Мятежники Звёздного острова

Дмитрий Овсянников, 2023

Старинная рукопись XV века об исчезнувшем навсегда Островном Королевстве. История одинокого рыцаря, попавшего в ситуацию тяжелого выбора: между войной и миром, честью и бесчестием, любовью к прекрасной Лауре де ла Сьерра и недоверием к себе. Судьба народа Южного удела находится в его руках, но не сломается ли он под гнетом обстоятельств? Давно утерянная и забытая хроника Островного Королевства, история ее героев способна встревожить не одно сердце. И кто знает, что последует за этим – достижение цели наперекор всему или обретение того, ради чего стоит жить!

Глава 4

Пламя разгорается

— Старый бес разошелся! — ворчали альгвазилы между собой. — Перепороть принародно два десятка человек за день! Будто мало нам хлопот — в городе торг, приезжие!

— Людей в городе прибавилось, а стражников — нет!

— Еще королевские посланцы из столицы!

— Какого беса им надо?

— Как всегда — свой кусок. Они тут вместо мавров!

— Эй, Санчо!

— Все, молчу!

Понурым строем двигались осужденные к площади Трех Сеньоров. Там происходили все значимые для города события, торговые ряды и балаганные подмостки соседствовали с эшафотом.

В прежние времена для разных дел назначались разные дни — смех и музыка не мешались с криками боли. Но очередной алькальд соединил все, чтобы не собирать народ Южного удела дважды. Люди шептались, что власти города то ли просто жалеют денег, то ли нашли способ присваивать больше при столь шумном и беспорядочном сборище. В любом случае шуму и правда прибавилось. Толпа тянулась к площади, уплотняясь уже на подходах, а на месте было просто не развернуться. Люди двигались плотным потоком, усталость и раздражение росли с каждым шагом. Наибольшей радостью для многих стало бы покинуть праздник Осеннего Торга, но вовсе не дойти до него люди не могли. Жаркое осеннее солнце, раскалявшее площадь к полудню, и резкие порывы холодного морского ветра, набирающие силу в узких улицах, довершали картину.

«Совсем как тогда, — подумал дон Карлос. — Толпа и солнце». Кабальеро вспомнил Казнь чести, пережитую им без малого десять лет назад. За долгие годы войны на Материке он встречал вещи и пострашнее, но забыть вид с эшафота на толпу зевак так и не смог.

А ведь скоро его снова выставят на позор! Старая мерзость со свистом розги вылетит из глубин памяти, мгновенно развернется перед глазами, заполонит все вокруг и станет явью. Казнь чести пугает гордых дворян, но она все же не смертельна — истинно благородный человек не расстанется с честью и в смерти. Но сейчас кабальеро ожидала участь куда худшая — сотня розог снимет его кожу по лоскутку. Порка не считается смертной казнью, но часто влечет за собой гибель — долгую, мучительную. В лихорадке вроде той, что унесла доблестного десятника дона Рикардо.

Но смерть, грозящая издали, несколько лучше смерти внезапной. Хотя бы тем, что ей можно сопротивляться — а к этому дон Карлос давно привык. Он украдкой огляделся по сторонам. Узкая кривая улочка, с обеих сторон зажатая стенами домов без единого промежутка, балконы и надстройки вторых этажей нависают над головой, едва не превращая улицу в крытую галерею. Над ней извивается полоска бледно-голубого неба, где-то вверху то и дело завывает осенний ветер, но в коридор между домами он не проникает — здесь душно и смрадно.

В придачу руки, связанные за спиной. Пабло точно в таком же положении: вот он, с видом угрюмой покорности топает справа, молча кусает густые усы, сердито смотрит исподлобья. И со всех сторон — альгвазилы в полном вооружении. Бежать не получится.

Что остается? На площади первым делом зачитают приговор, затем начнут пороть. Не всех сразу, скорее попарно. Там будут капитан альгвазилов, городские старейшины, коррехидор и, может статься, сам алькальд Южного удела. Удастся ли докричаться до них, остановит ли множество важных сеньоров беззаконную казнь?

Ближе к площади улица становилась шире, и число встречных людей прибавилось. Они глазели на два десятка помятых и угрюмых мужчин в окружении стражи с любопытством, иные — даже с состраданием. Дон Карлос, как ни старался, не увидел в толпе глумливых взглядов, зато услышал немало бранных слов — те предназначались стражникам. Народу прибыло — теперь к месту казни пришлось пробиваться.

— Р-разойдись! — Лейтенант альгвазилов нахлобучил высокий шлем и первым вломился в толчею, именем короля ругая и расталкивая встречных.

И тут до слуха дона Карлоса донесся шум с площади. Кабальеро готов был поклясться, что это не звук праздничной, разгулявшейся толпы. Во время войн на Материке ему не раз доводилось штурмовать крепости или самому сидеть в осаде. Дон Карлос видел падение городов и знал, как шумит многолюдный погром — точно так, как шумела сейчас приблизившаяся площадь Трех Сеньоров. К крикам примешивался стук дерева и лязг металла, конское ржание, гул большого пламени. Порыв ветра швырнул в лицо горький запах дыма.

— Что там? — спросил дон Карлос у ближнего стражника.

