Франции см.: Prestwich M. Calvinism in France, 1555–1629 // International Calvinism 1541–1715 / Ed. M. Prestwich. Oxford, 1985. P. 73–82.
241
Текст источника на немецком и французском языке см.: Mengin E. Op. cit. S. 64–185. О появлении и рецепции этого документа подробнее см.: Léonard E.G. Op. cit. Vol. 2. P. 98–100; van’t Spijker W. Op. cit. S. 226–228; Prestwich M. Op. cit. P. 85f.; Sunshine G.S. Op. cit. P. 5–8; Chareyre Ph., Mentzer R.A. Op. cit. P. 20f.
242
Kapitel I. Art. 4, 6 // Mengin E. Op. cit. S. 66–69. Ср. с изд.:Léonard E.G. Op. cit. Vol. 2. P. 101f.; van’t Spijker W. Op. cit. S. 226f.
243
Léonard E.G. Op. cit. Vol. 2. P. 93, пишет: „Mais les conditions du protestantisme français — émulsion en pays hostiles de petits groupes de professants, congrégationalistes d’origine et de tendances — firent des entreprises de ces jeunes Églises pour se fédérer une œuvre plus originale que le simple établissement de l’ordre genevois.“
244
Kapitel V // Mengin E. Op. cit. S. 98–115. Подробнее см.: Mours S. Le Protestantisme en France au XVIIe siècle (1598–1685). Paris, 1967. P. 100–112; Prestwich M. Op. cit. P. 93–97; Sunshine G.S. Op. cit. P. 120–142. О пресвитерианско-синодальной церкви во Франции см.: Mours S. Protestantisme en France au XVIIe siècle. P. 109–118; Léonard E.G. Op. cit. Vol. 2. P. 93f.; Ligou D. Le protestantisme en France de 1598 à 1715. Paris, 1968. P. 122–140; Labrousse E. „Une foi, une loi, un roi“? Essai sur la révocation de l’Édit de Nantes. Genf; Paris, 1985. P. 47–49 (Histoire et Société; 7); Labrousse E. Calvinism in France, 1598–1685 / International Calvinism 1541–1715. P. 287–293; Dubief H. Hugenotten // Theologische Realenzyklopädie / Hrsg. G. Müller. Bd. 5. Berlin; N. Y., 1986. S. 619; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 88–91; Millet O. Op. cit. P. 98.
245
См.: Kapitel VI–IX // Mengin E. Op. cit. S. 114–131. Ср.: Sunshine G.S. Op. cit. P. 32–62, 63–93; Chareyre Ph., Mentzer R.A. Op. cit. P. 23f.
246
О Женевской церкви см.: van’t Spijker W. Op. cit. S. 156–168; Millet O. Op. cit. P. 73–78. О самостоятельности французской церкви ср.: Prestwich M. Op. cit. P. 85f.; Lewis G. Calvinism in Geneva in the time of Calvin and of Beza (1541–1605) / International Calvinism 1541–1715. P. 58f.; Millet O. Op. cit. P. 63, 74, 95.
247
Например: Millet O. Op. cit. P. 95; Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 467; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 56–61.
248
См.: Léonard E.G. Op. cit. Vol. 1. P. 269–274; Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 291f.; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 44–47; ср.: Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 463f.
249
См.: Léonard E.G. Op. cit. Vol. 2. P. 93; Millet O. Op. cit. P. 95; Niggemann U. Immigrationspolitik zwischen Konflikt und Konsens. Die Hugenottenansiedlung in Deutschland und England (1681–1697). Köln; Weimar; Wien, 2008. S. 40f. (Norm und Struktur; 33).
250
С точки зрения историко-правовых учений до сих пор актуально исследование; Heckel J. Cura religionis, jus in sacra, jus circa sacra. Darmstadt, 1962.
251
Crespin J. Le Livre des Martyrs, qui est vn Recveil de plusieurs Martyrs qui ont enduré la mort pour le Nom de nostre Seigneur Iesus Christ, depuis Iean Hus iusques à ceste année presente. M.D.LIIII, [Genf] 1554. [München, Bayerische Staatsbibliothek H. ref. 236], fol. *ii. Ср.: Niggemann U. Inventing Immigrant Traditions in Seventeenth-and Eighteenth-Century Germany: The Huguenots in Context // Migrations in the German Lands, 1500–2000 / Ed. J. Coy, J. Poley, A. Schunka. N. Y.; Oxford, 2016. P. 91. (Spektrum; 13).
