Уничтожу тебя, принцесса

Ирина Ирсс, 2023

Арсений Багиров – парень с самой сексуальной ухмылкой и глазами, способными украсть сердце даже снежной королевы. А ещё он тот, кто меня ненавидит.Два года назад он забрал мой первый поцелуй и разбил сердце, когда я узнала, что это всё было ради спора.Я отомстила ему, уверенная, что наши жизни больше не пересекутся никогда. Но вместо этого совершила самую настоящую ошибку. Теперь мы учимся вместе, и он поклялся уничтожить мою жизнь.

Глава 14. Крис

— Ну так что? На недельку, я думаю, всем это пойдёт только на пользу, — говорит мама, вглядываясь в мои глаза, когда понимаю, что половину её слов прослушала, слишком глубоко утонув в мыслях.

Неважно, что не собиралась раздумывать ни над чем, поведение Егора до последнего оставалось слишком подозрительным, что я загрузилась по полной программе, как только оказалась дома.

Он подвёз меня до самых ворот, хотя и расстояние в один дом от его я точно могла бы пройти самостоятельно. За всю дорогу мы не разговаривали: он был в своих мыслях, а мне начинать было слишком рискованно, чтобы он опять не ушёл в тему «Яра» и когда я планирую всё ему рассказать.

Никогда.

Смотрю на маму, пытаясь вспомнить, с чего она начинала, когда застала меня на кухне, куда я направилась попить воды сразу же, как вошла, но ни одной догадки в голову не приходит.

— Куда на неделю? — всё же решаю переспросить, а мама вздыхает, явно раздосадованная, что не слушала её.

— В Грецию, Кристина. Я тебе уже минут пятнадцать об этом говорю.

Вау, вот это меня отключило так отключило.

— И… когда?

Ещё один вздох, на этот раз слегка раздражённый.

— Давай поступим проще, с какого момента мне тебе пересказать, а то мы так и будем перебрасываться вопросами.

— Тогда можешь начинать с того момента, как вообще зашла в кухню, — машу рукой в её сторону.

И нет, виноватой я себя не чувствую, она вполне могла хоть раз обратиться ко мне, чтобы понять, что не присутствую в разговоре.

Мама безнадёжно качает головой.

— Хоть кто-нибудь в этом доме вообще меня слушает?

А я только вздыхаю, потому что в последние дни с этим и правда проблема. Например, если бы вчера я услышала с утра, как она сказала, что пригласила Алёну, Яр бы не мечтал сейчас оторвать мне голову, ещё с утра написав, чтобы я обзавелась титановой дверью и решетками на окнах, потому что это единственное, что меня спасёт от него за то, что он лишился машины на какое-то время.

Хотя я своей вины здесь не вижу, я всего лишь пригласила Еву к себе, так как его в кой-то веке нет дома из-за выездного матча, и это его стерва провоцировала её, а по итогу привело к тому, что мы ещё и с Лисицыной остались виноваты, что она случайно проговорилась про Яра при маме.

Вот так удачно прошла моя попытка попробовать поделиться с подругой, что у меня проблемы с парнем.

Кажется, даже сама вселенная выступает против, чтобы я кому-то о нем говорила.

— Вот сейчас слушаю, — заверяю её, всецело сосредотачиваясь от греха подальше.

Второй головы у меня точно нет, а мне и одна сейчас не шибко-то помогает.

— Алёнина мама пригласила нас на неделю в…

— Нет, — говорю сразу же.

Я против всего, что предлагает их семья, но мама мгновенно гневается.

— Кристина!

— Что? Тебе вчерашнего было мало? Сколько ещё требуется доказательств, что Сатинские могут сеять только раздор и хаос.

— Вот именно из-за вчерашнего, я и считаю, что тебе с Алёной не помешает провести время вместе.

Я морщусь так, точно мне всадили нож в живот.

— Серьёзно, за что ты меня так ненавидишь?

Конечно, я не говорю буквально, но… неделя с Алёной? Да я лучше с Антоновой буду день и ночь перечитывать «Разбойники», нежели проведу с Сатинской несколько минут.

— Я не… — рьяно берётся опровергать мама, но тут же себя отдёргивает, становясь собранной и серьёзной. — Вот почему это должно закончиться, Кристина. Я устала, что ты постоянно Ярослава цепляешь, а потом вы ругаетесь.

