Озаренные целью: жажда свободы. Том 1

Георгий Газиев, 2019

Читателю предоставляется возможность окунуться в фантастический мир недалекого будущего. Юноша, Като, ущемлен тем, что его принудили пойти на пожизненную полицейскую службу. Он вступает в конфликт с окружением и пытается найти себя, пока по воле случая не попадает в руки древнего ордена – Хамару. Его обучают великой силе и знакомят с хрониками, через которые он постигает основы мироздания. Параллельно герой втягивается в древнюю священную войну, после которой прежним он уже не вернется.

Глава 2. Дом, милый дом

В три часа Като полностью освободился и направился домой. Жил он со своими родителями в пятнадцати минутах ходьбы от академии. Их район был спальным, но находился совсем недалеко от центра, поэтому новая квартира влетела отцу Каткемы в копеечку. Всё-таки каждый хочет после тяжелого рабочего дня избавиться от дневной суеты и шума. Эта тяга преследовала и Каткему всю жизнь. Все его постоянно напрягало и нервировало. «Когда же будет мне покой?», — спрашивал он себя постоянно, мечтая о тихой, размеренной жизни. Като мечтал о собственном небольшом баре прямо у океана, найти себе там жену, завести детей, заниматься серфингом. Очень наивно для восемнадцатилетнего парня, но если всю жизнь видеть вокруг себя только каменные джунгли и слышать шум автомобилей, то, возможно, появится желание сбежать от всего этого. Като знал, что все его знакомые назовут такую жизнь скукой смертной, но что поделать. Видимо у молодого парня было эго уставшего от жизни старика.

Каткема шёл быстро и стремительно, погрузившись в свои раздумья. Когда он выходил из своего «мира» и осматривался вокруг, перед ним вырисовывались бетонные многоэтажки с большими стеклянными панелями, усеянные по всему центру. Эти небоскребы царапали небеса своими пиками и прятали за своим фасадом тысячи офисов. Перед Като всплывали толпы народа, торопливо движущегося куда-то по своим делам. Среди людских масс также частенько всплывали и каски полицейских, патрулирующих район. Все в бешеном темпе спешили, суетились, рабочая атмосфера кипела, а большой городской центр задавал ритм, при котором на отдых не было времени.

Более того, по дорогам неслись в разные стороны автомобили, от которых производился очень неприятный шум. Однако на улицах полиса отсутствовало всяческое задымление, так как все автомобили давно перешли на электричество. Над головами прохожих постоянно пролетали сканирующие дроны, которые за несколько секунд по приватизированным кодам для каждого гражданина считывали информацию и устанавливали личности. Будто камер, висящих на каждом углу, не хватало.

Также над бульварами, в районе десяти метров над землей, пролетали средства воздушного транспорта «СБТ». Их называли в простонародии вагонетками или коробками. Они представляли собой квадратные низкие металлические контейнеры, в которых по всей видимости даже встать в полный рост было невозможно. По углам этой коробки устанавливались четыре реактивных турбины. Подобная техника нуждалась в доработке, а служащим пока что оставалось лишь, сидя в плотной тесноте, любоваться перенаселенным, шумным городом из иллюминаторов.

Здесь, в деловой части полиса, нельзя было встретить уличных танцоров, музыкантов, фокусников и торгашей. Выходя за её границы, такие встречались, но редко. В Толлосусе не положено было заниматься чем-либо, не приносящим пользу городу. Если в поле зрения органов попадали смышленые индивиды, которые зарабатывали слишком большие деньги, занимаясь «черным» предпринимательством, то вскоре они оставались в лучшем случае ни с чем, а в худшем их отправляли за город работать на химическом предприятии, шахте или свалке. Городские структуры подгибали под себя все легальные рынки и сферы бизнеса, но полностью запретить торговлю крупных корпораций они не могли. Им не хватало рычагов давления на крупных монополистов, потому что те уже давно предугадали действия властей и обезопасились. Однако вся рыночная экономика, давшая большой толчок развитию города в начале его существования, неминуемо превращалась в командную. По этой причине те, кто ставил мелкие лавочки, раскрывал палатки или просто разворачивал ковры с товаром, будь это даже детские игрушки с парфюмами, держали ухо востро и глазами видели лучше камер. В основном, торгашей можно было встретить на старых станциях метро и в глухих местечках, где камеры и дроны не могли их обнаружить. Поговаривали, что в городе была даже сеть подземных рынков и что там текла совсем иная жизнь, намного свободнее, но в это мало кто верил.

