Красной планеты Надежда

Инна Демина (2025)

Все когда-то случается в первый раз. Вот и убийство в первой земной колонии на Марсе тоже произошло впервые, и так получилось, что Надя Беликова, эколог и оператор дронов, стала невольной свидетельницей происшествия. Казалось, все просто: вот убитый, вот преступник, на которого указывает свидетельница, дело закрыто. Однако тем же вечером Надя обнаруживает убийцу в своей каюте, и тот убеждает ее в своей невиновности. Теперь им вместе предстоит выяснить, кто на самом деле убивает видных ученых колонии, и кому выгодно, чтобы в этих преступлениях обвинили их обоих…

Глава 1

Марс, колония «Новая Терра»

10 ноября 2121 года по земному летоисчислению, утро

Надя

Завтракать мне пришлось в одиночестве. Не в полном, конечно — в столовой всегда кто-то есть, а уж во время приема пищи она заполнена колонистами минимум на две трети. Просто сейчас за небольшим четырехместным столиком я сидела одна, передо мной тарелка с остатками трапезы, большая термокружка с недопитым чаем и салфетка, над предплечьем левой руки висит голопроекционое «окно», в котором я составляю уведомление для лабораторий колонии о том, что срок подачи отчетов не за горами. Еще улыбки и приветствия с коллегами-колонистами, пожелания доброго утра на нескольких земных языках, дежурные шутки, разговоры о работе, планах на день, обсуждение обеденного меню. Вот, собственно, и все. Все, как обычно.

Прошло уже три с половиной месяца с того дня, как корабль «Марс-5» с пятой волной колонистов достиг модуль-станции на Фобосе, а я вместе с другими молодыми людьми, выходцами из разных стран (преимущественно из России), впервые ступила на поверхность красной планеты. С тех пор много всего случилось — и карантин, и непростая адаптация к местным условиям, и трудности по работе, к счастью, преодолимые, и шлифовка полученных на Земле навыков, в том числе и коммуникативных, и вписывание в среду колонистов, и ссоры — так называемые рабочие моменты, и болезнь, и дружба, и любовь. Как оказалось, жизнь на Марсе вполне существует. Правда, жизнь эта тут появилась лишь десять лет назад при основании колонии «Новая Терра» — пять «волн» колонистов и сто пятьдесят три человека, а также несколько сотен растений в теплицах и оранжерее. Есть еще и бактерии в лабораториях и на делянках за пределами колонии — те без счета.

Любовь… С Егором мы вместе уже почти полтора месяца — встречаемся, думаем о том, чтобы начать жить вместе. В общем, все серьезно. Будь дело на Земле, я сама себе посоветовала бы не спешить, присмотреться к нему с холодной головой, узнать, как он ведет себя в различных житейских ситуациях. Однако не просто так среди колонистов ходит присказка, что на Марсе год идет за три, причем не только в плане трудового стажа — живем-то в экстремальных условиях, в которых характер каждой личности проявляется быстро и ярко. И мы с Егором не исключение.

Мой молодой человек — космопилот, военнослужащий в звании старшего лейтенанта, и сейчас он дежурит на модуль-станции. То есть, целые сутки находится в космосе, на пристыкованном к Фобосу комплексе из частей четырех космических кораблей, не пригодившихся для обустройства колонии. Там нужно неотрывно следить за показаниями приборов, в частности, уровнем солнечной радиации, и, при необходимости, корректировать работу всех систем. Но главное: мониторить — и по приборам, и зрительно — космическое пространство на предмет приближающихся к Марсу астероидов, направлять данные о них в Новую Терру и на Землю, а порой и менять их траекторию при помощи силового захвата или расстреливать их из лазерных или импульсных орудий. Сама такого не видела, но те, кому довелось, говорят, что зрелище сколь ужасающее, столь и потрясающее. Работа ответственная, требующая внимательности и сосредоточения, а также умения быстро ориентироваться в ситуации и принимать решения. А еще очень нервная. Связь с колонией не всегда хорошая, так что обратиться за консультацией к вышестоящему начальству получается через раз, и дежурным космопилотам порой приходится принимать решения самим. А от них, в свою очередь, зависит работа всей модуль-станции, которая пока что выполняет роль станции связи и марсианского космодрома, и, соответственно, возможность принять следующий корабль с Земли, а также безопасность Новой Терры. Вот и сегодня Егор дежурит, причем вторые сутки подряд, заменяя приболевшего сменщика.

Лучшая подруга Даша, которая тоже могла бы составить мне компанию за едой, припозднилась из-за наведения красоты. Но сегодня она имеет полное право выглядеть сногсшибательно, ведь у нее день Рождения. И я жду ее прихода не только для того, чтобы поздравить и вручить подарок. Мне очень хочется посмотреть, сможет ли она превзойти себя в деле произведения неизгладимого впечатления на мужскую часть населения колонии (на женскую, кстати, тоже, но это впечатление уже другого рода)! Даша и в обычной-то жизни потрясающе красива и эффектна. Удивительно, что она карьере актрисы, модели или иной публичной персоны предпочла биофак одного из лучших столичных университетов, вербовку по программе колонизации Марса, космический перелет и место ассистента в биолаборатории. Но, как бы то ни было, это не мое дело.

Вообще, здесь не принято задавать вопросы о причинах, по которым колонисты — ученые, врачи, военнослужащие, технико-ремонтный персонал, журналисты — стали таковыми, как и о жизни на Земле. Вот я и не задаю. Здесь и так много тем для разговоров. Вернее, главная тема одна — Марс. А остальные лишь ее вариации.

У нас нет прошлого, только настоящее. Будущее вроде как тоже есть, но уж больно туманны перспективы его. Почему? Это сложная тема, и останавливаться на ней сейчас и с утра портить себе настроение я не хочу. Так что прошлое остается в прошлом, там, за миллионы километров отсюда.

Впрочем, скрывать мне нечего, в моей жизни до перелета на Марс нет никаких постыдных тайн. Меня зовут Надежда Ивановна Беликова, мне двадцать три. Я появилась на свет четырнадцатого января 2098 года в городе Н-ске на Урале. Отец инженер-наладчик на заводе, мама работает поваром в столовой одной из городских школ, еще у меня есть два младших брата — Толя и Миша, они еще школьники, но старший, Толик, на следующий год планирует поступать в ВУЗ. Мальчишки здоровы, счастливы. Толя незадолго до моего отлета мастера спорта по эйркрафтингу получил. А Мишутка играет за школьную волейбольную команду и готовится к поступлению в медицинский, хочет стать хирургом-регенерологом. Я искренне надеюсь, что у братьев все сложится наилучшим образом. И меня до сих пор бросает в дрожь при одной мысли о том, что всего этого могло бы и не быть, если б я девять лет назад не завербовалась в программу подготовки колонистов на Марс.

Тогда, в феврале 2113 года, мои братья, еще совсем малыши (Толе семь лет, Мише три года), сильно пострадали в ДТП — в аэрокар папы влетел какой-то пьяный идиот. От удара машину с моим отцом и братьями отбросило на летящий в соседней полосе грузовик, основной удар пришелся как раз туда, где сидели мальчики. Они чудом остались живы, но им обоим требовались срочные операции. И дело было даже не в сложности медицинского вмешательства, а в том, что оба нуждались в пересадке внутренних органов, а Толя — еще и нервных волокон, так как его спинной мозг был поврежден. Поиск донорских занял бы время, которого у ребят просто не было — счет шел даже не на дни, а на часы. А выращивание в «пробирке» своих же оказалось нашей семье не по карману. Ну, не было у нас больших сбережений, богатой родни и влиятельных покровителей! Родители бросилась оббивать пороги благотворительных фондов, однако там тоже требовалось время. Казалось, мои братья обречены на смерть, но тут мне попалась на глаза реклама программы подготовки колонистов. Райскую жизнь там не обещали, наоборот, доходчиво разъясняли, с какими трудностями придется столкнуться тем, кто полетит осваивать Марс (многое соответствует действительности, кстати!), но предлагали заплатить будущему колонисту энную сумму для подготовки к переселению и улаживанию своих дел на Земле. И этих денег как раз хватило бы для спасения Толи и Миши! Надо ли говорить, что я, не тратя время на то, чтобы посоветоваться с родителями или хотя бы поставить их в известность о принятом решении, бросилась на вербовочный пункт и через час вышла оттуда со своим экземпляром подписанного контракта и нужной суммой на счете? Благо, паспорт я на тот момент уже получила.