Настаёт моя очередь опровергать.

— Мы не ругаемся, это наше нормальное общение.

И мама это знает, не будет Алёны, будет воздух, в котором мы найдём причины друг друга зацепить, но сейчас она непреклонна.

— Неважно, я тоже не в восторге от Алёны, но он её выбрал, — пытается мама пробить мою хмурость мягкостью тона, — мы должны её принять, а ты её едва ли не прямым текстом выгнала вчера из нашего дома.

— Да потому что она изводила Еву! — взрываюсь не на шутку.

Мама так меня обвиняет, будто сама не слышала всех этих провокаций. Но она только вздыхает.

— Кристина, — выдаёт устало и качает головой, но я её сразу обрываю, уже зная, что она хочет сказать.

— Нет, мама! Не смей вставать на сторону Алёны. Это — Ева! Наша Ева! Как ты можешь даже думать о том, чтобы их вообще ставить рядом?

— Я не ставлю их рядом, — в противовес мне голос мамы звучит ровно, — видит Бог, я люблю Еву, как родную, но два года уже, Кристина, прошло, пора и тебе смириться, что этот «корабль» уже ничего не спасёт. Ярослав даже её имя слышать не может, а ты только и делаешь, что подначиваешь его. Я бы вообще хотела тебя попросить на какое-то время перестать…

Ну нет, это уже переходит все границы!

Я резко встаю, указывая на неё пальцем.

— Вот даже не вздумай заикаться! — мама тут же поджимает губы, будто бы и сама знает, что это был перебор с её стороны, но вины не признаёт, явно всё ещё намеренная попробовать пропихнуть идею, когда я окончательно выхожу из себя. — Ты серьёзно? Из-за Мира я и так лишилась нормальной школы и уже бы училась в универе! Так из-за Яра я ещё и должна лишиться единственной подруги? Почему бы меня просто сразу же не отдать им в рабство, чтобы я жила только для них?

Мама морщится, никак не воспринимая мои слова всерьёз.

— Ох, не надо прибедняется, хорошо? Ты и рабство — вещи совершенно противоположные. Это ты скорее нас здесь всех в рабство возьмёшь, нежели мы тебя хоть как-то прогнём. Я всего лишь хотела попросить урезать ваше общение с Евой в пределах этого дома, чтобы лишний раз не получалось того, что вышло вчера.

Я же в неверии качаю головой, она просто упорно продолжает отрицать, что мне действительно пришлось чем-то жертвовать, считая, что ничего страшного не случилось. Как и с Евой, подумаешь, урезать моё общение с ней, тут ведь главное, чтобы Яр не бесился лишний раз и его стерве жилось спокойно. Но нет, как бы ни любила брата, обойдётся. Он не такой уж и паинька, видела бы мама, как Яр сам достаёт Еву, жертва в этой ситуации явно не он.

— Забудь, — говорю жёстко, чтобы больше даже не поднимала эту тему. — Я не перестану общаться с Евой и уж точно никуда не поеду с Сатинской!

Мгновенно собираюсь уйти, когда мама бросает в спину:

— Господи, Кристина, ну пойди ты на компромисс! — её голос хоть и на повышенным тонах, но звучит отчаянно. — Пожалуйста! Это всего неделя, чего тебе стоит. В понедельник следующий вылетим, в воскресенье уже будем дома. Мир с нами будет, так что тебе будет, если что, с кем общаться. Ему это тоже пойдёт на пользу, лишний раз побыть вдали от его друзей, а без тебя он точно туда не поедет.

Я торможу, оборачиваясь.

— Снова Миру! Яру! Может быть, мне это не пойдёт на пользу? Не подумала?

Потому что мне сейчас пропадать точно нельзя, это воспримут как мой побег, а значит почувствуют во мне слабость. Ситуация выйдет из-под контроля, и я уже точно не верну его ни за что. Но мама лишь выглядит так, будто я сказала какую-то чушь.

— Да брось ты из себя строить жертву! Ты то и отказываешься от недели в шикарном отеле? Никогда не поверю, разве что, снова из вредности, что не хочешь принимать Алёну. Ты только в пятницу просила прогулять колледж, а тут я тебе сама предлагаю неделю.

Ох, зря она напоминает мне про пятницу. Я уже в таком гневе, что в принципе не задумываюсь, как разговариваю с мамой.

