Цеховик. Книга 15. Надо – значит надо!

Дмитрий Ромов (2024)

Пришло время задать нужный вектор и решить вопросы развития окончательно и бесповоротно. Да вот только ситуация, как всегда, пытается вырваться из-под контроля. Византийские интриги сильных мира сего, непростой характер генсека, неожиданные армейские будни и месть криминальных авторитетов — всё это придётся преодолеть, выдержать или предотвратить, чтобы достичь поставленной цели. Егор Брагин сможет!

5. Судьба пограничника

Дедовщину не потерпите, значит, да, товарищ майор? Ну-ну.

— Слушай, Мамедов, — максимально миролюбиво говорю я. — Если надо помочь, то я помогу, какой базар, чувак? Я для друзей всё сделаю. Надо — значит надо. Но если ты думаешь, что будешь лежать под пальмой и план курить, а я за тебя въ**ывать на кухне, ты ошибаешься. Со мной такое не прокатит. Ничего личного, брателло.

— А-ха-ха! — ржёт шатен. — Как он тебя, Мамедыч! Под пальмой будешь лежать, как папуас, в натуре. А я всегда знал, что ты папуас загримированный.

— Чё ты сказал, дух?! — надвигается на меня Мамедов. — Ты чё, козёл? Ты ох**л? Ты на кого пасть открыл? Скажу говно жрать, и ты будешь! Понял? Ты видишь лычки на погонах?

Он хлопает себя по ефрейторским лычкам.

— Это вряд ли, братан, — качаю я головой. — К тому же, сам знаешь, ефрейтору гордиться особо нечем.

— Ну, ты и борзый, чушкан! — тоже смеётся рыжий. — Будешь жрать!

Вообще, в армию легко попадают слова и интонации из далёкой уголовной среды. И в армию, и в школу, да, вообще повсюду. Сплошной АУЕ по всей стране. Но ничего, с этим делом мы поборемся, выжжем калёным железом. Не сразу, конечно, но, думаю, справимся. Если будем действовать согласно плану.

— Да, Мамед, фазан нынче борзый пошёл, учить его не переучить, — замечает шатен и обращается ко мне — Ты чё, фраер. Наше отделение в наряде по кухне. Давай, приступай. Мы тут весь день впахивали, пока ты прохлаждался. Ты по штабам тихарился, жопу отсиживал, баб наших е*ал, а мы службу тянули. Давай, в натуре, хватай скрябку в руки и дочищай.

— Не, пацаны, научить я и сам кого хочешь могу. Например товарищескому общению. Помочь мне не впадлу, но ездить на мне не будете. По-любому. Тем более, мы ж тут одна семья, я слышал.

— Чё ты проныл, лупень? Какая семья, нах? Иди сюда, я сказал!

Ну, а как иначе? Дедовщина, не дедовщина, какая разница. Если приходишь в новый коллектив, будь готов к тому, что нужно себя поставить так, чтобы уважение было, и чтобы сомнений у товарищей не возникало в твоём месте в пищевой цепочке. Все трое, встав с табуреток, надвигаются на меня.

Не калечить, не ломать, не причинять серьёзного вреда.

— Давайте знакомиться, — улыбаюсь я. — Как меня зовут вы знаете. А вот тебя, рыжий, как?

— Меня не зовут, я сам прихожу, — недовольно отвечает он и выбрасывает вперёд руку, желая пробить мне грудину.

Я блокирую и отбиваю.

— На джеб не тянет.

— Ты, чё, типа боксёр что ли? — восклицает шатен, пробивая мне в голову. — Вернее, пытаясь пробить.

Я просто ухожу от удара, но в ответ ничего не предпринимаю, давая ему проскочить, следуя по инерции за своим кулаком.

— Ребят, хорош, — говорю я. — Чё вы хернёй-то страдаете?

Парни они крепкие, развитые, настоящие атлеты. На турнике, наверное, чудеса творят. Но рукопашники из них никакие, честно говоря.