Толика и Мишу спасли. Нужные органы были выращены в специальных регенекапсулах в течение часа, транспортировка их до больницы, в которой содержались мои братья, заняла еще пятнадцать минут. Сами же операции длились почти сутки. Итог — мальчики остались живы. Им даже удалось более-менее сохранить здоровье, хотя обоим предстояли длительное лечение и реабилитация, на которые ушли остатки контрактных средств. Я тогда впервые видела, как мои мама и папа, взрослые, состоявшиеся люди, плачут от счастья. Выстояли, справились. А я гордилась собой и ничуть не жалела о своем решении. Даже сейчас, через девять лет и космический полет, не жалею.

Но с того момента, как поставила свою подпись в вербовочном контракте, я больше себе не принадлежала. Продалась в рабство, как после невесело шутили все вокруг и, если подумать, были не так уж далеки от истины. Да, так моя жизнь разделилась на «до» и «после».

Тут следует сказать несколько слов о программе вербовки. Ориентирована она, прежде всего, на подростков и включает в себя не только сам перелет и подготовку к нему, физическую и психологическую, но и обучение по одной из специальностей, востребованных в марсианской колонии. Выбор специальности для каждого из будущих колонистов осуществлялся ими из краткого списка, составленного руководителем программы, вечно хмурым полковником Горячевым, а также работающими над программой колонизации психологами и учеными из курирующего программу научного центра «Бреды-9».

Дело в том, что многие научные умы, несмотря на огромное желание, достижения в нужной для колонизации научной сфере и высокий уровень научно-технического прогресса, сами отправиться на Марс не могут — кому-то не позволяет здоровье, кому-то руководство, а некоторым и правительство напополам с госбезопасниками. Вот и выбирают они молодых, не связанных обязательствами помощников из числа тех, кого затянула в свои сети программа колонизации. Эдаких аватаров, как они негласно называют их между собой. И этот аватар, отправившись на Марс, собирает сведения и образцы для оставшегося на Земле куратора, составляет отчеты об экспедиции и иную необходимую документацию, выполняет другие задания, а сам куратор только руководит деятельностью помощника и заслушивает его устные отчеты.

Вместе с первой волной колонистов на Марс, вернее, на его спутник, Деймос, прилетела и столь мощная телеметрическая станция, что сигналы от нее спокойно достигают Земли. Установление такой аудио — и видеосвязи, хоть и осуществляемой пока не на постоянной основе, а по графику, сделало возможным такой вот опосредованный «перелет». Жаль только, что полученные образцы нельзя отправить на Землю — рейс обратно пока что не предусмотрен. И вряд ли его запустят в ближайшие два десятилетия.

Кстати, еще огромным плюсом в наличии связи с Землей является возможность обмениваться видеопосланиями или, реже, общаться в режиме реального времени с оставшимися там родными и любимыми, а также возможность с каждым новым рейсом заказать себе что-нибудь, необходимое для жизни. Посылка с воли, как тут шутят… Я вот еще ни разу ее не получала. Однако примерный список уже составляю — как раз после Нового года начнутся сборы следующего рейса на Марс. Но это так, отступление.

Выбранная мной специальность — экология — не пришлась мне по душе. Однако, по здравому разумению, ее, единственную из предложенных, я могла освоить на достойном уровне. Остальные — биоинженерия, генетика, биохимия, геология и медицина — оказались мне не по зубам из-за моих весьма посредственных способностей к точным наукам. Я и старалась, буквально лезла из кожи вон, три года хвостом ходила за куратором, не вылезала из инфосферы, изучая выбранную специальность. И вовсе не потому, что так уж хотела на Марс — во мне вдруг появился страх, что, если я не выдержу экзамены для будущих колонистов, мне придется вернуть деньги, которые я получила за участие в программе, вместе с набежавшими за годы учебы процентами. Сумма, повторюсь, астрономическая. Мне столько в жизни не заработать!

Кроме того, психологи программы определили, что я хорошо справляюсь с выполнением сразу нескольких однотипных операций, так что мне пришлось осваивать еще и техническую специальность — дистанционное управление беспилотными аппаратами, в просторечии — дронами. И это все в ускоренном темпе. Не четыре года на специальности «Экология окружающего мира» и не три на «Оператора дистанционного воздействия», как того требует стандартная образовательная программа, а по сокращенной, разработанной специально для меня программе, слив оба эти курса в один. Плюс школу пришлось заканчивать экстерном, оставшиеся четыре класса за три года. Плюс бесконечные физические тренировки, изучение основных земных языков, оказания первой помощи, оттачивание полученных навыков на практических занятиях в полевых условиях… Да много всего еще! Потом — сложнейший комплексный экзамен, по итогам которого решался вопрос о том, готова ли я к перелету.

До той аварии я хотела работать с детьми дошкольного возраста, а для этого поступить в педагогический. Но не вышло — детей на Марсе нет, соответственно, и воспитатели не нужны. Все сложилось так, как сложилось. Тем более, это был целиком и полностью мой выбор, и ответственность за его последствия нести тоже мне. Так что я старалась изо всех сил, желая отработать спасение моих братьев. Не скрою, приходилось тяжело. И дело тут не только в непосильных физических и умственных нагрузках — в конце концов, в школе я, хоть и не была круглой отличницей, всегда успевала, что требует немало усилий, усидчивости, аккуратности и, главное, тяги к знаниям. Еще я с детства занималась танцами, так что к физическим нагрузкам мне было не привыкать.

Хуже другое: заключение контракта колониста будто возвело незримую стену между мной и моими родными и друзьями, да и вообще всем обществом. Я будто бы была вместе со всеми — и одна. Я так и не поняла, что случилось раньше — я отдалилась от всех, кто был мне дорог, или все от меня? Ясно одно: я осталась в одиночестве до того, как поднялась на борт «Марса-5». Потому что мои родители, братья, дедушки, бабушки, остальные родственники, а также мои друзья понимали: надо учиться жить без меня. Вот и начали… заранее. Попрощались со мной, пока я еще ходила по Земле, и стали жить дальше, потому что жизнь продолжается… Да, мой выбор, моя ответственность. Но как же это больно! Будто от меня отрезали по маленькому кусочку, а раны прижигали огнем — есть такой варварский метод остановить кровь и избежать заражения.

Нет, внешне-то все выглядело вполне пристойно, лицо я держать умею. А что внутри… О том я никому, кроме одного из психологов на проекте, Елены Владимировны, не рассказывала, да и то потому, что та сумела каким-то образом вытянуть из меня эти откровения. От нее я и узнала, что нечто подобное происходит со всеми кандидатами в будущие колонисты. Правда, легче мне от этого не стало.

Заводить новые контакты, пытаться подружиться с кем-то, завести отношения или хотя бы домашнего питомца я так и не рискнула — все равно их придется обрывать, когда… И питомца я с собой на Марс не заберу — не пройдет карантин. В общем, последние годы на Земле я провела в одиночестве.