— И правда, да, мама? Когда я попросила чертов день, ты даже слушать меня не захотела! А как дело коснулось Яра, так можно и неделю сразу прогулять! Знаете, что? Сами налаживайте общение с этой дьяволицей! Яру самому, по-моему, не помешает вспомнить, что у него есть девушка и провести с ней…

— Яр с нами не едет, у него игра во вторник, — мама так спокойно меня перебивает, будто и не слышала всего, что ей сказала.

А я… просто усмехаюсь и качаю головой.

— Лучше и не придумаешь, — бормочу уже устало себе под нос, а потом говорю маме: — Мой ответ — нет. И нет, лучше к Алёне относиться не буду тоже, и это не оговаривается.

Я снова пробую уйти и даже умудряюсь добраться до выхода из кухни, когда мама жалостливо выдаёт:

— Господи, ну в кого ты такая…

— Какая? — смотрю на маму через плечо, хотя и не уверена, что готова в очередной раз встретиться с ещё одним осуждением.

Мама утихомиривает пыл, когда берет под контроль эмоции.

— Упёртая, Кристина. Такая упёртая. Иногда, мне кажется, что ты ещё упрямей Ярослава, что в принципе невозможно, а ты должна быть… — мама качает головой, подбирая слова, — более мягкой! Ты же девушка, и ты одна на двоих братьев, мы должны о них заботиться, Кристина, а ты…

— А я — одно сплошное разочарование, — договариваю за неё спокойно, никак не проявляя, что это отзывается во мне, даже несмотря на то, что привыкла. — Знаю, можешь не повторяться.

— Кристина, — продолжает окликать меня мама, но я уже не слушаю её.

Она будет всеми силами доказывать, что это не так, и я снова строю из себя жертву. Ничего нового не произойдёт. Она не увидит случайно, что я отказываюсь не из вредности, а потому что у меня проблемы. Не поменяет мнения, что я неправильная девушка, которая должна быть более сносной и уступчивой, в противовес мне — конечной эгоистке. А я не уступлю, этот разговор может длиться вечность.

Захожу в свою комнату и сразу падаю на кровать, уставляясь в потолок, и тут внезапно происходит ещё один укол в сердце. Мои пальцы чувствуют «пустоту» вместо ремешка браслета, когда машинально тянусь к нему, и мне впервые хочется издать совершенно неприемлемый для себя звук, рвущийся из груди.

Подавляю его, но от этого мерзкое ощущение лишь мощнее стесняет солнечное сплетение. Давит и давит, пока я не зажмуриваюсь, пытаясь выдохнуть скопившиеся чувства.

Татуировка не заменит браслета, я это знала, просто хотелось верить, что смогу сама себя обмануть. Заполнить пустоту, но нет, мне давала силы не сама надпись, а то, что значил для меня этот браслет.

— Мля, сдохнуть хочется, — выдаёт Мир, едва появляясь на пороге моей комнаты. Он морщится и потирает лоб, пока идёт до кровати и сразу же заваливается чуть выше меня. Смотрит одним глазом, продолжая кривится. — Вы с мамой мертвого можете поднять, когда начинаете ссориться.

— Может просто нужно вставать, как все нормальные люди утром, а не в два часа дня, и тогда не будет проблем? — предлагаю ему безразлично.

Переживет как-нибудь, что его соизволили поднять раньше пяти вечера.

— Я в это время ложусь, Крис, то есть уже, да, не состыковка получается? — отзывается с хитрой ухмылкой, подсказывающей, что он точно не понимает, насколько это ненормально.

— Яр тебя убьёт, если узнает, что ты творил все выходные в его клубе, — говорю ему, никак не отзываясь на его улыбку.

Может, хоть это понимание его остановит, но брат только хрипло смеётся.

— Яру есть кого убивать, — намекает Мир на меня, — пока он до меня доберётся, уже успеет остыть.

Я качаю головой, уставляясь обратно в потолок. И ведь реально не понимает, что в его поведении ничего весёлого нет. Мир просто переходит все границы. Особенно, когда Яра нет поблизости. Делает колоссальные ставки, на которые ему говорит ставить Удав, главный по распределению боев в клубе, чувствует себя там хозяином, когда нет парней, и откровенно задирает нос не на тех ребят. Не ровен день, когда он не выберется оттуда целым и невредимым. И это я ещё молчу, что он серьёзно может подставить парней, пока Удав ему позволяет хозяйничать.

