Затаившийся

Грегг Олсен, 2019

Адам и Софи Уорнер – супружеская пара, которая переживает тяжелые времена в браке. Для спасения ситуации они решают провести выходные на озере. Но в первый же день отдыха Адам, находясь в лодке с трехлетней дочерью, становится свидетелем похищения жены. Адам безутешен и надеется, что в поисках жены ему поможет старая подруга – детектив Ли Хуземан. Она собирает факты, складывая кусочки головоломки из жизни Адама и Софи в единое целое. В процессе расследования детектив понимает, что Кристен и Коннор Мосс, живущие в коттедже по соседству, связаны с супругами намного больше, чем говорят. Кто и зачем похитил Софи средь бела дня? И что на самом деле произошло в то утро? По мере расследования появляется больше вопросов, чем ответов. Кому можно, а кому нельзя верить в этой запутанной игре в «кошки-мышки»? Действительно ли свидетели видели то, о чем говорят? Страшные тайны выплывут наружу, и тогда все зададутся вопросом: а много ли они знают о незнакомцах, которых считают своими супругами?

4

Коннор

— Это был коп? — спрашиваю я Кристен, когда она возвращается в спальню «Лилии».

Я лежал там без сил, как сбитое автомобилем животное, с самого нашего приезда. Когда кто-то постучал в дверь, я с огромным трудом приподнялся на коленях, чтобы выглянуть в окно, и вроде бы заметил полицейскую форму, но тут же упал обратно в постель. Каждый мускул в моем теле охвачен болью, а в голове будто перекатывается множество металлических шариков, как в старой машине для пинбола, которую отец купил когда-то нам с сестрой.

— Да, — говорит Кристен. — Пропала женщина, они ее ищут.

Я пытаюсь сесть, оперевшись о пару пуховых подушек, но они чересчур мягкие. Я смотрю на телефон: два пополудни. Я опускаюсь обратно в облако одеял, но приподнимаю голову.

— Откуда пропала? — говорю я, пытаясь перебороть прилив тошноты. — Не понимаю.

— Из крайнего коттеджа, — говорит она. — Ее вроде как похитили.

Мне с трудом удается осознать и повторить последнее слово: «Похитили?»

— Я толком ничего не знаю. Сказала им, что тебе нездоровится. Потом нужно будет дать показания. Ну, знаешь, выполнить гражданский долг.

Я слегка киваю. Кристен — самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Светловолосая и голубоглазая, она могла бы стать супермоделью, если бы захотела. Я в этом уверен. Она могла бы стать кем угодно. Она очень умна. Ей тридцать девять, и она вот-вот станет партнером в юридической фирме.

— Выпей, — говорит она, протягивая мне стакан с теплой мутноватой жидкостью. — Я нашла в кладовке соду. Тебе полегчает.

Я приподнимаюсь на мягких подушках и залпом выпиваю пенящуюся жидкость.

— Спасибо, милая, — говорю я. — Прости, что так получилось.

С ее лица исчезает всякий намек на доброту, оставляя лишь хорошо отработанное выражение разочарования. Я видел, как она поворачивалась с таким лицом к присяжным, когда свидетель говорил не то, что следует.

Но мне действительно жаль.

Она делает вид, будто не может подобрать слова. Я знаю, что это не так, потому что моя жена всегда знает, что сказать, особенно когда дело касается меня.

— Ты пил весь день, Коннор, — говорит она наконец с протяжным вздохом. — Весь день напролет. Я зря взяла тебя с собой. И зря позволила тебе достать ту бутылку текилы.

Я морщусь при слове «текила».

— Ну не знаю, — говорю я.

Кристен присаживается на край кровати: «Еще как знаешь».

Она права. Знаю.

Мне хочется напомнить ей, что она могла бы помочь. Подливать мне алкоголь и потом жаловаться, что я слишком много пью, — не очень-то честно. Но я не могу этого сказать. Я знаю, что она любит меня, и в конце концов это моя битва.

— Да, — говорю я. — Мне пора завязывать.

Она могла бы сказать, что слышит это уже не в первый раз, но, к счастью, не говорит.

— Верно, — отвечает она вместо этого, забирая у меня стакан.