Были, конечно, попытки пообщаться с другими кандидатами в колонисты, но ничего путного из этого не вышло. И ничего странного в том нет. Во-первых, будущие переселенцы на Марс загружены сверх меры, и после всех занятий-тренировок остаются силы лишь на то, чтобы доползти до кровати и мгновенно уснуть. Во-вторых, зная, что рано или поздно им предстоит навсегда покинуть Землю, колонисты каждую свободную минуту проводят со своими родными и любимыми, которых оставят на Земле. И, в-третьих, необъяснимое явление — дух соперничества, мол, мы не друзья, а конкуренты! И это вопреки всем стараниям начальства и психологов! Последнего я до сих пор понять не могу.

Но тяжелее всего я переживала отдаление от меня родителей и братьев. Любовь и благодарность быстро вытеснили претензии — не помогаю с братьями, которых приходилось ставить на ноги в прямом смысле слова, не выполняю свою часть домашних обязанностей, не уважаю родителей, вечно где-то пропадаю, и еще неизвестно, чем я там, в «Бредах-9» занимаюсь, поручить мне ничего нельзя, надежды на меня никакой, и вообще я перечеркнула все их связанные со мной планы на будущее… Список внушительный. И, справедливости ради, некоторые из них обоснованны. Но не могла же я пропускать учебу — у меня это в контракте колониста черным по белому прописано, как и санкции в виде штрафов за подобное поведение без уважительной причины. А уважительной причиной считалась только смерть. В крайнем случае, тяжелая болезнь. Нездоровые родственники и необходимость ухода за ними, увы, к таковым не относились.

— Есть мама с папой, есть больничный персонал, есть обслуживающие роботы, — строго выговаривал мне куратор, когда я в первый и в последний раз заикнулась о том, что хочу уйти пораньше и помочь маме с братьями. — А у Вас, Надежда Ивановна, отныне одна задача — подготовиться к полету на Марс.

Ну да, колонист более себе не принадлежит — только красной планете…

С годами отношение мамы и папы ко мне становилось все более холодным. Подражая примеру старших, братья стали относиться ко мне так же, даже пакостили по мелочи. И, вообще, мне недвусмысленно давали понять: теперь я здесь чужая, я больше не часть семьи, отныне мы живем, как соседи. Так что за четыре года до отлета я окончательно перебралась под крыло программы колонизации, благо, в закрытом поселке Бреды-9 было свое общежитие, и с родными общалась по минимуму. Елена Владимировна мне потом объяснила, что родители мои повели себя так, потому что хотели, пусть и неосознанно, уменьшить боль от грядущего расставания со мной. Испортив отношения, проще отпустить и проще жить после расставания. Что я должна быть мудрее и простить родителей — хотя бы ради самой себя, чтобы не улетать с камнем за пазухой. Что они облегчили жизнь и мне — так мне тоже будет проще отпустить их. Как-то так.

Я машинально кивала в такт умным словам, внутренне сжавшись в комок и делая над собой неимоверное усилие, чтобы не расплакаться. Внутри было черно. И больно. Как же больно! Понимаю, в том, что случилось, есть и моя вина — умотавшись на обучении, я частенько не успевала выполнять поручения родителей, а то и забывала о них. Но я же их ребенок, черт побери! Их дочь! Понять их, наверное, можно. Но вот принять до сих пор не смогла. И улетала с тяжелым сердцем.

Моя семья даже не попрощалась со мной по-человечески — приехали, конечно, на космодром, постояли полчаса на холодном ветру, отводя взгляд и перекидываясь ничего не значащими фразами, небрежно обнялись и… и все. Сухо, по-деловому, будто повинность отбыли. И все, прости-прощай, Наденька! Хотела ли я слез, объятий, поцелуев, истерических рыданий и всего прочего? Не знаю. Я хотела, чтобы последняя встреча с семьей закончилась поскорее. Потому что опасалась не справиться с эмоциями и позорно разрыдаться.

Ситуация осложнялась еще и тем, что космический корабль с четвертой волной марсианских колонистов потерпел крушение на подлете к Марсу, летевшие на нем, конечно же, погибли. Тридцать пять «гражданских» и десять членов экипажа. Красная планета стала одной общей могилой для них.

Мы, пятая волна, отправились в перелет на следующий год. На целый год раньше, чем планировалось, и в чуть более расширенном составе — потребность-то колонии в специалистах не была закрыта четвертой волной. Как же страшно было! Понимать, что можем вообще никуда не долететь, разве что на тот свет, но все равно взойти на борт «Марса-5» и лечь в анабиоз-капсулу. Страшно… Я из-за этого страха даже с родной планетой толком не попрощалась — все мои чувства были отравлены им, а еще душевной болью, мучительным сожалением и непониманием. Такая вот бестолковая Надя-паникерша. Увы…

Зато уже здесь, на Марсе, когда я окончательно поверила в благополучное завершение перелета, вдруг оказалось, что я получила шанс начать жизнь с чистого листа, и я стараюсь воспользоваться им на все сто. Я обрела и дружбу, и любовь, и если не уважение, то хотя бы хорошее отношение коллег. Конечно, не со всеми удалось достичь взаимопонимания, но я работаю над этим. Правда, есть тут некоторые личности, с которыми мне вообще не хочется иметь дела… Увы, коллеги — это не друзья, их не выбирают…

Голопланшет мигнул, напоминая о том, что до начала рабочего дня осталось всего сорок минут. Модель «Глейсс-208». Техника — старье жуткое, конечно, на Земле такими уже лет сорок не пользуются. Зато это — последняя из моделей персональных компьютеров, которая, во-первых, способна работать автономно от инфонета, только с подключением к локальной сети, и, во-вторых, в неактивном состоянии прячется в наручном чехле, и вездесущая марсианская пыль — гроза любой техники — ей нипочем. А так — старье, да. К нему я, наверное, привыкала дольше всего. До сих пор, наверное, привыкаю. И неудивительно — после ментального подключения к инфонету-то! Опосредованного, через специальные капсулы, в школе или в обучающем центре. На прямое, с имплантацией нейрочипа в позвоночный столб, я не решилась бы даже при наличии денег — страшновато, есть риск остаться парализованной, пусть даже и микроскопический. И очень дорого. Правда, все же не так дорого, как вырастить запчасти для человеческого организма…

Ой, а времени как раз, чтобы из столовой дойти до своего рабочего места, и даже немного еще останется! Похоже, подругу я не дождусь.

В этот момент в столовой будто солнце взошло. Такое компактное, улыбающееся солнце в облегающем оранжевом платье. Вот и Даша! Высокая, стройная, длинные каштановые волосы, обычно заплетенные в косу, мягкой волной падают на плечи. На лице макияж, более яркий, чем обычно, но это ее ничуть не портило, наоборот. И, конечно, улыбка. Действительно, будто солнце взошло! Не марсианское, белое, тусклое, будто присыпанное пеплом, а земное, рыжее и теплое.

Появление Дарьи, конечно же, не осталось незамеченным — внимание всех присутствующих вмиг оказалось приковано только к ней. Еще как! Мужчины замерли в тех же позах, в которых были до ее появления, взгляды их вспыхнули восторгом и восхищением. Кое-кто из парней, рассматривая ее, реально рисковал свернуть себе шею. Женщины тоже отреагировали — ехидное фырканье послышалось сразу со всех сторон. Правда, не сразу — им тоже понадобилась пара секунд на то, чтобы прийти в себя и сбросить очарование богини, снизошедшей до Новой Терры. Это я так иронизирую по-доброму.

Дарья, окидывая присутствующих взглядом, в котором читалось легкое превосходство, приветствуя их легкими, едва заметными кивками, и явно наслаждаясь произведенным эффектом, прошествовала к моему столику. Бесшумно — из-за высокого роста моя подруга не носит обувь на каблуке. Хотя, по моему мнению, перестук каблуков в полной тишине отлично дополнил бы сцену появления Даши в столовой. Впрочем, и без него все получилось на высшем уровне.

