Шекспир в квадрате

Евдокия Краснопеева (2025)

В попытке устроить свое личное счастье женщина оказывается замешана в историю с убийствами и в разборки между деловыми авторитетами города С.

Глава 4

Бодренько нацепила на себя одежонку, предварительно встряхнув и встряхнувшись сама, волосы нещадно разодрала расческой на счет «раз, два, три», при этом выдернув 1/3 часть своего растительного покрова. Небрежный хвостик перевязала бахромой от шали. Шаль моя, кстати, была в плачевном состоянии — грязная, жеванная… Я затолкала это свидетельство своей распутной жизни в рюкзак и решительно покинула сарайчик.

Удивительнее всего было то, что двор, где прошел ночлег, оказался обитаем. Совсем неподалеку кособочилась хибарка с веселенькими занавесочками в горошек по окнам, а на пороге сидел дедок в ватных штанах и засаленном треухе на макушке. От неожиданности я икнула. В панике начала соображать, о чем повествовать аборигену, если задаст вопрос вполне уместный в такой ситуации — а чой-т ты делаешь, голуба, в моем сарае? Мой мозг, такой умный 5 минут назад, сейчас напрочь отказывался работать. Ничего, кроме глупого «экстремального секса» в качестве прикрытия рождать не желал. Это было пошло, я разозлилась и прибавила шаг — не побежит же дед за мной во след?

Побежал! Да так шустро! Ухватил меня за локоток и сунул в руки красную пластиковую кружку, в которой плескалось молоко.

Я осушила стаканчик махом, это притом, что в принципе молоко не пью. А уж порошковое тем паче! А молочко было самое магазинское, из недорогих сортов. Вернув дедку кружку, с опаской на него взглянула — ну, как еще чего удумает, старый черт?

Старикан, как ни в чем ни бывало, посудину прибрал, по-простецки сунув в карман просторных штанов. Глазки у него весело блестели, а нос морщился складками, как шкура у шарпея.

Я неопределенно мыкнула, что должно было обозначать благодарность, и тихонько двинулась по вполне различимой тропочке.

— Ить, — пискнул мне во след дед трухлявым тенорком, — я мужика тваво к Кольке-трактористу послал. Зараз автомобилю вашу с барака вытащить.

Картина прояснилась. А то я уж подумала, что дед каждое утро с кружкой молока караулит — не пробежит ли кто мимоходом?

Значит, мой кавалер со стариком тоже столкнулся, наплел про машину, застрявшую в каком-то бараке… Легенда немудрящая и вполне удобоваримая — не то, что я, со своей «клубничкой»…

Я бодро трусила по тропинке, звуки моих шагов разносились в морозном утреннем воздухе далеко окрест. Только слушать их было особенно некому: поселок, куда забрела я волей случая, был практически необитаем. Кроме давешнего дедка здесь где-то еще обитал Колька с трактором… Моя ночная зазноба тоже не мог слышать моей торопливой рыси, потому как фора у него была приличная — полчаса, а может быть, и целый час.

Бежала я ходко, ориентируясь на гул шоссе, не столь шумного в силу раннего утра, но все же пульсирующего автомобильной жизнью. Походя подумала, что нужно было выспросить у дедка про своего предполагаемого супруга — какие там уши, глаза, рот и прочие особые приметы… Сказаться дурочкой, что свалилась с сушил и головкой шандарахнулась — амнезия! Сейчас все смотрят «мыльные оперы» и верят таким невероятным происшествиям на все 100%. Правда, подумала об этом не серьезно, больше от нежелания думать о предстоящей встрече со Стефаном.

На шоссе я вышла практически в том же месте, где вчера так спонтанно с ним распрощалась. Даже кустики с акацией опознала. А вот пластиковая будочка была в многочисленных дырках — свидетельство того, что все вчерашнее мне не приснилось. Я перебежала на другую сторону дороги и замерла в позе путешественника — то есть, вскинула руку в привычном жесте автостопщика. Сомнения терзали мое существо — кто же тебя подберет, голуба? В таком-то виде! Кремовое пальто стало пегим и совершенно потеряло форму, джинсы до колен были облеплены грязью, а морда лица — как у сифилитика в стадии распада личности. Но хуже всего было то, что моя финансовая несостоятельность была видна невооруженным глазом.

Простояла я с поднятой рукой довольно долго — никто на меня не позарился. Морозец основательно щипал меня за кончики ушей (шарф мой тоже сгинул в неизвестности), глаза слезились, из носа капало. Наверное, сено в сарае было с изрядной долей душицы. Есть такая замечательная травка, целебная, только у меня с ней отношения в плане совместимости совершенно не сложились.

Вскоре я продрогла и начала приплясывать, топтаться и хлопать руками. В общем, юродивая дурочка на паперти перед церковью — в натуре. Вслед за таким определением пришла вера в Бога — «сирых и убогих» (к числу коих я себя причислила в данный момент) не забывает своей благодатью. Я несколько раз похлопала губами: «Отче наше…», но дело дальше двух слов не продвинулось. Прежде я не была сильно привержена к христианской идеологии, хотя подозреваю, что в несознательном возрасте была посвящена в таинство крещения с легкой руки бабушки Нины Николаевны.

Ребенком в семье я была поздним, и, наверное, неожиданным для родителей. А мама моя, прошедшая активное октябрятско-пионерско-комсомольское детство, была женщиной неверующей, и затею свекрови встретила в «штыки». Говорят, что скандал был знатный — все Заполье ходило ходуном.