Мамедов резко бьёт ногой. Просто снизу вверх, безыскусно, по-колхозному. Пинает, как в уличной драке. Правда, делает это стремительно. Но я успеваю. Мгновенно подаюсь вперёд и выставляю перекрещенные в запястьях руки, блокируя удар в нижней части голени. Тут же из этого положения хватаю его за лодыжку и резко рванув, заставляю перекрутиться, переворачиваю спиной к себе, молниеносно дёргаю, сгибая его ногу в колене, и направляю в ванну с почищенной картошкой.

В этот момент меня хватают сзади, обхватывают за грудь, приподнимают и пытаются бросить на пол. Я цепляюсь ногой за край ванны и не даю осуществить этот план. Но держат крепко.

— Поверни его сюда, — раздаётся голос и меня поворачивают.

Передо мной оказывается шатен, значит держит рыжий. Шатен бросается вперёд и уже замахивается, чтобы врубить по незащищённому животу, но я его опережаю, толкаюсь ногой от пола и прописываю ему в грудь неслабый пендель.

Тут же локтем херачу рыжему по печени, а возвращающейся пяткой по голени. Левой рукой захватываю рукав в районе локтя, правую закидываю ему за спину, хватая край гимнастёрки, наклоняюсь вперёд и перебрасываю через себя.

Раздаётся грохот и одновременно с ним недовольный голос:

— Это что здесь такое? Ну-ка, смирно!

На пороге стоит Белоконь. Бойцы вскакивают, как ужаленные и вытягиваются по стойке «смирно». Я, следуя их примеру, делаю то же самое.

— Мамедов, что здесь происходит?

Мамедов мычит и не может слова сказать.

— Жигулин, Игнатьев?

Шатен с рыжим тоже молчат.

— Брагин, это что было? — играя желваками, спрашивает майор.

— Просто пару приёмов показал. Товарищи попросили. Но ничего опасного для…

— То есть ты приёмы знаешь, да? — как бы восхищённо спрашивает майор и подходит ко мне вплотную.

Ого… Он уже накатить успел. Амбре такое, что с ног сбивает.

— А ты слышал когда-нибудь, что знание «приёмов» приравнивается к владению оружием?

— Так это не боевые приёмы, товарищ майор. Спортивные.

— Спортивные, — понимающе кивает Белоконь. — Ну, пошли, я тебе тоже парочку приёмчиков покажу. Вдруг ты такие ещё не знаешь…

— Песец фазанёнку, — едва слышно шепчет рыжий, и мне даже кажется, что я улавливаю в этом шёпоте нотки сочувствия.

— Кто сказал? — жёстко чеканит начальник заставы.

— Виноват, товарищ майор, — с обречённым видом произносит рыжий и тут же получает удар в грудь, от которого отлетает на пару метров.

Он морщится, ничего не говорит и трёт ушибленное место.

— Смирно, я сказал! — выплёвывает Белоконь и рыжий вытягивает руки по швам.

В этот момент Белоконь похож на разъярённого быка. Не хотел бы я оказаться на месте нарушителя границы, пойманного майором.

— Брагин, за мной.

Окинув взглядом троицу, я двигаю за командиром. Мы проходим по плацу, пересекаем вытоптанный пятачок курилки и оказываемся на газоне с давно выгоревшей жёлтой травой. Картофельные чистильщики на почтительном расстоянии следуют за нами. Из казармы выходит ещё несколько бойцов. Кажется, всем интересно поглазеть, как нпогз будет фазану делать выговор с занесением в грудную клетку, а может даже и в «торец».

— Стоять! — командует Белоконь и ставит меня лицом к себе.

Не давая опомниться, он выбрасывает кулак, но я-то жду чего-то подобного, поэтому отбиваю его удар и отвожу руку, переходя в стремительную контратаку. Захватываю руку и умудряюсь провести бросок, отправляя майора на пожелтевшую траву.

От наблюдателей не доносится ни звука. Майор тут же вскакивает и больше уже не даёт поймать себя врасплох. Сыграл фактор неожиданности, когда он явно меня недооценил, ну, и он под алкоголем к тому же. Больше он таких оплошностей не допускает.

Схватка переходит в плоскость самбо и он меня явно побеждает, проведя несколько крутых бросков. Но настучать мне в бубен и пробить грудину я ему не даю. По уровню и по массе в противники ему подошёл бы Скачков, а не я, но, тем не менее, слишком простым соперником он меня не считает.