— Бог его знает, — растерянно пробормотал тот и зачем-то полез в кошель, висящий на поясе. Взгляд дона Карлоса скользнул вслед за его рукой — и в то же мгновение зацепился за эфес даги, торчащей за поясом альгвазила.

Дага принадлежала дону Карлосу и досталась ему в подарок от отца, а тот некогда получил ее от деда. Прямой клинок в полтора фута длиной чуть сужался к острию, мощное перекрестье надежно защищало руку хозяина. Длинный кинжал или короткий меч, прекрасное оружие для боя в тесноте, где не разойтись эспадой. Откованный не меньше сотни лет назад, верой и правдой служивший своим хозяевам-рыцарям в схватках на суше и на море… Знал ли увалень-альгвазил, какое сокровище он столь пошло засунул за пояс и, верно, собрался пропить сегодня же вечером?!

Между тем шум приближался — нет, он мчался навстречу, подобно знамени над головами толпы. И казалось, что тот самый шум воодушевлял толпу не хуже знамени, что в бою воодушевляет войско. Людское море вокруг подхватило его — и взъярилось в мгновение ока.

Впереди замелькали неяркие при свете дня, но заметные черными хвостами дыма факелы — их становилось все больше. За ними в воздухе подскакивал, точно стараясь проткнуть небо, целый лес не самых праздничных орудий. Были там шесты и молотильные цепы, вилы и копья, топоры и алебарды. На длинной пике красовалась чья-то голова.

Альгвазилы вокруг растерялись, не зная, что предпринять, — а толпа уже нахлынула на них всей тяжестью. Стражникам даже не дали выставить копья — поток людей вмиг разнес стражей и осужденных в разные стороны, подхватил и повлек за собой, не давая даже подумать о сопротивлении.

Огромной силы толчок слева — и дон Карлос, потеряв равновесие, полетел на бегущего рядом альгвазила — того самого, что присвоил рыцарскую дагу, сбил его с ног и вместе с ним провалился в неприметную калитку. Сверху грузно упал Вальехо, больно вдавив товарища в кирасу стражника. Все трое, кряхтя и бранясь, завозились на земле, пытаясь подняться — двоим мешали связанные руки, третий хоть и был свободен, но опешил больше остальных.

За проемом калитки с воплями и грохотом неслась толпа.

— Слава святому Георгию! — выдохнул Вальехо. — Вырвались! Хуже быков, разрази меня гром! Будет проход поуже — как есть задавят!

— Тут еще слава тебе, — перевел дух кабальеро. — Ты хоть и не святой, но спасти умеешь. Слышишь? — Он обернулся к запыхавшемуся, потерявшему копье и шлем альгвазилу. — Этот сеньор спас тебя. Запомни его!

— Эм-м-м, — только и промычал тот.

— Режь веревки. — В голосе дона Карлоса зазвенела рыцарская сталь. Он выпрямился и оказался на голову выше стражника.

— Эм-м…

— Режь веревки! — Дон Карлос сдобрил приказ полудюжиной слов, заменявших боевой клич в самых отчаянных делах.

Альгвазил, не переставая мычать, повиновался. Руки плохо слушались его, тряслись от волнения. «Не воин, сын лавочника», — догадался дон Карлос — и, освободившись, вырвал дагу из рук альгвазила.

— Заруби себе на носу, стражник, — назидательно сказал он. — Чужое брать незаконно.

Парень отшатнулся, упершись спиной в стену, попытался схватиться за меч, но кабальеро опередил его — шагнул следом и сам вытянул оружие из ножен.

— Но без меча меня не признают рыцарем, — пояснил он. — Честь имею!

Разъяренная толпа уже пронеслась по улице, но тише не сделалось. Подобно тому как осенний вихрь мчит по полю отжившие стебли трав, сгребая их в лохматые комья и разбрасывая повсюду семена и сухие обломки, так и летящий куда глаза глядят погром оставил за собой множество мелких стычек. В дома врывались мародеры, хлопали двери и ставни, кричали женщины. То тут, то там вспыхивали, прекращались и снова завязывались драки, звенело оружие.

Дон Карлос выглянул из калитки. Пабло нетерпеливо толкнул его в спину — просил подвинуться.

— Что будем делать, сеньор? — спросил грахеро, в свою очередь осмотрев улицу.

— Воля твоя, амиго, а я уже по горло сыт этим городишкой, — повернулся к нему дон Карлос. — Слишком много развлечений для трех дней отлучки из дома.

— И то верно, — согласился Пабло. — По-хорошему, сеньор, нам бы найти наших лошадей и повозку. Мне повезло сохранить кошелек. — Он хлопнул себя по бедру, в ответ из-под штанины глухо звякнуло. — Но без лошади пахать будет не на чем.

Вдвоем приятели шли по улице — спешно, избегая встречных толп и не ввязываясь в драки. Дон Карлос сжимал в правой руке отнятый у альгвазила меч, в левой — верную дагу. Вальехо подобрал на мостовой брошенный кем-то протазан. Никто не преграждал им дорогу — вид двух суровых вооруженных мужчин не сулил ничего, кроме решительного отпора. Быть может, их попытались бы задержать альгвазилы, но всю городскую стражу как ветром сдуло — по пути попались лишь двое, уже убитые и обобранные. В одном из них идальго признал рябого лейтенанта, еще утром возглавлявшего конвой.

Конец ознакомительного фрагмента.