Пойма. Курск в преддверии нашествия

Екатерина Блынская (2025)

В Курском приграничье жизнь идёт своим чередом. В райцентре не слышно взрывов, да и все местные уверены, что родня из-за «кордона» не станет стрелять в своих. Лишь немногие знают, что у границы собирается Тьма и до Нашествия остаётся совсем немного времени. Никита Цуканов, местный герой, отсюда родом и ещё не жил без войны, но судьба дала ему передышку. С ранением и надеждой на короткий отдых, он возвращается домой. Наконец, есть время остановиться и посмотреть на свою жизнь, ради чего он ещё не погиб, что потерял и что обрел за двадцать лет, отданных военной службе. Здесь, на родине, где вот-вот грянет гром, он встречает Веронику, так же, случайно оказавшуюся на родине своих предков. Когда-то Вероника не смогла удержать Никиту от исполнения его планов. Тогда это были отношения двух совсем молодых людей, у которых не хватило сил противостоять обстоятельствам. Они разошлись, казалось, навсегда, но пути их вновь пересеклись. Теперь, в тревожном ожидании, среди скрытых врагов и надвигающейся опасности Никите предстоит испытать себя на прочность. Кто возьмёт верх над ним — любовь к Родине и долг, или же любовь к женщине, имя которой звучит, как имя богини Победы. Но кроме этого, Никита и Вероника ещё найдут и уничтожат тех, кто работает на врага и готовит наступление на русскую землю. Эта книга — первый роман, рассказывающий о жизни Курского приграничья во время Специальной военной операции, написанный за несколько месяцев до нападения украинской армии на Курскую область.

7.

Никите часто снился снег. Такой, что наступает нежной и зыбкой стеной и потом начинает проглатывать этой зыбкостью, пушистыми снежинками, летящими удивительно скоро снизу вверх. И в этом снегу, летящем, он видит фонарь и кого-то отдаленно стоящего под ним. И у этого «кого-то» есть длинный, как в мультике, вьющийся покров. И Никите хочется поднести щепоть ко лбу, потом опустить её к животу и дотронуться дважды до плечей. Потом этот снег так же внезапно превращается в песчаную бурю, которая гораздо хуже. А фигура в покрове не исчезает. И даже приобретает очертание женщины. Только… то ли укороченной женщины, вроде как, безголовой. Женщина с крыльями и без головы — это может быть только богиня Победы. Смысл тот же. Победа может быть стремительной, как полёт, или медленной, как парение. И странной, как безголовая женщина, у которой в оружии лишь сердце, которое чутче оттого, что нет головы. А Победа всегда думает сердцем, как бы то ни было.

Он думал: может, это знак? Знак, что надо во что-то верить. Чего-то ждать?

Было такое, что в их располагу в одной тёплой стране приехала не известная никому журналистка, с круглым лицом и морщинками вокруг совиных желтоватых глаз. Она так была похожа на ту, пустынную птицу, которая живёт в камнях, что Никита даже расхохотался. Она привезла с собой полкового священника и предлагала покрестить всех, кто не крещён. Ребята, что помладше, по-идиотски поулыбались и разошлись, а Никита, в песочной форме, в арафатке и со стальным взглядом, подошёл к ней, держа руку на автомате.

— Вы что, реально думаете, что мы тут страдаем?

— А что же, нет? — спросила тогда журналистка и начала вести долгий, нервный разговор о том, как надо спасать Родину русскому солдату.

Никита тогда и задвинул ей теорию о безголовой богине Нике, которая думает сердцем, а не головой. Что для Победы только оно и нужно. А головы у других богов, не у неё. Хороша для солдата вот эта крылатая женщина, без глаз, обоняния, осязания… Безмозговая, в общем. В общем, видящая сердцем.

Журналистка спорила с Никитой о пользе христианского подхода. О том, что он такими суждениями признаёт своё язычество и что у него ничего хорошего в жизни поэтому не будет.

Никита и не ждал ничего хорошего. Да, у воина свой путь. Очень свой, очень прямой путь, иногда быстрый, как пинок.

— Как вы можете жить без веры? — терзала его журналистка синим душным вечером в палатке, когда Никита варил кофе в песке.

— Почему без веры? Мы верим… Но не хотим на эту тему разглагольствовать.

— Но нельзя так говорить!

— Очень можно!

— Славно… Но вы же раскаитесь в этом!

— Весьма.

Священник, совсем молоденький парень, забрал у вагнеров гитару и что-то пел в уголке.

— Поп-звезда у вас, — сказал Никита, и журналистка перестала смотреть на него враждебно.

Никита тогда понял, что не единожды в жизни будет встречать таких очумелых хоругвеносцев, которые заигрались в героев, даже ни разу не понюхав пороха. Сам-то он давно был если не язычником, то кем-то вроде того. Все ребята его роты носили необычные нашивки, были исколоты мьёлльнирами и «шлемами ужаса», и у каждого второго с левого плеча смотрели треугольники валькнутов.

— Быть воином — жить вечно, — говорили музыканты, и Никитино подразделение с ними было полностью согласно.

Конечно, когда-то совсем недавно, Никита от чистого сердца предполагал, что братья-славяне не подерутся. Но нет, толкали, сильно толкали малороссов к коричневой чуме. А какие нацисты могут быть среди украинцев? Кто, кроме галицко-волынских и западенцев?

Даже сперва неудобно было. Ну почему так сложилось? Наверное, это воинский древний дух был сильнее современного фанатичного христианства. Наверное, этот дух поднялся из старины, где жили рыцари, кмети, дружины, и было понятно, кто Черный бог, а кто Белый, и не нужно разбираться, какую щеку подставлять, достаточно действовать так же, как враг, и быть злее врага.

Так какое удивление потом получил Никита, глядя, что некоторые ребята, с которыми он многое пережил, начали языческие руны снимать, чтобы не перемешаться с украинскими правосеками и поверх старых татух бить новые.

И конечно, все постепенно стали православным воинством. Так повелели приказ и государство. А произошло это в последние годы, вот совсем недавно. Что не могло не удивлять. И все же некоторые остались при своём мнении.

Никита уговорил себя поехать к тем, кто ждёт уже больше года. Он поехал в место, под названием «Сполох». Бывший детский оздоровительный лагерь, где не осталось ни одного корпуса, только столовка и котельная. Перед самой границей заминировано всё: дома, и детские сады, и амбулатории, и свинарники, и коровники, и кладбища. Всё это оставлено пустым. А вокруг «Сполоха» живут пограничники и ждут.

С адским обольщением укропы минируют свои приграничные поселения, и им плевать на мирняк.

Тут, рядом этот «Сполох» и несколько тысяч наших, которые готовы вломить врагу при первой же возможности. Но этой возможности нет! И вот они стоят уже больше года, тренируются по стрелковке, выезжают с «саушками», «кошмарить всук». А враг отвечает. У него техника не то, что у нас. И очень хорошо долетает.

Конец ознакомительного фрагмента.