252
Schilling H. Peregrini und Schiffchen Gottes. Flüchtlingserfahrung und Exulantentheologie des frühneuzeitlichen Calvinismus // Calvinismus: Die Reformierten in Deutschland und Europa. Katalog zur Ausstellung des Deutschen Historischen Museums / Hrsg. A. Reiss, S. Witt. Berlin; Dresden, 2009. S. 160–168.
253
Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 468f.; Niggemann U. Hugenotten. S. 15; Chareyre Ph., Mentzer R.A. Op. cit. P. 17f.
254
См., например: Millet O. Op. cit. P. 82–85; Gresch E. Die Hugenotten. Geschichte, Glaube und Wirkung. 2. Aufl. Leipzig, 2005. S. 23; Merten K. Die Temples der Hugenotten // Zuwanderungsland Deutschland: Die Hugenotten / Hrsg. S. Beneke, H. Ottomeyer. Berlin; Wolfratshausen, 2005. S. 25–29.
255
Koch E. Calvinismus. 1: Konfession // Enzyklopädie der Neuzeit. Bd. 2. Stuttgart, 2005. Sp. 618f.; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 108–111.
256
Подробнее см.: El Kenz D., Gantet C. Guerres et paix de religion en Europe. XVIe — XVIIe siècles. 2. Aufl. Paris, 2008. P. 99–104; Suffern Lamet M. French Protestants in a Position of Strength. The Early Years of the Reformation in Caen, 1558–1568 // The Sixteenth Century Journal. Vol. 9/3. 1978. P. 35–55.
257
Менее известна резня католиков гугенотами в Ниме в 1567 г.; см.: Tulchin A. The Michelade in Nîmes, 1567 // French Historical Studies. Vol. 29. 2006. P. 1–35; Wenzel Ch. Der städtische Raum und die bedrohte Sicherheit: Paris am Vorabend der Französischen Religionskriege des 16. Jahrhunderts // Sicherheitsprobleme im 16. und 17. Jahrhundert: Bedrohungen, Konzepte, Ambivalenzen (Politiken der Sicherheit/Politics of Security) / Hrsg. H. Carl, R. Babel, Ch. Kampmann. Baden-Baden. (В печати).
259
Подробнее см.: Jouanna A. Le devoir de révolte. La noblesse française et la gestation de l’État moderne, 1559–1661. Paris, 1989. P. 119–146; Daussy H. Le Parti Huguenot. P. 64–81; Léonard E.G. Op. cit. Vol. 2. P. 95f.; а также Sunshine G.S. Op. cit. P. 21–23. Конечно, тенденции радикализации и политизации кальвинизма можно наблюдать и в более ранние периоды, об этом см.: Nürnberger R. Op. cit. S. 74–76.
261
Подробнее см.: Tricoire D. Mit Gott rechnen. Katholische Reform und politisches Kalkül in Frankreich, Bayern und Polen-Litauen. Göttingen, 2013. S. 10–17. (Religiöse Kulturen im Europa der Neuzeit; 1).
262
О термине «гугеноты» и его этимологии см.: Asche M. Neusiedler im verheerten Land. Kriegsfolgenbewältigung, Migrationssteuerung und Konfessionspolitik im Zeichen des Landeswiederaufbaus. Die Mark Brandenburg nach den Kriegen des 17. Jahrhunderts. Münster, 2006. S. 553f.; Asche M. Hugenotten in Europa seit dem 16. Jahrhundert // Enzyklopädie Migration in Europa. Vom 17. Jahrhundert bis zur Gegenwart / Hrsg. Klaus J. Bade u.a. 3. Aufl. Paderborn u.a., 2010. S. 635; Dölemeyer B. Op. cit. S. 11f.; Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 479; Niggemann U. Hugenotten. S. 9.
263
Например: Léonard E.G. Op. cit. Vol. 2. P. 95, 111; Gresch E. Die Hugenotten. S. 31–35. Хольт в своей работе использует термин «войны за религию» (“Wars of Religion“), однако особо подчеркивает социальное и культурное значение религиозного (Holt M. P. Op. cit. P. 50f., 190–193); ср.: Prestwich M. Op. cit. P. 93, 97; Mieck I. Die Entstehung des modernen Frankreich. S. 239f.; Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 476f.; наиболее полно об этом: Wenzel Ch. Sicherheit in den Debatten… S. 18–21.