Теперь она снова смотрит на меня с нежностью. С печальной, но искренней улыбкой. Ее голубые глаза видят меня насквозь. Она любит меня больше всего на свете, но я знаю, что мое время с ней может вот-вот подойти к концу из-за всего, что я совершил. И продолжаю совершать. Мне нужна помощь. Лечение. Ненавижу это слово — из-за него я кажусь таким слабым; но после вчерашнего Кристен вряд ли даст мне еще один шанс. Когда она принимает решение, ее крайне сложно переубедить. Хотелось бы мне иметь такую уверенность в себе. Но, увы, я слишком мягок, слишком податлив. Я — словно комок теста. А моя жена — скалка. Несмотря на некоторые сложности, мы хорошо дополняем друг друга. Когда-то я сомневался в этом, но откуда мне знать? Она юрист. А я — официант. Хороший официант. Но все же.

— Я не смогла сделать это ради своего отца, — говорит она, напоминая, что выросла с алкоголиком, что сильно на нее повлияло. — И не могу сделать ради тебя, Коннор. Тебе самому придется пройти все шаги к выздоровлению. Я буду рядом, но я не могу сделать это за тебя.

На самом деле я уже пытался, но потерпел неудачу.

— Я чувствую себя ничтожеством, — говорю я. — Я запишусь к своему врачу, поговорю насчет возможного лечения.

— Милый, — говорит она, — я в тебя верю. Правда. Коннор Мосс — вовсе не ничтожество.

— Иногда мне трудно с этим согласиться, — говорю я.

Она смотрит на меня своими пронзительными голубыми глазами: «С этим тебе тоже придется справиться самому».

Кристен встает и смотрит на меня мягким, но знающим взглядом. Она настоящий ангел. Иначе и быть не может. Ни одна другая женщина не стала бы меня терпеть.

— Тебе нужно принять душ, — говорит она. — Ты пахнешь как ликероводочный завод.

Мне удается улыбнуться ей в ответ.

— Это последний раз, Кристен, — я не добавляю «клянусь». Я слишком легко разбрасывался этим словом раньше. Много раз.

Я встаю с постели и добираюсь до ванной. Это маленькая комнатка, отделанная от пола до потолка стеклянной мозаикой. Из открытого окна доносятся звуки проезжающих по шоссе машин. Звучит сирена. Должно быть, дополнительный наряд полиции.

Пропажа. Похищение. Потеря. Слова крутятся у меня в голове, когда я включаю душ и жду, пока не нагреется вода. Это кажется выдумкой, чем-то, что я увидел по телевизору. Криминальная хроника. Я смотрю на свое отражение в зеркале. Я высок ростом и в хорошей форме. Волосы у меня выглядят лучше, чем когда-либо выглядели у моего отца, и я признателен за это. Цвет лица в данный момент слегка нездоровый, но это пройдет, когда я попью воды. На правом плече — паутина шрамов, доставшихся мне в память о давней автомобильной аварии. Для официанта я выгляжу вполне неплохо. Для мужчины, женатого на влиятельной женщине, — не так шикарно, как мог бы. И как выглядел когда-то.

* * *

Шрамы, шум воды и сирена за окном пробуждают во мне воспоминание. То, о котором я стараюсь не думать. Не потому, что хочу забыть — это было бы ошибкой, — но потому, что этот момент изменил всю мою жизнь. К худшему. Из душа идет горячая вода, и я намыливаюсь, ощупывая бугорки шрамов на плече. Я ковыряю порез на руке, и вода окрашивается красным.

Это тоже навевает воспоминания.

Это было задолго до того, как я встретил Кристен. Мне было двадцать четыре, и я приехал в Хантингтон-Бич в гости к своим кузенам. Богатым кузенам. Я как раз окончил социологический факультет Южно-Калифорнийского университета и занимался тем, чем злоупотребляю сейчас. Мы с кузеном Робом провели весь день на пляже, потягивая пиво. Мы были пьяны, не на шутку пьяны. Когда у нас закончилось пиво, Робу взбрело в голову прогуляться по пляжу с пачкой наличных, покупая выпивку у всех, у кого она имелась. Роб умел убеждать. Его белозубая улыбка и сонная, непринужденная манера поведения располагали к нему людей.

Мы перебрали. Но все равно выпили еще. Я отрубился, пока Роб играл в волейбол с симпатичными девчонками. Солнце пригревало. Я чувствовал себя отлично. Я был пьян, но на пляже это не так уж и плохо. Мне казалось, что все идет прекрасно.

Я ошибался.

