Возмездие за безумие

Елена Поддубская

История нескольких семей может сначала показаться читателю лёгкой беллетристикой, ведь отношения её героев такие же, как у многих из нас. И только по мере углубления в роман начинаешь осознавать, что это трагедия.Автор просит не делать каких-либо сопоставлений ни со страной, в которой происходит действие романа, ни с его героями. Все образы в книге — собирательны.

11

Двадцать второго июня две тысячи тринадцатого года природа зарёй так и не разродилась и день не удался. Ночной туман сменился серостью, отчего в Южном было неуютно и зябко. Из-за резкого похолодания посреди лета Настя лежала в родительской спальне с закрытыми глазами, стараясь не двигаться. Мать, пытаясь расшевелить, заставляла её то поесть, то помыться… Мари и отец раздражали. Отец — особенно. Возвращаясь домой угрюмый и злой, он закрывался в зале, громко включал телевизор, и из-за толстых стен доносились крики с экрана, кашель и другие физиологические звуки выпивающего. Для отца Настя словно перестала существовать. Жизнь казалась девушке пустой и ненужной. На тумбочке лежали таблетки, которые теперь надо было пить горстями: кроворазжижающие, иммуностимулирующие, антидепрессанты и транквилизаторы, а ещё болеутоляющие и противовоспалительные. От нечего делать Настя стала выковыривать их из упаковок и складывать в одну горку. Мари, читавшая что-то в Интернете, то и дело оглядывалась на сестру, но ничего не говорила. Невыраженный меланхоличный взгляд Насти шатко граничил с плачем и требованиями любить её и заботиться о ней побольше. Она нарочно громко вздыхала, шумно поправляла лангеты, охала, шуршала упаковками от таблеток, но Мари что-то списывала карандашом с экрана, потом тёрла надпись резинкой до дыр, опять писала, опять тёрла, не реагируя на сестру «Крыса. Поди, рада радёшенька, что я останусь на всю жизнь калекой», — злилась на неё та и утирала набегавшие слёзы.

Жалобно замяукал мобильник. Звонила Вера и просила подругу открыть дверь в подъезд; домофон не работал у Уховых уже больше месяца. Мари, обрадовавшись гостье, стала расспрашивать, когда и куда Ивановы едут в предстоящие каникулы. Катя и Егор, как всегда, собирались в июле в Юрмалу, а в конце августа — в Турцию. Вере, по горло наевшейся за двадцать шесть лет однотипными курортами с их размеренной скукой, лучше было отдыхать с друзьями на Азове. Там молодёжь ловила осетров, ходила по морю на лодках, варила уху на костре, каталась на лошадях.

— Мария, иди убери на кухне! — властно приказала Настя. Взрослый разговор с подругой был не для ушей двенадцатилетней пацанки. Не споря, Мари ушла мыть чашки, что до сих пор стояли на столе после завтрака.

— Как ты тут? — Вера кивнула на гору таблеток, выложенных на тумбочку. — Травят?

— Могли бы — уже удушили. И чего я, Вера, такая невезучая? Вчера эта мелочь пузатая, — Настя кивнула в сторону кухни, — подняла крик, что я сплю на её месте. А сама целыми днями за мной подглядывает.

Вера промолчала, мысленно благодаря родителей и за отдельную комнату, и за участие в её жизни. Три года назад она закончила юридический факультет и Егор взял её консультантом по бизнесу на свою фирму. Накручивая локон на палец, Настя молчала. Если бы не плавающий взгляд, она сейчас была бы очень похожа на свою мать. Из-под кровати вылез маленький одноглазый котёнок.

— Это у нас ещё кто? — Вера наклонилась и взяла его на руки. Котёнок пискнул. Тут же с лоджии вальяжно показался другой кот — Глазастик — взрослый, тоже одноглазый, и ревниво прыгнул к Насте на кровать.

— Дай! — Ухова потянулась за малышом. — Нашла на помойке ещё до того, как бабахнулась, — она пошевелила ногой в лангете: — Люди такие безжалостные…

Вера легонько ущипнула подругу за край тощей голени. Кожа на ноге растянулась, как ослабленная резинка.