264
Ср.: Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 480; Babel R. Franz II // Französische Könige und Kaiser der Neuzeit. Von Ludwig XII. bis Napoleon III. 1498–1870 / Hrsg. P.C. Hartmann. München, 1994. S. 91–98; Idem. Karl IX // Französische Könige und Kaiser der Neuzeit. S. 100–102; Mariéjol J.-H. Catherine de Médicis. 1519–1589. Paris, 1979. P. 135–146. О борьбе аристократических фракций подробнее см.: Nürnberger R. Op. cit. S. 73f.; Prestwich M. Op. cit. P. 86f.; und Holt M. P. Op. cit. P. 42, 192f.
266
См.: Daussy H. Le Parti Huguenot. P. 21f.; Wenzel Ch. Sicherheit in den Debatten…; Idem. Der städtische Raum…
268
См., например: Wenzel Ch. Sicherheit in den Debatten… S. 65–71; Daussy H. Le Parti Huguenot. P. 50–53.
272
Подробнее о событиях см.: Holt M. P. Op. cit.;, Sutherland N.M. The Huguenot Struggle for Recognition. P. 137–282; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 114–140. Список схожих документов можно найти в: Sutherland N.M. The Huguenot Struggle for Recognition. P. 356–372; Stegmann A. Édits de Guerres de Religion. Paris, 1979. (Textes et Documents de la Renaissance; 2).
273
Подробнее см.: Parker Ch.H. French Calvinists as the Children of Israel. An Old Testament Self-Consciousness in Jean Crespin’s Histoire des Martyrs before the Wars of Religion // The Sixteenth Century Journal. Vol. 24. 1993. P. 227–248; Gilmont J.-F. Jean Crespin. Un éditeur réformé du XVIe siècle. Genf, 1981. Подробнее о мученичестве и восприятии войны: Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 504–510; Babel R. Kreuzzug, Martyrium, Bürgerkrieg: Kriegserfahrungen in den französischen Religionskriegen // Religionskriege im Alten Reich und in Alteuropa / Hrsg. F. Brendle, A. Schindling. Münster, 2006. S. 107–117.
274
Ср.: Crouzet D. La Sagesse et le malheur. Michel de l’Hôpital chancelier de France. Seyssel, 1998. О политических попытках снять конфликты с помощью толерантности см.: Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 117–120; Holt M. P. Op. cit. P. 46; Wenzel Ch. Sicherheit in den Debatten… S. 152–171.
275
Например: Crouzet D. La genèse de la Réforme française. P. 491–504; Wenzel Ch. Sicherheit in den Debatten… S. 178–187, 223–232.
276
Bermbach U. Widerstandsrecht, Souveränität, Kirche und Staat — Frankreich und Spanien im 16. Jahrhundert // Pipers Handbuch der politischen Ideen. Bd. 3: Neuzeit. Von den Konfessionskriegen bis zur Aufklärung / Hrsg. I. Fetscher, H. Münkler. München, 1985. S. 107–124; Daussy H. Huguenot Political Thought and Activities // A Companion to the Huguenots / Hrsg. R.A. Mentzer, B. Van Ruymbeke. Leiden; Boston, 2016. P. 80f. (Brill’s Companions to the Christian Tradition; 68); Dennert J. Beza, Brutus, Hotman. Calvinistische Monarchomachen. Köln; Opladen, 1968.
277
О католических монархомахах см.: Bermbach U. Widerstandsrecht… S. 124–129; Holt M. P. Op. cit. P. 131f.; а также Zwierlein C. The Political Thought of the French League and Rome. 1585–1589. Genf, 2016. (Cahiers d’Humanisme et Renaissance; 181), N.Y., 1984. P. 40–47; Holt M. P. Op. cit. P. 121–137.
279
О Варфоломеевской ночи и ее восприятии подробнее см.: Mieck I. Die Bartholomäusnacht als Forschungsproblem. Kritische Bestandsaufnahme und neue Aspekte // Historische Zeitschrift. Vol. 216. 1973. S. 73–110; Dingel I. Bartholomäusnacht // Religion in Geschichte und Gegenwart. Handwörterbuch für Theologie und Religionswissenschaft. Bd. 1. 4. Aufl. Tübingen, 1998. Sp. 1142–1143; Daussy H. Le Parti Huguenot. P. 757–767; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 127–129; Holt M. P. Op. cit. P. 81–97; Sutherland N.M. The Massacre of St. Bartholomew and the European Conflict, 1559–1572. London, 1972; Crouzet D. La Nuit de la Saint-Barthélemy. Un rêve perdu de la Renaissance. Paris, 1994; Diefendorf B. The Saint-Bartholomew’s Day Massacre. A Brief History with Documents. Boston, 2009. Niggemann U. Hugenotten. S. 17.
