Девальвация человечности

Дарья Романовна Максимова, 2018

Девальвация человечности – это про выбор. Всё, что мы делаем – ежеминутно принимаем решения, которые встраиваются в нашу личность, скульптурируя её. Если вдруг не знаешь как поступить, спроси себя: "Каким человеком ты хочешь стать?" Вопрос позволит адекватно оценить ситуацию, с эффективной возможностью прогнозирования последствий своих действий. А эта история стоит на трёх столпах: любовь; психологизированные персонажи; реальные концепции и теории из психологической науки (вплетённые в сюжетную линию). Рекомендации: начинайте читать за кружкой какао, кофе и шоколадом! Содержит нецензурную брань.

Глава 2. Любовь

[Власть одурманивает]

После первых побед на политической арене, лозунг ««Процветание в разуме свободном от страсти», стал значить гораздо больше, чем кто-либо мог представить в самом начале. Официальное принятие закона «О запрете любви», означало тотальный контроль государства над жизнью общества. И чувственный мир рухнул. Парадокс заключается в том, что под запрет не попадали, ни книги, ни музыка, ни любая другая форма творческого выражения с чувственной основой. Все было еще хуже. Вы когда-нибудь сидели на диете? Представьте огромные полки магазина, наполненные съестными продуктами, сырами, сластями, ароматными и пышными хлебами, настолько свежими, что корочка их поверхности буквально трещит в момент, когда вы отламываете самый маленький кусочек, выпуская горячий пар из пористой структуры теста. Здесь все способное пробудить аппетит даже в самом невозмутимом человеке, но вы проходите мимо, потому что решили, что гораздо больше, хотите иметь спортивное тело, или у вас заболевание ограничивающее поле для реализации потребности. Основное отличие данного примера от суровой реальности Фолмрака состоит в разных мотивах. Принципиальное различие кроется в том, что при диете доминирует осознанное стремление придания телу максимально идеальных форм, закон же «О запрете любви» даровал людям лишь одну сознательную причину подчинения — страх. Жестокость и состояла в том, что свобода самовыражения в творчестве осталась, художник мог так же творить, используя силу любви или разрушения, влюбленный поэт мог писать поэмы и короткие стихотворения о любви, но без возможности практического использования, все это было лишь теоретической прорисовкой, словно макетом. Человек мог самозабвенно думать о другом человеке, но не говорить об этом, чувствовать, но не касаться.

Все попытки политического переворота становились тщетными для борцов за справедливость и свободу. Их дух был силен, но численность не была столь многозначительной. Общество было не готово. Слишком быстро произошли все перемены, для того чтобы организованно собраться и бороться с абсурдной властью, нужен был лидер внутри народа, но его не было. А поодиночке, никто не представляет угрозы и все попытки разрозненных групп переменить ход истории, обрывался на корню. Механизм работы системы, на который и рассчитывала мисс Гофман, был не хитер, но сработал ужасающе блестяще. За основу была взята теория выученной беспомощности Мартина Селигмана. Основная суть теории применимой ей на практике заключается в генерировании пораженческой позиции у людей, т.е. пассивного принятия, что формируется, после сильного и крайне негативного воздействия неподконтрольной ситуации. Выученная беспомощность была прекрасно продемонстрирована учеными на примере блох, которых посадили в открытую банку. Первоначально, все испытуемые пытались сбежать, спустя некоторое время, исследователи накрыли банку стеклом. В начале, блохи бились о стеклянную преграду весьма отчаянно, стараясь выбраться, но спустя некоторое время произошло нечто странное. Когда наконец-то преграда была устранена, ни одна блоха не осмелилась выпрыгнуть из банки! Стекло убрали, а блохи оставались там, но почему? Страх снова удариться о невидимую преграду заставлял бездействовать, и более того, этот страх предавался через поколения. Ни один потомок экспериментальной блохи из банки, не прыгал выше уровня стекла установленного исследователями. Блохи блохами, но аналогичные реакции не чужды и для Homo Sapiens. Словом говоря, эта теория сработала, мисс Гофман получила желаемое. Слабое место у любящего человека очевидно. Именно это и выступало главным рычагом давления. Когда в твой дом приходит человек и вежливо просит отказаться от прошлой системы ценностей, это звучит бредово, но имеет место быть, вспомните сектантов, но когда в твой дом приходят десять таких же людей, уже не с просьбами, а с угрозами, не только тебе, но и твоей семье, это совершенно другое. Затем, к тебе не приходят. Больше трех раз они никогда не приходят, потому что доводы имеют исключительно действенные. Редкий случай, когда так массово человечность обратилась против самого ее носителя. В духовный мир каждого, внедрился страх — любить.

