Тени старой квартиры

Дарья Дезомбре, 2016

Виолончелистка с мировым именем Ксения Аверинцева покупает квартиру с видом на канал Грибоедова. Узнав об этом, ее бабка умирает от сердечного приступа. По роковому совпадению, она жила в той старой квартире и была подозреваемой по так и не раскрытому делу. Но Ксения не может поверить, что ее бабушка – убийца. Она просит Марию Каравай о помощи, и та соглашается. Постепенно разгадывая секреты жителей коммуналки, Маша с Ксенией приближаются к главной тайне, смертельно опасной и для ныне живущих. История, начавшаяся как любительское архивное расследование, превращается в остросюжетный триллер. Скрываясь в лабиринтах питерских дворов и на старых фортах близ Кронштадта от преследующего ее убийцы, Мария Каравай пытается по крупицам отыскать затерянную во времени информацию…

Ксения

Ксения повесила махровое полотенце, которым только что с силой вытерла заплаканное лицо:

— Простите.

И повернулась к девушке, которая терпеливо ждала окончания ее истерики, сидя на краю ванны. Девушка приходилась внучкой Любови Алексеевне — одной из лучших бабушкиных подруг. Бабушка говорила, что она унаследовала Любочкин талант видеть истинную суть вещей. И еще — что работала в Москве не то следователем, не то еще кем-то в полиции. Чужой, враждебный Ксении мир. Но сама внучка казалась милой: почти одного с ней роста, тоже не красавица, но излучающая спокойное доброжелательство.

— Ничего, — кивнула в ответ на ее извинение девушка. — Я Маша.

— Я в курсе, — соврала, бледно улыбнувшись, Ксения. На самом деле она не знала ее имени. Да и если знала бы — забыла. Она последние дни с трудом передвигала ноги в густой взвеси из чувства собственной вины и тупой боли. Тут не до усилий памяти.

— Это нормально — чувствовать себя виноватой, — девушка неловко улыбнулась в ответ, — но вашей вины тут нет: радость тоже может привести к смещенным сердечным ритмам.

— Вы ничего не знаете, — Ксения тяжело опустилась на край ванны, будто заново оглядев свой быт: прищепки на развешанных над ванной веревках, как птички на проводах, зеркальце шкафчика над раковиной, в котором отражается стенка в бело-желтый кафель. — Дело тут совсем не в радости. Я захотела купить ту чертову квартиру. Ведь слышала же много раз, что она жила в этом переулке в конце пятидесятых, но как-то не придала этому значения — мало ли квартир, переулок-то длинный…

— Вы купили квартиру, в которой жила ваша бабушка?

— И не только она — еще много кто. В коммуналках в послевоенные десятилетия людей было как сельдей в бочке. Но ведь прошло больше полувека, я не понимаю… Я не понимаю, отчего тут было падать с инфарктом?

Она повернулась к Маше, та смотрела на нее со спокойным вниманием.

— Вы уверены, что именно новость о квартире вызвала такую реакцию?

— О! — усмехнулась Ксения. — Тут не ошибешься. Она закричала, что ноги ее там не будет и чтобы я не смела ее покупать.

— А вы?

— А я просто стояла, как дура, и смотрела в остолбенении, пока она не схватилась за сердце, и тут мы вызвали «Скорую», — Ксения вздохнула. — Вы не знаете мою бабушку — она же кремень, скала. Выдержанная. Химик, не лирик. Логика прежде всего. Она меня все детство этим доканывала. А тут… Какой-то фонтан эмоций.

— «Скорая» опоздала?

— Нет, приехала вовремя. Было поздно, пробок никаких. Доехали до больницы. Потом нас с матерью оттуда вытурили — мол, возвращайтесь завтра. В такси мы поругались — ну, у нас это частое явление. — Ксюша машинальным жестом ощупывала фаланги своих длинных, без маникюра и украшений, музыкальных пальцев.

— Мама вас в чем-то обвиняла?

Ксения кивнула:

— Не без этого. Хотя зря она. Мы обе ничего такого страшного не знали о той квартире. Наоборот, бабушка всегда говорила, что жили они в коммуналке крайне дружно. Прямо одна семья. Ну и вот. Я вышла из такси, поймала частника, и как бес в меня вселился — дала ему адрес на канале Грибоедова. Ключей у меня не было, но повезло — вошла вместе с каким-то мужчиной. Он поехал на лифте, а я поднялась пешком. Света на последнем этаже не оказалось. Пришлось нащупывать в темноте ступени, одну за другой — это несложно. В старых домах они удобные, пологие. Добралась до двери. А там… знаете, эти древние кнопки коммунальных звонков?

Девушка отрицательно покачала головой. Ну конечно, мельком улыбнулась ей Ксения, она же москвичка. В Москве, наверное, такого безобразия в центре уже не осталось.

— Жутковатое для непосвященных зрелище: разных размеров, форм и эпох, в следах краски, вокруг торчат разноцветные скрученные проводки. И рядом обычно такие типа таблички, а то и просто бумажки наклеены — где чей звонок. С 1960-го немало воды утекло, много обитателей сменилось, я не особенно надеялась на успех. — Она бросила взгляд на Машу, но та слушала с интересом. — Включила фонарик на мобильнике, стала отдирать эти позднейшие наслоения: ногтями, ключами от своей квартиры. Со стороны это выглядело очень странно, наверное, — Ксюша усмехнулась. — Приличного вида девушка поздним вечером стоит в темноте рядом с пустой квартирой и сосредоточенно ковыряет вокруг никому уже не принадлежащих звонков. И нашла ее.

— Кого? — девушка смотрела на нее без улыбки.

— Фамилию. Фамилию моей бабушки. Она у нее очень редкая — Аверинцева.

— Красивая фамилия.

— Да. Была, — Ксения пожала плечами. — Она фигурировала на одной из потертых медных табличек. Знаете, раньше кнопки звонков были не у каждого обитателя квартиры, а одна на всех. Приходилось писать фамилию, а напротив — сколько раз звонить. Рядом с фамилией моей бабки были еще шесть фамилий — шесть семей. Вот, я их записала на мобильный, — и Ксения протянула девушке телефон.

— Бенидзе — 3, Пироговы — 2, Аверинцева — 4, Аршинины — 1, Лоскудовы — 5, Коняевы — 6, — прочла та и подняла на Ксению глаза редкого, светло-зеленого колора. — И что вы хотите с этим делать дальше?

— Я хочу найти этих людей, — сглотнула Ксения. — Хочу спросить их, что тогда произошло. Почему полстолетия спустя моя бабка из-за одного воспоминания об этой чертовой квартире получила инфаркт?

Девушка помолчала.

— Велика вероятность, что все эти люди уже мертвы.

— Да, — кивнула Ксения. — Но я все равно хочу попробовать. А знаете, что произошло после?

Маша молча покачала головой.

— У меня села батарейка на телефоне. А когда я вернулась домой, матери дома не было. Ее срочно вызвали в больницу. Мама… — Ксения вдруг почувствовала, что горло вновь сжимается в спазме. Невыносимо защипало глаза, губы постыдно задрожали. — Мама успела попрощаться с бабушкой, а я нет! Я — нет! Меня не было дома, и мой телефон отключился — слишком долго светила в эту дверь, звонки разглядывала! Я даже не смогла у нее попросить прощения — хоть и сама не знаю, за что! И опять из-за этой чертовой квартиры!