— Ты сегодня хоть что-нибудь ела?

Настя неопределенно махнула и отодвинула ногу:

— Маме теперь некогда нас кормить: целыми днями пропадает у Сюзанны.

— Так ведь они дружат…

— Дружат… — Настя усмехнулась. — Это с тётей Катей мама дружит, а на Сюзанну она молится. — От злости девушка гладила котёнка с такой силой, что, казалось, снимет ему скальп. Тот беспомощно попискивал, но не убегал. — Сюзанна — это женский идеал. Благополучная и успешная, — копируя интонацию матери, Настя возвела глаза к небу. — Только где бы она была, эта успешная, если бы не её бывший муж? Это тебе не мой Киселёв с его сорока штуками.

В раскрытой записной книжке подруги лежала фотография мужа.

— А с Мишкой что? — спросила Иванова.

— Ничего. Задолбал: «Иди работай, иди работай…» — Настя бросила крутить пряди и снова стала ковырять заусеницу на большом пальце.

— Что, и сейчас? — Вера одним ноготком постучала по лангету. Постоянное нытьё подруги детства стало утомлять: уже четыре года, как Настя окончила технологический факультет, стажировалась в международной компании «Бондюэль», а работать так и не пошла. Сначала ей срочно потребовался ребёнок, а год спустя, так и не забеременев, Настя решила, что будет домохозяйкой как мать. На вопли Раисы по поводу независимости женщины в наше время дочь лишь отмахивалась:

— Глупости! Ты же — зависимая, и что? Делаешь что хочешь, ходишь куда хочешь. И денег тебе папа всегда даёт. — Выйдя семь лет назад замуж, она таскала теперь деньги на свои потребности не из родительского кошелька, а из мужниного. В магазин молодая жена ездила как на экскурсию, кидая в корзинку первое, что понравится и не глядя на цену. На базар она не ходила: народу там — тьма, а случись чего, концов не найдешь. В супермаркетах были хотя бы камеры наблюдения и охранники. Про стоимость жилья и коммунальных услуг Настя тоже ничего не ведала. Оплатой квитанций занимались родители Миши; квартира ведь была их. Чего уж говорить про траты на машину? Права, подаренные ей на совершеннолетие, девушка видела только раз, так и не воспользовавшись ими. То, что ей напоминали об обязанностях, злило, но Миша, похоже, не хотел больше терпеть на шее иждивенку.

— Никому я, Вера, не нужна. И никогда не была нужна, — завела Настя привычную уже пластинку, выдавливая слёзы. Жалеть её не хотелось: с диплом по профессии «Экономика, управление и бизнес» Настя могла бы найти работу, прояви она к этому хоть малейший интерес.

— Ладно, не ной, — Вера погладила подругу по руке. Настя одёрнула руку: ласки и забота казались ей противными даже от мужа. — Хочешь — приходи к нам опять!

Три года назад Настя уже уходила к Ивановым на месяц. Решив поменять свою жизнь, она собралась тогда развестись, бросить институт и пойти работать учеником косметолога в салон красоты рядом с домом.

Хватаясь от таких новостей за тонометр, Раиса сморщилась:

— Ты хочешь всю жизнь кому-то выдавливать прыщики?

— Что ты в этом понимаешь?! — ответила дочь с гонором и игнорируя слова матери про её резко упавшее давление: — У них там крутой салон, мажут тело шоколадом!

— Да-да, мажут всяких плешивых-паршивых шоколадом, чтобы от них меньше разило, — поддержал Анатолий жену и тут же выматерил дочь от души: — В твоём возрасте, Настя, пора браться за ум. Поступила в институт — закончи! Мы на одних репетиторов для тебя угрохали целое состояние.

— Мне не нравится ваш институт, — заплакала девушка.

