Звездная пыль в сапожной мастерской

Екатерина Задубровская (2022)

Покинув уютный и тихий Псков, Клара мчится в Санкт-Петербург навстречу мечте! Именно сегодня она сможет лицезреть любимого музыканта вместе с другими фанатами, собравшимися перед гостиницей в воскресный день. Но кто же знал, что судьба подготовила для героини лихой сюжетный поворот. Клара становится свидетелем убийства! Прямо там, среди всей тусовки меломанов и в присутствии их кумира, убивают другого поклонника. И вдруг Клару обуревает странный азарт, она берётся за расследование убийства! И теперь её жизнь напоминает гонки по вертикали, потому что мир буквально переворачивается с ног на голову!В книге встречается упоминание нетрадиционных сексуальных установок, но это не является пропагандой.

6

Судебно-экспертный морг — здание из серо-розового кирпича, раскинувшееся пауком, — выглядел зловеще. Мне он показался чем-то похожим на бараки и крематории в концлагерях, которые показывали в военной хронике II Мировой Войны. Может, это просто сила внушения? Ведь у такого места слава весьма дурная. Здесь ждут отправки в последний путь те, кто принял напрасную смерть — чаще всего, от чьей-то злой руки.

Мы, после еще одного предупреждения Алены, собрались к восьми часам утра вместо ранее назначенных десяти. Как объяснили девушки — фанатки, это нетипичное время для прощания в морге было выбрано для того, чтобы отсечь возможность прихода журналистов. Народу собралось довольно много. Прощальный зал был серым, с облупившимися стенами. Образа на стенах не придавали этому месту утешительного настроя, как в домах и храмах, а выглядели чужеродно. Странный Отвратительный запах, хотя и слабый, но источаемый, казалось, даже потолком, усиливал страх перед видом мертвеца. С непривычки я готова была выскочить на улицу, если бы не присутствие других людей.

— Зал отдельный… Раньше в общий зал могли положить, там куча гробов на полу стоит… — шептались девушки. — Заплатили за отдельное помещение…

Меня всегда коробило, когда все похороны на моем веку проходили так, что скорбь ближних усугублялась этим зомбирующим запахом первого тления, который Артем Боровик в своей книге об Афганской войне назвал «фиалковым». Попасть в землю на третий день, как полагалось по давней традиции, не удавалось почти никому: жадный персонал ритуальных услуг тянул из несчастных родных усопшего и деньги, и время. Холодильники в помещениях работали, как повезет. К тому же, часто приходилось сжигать покойников, а кремация совершенно не сочеталась с православными канонами. И уж если похороны были почти бесплатные (совсем бесплатных не бывает, только если личность покойного остается неустановленной), с госпомощью, то, поговаривали, что труп мог лежать в морге неделю и даже дольше, дожидаясь очереди… Потом все та же печь…

О человеке на уровне государства думают по-прежнему мало. И о живом, и о мертвом.

В случае с Павлом, правда, было понятно, что после убийства похороны задержались из-за экспертизы. Да и предали тело земле, а не кремировали.

Фанатов пришло немного: я, Алена, Клим и белорусская девушка. Остальные были родственниками, а из коллег вообще появился только один молодой человек по имени Алексей. Подходили к деревянному гробу с откидной крышкой, молча клали цветы. Неподвижная фигура с чрезмерным слоем оранжевого грима на лице лично у меня не вызывала никаких ассоциаций с парнем, тусовавшимся с нами возле «Европы». На лоб покойного надели бумажный венец со словами молитвы. Ждали священника.

Мать Павла, Евгения Денисовна, была женщиной очень полной, некрасивой, примерно шестидесяти пяти лет. В черном шелковом платке она сидела у гроба на стуле и безо всякого выражения смотрела перед собой. Видимо, ее накачали лекарствами. Тут же стояла худая, высокая девушка, на вид шестнадцати лет. Как мне сказали, сестра Павла.

Кто-то из присутствующих обернулся и изумленно уставился на беззвучно открывшуюся дверь. Все остальные последовали его примеру.

Крис в сопровождении менеджера прошел в зал с букетом желтых роз с красной каемкой. Да уж, для похорон выбор странный! Кто-то сказал ему, видимо, что цветов должно быть четное число, и он принес их штук двадцать, если не больше. На нем был тот самый черный кожаный жакет, в котором его допрашивали в полиции, с теми же джинсами и берцами. И все те же черные очки.

Собравшиеся притихли от неожиданности. Сестра убитого наклонилась к матери и что-то ей шепнула — вероятно, сообщила, что за человек в эту минуту пришел проститься с Павлом.

Вот Крис подошел к самому гробу, положил цветы на покрывало с церковно-славянскими надписями…

— Не сметь! — истеричный женский голос взмыл к самому потолку. — Пойди вон, сволочь! Сила нечистая! Из-за вас, «голубых», он теперь уходит! Убью, уйди!

Евгения Денисовна рванулась к Крису с явно недобрыми намерениями и, вероятно, могла ударить его или постараться еще что-то сделать. Он даже поднял руку для защиты. Ассистент, впрочем, немедленно загородил хозяина собою. К женщине вовремя подскочили сестра Павла и мужчина лет шестидесяти из родственников. Они оттащили ее за плечи. Во время этой безобразной потасовки гроб едва не задели.

Крис стоял, как громом пораженный. Прошло, наверное, секунд десять или двадцать. Женщина рыдала, стараясь вырваться из цепких объятий родни. Похоже, лекарства перестали действовать.

Наш кумир наконец развернулся и пошел к выходу. Он, видимо, понял, что все смотрят на него, и резко закрыл руками лицо. Сопровождаемый притихшим ассистентом, он быстро направился в коридор, забыв закрыть дверь. В дверном проеме, ярко освещенном мертвящим голубым светом ламп, еще долго вырисовывался силуэт уходящего. Он шагал прочь, не отрывая рук от лица, а плечи его вздрагивали. Видимо, он дал волю чувствам.

Когда я обернулась, кто-то уже предусмотрительно убрал с гроба большой букет желтых роз с красной каемкой.