Поэтому неудивительно, что кроме «отче наше» и «хлеб наш насущный», я не знаю ничего. Подозревая, что с таким малым набором познаний, которых и «молитвой» назвать нельзя, вряд ли буду услышана среди сонма других, жаждущих привлечь внимание Всевышнего к своим проблемам, я приуныла и еще сильнее зашмыгала носом. Во рту горько запершило — было похоже, что я собралась удариться в слезы. В самом деле, чем еще заняться в такой аховой ситуации, как не зареветь?

Слезы затуманили мои очи, и я просмотрела приближение своего спасения, только услышала гул мотора да шуршание шин. Тормозил автобус. Небольшой, куругузый, грязненький он предстал перед моей зареванной физиономией архангелом Гавриилом в белоснежных одеждах со сверкающим золотым копьем в руках. Я рванула к своему спасителю-победоносцу во всю прыть, даже не задумываясь об оплате проезда.

Впрочем, оказалось, что эта проблема неинтересна никому. Из автобуса валом сыпанули пассажиры и под предводительством какого-то мужика устремились на противоположную сторону дороги.

Я с опаской заглянула в салон и обнаружила там дедка в фетровой шляпе и в униформе наших доблестных десантных войск.

— Чегой-т они? — спросила я робко, махнув в сторону передвижной процессии.

Дед хихикнул и поманил к себе.

— Лёха-то, супостат! Грит, помогал вчерась спецслужбам обезвреживать террористов.

— Ого! — приподняла задницу от сидения, в которое только что её пристроила, и всмотрелась в толпу.

Предводитель на самом деле что-то активно вещал, махал руками и тыкал пальцами в дырочки от пуль на павильоне.

Я всмотрелась — Батюшки святы! — и не верь после этого в совпадения, причуды Судьбы и превратности Фортуны. Витийствовал вчерашний гарилоподобный шоферюга, что привел меня своим видом в неописуемый трепет. Я огляделась… похоже, и автобус все тот же… Впрочем, удивительного в этом было меньше, чем показалось в начале: вечерний и утренний рейс — до Нащекина, из Нащекина. Поняв обыденность происходящего, я успокоилась, освободилась от мистического ощущения и поинтересовалась лениво:

— А вы что же?

— Дак, врет, — дед широко улыбнулся, открыв редко сохранившиеся зубы. — Под автобус он сиганул зараз, а потом и вовсе в кусты. У меня внук в милиции после армии-то. — Старик огладил свои бока в пятнистой одежде с явным удовольствием. — Рассказывал утресь про это происшествие.

— А террористы-то были?

— Мужик с бабой, — дедуля перешел на заговорщицкий шепот, — все взрывчаткой увешаны. Час отстреливались, а потом самовзорвались. Бабахнуло-о, аж у Полухиных корова от испугу сдохла. Внучок мой Андрейка….

Весь остаток дороги до Узловой я слушала повествование деда о геройских подвигах внука. Расстались мы с дедом совсем по-свойски.

— Накось, — старик сунул мне в руки кулечком свернутую газетку, — погрейся, не то захвораешь. Первач энто — крепко-ой, как раз для тебя. Сам делал!

В газете была четвертинка, именуемая в народе “мерзавчиком”, «щеночком» и другими приятными уху нежными прозвищами.

Я не стала кочевряжиться и, свинтив крышечку, хлебнула из горла, укрывшись полой своего пальто. С голодухи или от затянувшегося стрессового состояния смесь показалась мне адовым напитком. Все внутренности опалило, а голова поплыла сразу и надолго. Я засунула «чекушку» в карман, и отбыла к железнодорожному вокзалу…

Весь город, по существу, был большим железнодорожным вокзалом. Здесь без конца что-то стучало, дзенькало и проносилось с оглушительным ревом. На электричку совершенно бестрепетно пробралась натуральным «зайцем»: задрала повыше пальто и показала миру какие у меня длинные ноги, которым блестящие хромом турникеты — по фигу. Возможные контролеры меня не волновали: взять с меня было совершенно нечего. А, чтобы достоверность этого была очевидна издалека, я плесканула из бутылочки себе на грудь — для аромата, и забилась в уголок крайнего к выходу сидения. Можно не поверить, но я заснула, очень крепко… Наверное, дедов чудодейственный бальзам был хорош… или наступила полная перегрузка организма. В общем, весь путь до С. я благополучно продрыхла. А разбужена была невежливым пинком в голень и гнусавым голосом:

— Вставай, лахудра. Выметайся с поезду.

Гнусавил толстяк в железнодорожном кителе. Руками трогать меня опасался, поэтому время от времени тыкал в облюбованное место на моей ноге своими ботинками на толстенной подошве. Мне показалось это омерзительным. Поэтому я визгливо захохотала и повисла на плечах мужика, который, в довершении всего, оказался коротышкой.

— Папаша! — верещала я, как пожарная сирена. — За шо ты мене гонишь?!..

— Пшла! Пшла! — визжал в ответ железнодорожник, стараясь всеми силами вырваться из моих цепких рук, добавляя при этом в свою речь все известные ему падежные глаголы.

Это забавное представление мне быстро надоело. К тому же краем глаза заметила ментов на перроне. Вдруг придут на помощь моему обидчику? Пнув напоследок мужику под зад коленом, я умотала. Летела на всех парусах так, что ветер в ушах свистел.

Выходило — на крыльях «любви» спешу к Стефану! Ага, покончим с неопределенностью одним махом! Или грудь в крестах, или голова в кустах…