280
Например: Zwierlein C. Die Genese eines europäischen Erinnerungsortes: Die Bartholomäusnacht im Geschichtsgebrauch des konfessionellen Zeitalters und der Aufklärung // Zwischen Wissen und Politik. Archäologie und Genealogie frühneuzeitlicher Vergangenheitskonstruktionen / Hrsg. F. Bezner, K. Mahlke. Heidelberg, 2011. S. 91 — 129.
282
Текст эдикта неоднократно переиздавался; здесь ссылки даются по: L’Édit de Nantes / Hrsg. J. Garrisson. Biarritz, 1997. Наиболее подробно о возникновении, содержании и значении эдикта см.: Cottret B. 1598: L’Édit de Nantes. Pour en finir avec les guerres de religion. Paris, 1997; Coexister dans l’intolérance: L’Édit de Nantes (1598) / Hrsg. M. Grandjean, B. Roussel. Genf, 1998. (Histoire et Société; 37); и общие работы по теме: Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 140–145; Holt M. P. Op. cit. P. 162–166; Niggemann U. Hugenotten. S. 18–20.
283
О проблеме престолонаследия после смерти Генриха III см.: Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 483f.; Greengrass M. France in the Age of Henry IV. P. 37–41; Holt M. P. Op. cit. P. 121–152.
284
См.: Sutherland N.M. The Huguenot Struggle for Recognition. P. 283–332; Greengrass M. France in the Age of Henry IV. P. 100f.; Holt M. P. Op. cit. P. 162; Prestwich M. Op. cit. P. 100; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 140–142. Оценки эдикта представлены в: Sutherland N.M. The Huguenot Struggle for Recognition. P. 332; Labrousse E. Calvinism in France, 1598–1685. P. 285–287; Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 484; Turchetti M. Nantes, Edict of // The Oxford Encyclopedia of the Reformation. Vol. 3. New York; Oxford, 1996. S.126–128; Idem. Une question mal posée: Erasme et la tolérance; L’idée de sygkatabasis // Bibliothèque d’Humanisme et Renaissance. 1991. Vol. 53. P. 379–395; Birnstiel E. Das Edikt von Nantes (1598). Triumph oder Scheitern der Reformation in Frankreich // Hugenotten. 1999. Bd. 1. S. 3–26; Idem. Das Edikt von Nantes // Enzyklopädie der Neuzeit / Hrsg. F. Jaeger. Bd. 3. Stuttgart; Weimar, 2006. S. 26–30.
291
Тайные статьи опубликованы: L’Édit de Nantes / Hrsg. J. Garrisson. P. 72–93. О значении крепостей для гугенотов см.: Souriac P.-J. Une solution armée de coexistance. Les Places de Sûreté protestantes comme élément de pacification des Guerres de Religion // La coexistance confessionelle à l’épreuve. Études sur les relations entre protestants et catholiques dans la France moderne / Hrsg. D. Boisson, Y. Krumenacker. Lyon, 2009. P. 51–72. (Chrétiens et Sociétés: Documents et Mémoires; 9); Birnstiel E., Souriac P.-J. Les places de sûreté protestantes. Îlots de refuge ou réseau militaire? // L’Édit de Nantes: Sûreté et education. Colloque international organisé par la Ville de Montauban et la Société Montalbanaise d’Étude et de Recherche sur le Protestantisme / Hrsg. M.-J. Lacava, R. Guicharnaud. Montauban, 1999. P. 127–149; Niggemann U. Places de sûreté. Überlegungen zum Sicherheitsstreben der Hugenotten in Frankreich (1562–1598) // Sicherheit in der Frühen Neuzeit. Norm — Praxis — Repräsentation / Hrsg. Ch. Kampmann, U. Niggemann. Köln; Weimar; Wien, 2013. S. 569–584 (Frühneuzeit-Impulse; 2); Wenzel Ch. Sicherheit in den Debatten… S. 270–286.