Я поспешила встать, обнять подругу и сразу же вручить ей подарок — симпатичный пакетик, внутри которого лежал набор средств для укрепления ногтей, мазь от дерматита, в последнее время одолевшего мою подругу, а также коробочка с конфетами из сухофруктов, орехов и засахаренных ягод — Даша одержима диетой и ест только здоровую пищу. Ну, насколько это вообще возможно здесь.

— Спасибо, Наденька! — любопытная Даша сразу же заглянула в пакетик. — О, вкусности! И набор для ногтей отличный, пригодится!

— Рада, что тебе понравился мой подарок, — улыбнулась я.

При взгляде на ее довольное лицо у меня потеплело на душе.

— И мазилка очень кстати, — шепотом продолжила Даша, непроизвольно потерев о край стола тыльную сторону правой кисти. — И большой тюбик, надолго хватит.

Недавно у нее началась аллергия — то ли на сверхпрочный латекс, из которого сделаны ее рабочие перчатки, то ли на тальк, то ли еще на что-то. Выглядит это как мелкая розоватая сыпь на коже, чешется умеренно, но всегда не к месту, и на легкое воздействие вроде крема для рук и эмолентов не реагирует. Так что пришлось мне расчехлять свою заначку. Ничего, для подруги не жалко. Кроме того, у меня есть еще один тюбик, нет проблем с кожей, и заказ на доставку с Земли я дополню еще одним пунктом.

— Чем сегодня кормят? — спросила Даша уже нормальным, звонким голосом.

И, не дожидаясь ответа, бросила взгляд на мою тарелку с остатками завтрака.

— У-у, блинчики! — Даша покачала головой, выражая неодобрение, и укоризненно воззрилась на меня. — Еще и с вареньем!

Отрицать было глупо. Хотя именно отрицание было первым моим порывом. Помнят рефлексы строгих учителей в «Бредах-9», ой, помнят!

— Ну да, с малиновым, — невозмутимо ответила я. — И еще с черничным. Вкусно. Не так вкусно, как у мамы, но вполне…

Даша намека не поняла.

— Надь, ну вредно же! — продолжила она обвинительную сентенцию, причем громко, чтобы все присутствующие слышали. — Одно дело, когда из натуральных продуктов, хотя тоже не полезно. А тут из сухой смеси… Фу! Смерть же фигуре! Вон, смотри, у тебя уже живот отвис!

Я ахнула от возмущения. По обретенной с детства привычке я два раза в неделю устраиваю себе физическую нагрузку в тренажерном зале, брюшной пресс у меня в порядке. Однако, несмотря на это, я невольно опустила голову и недоверчиво покосилась на свой живот под серой шерстяной туникой. Вдруг, правда, обвис? Да нет, быть не может!

— Мюсли, надеюсь, в меню есть? — Даша тем временем грациозно поднялась со стула. — Составишь мне компанию?

Я покачала головой и продемонстрировала свой голопланшет, который, кстати, уже не мигал деликатно, а светился ровным желтым светом и издавал тихий звон, сообщая, что до начала рабочего дня остается уже менее получаса.

— А, понятно, — с сожалением вздохнула Даша и надула губы. — Дроны сами за образцами и прочей ерундой не слетают, аэросъемку местности, на которой за последние несколько тысяч лет ничего не изменилось, не произведут и обратно в стойла не вернутся.

— Отчет сам себя не составит, записи в журнал наблюдений и журнал по использованию дронов не внесутся, образцы до лабораторий не доберутся, — в тон ей продолжила я, но, не выдержав, рассмеялась. — Просто кое-кто опоздал к завтраку. Бывает.

Даша едва заметно улыбнулась в ответ.

— Ладно, иди уж, работай. Увидимся за обедом?

— За ужином, — вздохнула я.

Объем работы, который ждет меня сегодня, повышен по сравнению с остальными, не отчетными днями. Да еще и профессор Хоффмайер, начальник биологической лаборатории, снова заявку на образцы прислал, существенно расширенную по сравнению с обычной. Эх…

— Хорошо, Надь, — Даша ослепительно улыбнулась. — Отчет пришлю к вечеру.

Я только вздохнула, понимая, что, во-первых, Даша о желании работать сверхурочно, вдруг одолевшем ее начальника, ничего не знает, и, во-вторых, что на ужин я сегодня точно опоздаю. Но только молча кивнула и понесла посуду в мойку — скромный серый агрегат с раззявленной пастью для загрузки посуды. А к Даше уже со всех сторон спешили те, кто желал ее поздравить и выразить ей свое восхищение. Не придется ей завтракать в одиночестве.

Увы, оказаться на рабочем месте вовремя мне сегодня, видимо, не суждено. Выйдя во внешний коридор жилого модуля, своеобразную прихожую, отделявшую внутренние его помещения от внешней стены, я не сразу смогла найти свою обувь и комплект верхней одежды — их кто-то перевесил совсем на другое место! Пока искала и одевалась, к тому времени порядком замерзнув (во внешнем коридоре всегда холодно, так как отопительные коммуникации расположены только в одной из его стен, а снаружи температура никогда не поднимается выше нуля градусов по Цельсию), с улицы ввалилась компания из генерала Юрия Валентиновича Дубровцева, начальника Новой Терры, профессора Гедеона Хоффмайера, начальника биолаборатории, того самого, что снова завалил меня заявками на образцы, и Виктора Котта, парня, совмещавшего функционал пилота марсохода и инженера-ремонтника. И они тут же перекрыли выход из модуля — ни обойти, ни проскочить незамеченной. Елки зеленые… Да еще и молния на полукомбинезоне не желала застегиваться, и второй рукав куртки я все никак не могла поймать, и шапка завалилась за скамейку, на которой полагалось обуваться… В общем, как оно всегда и бывает, когда торопишься! И на работу я уже, считай, опоздала. Да еще и на глазах у начальства! Эх…

К счастью, ни генерал, ни профессор внимания на меня не обращали, так как были слишком заняты разговором. Вернее, говорил один герр Хоффмайер — громко, эмоционально, проглатывая часть слов и щедро пересыпая свою речь научными терминами и, как мне показалось, непереводимыми идиоматическими выражениями. Я, признаться, так и не смогла понять сути его претензий, даже в общих чертах — увы, выучить немецкий язык у меня не получалось даже под гипнозом и методом прямой загрузки в сознание! Как сказала психолог, я почему-то отвергаю его на уровне подсознания, и медицина вкупе с образовательными методиками и последними техническими разработками тут бессильны. Но наверняка тема разговора начбиолаба с генералом меня не касается. Так что нужно все-таки одеться и сбежать отсюда незаметно.

Однако молния все никак не хотела сдаваться, и я невольно, но прислушивалась к разговору на повышенных тонах. А вот смотреть в их сторону избегала, делая вид, будто меня больше интересует собственное отражение в зеркале.

Герр Хоффмайер по-прежнему возмущался. Юрий Валентинович, напротив, был спокоен, только хмурил брови и задумчиво потирал подбородок, и реплики на немецком вставлял только изредка — тяжеловесные и основательные, как постаменты для памятников. Обычно действует успокаивающе, однако биолог всея колонии завелся так, что его сейчас успокоит только инъекция литирлиума¹. Вообще, странно: такое крайне взвинченное состояние для этого светила науки не характерно. По крайней мере, Даша рассказывала, что он спокойный, как удав, и она не знает, что нужно сделать, чтобы вывести немца из себя. Да скорее он всех доведет до ручки своим занудством и педантичностью! А тут вдруг и подпрыгивает, и руками размахивает, и обличающе тычет пальцем в ремонтника, пилота-водителя и вообще на все руки мастера.