Внимание Каткемы вдруг привлекла новая реклама на огромном билборде во всю высоту здания. В ней одна известная тур-фирма рекламировала свои курорты, делая акцент на то, что многие территории между полисами стали опасны и непригодны для жизни, более того, что во многих из них жили кровожадные дикари. Фирма хвасталась, что она смогла построить множество своих прибрежных отелей, санаториев и курортов, несмотря на все ужасные условия, с которыми ей пришлось столкнуться. И в конце рекламного ролика все сводилось к тому, что фирма была готова пойти на любые риски ради достойного отдыха людей со всего мира. Вдруг Чешуа неожиданно представил себя, стоящего во весь рост на одном из таких билбордов, может быть, рекламируя что-то или же являясь заслуженным героем города. Однако из-за сладких грез Като почувствовал резкое неудовлетворение собственной жизнью и попытался вылезти из этого омута.

Каткема быстро дошёл до своего райончика. Здесь его окружали уже не стеклянные высотки, а простенькие серые пятиэтажки. Выглядели они чистенько, строго и аккуратно. Этот дистрикт находился на крутых холмах, поэтому дома с высоты птичьего полета напоминали огромные ступени. Часто, находясь на крыше, люди здоровались с жильцами, живущими на втором этаже соседнего дома. Из-за этих бесконечных скатов и подъемов езда на авто была очень неудобной и опасной, поэтому управление жилыми районами города Толлосус решило заменить дороги на узкие пешеходные дорожки и аллейки, тем самым избавив уставших работяг от гула машин по вечерам и освободив достаточно нового места для строительства. Парковка же находилась в специально отведенных местах вокруг всего района. И возражать такому решению, идти против городских структур, было крайне неразумно. За машинами все равно следили камеры, так что жильцы не переживали.

Среди тихих жилых домов Като сразу находил облегчение. Вокруг него возникало очень много растительности: высокие тополя мерились высотой с домами и своей большущей тенью закрывали прохожих от яркого солнца. Чешуа проходил также и по тенистым аллеям, закрытым густыми кронами берез, где на скамейках сидели пенсионеры. Като со всеми любезно здоровался, а те, кормя хлебными крошками голубей, желали ему в ответ доброго здравия. Затем Каткема услышал смех детишек, играющих в прятки, а после резкий плач. Один мальчуган споткнулся и разбил себе колено. Чешуа не мог пройти мимо, помог ему встать и подарил “исцеляющую ссадины” барбарисовую конфетку. Ребенок с большими глазенками даже немного засмущался от неожиданной доброты молодого человека, пока другая малышня обхохатывалась над его неуклюжим падением.

Жила семья Като на третьем этаже. И в этот душный день, как и во все остальные, родители встретили сына очень тепло. Хоть ему и было восемнадцать лет, они с ним обращались как с ребенком: интересовались каждой мелочью, произошедшей за день, расспрашивали про самочувствие в такую жару, и что он обедал в академии. Тут же мама накрыла на стол и попросила сына переодеться в недавно выстиранную и идеально выглаженную одежду.

Весь семейный очаг пестрил нежностью и заботой. Като был единственным ребенком в семье, поэтому родители хотели подарить ему так много любви и ласки. В глубине душе они, разумеется, желали, чтобы он никогда не взрослел и всегда оставался рядом с ними. Като был единственным смыслом их существования. В ранней юности его, конечно же, устраивало подобное положение вещей, но затем Чешуа начал замечать всю гнилую подноготную такой «сладенькой» жизни. Сейчас же он и вовсе хотел, наконец, жить один.