294
Новым поводом к военному столкновению между католиками и гугенотами была попытка короны вернуть католицизм в Беарне с 1620 г.; ср.: Mours S. Protestantisme en France au XVIIe siècle. P. 20f.; Léonard E.G. Op. cit. Vol. 2. P. 328f.; Labrousse E. Essai sur la révocation de l’Édit de Nantes. P. 29f.; Dubief H. Hugenotten. S. 622; Prestwich M. Op. cit. P. 104f.; Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 509f.; Lublinskaya A.D. French absolutism: The crucial phase, 1620–1629. Cambridge, 1968. P. 170–175. О целях Ришелье по уничтожению военно-политической организации протестантов см.: Weber H. Die Hugenottenfrage zur Zeit Ludwigs XIII. // Der Exodus der Hugenotten. Die Aufhebung des Edikts von Nantes 1685 als europäisches Ereignis / Hrsg. H. Duchhardt. Köln; Wien, 1985. S. 17–26. (Beihefte zum Archiv für Kulturgeschichte; 24); Lublinskaya A.D. French absolutism. P. 163–169; Wollenberg J. Richelieu. Staatsräson und Kircheninteresse. Zur Legitimation der Politik des Kardinalpremier. Bielefeld, 1977. S. 199–208. О новой войне и осаде Ла-Рошели см.: Mours S. Protestantisme en France au XVIIe siècle. P. 20–25; Léonard E.G. Op. cit. Vol. 2. P. 329–331; Lublinskaya A.D. French absolutism. P. 185–219; Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 510; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 164–169.
295
Тексты см.: Haag Eu., Haag É. La France protestante ou Vies des protestants français qui se sont fait un nom dans l’histoire depuis les premiers temps de la réformation jusqu’à la rennaissance du principe de la liberté des cultes par l’Assemblée Nationale. In 10 vol. Genf, 1846–59 (ND 1966). Vol. 10. P. 334–340; Mours S. Protestantisme en France au XVIIe siècle. P. 24f.; Weber H. Die Hugenottenfrage. S. 12, 24f.; Dubief H. Hugenotten. S. 622; Labrousse E. Essai sur la révocation de l’Édit de Nantes. P. 29; Eadem. Calvinism in France, 1598–1685. P. 302; Venard M. Frankreich und die Niederlande. S. 510; und Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 168f.
296
О притеснении протестантов см.: Deyon S. La destruction des temples // La Révocation de l’édit de Nantes et le protestantisme français en 1685 / Hrsg. R. Zuber, L. Theis. Paris, 1986. P. 239–258; Mours S. Protestantisme en France au XVIIe siècle. P. 153–155; Ligou D. Le protestantisme en France. P. 221–223; Labrousse E. Essai sur la révocation de l’Édit de Nantes. P. 126f.; Kretzer H. Calvinismus und französische Monarchie im 17. Jahrhundert. Die politische Lehre der Akademien Sedan und Saumur, mit besonderer Berücksichtigung von Pierre du Moulin, Moyse Amyraut und Pierre Jurieu. Berlin, 1975. S. 78–83, 211–221. (Historische Forschungen, 8); Mours S. Protestantisme en France au XVIIe siècle. P. 156–159; Rothrock G.A. The Huguenots: A Biography of a Minority. Chicago, 1979. P. 165f.; Labrousse E. Essai sur la révocation de l’Édit de Nantes. P. 135–147; Eadem. Calvinism in France, 1598–1685. P. 305–308; Dompnier B. Frankreich // Das Zeitalter der Vernunft (1620/30–1750) / Hrsg. M. Venard, A. Boesten-Stengel. Freiburg u.a., 2010. S. 127–131. (Die Geschichte des Christentums; 9); Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 208–212.
297
См. Mours S. Protestantisme en France au XVIIe siècle. P. 46; Duchhardt H. Die Konfessionspolitik Ludwigs XIV. und die Aufhebung des Edikts von Nantes // Der Exodus der Hugenotten. S. 31; Labrousse E. Essai sur la révocation de l’Édit de Nantes. P. 140–144; Rothrock G.A. Op. cit. P. 165f.
298
См. подробнее: Mours S. Protestantisme en France au XVIIe siècle. P. 160–162, 185–205; Labrousse E. Essai sur la révocation de l’Édit de Nantes. P. 173–177, 192f.; Dompnier B. Op. cit. S. 131; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 213f., 217f.; Ligou D. Le protestantisme en France. P. 239–242; Léonard E.G. Op. cit. Vol. 2. P. 370f.
299
См.: Recueil Général des Anciennes Lois Françaises, depuis l’an 420, jusqu’à la révolution 1789 / Ed. François-André Isambert u.a. 22 vol. Paris, 1821–1833. Vol. 19. P. 530–534; Mours S. Protestantisme en France au XVIIe siècle. P. 196–199; Ligou D. Le protestantisme en France. P. 247–250; Léonard E.G. Op. cit. Vol. 2. P. 374f.; Duchhardt H. Die Konfessionspolitik Ludwigs XIV. S. 37, 40f.; Armogathe J.-R. Op. cit. P. 85–88; Labrousse E. Essai sur la révocation de l’Édit de Nantes. P. 195; Dompnier B. Op. cit. S. 132f.; Boisson D., Daussy H. Op. cit. P. 218f.