А вот Вик, хоть и молчит, всем своим видом — и позой, и выражением лица, и, казалось, даже ритмом дыхания — выражает несогласие с профессором. Несогласие в корне. И еще то, что он уже все сказал по предмету разговора.

Однако, заметив меня, улыбнулся и будто забыл о своих собеседниках. Обрадовался. Надеюсь, на этот раз обойдется без глупых шуток вроде: «Дроны от восхищения рады бы падать к твоим ногам, Надюша, но, увы, в периметр не залетают — их гнезда с внешней стороны купола жизнеобеспечения!». Это после тех случаев, когда я обращалась к нему по поводу поломок оборудования. Грр! Вот так порой даже пожалеешь, что Вик не позволил себе ни одной пошлой шутки в мой адрес или чего-то подобного — тогда бы я с чистой совестью пожаловалась бы вышестоящему начальству, например, тому же Дубровцеву или его заместителю по инженерно-технической части, майору Лисицыну. А так приходится терпеть, обливать шутника ледяными взглядами, фыркать и изредка, когда совсем невмоготу справиться со смехом, улыбаться. Потому что с чувством юмора у парня все в порядке. Впрочем, причина моей сдержанности по отношению к нему, а в последнее время — даже неприязни, в другом. И я не хочу об этом думать!

Я сделала вид, что не заметила его улыбки, и продолжаю разглядывать свое отражение во вмонтированной в стену зеркальной панели.

Хм, а Юрию Валентиновичу, похоже, выпало стать арбитром между этими двумя. Ну… могу только посочувствовать. Но молча, чтобы остаться незамеченной.

Увы, не вышло. Зато нашла одну свою перчатку, почему-то оказавшуюся в кармане на левом бедре. Хотя я точно помню, что оставляла обе в карманах куртки! А где вторая? Не вижу! Наверное, прихватил кто-то случайно, ведь куртка, наверное, упала, пролежала на полу какое-то время, ее, конечно, повесили обратно на вешалку, но выпавшую из кармана перчатку могли не заметить. Вернее, одну заметили, а вторую нет. И ее, наверное, кто-то случайно забрал с собой. Перчатки-то у всех одинаковые, в одном месте за средства госбюджета закупали. А я свои пометить так и не успела — руки не дошли. Увы. Придется на склад за новой парой идти.

Стоило мне на миг отвлечься на поиск перчатки, как Вик отошел от Хоффмайера с Дубровцевым и незаметно оказался рядом со мной. Второй рукав вдруг сам собой прыгнул на руку и натянулся до плеча, а я, признаться, вздрогнула от неожиданности.

— Доброе утро, Надюша! — все с той же радостной улыбкой произнес он, протягивая мне мою же шапку.

И когда только успел достать? Хорошо хоть с молнией не полез помогать, иначе… Иначе не знаю, что бы я сделала — начала бы возмущаться громче профессора, оттолкнула бы Вика или что-нибудь еще в этом духе. Сейчас, когда обе мои руки оказались свободными, я справилась с неподатливой застежкой мгновенно. А почему она не застегивалась-то? Кажется, в молнию что-то попало! Не вытащить! Ладно, на моем рабочем месте есть пинцет, попробую им.

Кстати, я заметила, что правый рукав его куртки натянут по самые пальцы, а из-под него торчит ранозаживляющая повязка, охватывающая нижние фаланги и, наверное, тыльную сторону ладони. Что-то случилось? Вик ведь с техникой работает, вдруг что-то рвануло? Или плеснуло? Или… Впрочем, это не мое дело.

— Доброе, — сдержанно ответила я, изобразив вежливую улыбку и принимая шапку из его рук. — Благодарю.

И отвернулась к зеркалу, чтобы натянуть на голову забавный белый колпачок с помпоном и заправить под него выбившиеся из прически светло-русые пряди. Всем своим видом я показывала, что продолжать диалог не намерена. Надеялась, что Вик вернется к генералу с Хоффмайером, однако он продолжал стоять рядом, внимательно наблюдая за мной. И уже не улыбался. Под пристальным взглядом его голубых глаз я вдруг почувствовала себя неловко. И тут же ушла в глухую оборону личных границ.

— У вас с генералом и профессором вроде как разговор, — с жирным интонационным намеком произнесла я.

Вик, против ожидания, возвращаться к обозначенным собеседникам не торопился.

— Да они еще минут пять не заметят моего отсутствия, — тихо усмехнулся он, однако не стал просвещать меня относительно темы их спора.

И снова замолчал, разглядывая мое лицо. А после со вздохом, в котором мне почудилось сожаление и что-то еще, названия чему я подобрать не сумела, тихо-тихо произнес:

— У тебя варенье на губах.

А после уже другим, нормальным голосом добавил:

— Хорошего дня!

И пошел обратно к собеседникам.

А я вновь посмотрела в зеркало, на этот раз действительно на свое отражение, и подавила желание стукнуть себя по лбу. Гладкая ударопрочная (потому что в колонии может произойти все, что угодно) поверхность отразила мое привычное и знакомое с детства лицо — серые глаза в обрамлении густых ресниц, заметные тени под ними (эх, надо было накраситься, а не валяться лишних пятнадцать минут в постели!), тонкий нос (длинноват, увы), щеки, подбородок и губы вполне обычные… В уголках рта заметны предательские темно-фиолетовые следы. И на верхней губе тоже — у самой границы идущего от носа желобка. И в таком виде я сидела в столовой, а потом и вышла из нее! Неужели Даша не заметила?! Или заметила, но промолчала? Если так, то почему? Может, ей показалось это забавным? Ну, чувство юмора у нее есть, правда, временами довольно злое… Да нет, просто не заметила. И хорошо, что я не выбрала на завтрак йогурт или кефир!

Я достала из кармана на бедре упаковку влажных салфеток и оттерла темно-фиолетовые пятна. Потом машинально достала оттуда же тюбик с блеском для губ, повертела его в руках и убрала обратно. Может, позже.

А выяснение отношений на повышенных тонах за моей спиной набирало обороты.

— Найн! Найн психолог! — взвизгнул Хоффмайер, взмахнув руками так, будто хотел наброситься на собеседников с кулаками.

И потом продолжил кричать на ломаной смеси русского и немецкого:

— Их бин здоров! Здоро-о-ов! Найн психолог! Ви не понимайт всей швейригкайтен ситуации! Шнелле! Эс ист нётих выехать немедленно!!!²

Так, кажется, профессору срочно понадобилось выехать за пределы колонии. И он требует, чтобы его отвез именно Вик. А тот по какой-то причине отказывается, что Хоффмайеру, конечно, очень не нравится.

Неизвестно, чем закончилась бы эта сцена, но тут я вспомнила, что один из наших психиатров, Витольд Маркович, тоже припозднился с завтраком и сейчас наверняка допивает свой кофе, любуясь именинницей, и побежала за ним. Да, не снимая верхнюю одежду, что является нарушением правил пребывания в столовой! Но случай-то экстраординарный, психиатрическая помощь требуется немедленно! Не психологическая, а именно психиатрическая, с успокоительным, а то и с чем-нибудь посерьезнее! Потому что, боюсь, кто-то может пострадать.

К счастью, нужный мне человек, хоть и сидел далеко от выхода из столовой, сразу заметил мои умоляющие взгляды, обращенные к нему, и размахивания руками, и, отставив кружку, поспешил на помощь. Витольд Маркович Лиговцев, смуглый, с белыми нитями седины в пышной шапке угольно-черных волос, с пышными же усами, один уход за которыми наверняка занимает изрядную долю его свободного времени, шутник и балагур, каких поискать, правда, имеет склонность к полноте и постоянно с нею борется. А еще он умеет найти подход к любому, и на окружающих действует гипнотически. Вот и сейчас, отодвинув с дороги сначала меня, потом Вика, дружески положил руку на плечо герру Хоффмайеру и низким бархатным басом завел:

— Что же вы, герр Гедеон, тут крик подняли? Так ваши доводы точно никто не воспримет, это я вам как психиатр говорю! Давайте, дорогой, сделаем перерыв, кофейку глотнем, да и обсудим все в спокойной обстановке. Вон, и Юрий Валентинович еще не завтракал, и молодой человек наверняка тоже, так что они не откажутся составить нам компанию. Не откажетесь же?

