Боги среди нас

Денис Стоп (2024)

Планета Земля — искусственно созданная локация, она является огромной лабораторией для создания Душ всех творений. Планета Земля — источник чувств и эмоции во Вселенной. Эта книга об отце и сыне, оказавшихся в эпицентре игр высших сил, где даже Богов заставляют играть по правилам, а люди просто марионетки. Но главные герои не хотят быть безвольными куклами в чужих руках, они нарушают установленные законы, ведь «нарушать физические законы, также легко, как и человеческие»!

Глава четвертая

Петр Борисович

— И зачем я надел все эти железки? Такие тяжелые! Вот же старый дурак! Ну зачем, зачем?

В небольшой луже на тротуаре лежал дед. Весь его пиджак был в орденах и грязи. Пытаясь перешагнуть мутный ручеек, забыв, что ноги из послушных слуг стали капризными ходулями, поскользнулся и первый раз за свои восемьдесят семь лет почувствовал, какова лужа на ощупь. Вода потихоньку затекала за воротник, но ветеран, раз попытавшись встать, бросил это дело и задумался. Последнее время память подводила, даже как его зовут, вспоминал с трудом, но про свои награды он помнил всегда, за каждой была история.

— Чтобы не забыть себя, за этим и надел, — сказал он вслух, и на душе стало спокойно, на секунду ему даже показалось, что он лежит в своей мягкой кровати.

Было слышно, как мимо проходят люди, или это только чудилось ему. Заболела правая нога, и эта боль напомнила боевое ранение, которое никогда раньше о себе не давало знать.

Тут какая-то сила подняла его и поставила на землю. Протерев очки, непонятно по какому волшебству не слетевшие, он посмотрел на выловившего его из лужи. Прищурив глаза и нагнувшись вперед, всеми силами пытался разглядеть, но хмурый день размывал силуэт человека.

Вдруг солнце, спеша на помощь старику, прорвало серое покрывало туч и показало маленького щуплого мальчишку, лицо которого было все в синяках, распухший нос закрывал отекший глаз, а одежда выглядела хуже, чем грязный пиджак деда.

— Дедушка, вы бы шли домой, а то у вас все штаны мокрые, — сказал он улыбаясь.

Обидчивый ветеран даже не разозлился, что часто с ним бывало последние годы, и тоже улыбнулся.

— Ты бы на свои штаны посмотрел! — сказал он и рассеянно огляделся. — Только я не помню, где живу…

— Пойдемте, я провожу вас домой, — сказал мальчик и взял старика под руку. — Я часто вас здесь вижу и знаю, где вы живете.

— Как тебя зовут, молодой человек?

— Ваня, а вас?

— А меня… — дед снял очки и протер их о штаны, — Петром Борисовичем, кажется.

***

У каждой квартиры свой запах, как и у каждого человека.

Петр Борисович долго не мог попасть в замочную скважину, ключ танцевал и играл в прятки с маленькой щелочкой, из которой пробивался луч света. Ваня спокойно ждал, спешить было некуда, а мысли летали далеко отсюда. Наконец лучик исчез, старая дверь тихо открылась, и в подъезд из квартиры, сметая все на своем пути, вырвался аромат, оглушивший Ваню. Петр Борисович махнул рукой приглашая.

— Проходи, не удивляйся, я очень люблю цветы, и их здесь много.

Ваня заглянул в квартиру. Что-то не сходилось, как будто он попал в пятое измерение. Зашел, закрыл дверь и растворился. Растения заполняли все пространство: большие, маленькие, невообразимых цветов и размеров. Через настежь раскрытые окна старую сталинку заливал свет и заполнял весенний воздух.

— Что это? — Ваня, чувствуя еле уловимое волшебство, прислонился спиной к двери.

— Это мой дом! — Петр Борисович словно помолодел, переступив порог квартиры, и с нескрываемой гордостью смотрел на Ваню. — Так получилось, что весь последний этаж мой, и все семь комнат мы с дочкой и внучкой превратили в сад. Да и дом расселен давно, вот и делаю тут, что хочу.

— Можно я похожу здесь, посмотрю?

— Походи, посмотри, а я переоденусь пока и перекусить чего-нибудь соображу.

Но Ваня, уже ничего не слыша, как лунатик, поплыл по саду. Ожидая увидеть темную каморку, забитую лекарствами, приготовившись к запаху старости, Ваня был впечатлен, привычный серый мир показал ему тайную комнату.

***

— А что рассказывать, живу с бабушкой, хожу в школу, на бокс еще. — Ваня дул на горячий чай, давно ему не было так спокойно.

— А это? — Петр Борисович показал на лицо. — Бокс?

— Да, соревнования были. — Ваня отвел глаза в сторону.

Петр Борисович пил чай и рассматривал Ваню.

Все свое время он проводил в импровизированном саду, а мысли подолгу летали то вокруг одного растения, то вокруг другого, и его сознание последние годы играло с ним в цветочные игры. Вот сейчас напротив него сидел маленький кактус, колючки которого царапали стол и в любую секунду могли уколоть или даже проткнуть. Но помимо множества колючек, Петр Борисович видел и набухшие бутоны цветов, и таких цветов он еще не встречал. «Полить бы этот кактус хорошенько, и зацвел бы», — думал он.

