Свадебные заметки – 2. Часть вторая

Игорь Чубанов

Стихотворная проза жизни с элементами фэнтези. «Настольная книга» исключительно для дамского чтения… либо «психологические измышления тантрического сумасшедшего» для всеобщего любопытства женского.Взаимоотношения людские… вне политики, вне религии: материальность мыслей, чувств экстрасенсорность…Раздел второй: рассуждения Волкодлака Ненавязчивого о свадебно-семейном выборе Анны… Продолжение.

Фотокомментарий №0055

Темно-бордовый цвет раскрывшихся бутонов —

с мерцаньем в сердцевинах роз звёзд-огоньков,

так схожих с трепетным биеньем мотыльков,

сгорающих над пламенем средь криков-стонов

безмолвно-тягостных, — с правами сюзерена

над окружившими его подобострастно

вассалами из листьев, чувствовал прекрасно

себя, вольготно даже, не учтя суть плена,

что исходила от орнамента узора,

которым тот легко опутал уголки…

и угодил цвет в паутину как в силки,

смертельно жадных до желания надзора

над судьбами живого — миром неживым,

с заманчивостью красоты 3D-цветков,

с сияньем вспышек-искорок средь завитков

винтажной вязи, что подобно ножевым

разрезам-вдавливаниям в плоть фотошедевра,

мигом залили пустоту жаром металла,

картину с Анной превращая в грань кристалла

с оправой из узорной чувственности нерва,

которым обернулся разум Волкодлака,

золота электропроводностью вдруг став,

права живого мира с неживым поправ,

милость явил страстностью слов как клейма знака:

— Я раздевать хочу тебя Анной-Богиней,

иль Королевой, или женщиной-Колдуньей

(кстати, прабабка Анны ведь была ведуньей —

знать, «дело» бабки продолжает Анна ныне…)

и ощущать дрожь холодящую твою

так, что внутри меня вновь «бабочки порхают»;

крыльями сердце Аннушки так обнимают,

будто я там уже… в «ромашковом раю»!

Во взгляде Анны, как в распахнутой душе,

вот бы увидеть Волкодлака отраженье

и ощутив тканью одежды притяженье

пальцев-когтей-лезвий к женскому неглиже,

власти неумолимостью начать снимать

части одежды женской, Анну раздевая;

соблазн шёпота готов исцеловать

прелести тела, словом кожу обнимая,

чтобы коснувшись утончённости грудей,

с нежности плеч — к улыбке губ Анны подняться

и вздохом поцелуя к лику прикасаться:

ведь ласки Хищника — как и у всех людей!

Застежку лифа расстегнуть, спины коснувшись,

жаром ладони трепет Анны ощущая;

чувственностью дыханья-стона замирая,

в бездну упасть, душою-птицею взметнувшись;

и распахнётся, предъявляясь Зверя взору

вся обнажённость Анны вкусностью своею…

от «вишен» затвердевших — в раз оцепенею,

с благоговеньем к сексуальному узору,

нарисовавшему сюжетность мягких линий

упругой темой-фабулой формы холмистой —

не зря я Анну представлял Зверя Богиней…

нет, ароматней даже — девственностью чистой!

Отблесками когтей пройдусь по вкусной коже,

прелесть округлостей клыками вновь рисуя:

«Анна (ужель бабьим согласием рискуя?) —

женщиной! — Волкодлака принимает, боже?

И я теперь могу, мужчиной обратившись,

губами, пальцами и языка касаньем,

того добиться, чтобы стать Анны желаньем:

«французской смертью» умереть,

вновь возродившись

из пепла фениксом средь пирамид экстаза,

страсть вознеся на уровень Эйфеля башни;

иль первозданность взборонив целинной пашни,

вновь ожидать от тела просьбы иль приказа!»

Секса канвой на полотне слов ритм «вышит»?

Тут я поставлю многоточье для вопроса —

пока достаточно этапов ралли-кросса,

с креном опасным стихотворного «заноса»!

Или читая, Аннушка уже не дышит?