Генерал и Вик со вздохом подтвердили, что да, не откажутся. Только пару моментов обговорят. Нет-нет, к вопросу Хоффмайера они отношения не имеют!

И сработало! Я же упоминала о гипнотическом воздействии психиатра на людей! Вот и профессор не оказался исключением — спокойно дал себя увести в столовую и усадить за столик, и даже сделал заказ у кухонного робота.

— Да, Наденька, с Вашего позволения, я перенесу завтрашний сеанс на послезавтра, — сказал Витольд Маркович, проходя мимо меня. — Форс-мажор, к сожалению.

Принципиальных возражений у меня не нашлось. Послезавтра, так послезавтра.

— Впрочем, если вам по-прежнему снятся кошмары, могу выкроить время сегодня вечером или завтра перед завтраком, — предложил психиатр. — Или перепоручить вас заботам Жюстин, она свободнее.

Кошмары меня, признаться, мучили, и очень реалистичные, хоть и с маловероятным сюжетом. Не каждую ночь, но довольно часто. Назначенная Витольдом Марковичем терапия против них не особо помогала, но сами сеансы, на которых я могла поговорить о том, что меня беспокоит, приносили небольшое облегчение. Впрочем, если подумать, острой необходимости в них в настоящий момент не было, да и с проблемами своими я привыкла справляться сама.

Кроме того, мне непросто говорить о столь личном с малознакомыми и, по сути, чужими мне людьми, так что приходится подолгу настраиваться на каждую психотерапевтическую беседу, сокращая время сеанса. С Егором или Дашей мне было бы проще. Но они очень заняты, особенно Егор, и грузить их моими проблемами, когда у них своих по горло, я не хочу. Кроме того, мой парень — материалист до мозга костей, и столь эфемерную субстанцию, как сны, просто не воспримет. Посмеется, разве что.

— Делайте, как считаете нужным, — ответила я.

Психиатр на миг задумался.

— Я пришлю сообщение, Наденька.

На том и разошлись.

Причем не только я с Витольдом Марковичем и герром Хоффмайером, но и генерал Дубровцев с Виком — последнему Юрий Валентинович, направляясь дальше по внешнему кольцу, жестом велел следовать за ним. Вик подчинился, на прощание помахав мне рукой и послав еще одну улыбку.

— О, Надин, а ты ему нравишься! — промурлыкала невесть откуда взявшаяся рядом со мной Жюстин, та самая ассистентка Витольда Марковича. С неистребимым французским прононсом и с диалектически обусловленной картавостью.

Признаться, я до сих пор не могу составить о ней однозначного мнения. Вроде и неплохой человек, и хороший специалист, самостоятельно не практикует лишь потому, что ей, психологу, не имеющему медицинского образования, назначать пациентам медикаментозное лечение пока что не позволяется. Но меня от нее отвращает одно: Жюстин главная сплетница Новой Терры. Эдакая классическая распространительница слухов, которая и присочинит, чего не было, и вывернет все самым неожиданным образом, а в желании поделиться свежими слухами с колонией ее остановит только смерть. И для меня до сих пор загадка, как она умудряется при этом не нарушать врачебную тайну! В общем, с этой женщиной нужно держать ухо востро и не болтать лишнего. Ох… Я мысленно выругалась, осознав, что теперь по Новой Терре будут гулять самые фантастические слухи о наших с Виком отношениях. Да твою ж дивизию! Надеюсь, Егор не является патологическим ревнивцем!

Я с нарочито безразличным лицом лишь пожала плечами. Мол, его проблемы. О симпатии Вика ко мне я давно догадалась — он и не старался ее скрыть. Но ответить взаимностью на его чувства я точно не смогу. Во-первых, у меня Егор есть, и, во-вторых, один поступок Вика отвратил меня от него. Так что отныне он для меня только коллега.

— А тебе он что, совсем не нравится? — лукаво прищурилась Жюстин, блеснув глазами-маслинами.

Так, вот теперь молчать не надо, иначе точно напридумывает, чего не было, да и быть не могло. Вот, ей-богу, ей бы романы фантастические писать с таким воображением! И чего она на Марсе забыла?! Впрочем, о причинах вербовки в колонию спрашивать не принято…

— Странный он… — таким же нейтральным тоном констатировала я, изо всех сил стараясь спрятать нервозность.

Увы, ничего лучше не придумала. Надеюсь, этого достаточно, чтобы сместить фокус интереса Жюстин с меня на Вика. И, надеюсь, он не сильно пострадает от этого… Впрочем, нарываться на конфликт с тем, кто умеет чинить технику, дураков нет.

— О… Все так плохо? — в голосе Жюстин мне послышалось сочувствие.

Я со вздохом развела руками.

— Это есть следствие посттравматического синдрома, — проснулся в ней профессионал. — Не будь к нему слишком строга!

Неприкрытая попытка оправдать интересы Вика меня насторожила. Они что, в сговоре?

— У нас тут у всех посттравматический синдром, — проворчала я. — От радикальной смены места жительства и перелета на Марс.

Жюстин нахлобучила на короткие смоляные кудри вязаную шапочку и с горящими глазами вцепилась в мой локоть.

— О-ла-ла! Надин, так ты ничего не знаешь?! Сейчас все расскажу! — от восторга, что она нашла, наконец, слушателя (читай — жертву), у нее даже французский прононс почти пропал, только картавость осталась.

Любопытство пересилило желание сбежать под благовидным предлогом, и к своему рабочему месту, ангару 4-4, я отправилась в компании болтливой француженки. Которая, как оказалось, может говорить четко и по делу. Конечно, это же не деловое общение в рамках сеанса психологической разгрузки, и не болтовня ни о чем. Это — сплетня!

Окрыленная, с блестящими от радости и собственной значимости глазами, она важно вещала совсем удивительные и, кажется даже, неправдоподобные вещи:

— Вик из четвертой волны колонистов…

— Из четвертой?! — удивилась я. — Но «Марс-4» ведь разбился!

— Всё так, — кивнула психологиня и затараторила, будто опасаясь, что не успеет поделиться со мной этой историей до того, как наши пути разойдутся. — Вик единственный, кто выжил!

Как оказалось, корабль «Марс-4» действительно потерпел столкновение с дрейфующим метеороидом — тот каким-то образом пробил обшивку космического корабля, поразив отсеки 1 и 2, и вмиг оборвав жизни экипажа.

— Тогда от корабля только горстка космической пыли осталась! — я скептически изогнула бровь.

— Я не совсем так выразилась, — тут же поправилась Жюстин. — Метеороид врезался в окружавшее «Марс-4» силовое поле, оно от силы удара прогнулось в корабль, а экипаж, едва вышедший из анабиоза, не успел скорректировать его сообразно ситуации. В общем, поле проделало дыру в корпусе, и как раз в том месте, где были рубка и кают-компания! Представляешь, как неудачно? И с какой силой произошло столкновение?

Я невольно вздрогнула. Неудачнее не придумаешь…

А француженка вдохновенно продолжала рассказ.

Помимо гибели экипажа результатом столкновения с метеороидом стал урон системам управления кораблем и уничтожение системы навигации. Будь космический снаряд чуть крупнее, досталось бы и системе жизнеобеспечения, и тогда погибли бы все колонисты, а не только те, что находились в отсеках 1 и 2 и первом техническом узле. Увы, после такого хоть как-то повлиять на траекторию полета корабля было уже нельзя.