— Ладно, — говорит он, отправив меня на землю. — Поднимайся. Ты у кого занимался?

— У Скачкова в «Факеле», — отвечаю я вставая и отряхиваясь.

— Не знаю такого.

— Я вас познакомлю, — обещаю я.

— Значит так, — он поворачивается к зевакам, которых скопилось немало, и делает старлею знак подойти. — Козловский, ко мне!

Тот подходит.

— Завтра поборешься с Брагиным, присмотришься и, если сочтёшь нужным, будешь его привлекать к занятиям с личным составом. У него примерно твой уровень.

— Так точно, — кивает старлей.

— А ты… — сверлит меня взглядом майор. — Если ещё раз применишь к безоружным, уже по-другому решать буду. Поверь, я с тобой на раз-два справлюсь. Понял меня?

— Виноват, товарищ майор, — негромко, чтобы не было слышно на плацу, говорю я. — То что справитесь, не сомневаюсь, понял, что вы сейчас не в полную силу работали. Но настаиваю, что с товарищами по службе допустимых пределов не превышал. Я конфликты не начинаю, но…

— Отставить, — перебивает он и внимательно смотрит мне в глаза. — Я тебя понял, Брагин, но конфликтов в личном составе не потерплю, начинал ты или не начинал. Заруби на носу. Коллектив у нас сплочённый и со своими порядками к нам соваться не нужно. И ещё. Мне тут самородки, лауреаты и прочие звёзды кинематографа нахер не нужны. Все бойцы одинаково лямку тянут. Кто как может, так и выкладывается. На полную катушку! Тебе ясно?

Я киваю.

— То-то. Свободен. Иди помоги товарищам на кухне.

— Есть, — коротко отвечаю я и, повернувшись, печатаю несколько строевых шагов.

— Так, что стоим? — несётся мне вслед голос лейтёхи. — Заняться нечем? Сейчас всем занятие найдётся.

Я подхожу к Мамедову, Жигулину и Игнатьеву.

— Ну что, пошли чистить? Сколько её надо ещё?

— Иван, — протягивает руку рыжий.

— Эдик, — представляется шатен, а это, кивает он на Мамеда, — Нурик.

— А я Егор.

Койка мне достаётся на втором ярусе. Немного непривычно, что у бойцов индивидуальное расписание и отбой у всех в разное время. Я в расписание ещё не включён, поэтому отбиваюсь в общечеловеческие двадцать три часа вместе с Мамедом и его соратниками.

— Курите, пацаны?

— Курим, — отвечает Эдик, но у нас не продают, нужно заказывать тому, кто в отряд едет. Если тебе надо, я займу, а завтра Новоженов техника в пого повезёт, можно ему заказать. Ещё автолавка приезжает, но это редко бывает.

— Нурик, ты тоже что ли куришь? — спрашиваю я.

— Ну, курю, а чё? — хмурится Мамед.

— Да нет, ничего, просто так. Думал, может, ты мусульманин.

— В армии можно, — пожимает он плечами.

Я засовываю руку в вещмешок, чтобы достать сигареты.

— Блин, я же затарился в отряде в чипке и забыл совсем. Будете?

Достаю печенье и конфеты.

— Надо было в столовой наверное всех угостить?

— Пофиг, — машет рукой рыжий Иван. — Давай, я на тумбочки положу да и всё. Ну-ка, дай сначала сам пробу сниму.

Он загребает целую горсть батончиков.

— Ничё ты пробу снимаешь, — усмехаюсь я. — Полкило туда, полкило сюда, да? Держи вот ещё. Подгончик.

— Чё такое? О, нифига себе! В натуре что ли? Охренеть!

Он крутит в руках пачку «Мальборо».

— А ты ничё так, нормальный фазан! Зырьте, пацаны!

— Да для них тоже найдётся.

Я выдаю им тоже по пачке. Подтягиваются ещё бойцы.

— Держите.

— Ты это, Бате тоже дай.

— Майору что ли? Да вы чё, он не возьмёт у меня.

— Не, от сигарет не откажется. Он, так-то, редко курит, но хороший табачок уважает.