Но все равно любил Каткема своих родителей также сильно и самоотверженно. Искреннюю и бескорыстную любовь к своим родителям подмечали даже школьные друзья Като. Особенно в моменты, когда он не хотел врать родителям о намечающейся у кого-нибудь вечеринке и о том, что там будет много выпивки. Ему было проще убедить предков, что все будет в порядке, нежели одаривать их мощными порциями вранья.

Однако Артед подмечал, что из-за такой сильной опеки в Чешуа были взращены нотки эгоизма. Каткема частенько ставил людей на второй план, хотя сам же считал свой эгоизм совершенно здоровым.

Их трехкомнатная квартира с порога удивляла своей просторностью и вместительностью. Так как кухня была соединена с залом, отец Като мог спокойно смотреть телевизор и одновременно любоваться красавицей-женой, орудующей у плиты. В целом, помимо бежевой мебели, в интерьере преобладали умеренные темно-синие тона. Такие цвета были по душе родителям, комнаты не казались слишком уж вычурными, скорее сообщали о скромном и спокойном темпераменте хозяев.

Они сели ужинать. Като пил смородиновый морс, а родители красное полусладкое вино. Стиль красных напитков по отношению к белой скатерти был выдержан идеально. Его также подчеркивало и мощное светлое освещение на кухне.

— Как дела на занятиях, сынок? — Спросила мама — Алисия, мило улыбаясь и разрезая изысканно запекшуюся розовую плоть рыбы.

Она глядела на сына точно такими же карими глазами, как и он на нее.

Алисия Чешуа была зрелой женщиной, выделявшейся среди многих ее ровесниц необычайной красотой. Ее лицо было круглым и румяным, а волнистые каштановые волосы свисали до плеч. А ее глаза, прикрытые очками овальной формы, были цвета лесного ореха. Над ними вырисовывались длинные натуральные ресницы и ровные, тонкие брови. Фигура была достаточно стройной, что выдавало тщательную слежку за лишним весом. Она вообще всегда выглядела очень ухоженно и опрятно. Все подмечали, что от Алисии веяло добротой и домашним уютом. И может, именно поэтому она считалась самым ценным воспитателем в детском саду.

— Пойдёт, — наотрез ответил Като. — Учились вот стрелять из луков и арбалетов на днях. Наверное, это было одно из самых приятных занятий, которые только могут быть в академии.

— И как, получается у тебя?

— Знаешь, средние результаты, попадаю рядом с метками хотя бы. Некоторые вовсе метят криво, но есть также и те, кто яблочко за яблочком выбивает. У меня пока что руки сильно дрожат при стрельбе, но это дело поправимое.

— Ты все равно молодчик, а что по оценкам? — спросил папа — Оллема, кратко его звали Олли. Он пытался мастерски, как в ресторанах, разлить вино себе и жене, но получалось больше нелепо, чем умело.

Лицом Като был вылитый отец, только вот волосы у старшего были светлые и прямые, как солома, торчащая вверх. В отличие от очаровательной жены Оллема выглядел весьма неприглядно. Он был высоким мужчиной худого телосложения. Со спортом, видимо, никогда не дружил, поэтому мускулатура так и осталась абсолютно не развитой. Олли любил носить на повседневной основе только классическую одежду; на автопилоте каждое утро он надевал черные брюки со стрелочкой, клетчатые рубашку и вязаную жилетку. Отец привык так одеваться еще со школы и университета, а теперь в другом обличии его и представить было сложно. Все это в купе с бледной кожей, торчащим кадыком и мутно-голубыми глазами создавало имидж болезненного мужика. Однако в профессии инженера-проектировщика такой внешний вид почитался.