Если Яр узнает, что он там появлялся в эти выходные, он от него мокрого места не оставит. Куда ему там до меня… Максимум, чего мне стоит ждать — очень грозного рычания и обещания, что моя задница ещё долго не попадёт в его машину.

Плюс, это только мама переживает за мои отношения с Алёной, самому Яру нет до этого вообще никакого дела. Я больше, чем уверена, что он боготворит моё нежелание водить с ней дружбу, чтобы я ничего лишнего о нем не сболтнула.

— Завязывай, Мир, играть с огнём, — отвечаю, так и продолжая пялиться в потолок. — Вместо постоянных тусовок и ходьбы по острию ножа, попробовал бы ради разнообразия появиться хоть разок на учебе. Я устала постоянно оправдываться перед Антоновой за тебя. Этой женщине и так только дай повод меня зацепить, так ещё и ты мне удружил.

Мир легко пихает меня в плечо, очевидно слыша по голосу, что сейчас я не в настроении шутить и закрывать глаза на все его подставы.

— Ты на меня сердишься?

— Дико, — отзываюсь без единого намёка, что это не так.

Мир какое-то время молчит, чувствую, что смотрит на меня, словно о чем-то раздумывает.

— Это из-за того, что у меня не получилось организовать спор? — наконец, озвучивает догадку.

Но тут я и сама не знаю, в этом ли дело.

— И да, и нет, — выдыхаю, прежде чем перевернуться на живот. На самом деле, я действительно не могу понять, рада ли, что все сорвалось, и мне теперь не о чем переживать, или же меня раздражает, что и тут Дана смогла как-то выкрутиться. — Как так получилось, что Воронец на неё запал? — вспоминаю ещё одну деталь.

Мир пожимает плечом.

— Понятия не имею, я ее даже ни разу не видел.

За это я уже не сдерживаюсь и толкаю его в бок. Нет, всё же злюсь на него.

— Вот именно поэтому, ты должен был заняться этим сам. Серьёзно, Мир, не так уж и часто я прошу тебя об одолжениях, чтобы тебе было сложно хоть разочек поднять свою задницу и помочь мне.

Мир кривится.

— Нафига, если всё можно было сделать по уму? Я просто предложил скинуться по сотни и отдать весь куш тому, кто первым узнает, целка она или нет. Воронец мог сорвать пол ляма.

С моего лица сходит весь цвет, когда осознаю, что учудил Мир.

— Ты с ума сошёл! — шиплю на брата и снова пихаю его. — Я не просила ничего подобного! Это… — от замешательства качаю головой, не зная, как подобрать слова.

Но это даже для меня перебор. Погулять, сделать вид, что понравилась ему — это максимум, чего я хотела, чтобы Дана просто почувствовала то, что чувствовала я.

— Это ужасно, Мир, — подытоживаю я. — И теперь я что-то даже не жалею, что всё сорвалось.

Потому что даже не представляю, чтобы тогда было бы, когда все узналось. Обо мне и так все мнения, что я само воплощение зла, а там бы ни у кого даже сомнений не осталось, что я оно и есть. А если бы по итогу узнал Арс… Хотя тут я сама торможу мысли. Вот кто-кто, а он то точно не сомневается, что хуже меня никого нет. Да и без разницы мне должно быть на его мнение, он сам уже не тот парень, которым его помню, хотя у меня до сих пор не проходит это ощущение, что он слишком хорош для меня.

Все эти его сочувствующие взгляды, как он до последнего стоял на том, чтобы я отступила. Оно сверлом неприятным сидит в душе. Я его разочаровываю, вижу это в его глазах, и оно во мне так мощно отзывается, больно ведь каждый раз делает, а остановиться не могу, как бы на самом деле ненавидела, что он больше не смотрит на меня так, как раньше.

Я уничтожаю ту самую свою «единичку» в его глазах. Или просто ищу оправдания, почему не вижу больше её отражения в них.

По крайней мере, так проще, когда тебя есть, за что ненавидеть.

— Тебя не понять, Крис, — качает Мир головой, а я, наоборот, укладываю свою на сложенные на покрывале руки. — Ты хотела, чтобы я организовал спор, я это сделал. А теперь это я ужасен?

— Я просила тебя самому это сделать, — не глядя на него, отвечаю безразлично.