И этот страх, поселенный в сердцах людей разрастался с большей силой, как чума, пожирающая одного за другим. На вечерних улочках городов окутанных романтикой лунного света, вы уже никак не могли увидеть прогуливающихся под руку влюбленных, мужчины и женщины вообще перестали совместно проводить время в обществе, поскольку любой намек на любовь карался законом. Казалось мрак, словно кислород внедрялся в каждую клеточку живого и неживого, пропитывая все естество и даже солнце, будто забыло про небольшое государство Фолмрак. Отныне здесь холод.

Любовь, матерь заботы и нежности, преданности и жертвенности была незаслуженно возведена в ранг постыдного и мерзкого проявления человеческой натуры. Особую роль в этом весьма сомнительном достижении сыграл человек завистливый и педантичный, славящийся излишней злопамятностью, правая рука мисс Гофман — Гордон Наркисс. Во внешности его выделяла приземистая фигура и порядком округленная форма черепа, как бы вдавленная в плечи, что придавало всему его образу крайне напряженный вид. Именно он был главным блюстителем исправности работы закона и отвечал за его исполнительность. Словно шакал, преследующий свою добычу, он отлавливал преступников, людей уличенных в демонстрации любви. Следует отметить, что под демонстрацией чувств сердечных, согласно законодательной системе государства Фолмрак, понимался как физический контакт романтического характера, так и более хрупкие, но и куда более мощные проявления любви в виде: заботы, поддержки и неиссякаемой веры. Эти три формы были основными, но не единственными запрещенными. Одержимый целью поимки таких вот «преступников», Наркисс даже создал секретное подразделение. Ему не было дано название, у сотрудников отсутствовала и специализированная форма, по сути, это были обычные мужчины и женщины, которых вы могли абсолютно случайно встретить повсюду, в магазине, на улице, в кафе, они ничем не отличались от других, ничем кроме цели пребывания где-либо. Доносчики не щадили ни женщин, ни детей. Достаточно присутствовать один раз при аресте ни в чем не повинных влюбленных подростков, по сути дела, детей, что бы впредь мать боялась прилюдно сказать доброе слово ребенку, и отец держал дитя от себя в стороне. Мог ли кто-нибудь из случайных прохожих спасти жертв безумного закона, не рискуя так же оказаться в грязной кутузке, под тяжелым взглядом надзирателей? Конечно же, нет. Все отцы, все браться и сестры, все матери и друзья на этих показательных арестах безучастно наблюдают за чужим горем, не потому что им не жаль, не потому что сердца их окутала жестокость, а потому что никто не хочет так же. Говорят, если человек видит зло и не оказывает помощь нуждающемуся, он повинен в нем ровно также как и сам его создатель. Но всегда ли это истинно верно? В ситуациях, где не вмешательство оправдано реальной витальной угрозой, я думаю, что нет. И все это понимали. К несчастью в своем горе люди были едины, но разобщены страхом и этот естественный ужас с неимоверным чувством сожаления, каждый раз отражался в молящих взглядах наблюдающих «помоги им Господи и огради наши семьи от этой участи». Без права на оправдание, без права на защиту, арестованным беднягам, что становятся жертвами доносов, просто заламывают руки и увозят в неизвестном направлении. Увозят лишь потому, что какому-то доносчику показалось, что ты флиртуешь, слишком любезен, не по-товарищески проявляешь заботу, а с более глубоким эмоциональным подтекстом. Просто кто-то берет и перечеркивает твою жизнь, стирает из истории, так же легко, как обычно говорят «С добрым утром, вам один кофе Сэр?».