— Завтра пацаны принесут ещё, подгоню и Бате. Разбирайте, кому надо.

— Какие ещё пацаны?

— Да, гражданские. Со мной друзья приехали, типа просто, посмотреть, куда меня судьба забросила.

— Нифига себе, ближний свет сюда монтыхляться. А ты чё правда в штабе служил в Москве?

— В Москве, но не в штабе, — говорю я, снимая хэбэ. — Про «Факел» не слыхали? Есть такое военно-патриотическое объединение. После службы можете примкнуть. Погранцов у нас любят, потому что войска элитные.

— Эй, ты что ли с Батей махался? — спрашивает невысокий, но резкий чувак, подходя ко мне вплотную.

— Нет, я не махался. Поборолись слегонца.

— А ты чё борец? Может, со мной поборешься?

— А ты тоже что ли борец? — оглядываю его я, укладывая гимнастёрку на табурет.

— Нихера себе. А это чё у тебя такое?

— Особая примета.

— Нет, правда, чё за херня?

Все подходят ближе и пялятся на шрам.

— Хорош, пацаны, я вам чё картина Репина что ли? Шрамов не видели? Просто шрам.

— Да покажи, чё ты ломаешься! Это от пули что ли?

— Нет, бля, сигаретой прожёг. Хорош, говорю. Ничего в нём нет интересного.

— Э, бакланы, заманали орать! — доносится из дальнего угла. — Поспать не дадут.

— Всё, отбой-на, я блин считай сутки не спал уже. Глаза слипаются.

Они разочарованно расходятся, а я забираюсь наверх, опускаю голову на жёсткую солдатскую подушку и мгновенно вырубаюсь.

Утро начинается с вручения личного оружия. Без помпы и торжественных слов старлей показывает мой «калаш» в оружейке и заставляет разобрать и собрать. С третьего раза я укладываюсь в норматив.

— Потянет, — кивает он и ведёт гонять по всем дисциплинам. Начинает со следового городка. Это что-то типа небольшого огородика, только вместо грядок — пять дорожек следов, проложенных инструктором розыскной собаки. Наряд перед выходом их внимательно изучает и по специальным карточкам делает отметки о направлении движения, количестве нарушителей, давности и характере ухищрения следа. Упражнение такое. Я с интересом наблюдаю. Собираюсь стать следопытом.

Потом идут огневая подготовка, бег, полоса препятствий, подтягивания и самбо.

— Вы меня специально вымотали, — усмехаюсь я, — чтобы я вас не поборол, да?

— Салага, кого ты там поборешь?

Старлей тоже усмехается, перетаптываясь вокруг меня и готовясь к атаке. Схватываемся мы с ним жёстко. Способности у нас примерно одинаковые, но он тяжелее. Зато немного невнимательный. За счёт этого я его несколько раз подлавливаю на болевой.

— Ром, — заявляю я, когда занятие заканчивается, — у тебя физика лучше, чем у меня и техника, я откровенно говорю, но ты, блин, ворон считаешь. Был бы чуть повнимательней, ты б меня на раз два сделал.

— Брагин! Какой тебе Рома?

— Ой…

Занесло малость…

— Виноват, товарищ старший лейтенант. Извините, не обижайтесь, ничего такого не хотел…

— Ладно, но за языком следи.

— Так точно, больше не повторится.

Он протягивает руку для пожатия:

— Ты молодец, действительно подловил меня. Но ничего, будем с тобой тренироваться и бойцов тренировать.

— Лады.

— Ну, ты Брагин, действительно фазан. Я, вообще-то, не спрашивал. Это типа приказ.

— Так точно, — с улыбкой киваю я. — Понял.

— Так, бойцы! — объявляет лейтёха собравшимся зевакам. — Желающие в рамках физподготовки заниматься самбо могут записаться. Список положу в ленинской комнате. Занятия будем вести я и Брагин. А теперь быстро по своим местам!