— А кто тебя поливает? Тьфу ты, то есть кто за тобой ухаживает, вот же напасть, опять не то говорю, бабушка, да?

— А что за мной ухаживать, я девчонка, что ли?! — Ваня резко встал, и Петр Борисович даже испугался такой вспышки. — А за бабушкой я сам ухаживаю, и мне пора уже, спасибо вам за чай, — уже более спокойным голосом добавил он.

— Тебе спасибо, и не обижайся на старика, — Петр Борисович кряхтя поднялся. — Ты заходи ко мне в любое время, я буду тебе рад, — он протянул руку, Ваня пожал ее и направился к выходу.

— Я приду, мне почему-то у вас очень спокойно на душе, я обязательно приду.

В момент рукопожатия словно искра прошла между ними, и Петру Борисовичу показалось, что он смотрится в зеркало, ноги подкосились, и он плюхнулся на стул. Ваня подскочил и придержал.

В это время в прихожей открылась входная дверь, и в квартиру вошли женщина и девочка — ровесница Вани.

— Дочка и внучка пришли, — кивнул Петр Борисович.

— Дедушка! — закричала с порога девочка. — Ты не поверишь, мы нашли чудо из чудес, такого цветка… — Она замерла на полуслове увидев Ваню.

— Познакомьтесь, это мой новый друг Иван.

Девочка попятилась и спряталась за спину мамы.

— А мы уже знакомы — заочно, что ты здесь делаешь, сопляк? — грубо процедила дочь Петра Борисовича, смотря на разбитое лицо парня и его видавшую виды одежду.

У Петра Борисовича сжалось сердце, он хотел вступиться, но тело отказало, он только и мог видеть, как из кактуса вылезла еще сотня колючек, а бутоны завяли.

— Я уже ухожу, — процедил Ваня, посмотрел на ветерана и вышел из квартиры.

Петр Борисович сжался от ожидания удара хлопнувшей двери, но Ваня прикрыл ее еле слышно.

***

— Деда, это же чудовище в человеческом обличье, зачем ты пустил его в дом? Что он хотел? — Внучка дрожала, обнимая Петра Борисовича.

— Анюта, ты что там говоришь, я плохо слышу! — Петр Борисович потихоньку гладил внучку по голове, боясь повредить хрупкие лепестки, принимая ее за маленькую фиалку.

— Это Иван Пантелеев, он не в тюрьме только потому, что ему нет четырнадцати.

— Кто в тюрьме? — Пенсионер наклонился и начал внимательно слушать, а девочка, справившись с дрожью, начала рассказ.

***

Говорят, когда ему было восемь лет, он убил своих родителей, одни рассказывают одно, другие другое, но все истории ужасны, а потом сжег дом и сбежал в Москву. Что было с ним там, никто не знает. А через год его поймали и привезли назад, гибель отца с матерью списали на пожар, бабушка взяла его жить к себе, хотя у нее и со здоровьем, и с головой очень плохо.

Он и до того был известным хулиганом, а теперь только и слышно про гадости, которые он вытворяет со своими дружками. То они избили учителя и разбили все окна в школе, то они угнали грузовик и расколотили кучу машин, и тому подобное, но самое страшное и любимое его дело — драка. Он дерется везде и со всеми, а если сам не справляется, что бывает редко, то приятели тут как тут, зверь какой-то, а не человек. А самое удивительное, что он все время выходит сухим из воды, в любых проделках он как бы не виноват, все сходит с рук.

А на прошлой неделе вообще непонятно, что произошло, только знают, что все отморозки города с Пантелеевым во главе собрались на старом пустыре и чуть друг друга не поубивали, а один из них, Гришка кажется его зовут, так до сих пор в коме лежит…

***

— Вот, папочка, такого монстра ты пригласил к себе в дом, лучше уж в луже полежать. — Дочь Петра Борисовича терла с Fairy под краном кружку, из которой пил мальчик, подавив первую мысль выкинуть ее.

Петр Борисович качал головой. Что-то не сходилось, его цветочный взор открывал невидимые обычным зрением грани окружающего мира, и кактус, который пришел ему на помощь, никак не вязался с тем африканским цветком-людоедом, о котором ему сейчас рассказали.

— Цветочек, ты же знаешь — люди много чего говорят, помнишь, про меня болтали, что я навоз ем, потому и живу так долго, так что не будем спешить делать выводы, языки злые.

Мать и дочь переглянулись.

— Хорошо, но с этого дня ты больше один не ходишь, понятно тебе, вредный деда! — Внучка улыбнулась, а потом прищурилась.

— А как ты меня сейчас видишь? Чур, я подсолнух!

— Нет, сегодня ты фиалка, а ты… — он смущенно посмотрел на дочку, — ты сегодня мухомор…

***

Ваня все еще стоял около дома Петра Борисовича и размышлял. «Они и так меня за человека не считают, так что же я теряю? Почему я должен жить по их законам?» — думал он. Решение пришло, когда из распахнутых окон квартиры раздался веселый женский смех. Мальчик посмотрел наверх. «Никто меня не остановит», — подумал он, и в ту же секунду порыв ветра захлопнул за его спиной дверь в подъезде, но Ваня даже не обернулся.