За несколько недель до этого я приступил к поискам работы и успел получить несколько заманчивых предложений. На следующей неделе мне предстояло собеседование на позицию по работе с молодыми совершеннолетними преступниками — не то чтобы работа мечты, но для начала неплохо.

Когда солнце начало опускаться за горизонт, Роб вернулся и предложил заехать в пару баров. Он указал на стоявших неподалеку девушек. Как и все девушки в Лос-Анджелесе, они были прекрасны. Безупречны.

— Они хотят потусить вместе, — сказал Роб, направляя на девушек свое секретное оружие — фирменную белозубую улыбку, озаряющую пляж, словно луч прожектора.

Высокая блондинка повесила на плечо пляжную сумку и помахала мне.

— Круто, — сказал я.

Последнее, что я отчетливо помню, — как мы с Робом сели в его ярко-красный «БМВ» с открытым верхом. Роб был слишком пьян, чтобы садиться за руль. Как и я, но мне казалось, что, если я буду вести осторожно и не стану соваться на скоростную магистраль, то смогу довезти нас до дому. На полпути Роб начал издавать мерзкие гортанные звуки, показывая, что его вот-вот вырвет. Никому не нравятся эти звуки и то, что за ними следует. А меня от них и самого начинает тошнить.

— Погоди, Роб, — сказал я. — Дай мне притормозить.

— Ох, — сказал он, — сейчас сблюю.

— Высунь голову в окно!

Я опустил стекло и подтолкнул Роба, чтобы он высунул голову, пока я не найду, где остановиться. Обочина была полна машин. Притормозить было негде, так что я прибавил газу, чтобы найти подходящее место.

Я не заметил фургон. И не заметил красный свет светофора. На скорости сорок пять миль в час я каким-то образом успел вывернуть руль. С тех пор я верю в Бога. Фургон был набит битком. Семья из семи человек ехала в Диснейленд, по пути осматривая местные достопримечательности.

Следующее, что я помню, — как очнулся в больнице Хантингтон-Бич, напичканный какими-то трубками. Я с трудом соображал, хотя ситуация была довольно очевидна. У двери стоял полицейский.

— Что случилось? — спросил я у врача.

У нее было мрачное выражение лица: «Вы выехали на красный свет».

Точно. Я был за рулем.

— Боже, — сказал я, пытаясь привстать. Все мое тело охватывала боль. Плечо было перебинтовано. Я едва мог двигаться. Но все это не имело значения. Я тут же подумал о кузене.

— Что с Робом? Моим кузеном?

— Вам обоим повезло, — сказала врач. — Вам — больше, чем ему. Но вы оба живы.

Позже я узнал, что Роб получил травму мозга и так от нее и не оправился. Это тяжело сознавать. И все из-за меня. Я знал это. Мне не следовало садиться за руль. Я думал, что справлюсь. Как глупо.

Я стал преступником. Из-за моих действий пострадал пассажир, поэтому мне предъявили обвинение в совершении тяжкого преступления. Я был не в состоянии возразить, да и в любом случае не стал бы. Роб никогда меня не винил, но мне кажется, дело в травме мозга. В том, что Роб не до конца осознавал, какие последствия повлек за собой тот день на пляже. Я провел за решеткой один-единственный день перед условным освобождением. Не потому, что был невиновен, а потому, что в тюрьме не было места.

Повезло. Или нет.

Хоть в чем-то Господь меня помиловал и я никого не убил: пятеро детей вернулись домой в футболках с Микки-Маусом, сувенирами и захватывающим рассказом.

Но преступления не так-то легко смыть. Они следуют за тобой неотступно, словно тени. Я не смог получить работу, на которую рассчитывал. Не смог получить вообще никакую приличную работу. Как выяснилось, единственное, на что я мог рассчитывать в краткосрочной перспективе, — это позиция официанта. Со временем краткосрочная перспектива превратилась в долгосрочную. Впрочем, не все так плохо. На работе я встретил Кристен. Она только-только окончила юрфак Вашингтонского университета, а я переехал в Сиэтл, чтобы начать все заново. Она была на четыре года старше меня, гораздо умнее, и я еще ни у кого не видел таких добрых глаз.

Я был настоящим везунчиком, когда она согласилась пойти со мной на свидание. Я все еще настоящий везунчик. Каждый раз, когда я смотрю на свою жену, я вижу добродетель. И оттого мне еще больнее, когда я думаю о том, что произошло с нами за последние несколько лет.