Все расходятся, а я иду в ленинскую комнату учить таблицу тревог. Вооружённое вторжение противника — красная ракета. Прорыв в сторону границы — зелёная ракета. Ёлки, сколько их всего… раз, два, три, четыре… Двенадцать, блин… И не перепутать. Ну спасибо, деда Лёня, когда бы я таким вещам полезным научился…

Вскоре за мной приходит часовой. У меня посещение. Это Витя с Максом. Они докладывают обстановку и приносят остатки «сувенирной продукции», утрамбованной в вещмешок. За ворота меня выпускают без проблем. Здесь с этим делом свободно, если никуда не уходить. Вите я даю приказ отбыть в Москву. Во-первых, двое мне здесь вряд ли понадобятся, ну и дела сердечные, опять же. Похоже, запал парень на Айгюль. Надеюсь, ей это на пользу пойдёт.

А вот Максу придётся пожить в Наушках. Буду его использовать для связи с внешним миром. Работёнка непыльная, конечно, но однообразная и скучная. Ежедневно прибывать сюда и получать распоряжения, либо ничего не получать и возвращаться в комнату, снятую неподалёку от вокзала. Делать ему там нечего, можно и затосковать. Но ничего, будем менять бойцов. Месяц на расслабоне — это почти что отпуск.

Я беру вещмешок и пру в казарму.

— Так, Брагин, чего несёшь? — останавливает меня старшина.

— Добычу, товарищ старший прапорщик.

— Какую ещё добычу? Тебе промышлять не положено, ты на государевой службе, а значит на всём готовом.

— Ну, так я для руководящего состава стараюсь.

— Чего у тебя там? Показывай.

— Взятка. Можно в каптёрку занести?

Он смотрит с сомнением, но кивает в сторону казармы.

— Давай взятку свою, — начинает он, когда мы заходим и показывает на стол.

Я выставляю пять бутылок.

— Ох… мать моя, женщина… Тебя ж начальник в землю зароет.

— С чего бы? — хмыкаю я. — Али он не любит огненную воду? Как-никак, Франция, не тяп-ляп.

— Воду огненную любит, а чтобы ему солдаты подносили не терпит.

— Ну, так я вам оставлю, а вы уж сами распределите между своими, что и кому надо. Нпогзу не говорите, что от меня.

— Как же ему не скажешь-то? Где бы я это добро взял?

— Клад нашли, — смеюсь я. — Андрей Владимирович, если я одну бутылочку для пацанов придержу, как думаете, беды не будет?

— Коньяка? — хмурится он. — Наглеешь, боец.

— Ну, как бы вы сыну своему сказали или племяннику? — улыбаюсь я.

— Беды не будет, только если не спалитесь и боевые задачи не сорвёте. Но это вы гарантировать не можете. А если майор засечёт, тогда именно беда и случится. Так что не стоит оно того. Да ещё и меня подставишь…

— Не подставлю, — мотаю я головой. — Могила. Давайте я у вас оставлю бутылку, а потом возьму. На День пограничника, например, или на Новый год. Если случай, конечно, представится.

— На кухню бы тебя за такие разговорчики, или толчок драить. Но ладно, оставляй. Я, может ещё и не отдам тебе. Видно будет. На дембель будешь уходить, тогда верну. Не вздумай только сказать кому, что меня в подельники взял.

— Да что вы, нет, конечно.

— Смотри у меня, — хмурится старшина, — племянник, твою мать.

— Сигареты ещё, — вытаскиваю я блок «Мальборо».

— Я такие не курю.

— Говорят, Белоконь курит. Ему отдайте. Если чего надо из дефицита, скажите. Раз в месяц могу доставлять.

— И как же это? — удивляется он.

— Приезжать ко мне будут.

— Каждый месяц что ли?

— Так точно.

— Ну, ты и кадр. Давай, рассказывай, за что награды имеешь, контрабандист.

— По секрету?

— По секрету всему свету. Не боись, кому знать не положено, не узнает.

Вечером происходит развод. Странно, конечно, но «утреннее» построение начинается в семь вечера. Это потому, что пограничные сутки стартуют не в ноль часов, а в двадцать. Меня ставят в тревожную группу. А это значит, как поясняют пацаны, помощь тем, кто назначен на хозработы, поскольку нарушения границы на нашем участке довольно редко случаются. Да и то, в основном, ложные срабатывания. Кому здесь шастать? Кругом степь, горы и топи на том участке, где река протекает.