— Да вроде всё нормально, без особых проблем. Где-то вскоки, где-то падения. Как всегда приходится много и усердно пахать, чтобы хотя бы приблизиться к хорошим оценкам по некоторым предметам. Но я думаю, что порой излишне заучиваюсь, — с неохотой отвечал Като, уткнувшись взглядом себе в тарелку.

— Это почему же? — Воскликнула сразу мама.

— Като… чем лучше учится курсант, тем выше должность он сможет занять в дальнейшем, — продолжил отец.

— Неа. Так было в прошлом. Сейчас нет абсолютно никакой разницы, как ты учишься. Просто если не сможешь что-то вовремя сдать, то заставят пересдавать, пока не получится. А, например, сидеть в офисе, что ты и имеешь в виду, приходится курсантам с ограничениями по службе, — махал в воздухе вилкой Каткема, пока объяснял.

— Зачем же тогда вам ввели рейтинги, зачем ставят оценки, следят за процессом?

— Тех, кто плохо учится, отправляют патрулировать тот район рядом с портом, — сказал Чешуа, выпив разлитое им в свой же бокал вино, пока родители были поглощены разговором.

— Что??? Прямо вас, таких мальчишек??? И ты ещё у меня учиться плохо вздумал?! — Воскликнула Алисия, откинув с яростью назад свои чудесные волнистые волосы.

— Не волнуйся, туда самых “слабых” курсантов суют, и то на последнем курсе. Мне до таких, как до Луны, — попытался успокоить её Като, сохраняя полное спокойствие. Он знал, что тон в споре с женщиной играет наиважнейшую роль.

— Да такими темпами точно туда засунут, скажи же, Олли, — приподняла она свою хрупкую женскую кисть в сторону отца, но голос стал уже более спокойным.

— Ну, всё… началось… — промычал Като себе под нос.

Родители Каткемы были людьми старой закалки. Для них самое главное было — это получить хорошее образование, чтобы затем найти престижную работу. Через несколько минут их волнения утихли, и разговор перетёк в новое русло.

— Так, чем сегодня вечером будешь заниматься? Гулять пойдешь?

— Да, в центр, на ярмарку собираемся.

— Оу. Может… лучше не стоит? А то там такое ужасное столпотворение. Мало ли кто там будет. Черт знает, откуда понаехали эти узкоглазые, или наши напьются и будут буянить. Вдруг что случится.

— Мам, я уверен, там будет много охраны, да и восточники — славный народ. Мир только за счет них может похвастаться технологическим прогрессом. Не думаю, что какой-то левый паренек из центрального полиса будет им нужен.

— Они же шарлатаны. Им рабский труд и рабочая сила нужны во время странствий, а ты сильный и здоровый молодой человек, — вступил Олли в конфронтацию, как обычно, на сторону матери.

Всегда в спорах они вдвоем забрасывали Като аргументами, от которых отбиваться было крайне тяжело.

— Зачем им мы? Они сами плодятся, как кролики. Скоро уже океан между нами затопчут, — попытался Като перевести все в шутку.

— Никто не сравнится с тобой, таким умницей, старательным трудягой. Так что береги себя, подобное усердие и целеустремленность не у каждого встретишь, — искренне похвалила его мать.

— Ого, спасибо большое, — засмущался Като и широко заулыбался.

— Вообще, я на работе слышал, как восточники делают собственных рабов-зомби. Они просто увозят человека темной ночью в багажнике автомобиля в глушь лесную, там им вскрывают черепную коробку и накладывают в мозги дикой дурманящей травы. Несчастный теряет рассудок и становится безвольным овощем, который потом может только скот пасти, — решил заинтриговать свое семейство Оллема.

Алисия и Каткема погрузились в задумчивое молчание, тяжело проглатывая кусочки пищи и с ужасом переглядываясь между собой.

— Такие вот байки ходят… ну, чего вы загрузились? Не понравился анекдот что ли? — захохотал Олли, а потом и остальные члены семьи.