Пассажирам «Марса-4» предстояло пережить крушение надежд на спасение, когда отключились основные двигатели, а резервные так и не заработали, вхождение корабля в хлипкую атмосферу Марса, когда он разминулся с Фобосом и модуль-станцией на несколько десятков километров, и падение на поверхность планеты. Кое-кому из уцелевших колонистов удалось выжить и после этого — тем, кто сориентировался быстрее, успел правильно надеть скафандр и добраться до спасательной капсулы. Ну, еще свой вклад в дело сохранения их жизней внесло то, что сила марсианского притяжения меньше земной — это замедлило падение и смягчило удар. Увы, не намного — корабль-то тяжелый настолько, что нашего воображения не хватит это представить!

Космический снаряд сильно повредил внутренние конструкции и коммуникации «Марса-4», и корабль под действием гравитации планеты разломился на три части. Хвостовая упала очень неудачно — на едва приземлившуюся спасательную капсулу, раздавив ее вместе со всеми, кто находился внутри.

Поисково-спасательную операцию колонисты начали лишь через несколько часов — ждали, пока утихнет песчаная буря, так некстати разразившаяся во время падения «Марса-4», и уляжется поднятый ею и падением корабля грунт. Да и спасательной-то ее поначалу никто в Новой Терре не считал, так как не надеялись найти выживших. Так, забрать уцелевший груз и оборудование, мертвых похоронить как-нибудь… В общем, обнаружение среди обломков корабля нескольких живых, в том числе и Виктора Котта, стало для поисковиков полной неожиданностью. Увы, взять с собой медицинские капсулы у них не было возможности — в Новой Терре на тот момент были только стационарные, это уже «Марс-5» принес две передвижных. Это стоило жизни двум потерпевшим крушение колонистам — они умерли по дороге в колонию. Еще шестеро просто не дождались помощи. В живых остался только Вик, которому повезло — его не раздавили конструкции корабля, не пронзила арматура, его скафандр не получил критических повреждений, да и сам он тоже. Почему? Об этом Жюстин умолчала, подозреваю, просто не знала наверняка. Зато полученные им травмы описывала с каким-то непонятным мне упоением: переломы обеих ног, ребер и сотрясение мозга… Действительно, по сравнению с остальными, легко отделался. Хуже было с психическим состоянием… Но сейчас он, в целом, выправился, приспособлен к жизни и работе в коллективе. Впрочем, им, психологам, дан негласный наказ держать парня под наблюдением — мало ли…

— Комплекс вины выжившего! — констатировала Жюстин. — Тяжелая иррациональная штука. На самом деле, никто из нас с уверенностью не может сказать, что происходит у него в голове. Так что некие… странности ему можно простить. Однако, если его поведение покажется тебе… совсем уж странным, скажи об этом. Возможно, это будет означать, что Вику требуются более радикальные методы терапии.

Я молчала, переваривая информацию. Никогда бы не подумала! А уж упоминание о радикальных методах лечения и вовсе меня напугало! Не знаю, что именно подразумевала Жюстин, однако, как мне кажется, ничего хорошего для Вика. Вполне возможно, что и выстрел в упор из электрошокера на максимальной мощности, свернутая шея (нечего, мол, электроэнергию впустую расходовать) или же несчастный случай вроде поврежденного скафандра… Может, оно и оправдано с точки зрения выживания колонии, но что-то внутри меня яростно противилось такой перспективе. Сердце сжалось от сочувствия к человеку, на долю которого выпали столь страшные испытания.

Вслух я, однако, сказала другое:

— Но на Земле в новостях рассказывали о гибели всех колонистов четвертой волны!

Жюстин пожала плечами и сообщила, что так случилось из-за того, что, повторюсь, после крушения «Марса-4» никто в Новой Терре не верил, что там удалось уцелеть хоть кому-то, так что Дубровцев поторопился дать отчет на Землю о гибели всех колонистов четвертой волны. Потом, конечно, исправил ситуацию, но на Земле по какой-то причине не стали доводить опровержение до широкой общественности. Интересно, почему? Ответа Жюстин не знала. Или знала, но рассказывать об этом ей запретили.

— Так почему ВиктОр кажется тебе странным? — за дружеской улыбкой и нарочито беззаботным тоном психологини мне почудился металл и холод профессионального следователя.

Я поняла, вернее, почуяла, что сейчас от моих слов зависит многое. И испугалась. Не за себя — за то, что могу вот так, неосторожным словом сломать жизнь другому человеку. Как бы я ни относилась к Вику, он этого явно не заслуживал. И надо ли говорить, что на взбудораженных эмоциях я тут же ляпнула глупость?!

— Он позволил себе лишнее…

Брови Жюстин поползли вверх, а на лице появилось выражение, как на морде охотничьей собаки, взявшей след. А я мысленно хлопнула себя рукой по лбу, осознав, сколь двусмысленно прозвучали мои слова. И поспешила исправиться:

— Пытался лезть в мою жизнь с душеспасительными разговорами на тему, которая его точно не касается. Ничего криминального, но… В общем, не та у нас степень близости, чтобы обсуждать личную жизнь друг друга.

Жюстин подозрительно прищурилась, но тут же поскучнела. Мой ответ ее явно разочаровал. И хорошо. Тем более, что мы к тому времени уже обогнули огромную по местным меркам полусферу жилого модуля и дошли до развилки, где мне предстояло свернуть к белому усеченному конусу ангара 4-4, а Жюстин должна была продолжить путь по кольцевой тропе до следующей развилки, ведущей к ангару 3-2, где после прибытия «Марса-5» обреталась психологическая служба.

На работу я, конечно же, опоздала, почти на целый час. Но, к счастью, отчитывать меня за это некому — и как эколог, и как оператор дронов, я сама себе начальник. Просто других экологов в колонии нет (подозреваю, меня-то сюда прислали не из-за необходимости, а для полноты комплекта, чтобы была), а дроны начальник материально-технического обеспечения Новой Терры давно превратил в зону моей личной ответственности, а сам умыл руки. Вспоминает обо мне раз в неделю, когда я ему отчет о своей работе на голопланшет присылаю. Так что и содержание, и использование, и ремонт оборудования на моих плечах. С другой стороны, повторюсь, сама себе начальница. Но как же порой скучно работать в одиночку! Даже кофе не с кем попить! Кроме того, я отлично понимаю, что как эколог тут не особо нужна, и это тяготит меня.

Впрочем, сегодня скучать мне точно не придется — вон, сколько заявок на образцы! И грунта, и льда, и воздуха (ну, той смеси газов, что составляют атмосферу Марса). И больше половины из них — для лаборатории профессора Хоффмайера, и все с пометкой «Срочно!». Хм, для чего ему столько?! Неужто герра Гедеона трудоголизм одолел? В этом случае всем его подчиненным, в том числе и Дарье, можно только посочувствовать. Еще инженерной службе нужна съемка двух секторов подземных коммуникаций купола жизнеобеспечения, и это помимо наземного исследования и традиционного облета подъемного модуля! Еще… да много всего. А я сегодня остаюсь без обеда, рулю дронами до посинения и параллельно накидываю отчет для отправки на Землю. И, скорее всего, опаздываю на ужин. Надеюсь, Даша меня простит. И как же хорошо, что я себе еще вчера перекус оставила. Как чувствовала!