Но, как говорится, новичкам обычно везёт. Так что не проходит и часа после развода, как поступает команда «В ружьё!»

— Ты чё стоишь, фазан! — кричит чувак, что хотел вчера со мной побороться. — Давай, мухой!

Я подрываюсь и несусь за ним. Хватаю автомат и бегу к «буханке». Старший группы — лейтёха, он садится на переднее пассажирское сиденье. Всего нас пятеро. Один чувак с собакой, один с рацией, один водитель. Вот и вся группа.

Мы срываемся с места и летим на прорыв границы.

— Сработала система на пятом участке, — сосредоточенно говорит старлей.

Водитель выжимает газ и мы срываемся с места и мчим по грунтовой дороге.

— Вон там граница, — кивает на окно вчерашний парняга. — Вдоль едем, а вон там…

— Сиротко! — прерывает его лейтенант. — Пойдёшь вместе с Брагиным, подстрахуешь, ясно?

— Так точно.

— А вы здесь уже задерживали нарушителей когда-нибудь? — спрашиваю я.

— Бывало, — кивает старлей. — В последнее время через Монголию наркотики гнать начали. Вот и учащаются случаи. Наркодельцы наглеть начинают, идут вооружённые, часто небольшими группами. Наш сектор разнообразный по рельефу. Река в трёх местах пересекает, там труднодоступные участки. Так что у нас для дозоров и моторные лодки используются, и лошади, и автотранспорт. А здесь, где срабатывание — гористая местность. В нескольких километрах располагается населённый пункт. Так, бойцы, всем быть предельно внимательными. Нарушителей брать живыми. В случае сопротивления… ну, вы сами знаете. Всё, орлы, бегом марш! Брагин, за Сиротко!

Блин… пацаны другое говорили, а его послушать, так здесь прям нарушение за нарушением…

Машина останавливается, мы выскакиваем и бежим вдоль КСП к месту срабатывания. Я несусь за Сироткой. А он, надо отметить, шпарит, как Сайгак. Участок находится в ложбинке и просматривается не очень хорошо из-за холмов и кустарников, на удивление ещё не сбросивших в этом месте листву. Резко начинаются каменные гряды, мелкие скалы, можно сказать и полоса заканчивается.

Лейтёха командует нам остановиться, а сам с инструктором и собакой подбегает к месту срабатывания. Собака берёт след и, натянув длиннющий поводок, уносится вглубь территории СССР.

— Погнали! — бросает Сиротко и срывается с места.

Я, естественно, бегу за ним. По ходу мы рассосредоточиваемся и развернувшись небольшой цепью бежим за почуявшей врага собакой. Слетаем с горки и оказываемся в овражке, заросшем кустарником. Мчим дальше и вдруг останавливаемся, потому что останавливается собака и начинает рычать. Здесь низкорослая но широкая рощица.

Я оглядываюсь, мы оказываемся здесь вдвоём с инструктором, остальные отстали и ещё только приближаются. Собака же, залаяв, рвёт с места и залетает в заросли. И инструктор, и я реагируем одновременно, следуя за ней и заскакивая в эти маленькие джунгли. Капец, как здесь найти кого-то…

Мы продираемся по чаще и сами представляем скорее хорошие цели, чем угрозу нарушителям. Шумно дышим, втягивая влажный воздух, насыщенный запахом прелой листвы. Вдруг собака замолкает. Раз и всё…

— Тс-с-с… — шепчет инструктор, и показывает, что нужно идти очень беззвучно.

Это, конечно, здорово, но старые ветки предательски хрустят под ногами. Мы крадёмся на расстоянии друг от друга. Пригнувшись и стараясь не издать ни одного лишнего звука. Но сердце, ещё не успокоившееся от погони, бешено стучит в груди, а лёгкие требуют глубоких вдохов. Рука сжимает рукоять «калаша», а по спине скатывается струйка пота.

Левой рукой я отодвигаю ветку, делаю шаг и наступаю на старую ветку. Она предательски и очень громко хрустит, и тут же я замечаю два глаза, глядящих прямо на меня… В упор. Твою же дивизию…