Все мои мысли всё ещё в каком-то анабиозе. Не могу сказать, что меня сейчас даже интересует, что говорит Мир. Я хочу остаться одна. Хочу отмотать назад время. Хочу никогда не встречать Арса.

— Да какая разница, кто? Я как будто мог подумать, что этот деятель в неё втюрится и всё накроется.

Может быть, потому что Дана права, и можно спорить только на таких, как я?

Я не хочу думать, почему Воронец вообще смог к ней подобраться, не хочу думать, почему Арс так спокойно отреагировал на информацию, что тот с ней гулял.

Я вообще больше не хочу думать про Арса. В конце концов, он уже победил, и тут неважно, есть у него девушка или нет и как он к ней относится.

— Забыли, Мир. Не получилось и не получилось, уже без разницы.

Мир пытается меня разговорить ещё минут пять, трещит что-то о том, что на днях ожидается большая ставка в клубе и можно сорвать много денег, но я почти не участвую в разговоре, после чего он сдаётся и психует, думая, что всё ещё обижаюсь из-за спора, а я так и продолжаю лежать, глядя в пустоту.

Мне надо как-то выкрутиться, обыграть Арса, возможно что-то провернуть, чтобы возвратить расположение группы. Я могу заинтересовать чем-то Кар, могу вылезти из кожи вон, но добиться, чтобы Яна обратила внимания на Фила. Вариантов бесчисленное множество, если бы мне действительно этого хотелось.

А сама лишь думаю о том, почему мне было без разницы на то, как ко мне относились. Или же, наоборот, зачем сама с ними всеми продолжала общение, если никто из них на самом деле не был мне другом.

Я не хочу больше играть в этот спектакль, не хочу общаться ни с кем из них, после того как увидела, насколько быстро разрушилась моя жизнь.

А ещё, что самое ужасное, я до сих пор не могу принять правды, что Арс это сделает, потому что на самом деле изначально ничего большего у него ко мне и не было.

Я просто выбираю продолжать бежать и бежать от неё.

***

— Никак не могу насытиться этим местом, — едва ли не задерживая дыхание, говорит Ева, когда мы обе сидим у самого обрыва места, которое все, кто о нём знает, называют «Блдская горка».

Или просто «гора», как это упорно делает Ева, отказываясь омрачать этот вид таким похабным словом.

Я не собиралась сегодня на трек, за которым как раз и находится гора, пока не узнала, что Ева и её друг Вадим поедут сюда, чтобы она смогла поработать над каким-то проектом, пока здесь нет Яра.

Ева сидит с планшетом и стилусом, делая наброски рисунка, Вадим позади нас что-то усиленно печатает в ноутбуке, сидя на капоте его четырнадцатой, а я просто сижу, положив голову ей на плечо и смотря на город, который отсюда открывается видом миллиона огней.

Я приехала сюда с Женей, так как Ева была уже здесь, когда ей позвонила и предложила встретиться, и уедет раньше меня, потому что никто и не должен знать, что она вообще здесь бывает, поэтому долго с ней находиться не смогу, пока меня не потеряли.

Но дома я тоже не могла больше оставаться, Мир куда-то опять укатил с братом Алёны, мама с папой ещё вечером улетели в Москву, я просто себя изводила в одиночестве, не зная, как перестать думать о завтрашнем дне.

— Мама просит меня поехать в отпуск с Алёной и её мамой, — признаюсь Еве, чувствуя себя предателем, потому что уже знаю, что, скорее всего, выхода мне никто не оставит. — Но я не хочу.

Ева на секунду замирает, знаю, что ей не хотелось бы, чтобы я ехала, хотя и вряд ли когда-то признается в этом. Но ей будет обидно, потому что раньше все отпуска мы проводили только вместе, тремя семьями: Каймановых, Лисицыных и нашей. А я не хочу, чтобы она думала, что поеду туда с удовольствием без неё.

Однако Ева быстро берет себя в руки, поворачивается ко мне и выдаёт маленькую улыбку.

— Сочувствую, — говорит искренне. — Ты главное получше мажься кремом от загара, чтобы ядовитое излучение от Алёны не зацепило тебя.

Мы обе тихо смеёмся. Понимаю, что это небольшое утешение для неё, что не люблю также Алёну, и всё же не хочу, чтобы ещё и Ева думала, что мне без разницы на её чувства. Потому что она, пожалуй, единственное, что остаётся хорошего в моей жизни, и она принимает меня такой, какая я есть.