До обеда ничего экстраординарного не происходило. Ну, не считая того, что я вытащила застрявшую в молнии моего полукомбинезона перламутровую пайетку. Маленькую, с полногтя размером. Откуда она там взялась? У меня нет одежды, украшенной этими чешуйками — не люблю. Наверное, кто-то надел мой полукомбинезон по ошибке. Может, он упал с вешалки и попал в чужие руки? Мой комплект верхней одежды веселого бирюзового цвета, и, как оказалось, он, да и сине-зеленая цветовая гамма вообще, приглянулись не только мне, а еще как минимум десяти жительницам колонии. Немудрено перепутать. Натянула, попыталась застегнуть, потом сообразила, что размер не ее, сняла, повесила, куда получилось, не заметила выпавшую из кармана перчатку, а на память оставила мне пайетку в молнии. Как-то так. Что ж, бывает. Убрав находку в ящик стола, я взялась за работу.

Дроны исправно летали туда-сюда, собирая пробы воздуха, грунта, камней и льда с заранее выбранных заказчиками мест, и никаких неожиданностей не подбрасывали. Однако, когда я отправила один из них в сектор 24 горного региона Тарсис, к безымянному ущелью TAR-46223³, в объектив камеры беспилотника попал марсоход, стоящий в широком проходе меж скал, там, где каменные стены, изгибаясь в форме подковы, прячут у своего подножья вход в подземную пещеру, и человек в скафандре рядом с ним. Человек как-то странно пританцовывал — постоянно переминался с ноги на ногу, взмахивал руками и поводил плечами. Космическая «цыганочка» с выходом… Скучно, что ли, стало? Внимание мое привлекла большая переводная картинка на спине скафандра — черный череп и две кости, перекрещенные под ним. Такой же, только меньшего размера, красовался на правом плече.

Нанесение на скафандр опознавательных знаков — не прихоть, а правило. Его установили колонисты первой волны для того, чтобы быстро идентифицировать друг друга, находясь за пределами купола жизнеобеспечения. Радиоволновая связь тогда работала со сбоями, так как передатчик от модуль-станции «Фобос» тогда еще не мог покрыть собой всю планету, да и мощности ему не хватало, а иллюминатор зеркальный, и снаружи разглядеть лицо того, кто в нем находится, можно только с очень близкого расстояния. Вот и появилось правило об опознавательных знаках.

Знак можно выбрать любой, но с двумя оговорками: он должен быть хорошо заметным и контрастным по цвету к самому скафандру (это не сложно, скафандр белый), и быть уникальным, то есть, отличаться от знаков, выбранных другими колонистами. Ну, и сведения о нем должны быть внесены в соответствующий реестр и в личное дело каждого колониста. Вот ведь… Бюрократия, будто с Земли не улетала! Интересно, только у меня это правило ассоциируется с раздевалкой в детском саду? Это когда каждый шкафчик с отдельной картинкой. Кстати, скафандры хранятся в отсеке технического этажа, который колонисты между собой так и называют — раздевалка. Хотя, как гласит табличка на входной двери, это экипировочная…

На моем скафандре красуется зеленая ящерка. Ее предложила компьютерная программа адаптации с учетом того, что я — единственная из пятой волны колонистов родилась и выросла на Урале. А я, вспомнив не раз перечитанные мной в детстве сказы Бажова про Медной горы хозяйку, всегда появлявшуюся в сопровождении ящериц, не стала отказываться. Дарья, кстати, потом в шутку расшифровала этот символ следующим образом: мелкая юркая зараза, которая даже при ядерном взрыве выживет, разве что хвост потеряет. Я в ответ в такой же шутливой форме прошлась по ее хорьку — мал, тощ, да вонюч. Мы тогда посмеялись, да забыли. Хоть Даша и пыталась с важным видом вещать, что выбранная отметка есть тайная печать подсознания и что-то в этом духе.

Но сейчас слова про печать подсознания и отражение сути носителя всплыли в памяти сами собой.

Потому что я и без реестра знаю, чей скафандр украшен пиратской символикой. Вик! А пиратской ли? После рассказа Жюстин я усомнилась в этом предположении. Может, череп и кости на скафандре, в котором он пережил и метеороид, и крушение «Марса-4», и ожидание помощи, и черт знает что еще, имеют более глубокий смысл? Вроде «Я смотрел смерти в лицо» или «Смерть мимо проскочила»? И он вроде бы не собирался сегодня ехать куда-либо! Или Хоффмайер все же настоял на выезде? Ну, все возможно…

О, а вот, кстати, и сам Хоффмайер, в скафандре с футбольным мячом. Вышел из пещеры, вход в которую прикрыт природным козырьком, и направился к Вику. Уж не знаю, что он от него хотел. А Вик, заметив биолога, перестал танцевать и направился к марсоходу. Поднялся по трапу на пару ступеней, взял что-то, с огромного гусеничного колеса и вдруг направился обратно, навстречу Хоффмайеру, да так быстро и решительно, что тот остановился и даже невольно попятился. Всего лишь на миг, потом сделал осторожный шаг вперед и замер. А Вик отвел руку назад, и только тогда я заметила, что он сжимает в ней камень, довольно крупный и тяжелый, судя по тому, как его перекосило на правую сторону, булыжник. И с размаху ударил им по иллюминатору шлема Хоффмайера! Потом еще! И еще…

— Что ты делаешь?! — закричала я, будто Вик мог меня слышать, и вскочила со своего кресла. — Перестань! Немедленно! Прошу тебя, перестань!

Но Вик меня, понятное дело, не слышал. Подозреваю, даже если бы и услышал или каким-то чудом заметил дрон у себя над головой, все равно не остановился бы. Уж слишком методично долбил он камнем по шлему биолога, экономными, точными, рассчитанными до миллиметра движениями. Да и сам булыжник он, похоже, специально выбрал и привез с собой. Такой небольшой, но увесистый — как раз, чтобы в скафандровой перчатке удержать.

Иллюминатор шлема Хоффмайера не выдержал, разбился с четвертого удара. В условиях непригодной для дыхания атмосферы, почти не защищающей от солнечной радиации, это — верная смерть. Так и случилось — немец тяжело рухнул на грунт и забился в агонии. Он даже не пытался сопротивляться! Даже рук не поднял в попытке защититься! Почему?

А Вик, отбросив камень, просто пошел к марсоходу. Даже не обернулся!

Я тяжело опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Меня трясло. Вот и все. Вик, как же так?! За что?! Зачем?..

И я, наблюдая это событие в режиме реального времени, не могла сделать ровным счетом ничего, чтобы как-то исправить, предотвратить… Нет у дрона-исследователя боевых функций! Все, что мне оставалось, это просто наблюдать в отличном качестве изображения с высоты полтора километра, как один человек убивает другого. Вик…

Кстати, о дроне! О том самом, камера которого запечатлела убийство, и об остальных, отправленных в полет! Пульт управления уже подает звуковой сигнал о выполнении ими заложенной программы. Надо вернуть их всех назад! Иначе, лишившись управления, вновь заблудятся или упадут, снова придется искать… Нет, не думать сейчас об этом. Сейчас нужно отдать им всем команду на возвращение.

Я быстро ввела новые команды для заснявшего убийство дрона, активировала автопилот и дала остальным своим «птичкам» отмашку на возврат. И тут же принялась вызывать по каналу внутренней связи генерала Дубровцева и его заместителей чтобы сообщить о первом за всю короткую историю Новой Терры убийстве.

1 Название лекарства придумано автором, все совпадения случайны.

2 «Я здоров! Здоро-о-ов! Никакого психолога! Вы не понимаете всей сложности ситуации! Быстрее! Необходимо выехать немедленно!»

3 Место вымышлено, все совпадения случайны.

Примечания

1

Название лекарства придумано автором, все совпадения случайны.

2

«Я здоров! Здоро-о-ов! Никакого психолога! Вы не понимаете всей сложности ситуации! Быстрее! Необходимо выехать немедленно!»

3

Место вымышлено, все совпадения случайны.