Уже достаточно давно Каткема понял, что его любимые родители могут сделать из него беспомощного и безвольного овоща. Поэтому уже с ранних лет в школе, на улице и на различных секциях Като вытягивал себя из этой зоны комфорта. Он не хотел вырасти слабым и постоянно устраивал себе испытания. Не раз попадал и в перепалки. Конечно, Като не всегда выходил победителем, но постоять за себя мог. Однако попадал он в такие ситуации недостаточно часто, чтобы их не бояться. В общем, рос среди обычных ребят и совсем не жалел о таком полезном и интересном уличном воспитании. О многих его детских и юношеских похождениях родители не знали для их же безопасности.

— Думаешь, нам с твоим отцом не хочется погулять, развеяться?! Но как видишь, сидим здесь, подальше от этой толпы.

— Вот что я тебе скажу, сынок, — уже продолжал Оллема, — нам тоже хочется развлекаться, но к нашему возрасту начинаешь понимать, что такой комфорт, безопасность и уют — незаменимые бонусы за тяжелый труд. И мы хотим, чтобы ты к этому поскорее пришел.

«Мда, — думал Като, — эти уже совсем скоро с комнатой срастутся. Как можно настолько сильно себя вгонять в зону комфорта? Какой смысл в их образцовом существовании? Да у стариков жизнь активнее. Это домашнее удобство поглотило их целиком и полностью, даже боятся шага влево, шага вправо сделать. Загонять себя в петлю времени и делать ребенка единственным смыслом существования — как же это глупо. Я и сам хочу райской жизни, но не настолько же».

Но ничего обвинительного Като говорить не стал, ему не нужны были конфликты. Всё-таки, как-никак, он очень любил своих родителей.

— Я вас отлично понимаю, — слукавил Каткема.

— С кем идешь-то?

— Да с Анной и друзьями.

— Ого, невесту уже себе подыскал, когда нам её покажешь? — Начал Олли с живым интересом, так как сынишка редко афишировал свои любовные отношения.

— А что, я вам сразу её должен показать? Мы с ней еще не настолько близко знакомы, чтобы с родителями знакомиться. Тьфу ты. Кашу какую-то сказал.

— Ну, мы же должны оценить степень опасности. Может, она хочет тебя от нас увести? — Усмехнулся отец, нелепо подмигивая жене.

Олли иронизировал и шутил намного чаще, чем Алисия, которая любые новости от сына воспринимала в штыки.

— Пусть только попробует! — Разбушевалась вновь мать, нервно хихикая.

Снова разговор закипел, но Каткема слушал его фоном и пил уже второй бокал вина.

Вскоре они доужинали, Като пошел собираться, а родители присели на диван и принялись смотреть новости. Сын надел темные джинсы, фланелевую рубашку в красно-черную клетку и белые чистенькие кожаные кроссовки. Также он не забыл надушиться отцовским одеколоном, уж очень ему подходил аромат. А свои волнистые волосы Каткема с трудом зачесал назад и укрепил лаком.

— Только давай там недолго и аккуратно. Тебе сколько с собой дать? — Спросила Алисия с привычной материнской добротой. Уникальной добротой.

— Ну, литов семьсот-восемьсот, — постарался поскромничать Като и ужать свои расходы, так как не хотел пересиживать у родителей на шее.

— Ладно, ты же у меня умница, — ласково пролепетала мать и дала ему полторы тысячи.

Они попрощались, и Алисия ещё раз пожелала сыну хорошего вечера, сказав, чтобы тот был аккуратен. С грустной миной она вернулась к Олли, который сразу же её обнял. Каткема не мог понять их чувства, он не знал одного факта. Родители так сильно оберегали и лелеяли его, потому что Като был единственным ребенком, который смог родиться. Сотни попыток завести детей оканчивались постоянными неудачами, причем неудачами на самых разных этапах беременности, вплоть до довольно поздних.