К слову говоря и доносчикам было не сладко, как упоминалось выше, это были обычные люди, только те, что не спали ночами из-за криков, арестованных по их воли людей, застревающих в голове с ужасающими гримасами боли. Серьезно, когда ты случайным образом становишься свидетелем переворачивающей душу картины, как мать, опустившись на колени, в слезах, буквально воет, чтобы дочь отпустили, это леденит кровь, сжимает сердце, потому что ты ничего не можешь изменить. Это страшно. Когда все вокруг так же ничего не делают, словно безликие статуи и сам ты понимаешь, что внешне подобен этой же статуе, такое, такое, просто выбивает из колеи. Но если, причиной таких событий выступает твое слово, и мозгами ты прекрасно осознаешь, какое горе причинил, чтобы спасти свою шкуру, это подавляет, другие чувствуют глубочайший трагизм от безучастия, но ты, как палач, чувствуешь огромную бурю вины. Именно вины, а не стыда, потому что к последнему взывает социум, а к первому нравственный судья. В определенный момент внутри словно взрывается бомба, заряженная неимоверным горем и сожалением. Конечно, никому не было известно о том, кто именно является доносчиком, но для губителя не по своей воле, терзания совестью страшны.

Зачастую Наркисс находил людей для своего подразделения не случайно и чаще одиночек, чтобы было меньше возни, в случае если человек не выдержит давления и сорвется, чего он не мог допустить, преследуя цель сохранения конфиденциальности внутри группы. Он заманивал их деньгами, а угрозами удерживал, иногда применял пытки, но редко, потому как брал людей изначально трусливых и слабовольных, тех, кто до ужаса боится за свою жизнь и с легкостью предаст, чтобы спастись. С такими, элемента морального угнетения было вполне достаточно. К тому же эгоистичных, трусливых одиночек и с меньшей вероятностью будут разыскивать. Был, и нет. Приносить информацию об окружающих полагалось раз в два дня, так что за неделю ты в среднем мог загубить порядочное количество жизней, в довесок забудь про сладкие сны. Конечно, таких чувственных крыс среди подразделения было немного и они быстро отсеивались, что позволило Гордону, в конечном счете, сформировать подразделение из идеально холодных и безразличных к чужому горю людей, способных спокойно коверкать судьбы.

Две простые вещи, о подразделении, которые, довольно быстро доходили до новичка:

Первое, Гордон Наркисс сорил деньгами для своих пешек легко, следовательно, карман твой, ровно, как и желудок всегда будет полон.

Второе, если ты попал туда, выйти живым из подразделения будет крайне трудно, поэтому через огромные душевные терзания доносчикам приходилось изображать холодность по отношению к чувствам жертв, дабы самим не стать жертвами. И даже со временем, привыкая к крикам, ожесточившись, большинство подневольных, наблюдая за очередным арестом, задавалось вопросом «Разве моя жизнь дороже?».

Лишенные свободы выражения чувств люди были вынуждены пойти по пути наименьшего сопротивления. Конечно, некоторым удавалось спастись, чаще всего они скрывались за пределами городов, в местах напрочь лишенных уюта, но сполна заполненных жизнью. Для тех же, что не успели укрыться, попытка бегства — идеальная имитация русской рулетки.

В ходе вышеописанных событий, гражданам Фолмрак оставалось одно, создание видимости подчинения. И словно актеры захудалой театральной труппы, ежедневно они надевали маски. В лице внешнего мира и государства они были послушными и податливыми куклами, без права на эмоции, без права на любовь. Притворство создавало сумасшедший внутренний конфликт между созданием видимости принятия нововведений, и их внутренним отторжением. Народ был ослаблен, но истинная сила заключается не в отсутствии слабости, а в ее принятии.