— А что тебе нравится? Всю жизнь сидеть на шее родителей? — в отличии от жены Анатолий давно уже понял стратегию старшей дочери вызывать к себе жалость. — И вообще: нехер шляться туда-сюда. Вышла замуж — живи! Кто ещё, кроме Миши, будет тебя терпеть? Истерички — что ты, что мать твоя! — Непокорную жену, вставшую было на сторону дочери, Ухов «вылечил» тут же, обещая урезать деньги даже на еду: — На картошке пусть сидит! И вам всем полезно. А то — фруктики им с базарчика, парное мяско… Ох..ели вы без меры. Научи дочь варить кашу и борщ, а то от неё любой муж сбежит, — потребовал он у жены мимолётом, продолжая «воспитывать» детей: — Одна — корова, выросла, а ума не набралась. И вторая на подходе — не знает, как пакет с молоком открыть, чтобы не пролить половины.

— Ты опять меня гонишь? — Настя дула губы, заламывала руки и закатывала глаза, демонстрируя скорую потерю сознания. Раиса тут же охала, бежала за аптечкой, умоляла не орать. Но на мужчину такие сцены уже давно не действовали: надоели ему эти бабы! В таких ситуациях он начинал бить кулаком по столу, требуя прекратить концерты. От его крика замирал даже кот. При очередном скандале он мигом слезал с кухонного стола и ретировался в безопасное место в конце коридора. Раиса, закрывшись на ключ в спальне, давала понять старшей дочери, что у них нет места: с мамой на большой кровати теперь спала Мари, а на месте проданной детской кроватки стояло бюро с компьютером. Ей не было никакого резона ссориться с мужем — приближались летние распродажи, а там уже не за горой и её день рождения в августе. Так, выставленная за дверь с напутствиями помириться с мужем, летом две тысячи десятого года Настя на месяц оказалась у Ивановых вместе с Глазастиком.

С тех пор как в сентябре 2001-го умерла рыбка Матильда, а после неё строем ушли в мир иной два хомяка и одна канарейка, всю последующую зиму Уховы ломали голову: какое же животное завести? Мари тогда была совсем маленькой, её зверьки не интересовали, а вот Настя каждый день просила у мамы то нового хомячка, то опять рыбку.

— Я бы купил, — жаловался Ухов Иванову. После возвращения из Испании они теперь регулярно захаживали в гараж «вдарить по пивку»: — но ведь каждый раз, когда эти твари дохнут, дома истерики с похоронами и недельными поминками. И ребёнку стресс, и мне на душе говёно.

— Тогда купи ей черепаху, — посоветовал Егор. — Они по триста лет живут.

— Да? — Ухов шутки не понял и до третьей бутылки рассуждал, где же ему раздобыть черепаху.

А уже скоро, в начале марта две тысячи второго, Иванов принёс Уховым котёнка: окотилась кошка, которую на фирме держали для ловли мышей. Соседи «усыновили» его сразу же, не дожидаясь, когда ему исполнится месяц. У мамы-кошки не было молока; оказывается, у животных такое тоже бывает.

— Бедный, — жалела малыша Настя, отпаивая его молочными смесями сестры. Звериный детёныш сосал их за милую душу, умильно причмокивая вместе с малышкой. Имя Глазастик котёнок получил потому, что верхнее веко слева было у него парализовано.

…На шум, раздавшийся с кухни, Настя неприятно сморщилась:

— Опять эта косолапая что-то уронила… — оторвав заусеницу и вздрогнув от боли, она глубоко вздохнула.

Вера улыбнулась:

— Уронила — поднимет. Так что насчёт переезда к нам?

— Да, наверное, перееду, — ответила Настя рассеянно. Катя, безусловно, всегда была рада видеть и её, и Мари, бывавшую у крёстных гораздо чаще, чем об этом знали родители или сестра. «Но кто же мне тогда чаёк с лимончиком в постель принесёт? — пронеслось в голове болящей. У соседей прислуживать ей точно будет некому: — А с другой стороны родителей пора проучить». — Приду, — пообещала Настя теперь уже уверенно. Пусть возятся со своей Машкой. Зачем я им? Они меня ни на родины, ни на крестины не звали.

Словами и тон, явно не её, тут же напомнили Вере давнее событие…