Я убираю голову с её плеча, выпрямляясь, и какое-то время смотрю, как она рисует, спокойно возвращаясь к работе, словно её не кольнуло, что Алёна и здесь пробует её заменить. И… неожиданно для самой себя из меня вырывается вопрос:

— Как ты с этим смирилась? — Ева на сразу меня понимает, поднимая взгляд, а у меня аж дыхание перехватывает только от мысли, что я серьезно собралась признать, что не могу больше справляться. — Как ты смирилась, что Яр с Алёной?

Ева выглядит так, словно её поймали за чем-то ужасным, её пальцы сжимаются на планшете, пока огромные глаза смотрят в мои, ожидающие от неё ответа. Мне он нужен, как воздух, потому что я не могу смириться с тем, что буду видеть Арса с Даной каждый день.

— Я… — Ева тяжело сглатывает, прежде чем перевести дыхание и сказать: — Я не смирилась.

А потом тут же отводит взгляд обратно в работу и продолжает рисовать. Я наблюдаю за ней несколько секунд, пока внутри в очередной раз разливается холодное, отвратительное чувство разочарования. С другой стороны, по ней даже и не скажешь, она просто продолжает жить, так почему я не смогу?

Возможно, не всё так и страшно, как мне сейчас кажется.

Прижимаю коленки к груди и кладу на них подбородок, снова смотря на огни, когда слышу, как Ева тихо ругается.

— Черт, — и с терпеливым вдохом нажимает на блокировку планшета. — Снова не то, уже весь мозг себе сломала, никак не понимая, чего мне не хватает.

— Как по мне, и так идеально, — говорю ей.

Я не разбираюсь в искусстве, но мне хочется её поддержать, видя, как для неё это важно. Да и все её работы красивы, поэтому тут я даже не лукавлю. Ева мне улыбается.

— Спасибо, — а потом и сама кладёт голову на моё плечо, когда вновь тихо говорит: — Спасибо, для меня важно, что ты мне говоришь всегда правду.

— Ты всё? — мы обе поворачиваемся на голос Вадима, который с хлопком закрывает ноутбук.

— Да, — отвечает Ева ему, потом смотрит на меня: — Ты не против, что мы поедем?

— Нет, мне и самой пора возвращаться, пока Рим не поднял тревогу, что потерялась где-то.

Мы обе встаём. Отдёргиваю пониже чёрную джинсовую юбку, отряхиваю её и проверяю, как держится узел на белой футболке, завязанной чуть выше пупка. Осень в этом году радует погодой даже ночами, оставаясь в пределах двадцати градусов. А потом жду, пока оба сядут в машину и отъедут, прежде чем, сложив руки, медленно пойти в сторону основной толпы. Скоро заезды, и Егор сегодня снова участвует, народу собралось немало, а я думаю о том, где бы ещё ненадолго потеряться, чтобы просто проветрить голову.

Мне снова придётся делать вид, что всё хорошо, хотя за сегодня Женя раз пять меня спросил, не происходит ли со мной ничего плохого.

Кажется, я всерьёз теряю сноровку.

Просто Арс… несознательно качаю головой, не зная, как объяснить самой себе, почему моя броня рушится рядом с ним.

Я ничего не забыла. Ни дня, ни минуты, а сейчас смотреть на него — другого и в то же время совершенно такого же — равносильно добровольной муке.

Останавливаюсь перед выходом с дорожки и глубоко втягиваю воздух, давая себе ещё секунду, чтобы переключиться. В нескольких метрах от меня уже стоят компании, машины и со всех сторон звучит музыка. Прохожусь взглядом по толпе, чтобы понять, нет ли уже кого на старте, когда…

Да что ж такое-то!

Арс. Я вижу его, а у меня по новой все чувства взбудораживаются. Особенно от его улыбки, его движений, выражения лица, и ненавижу себя, что не могу сдвинуться с места, чтобы перестать смотреть.

Рядом с ним стоят его друзья, двоих из них я видела в том самом автосервисе. Они все о чём-то воодушевлённо разговаривают, и с ними мог сейчас стоять ещё один их друг, если бы я смогла принять, что сама виновата в том, что позволила себе влюбиться.

Да я по-прежнему не могу оторвать от него взгляд, тем более, когда не надо показывать ему, что до сих пор не способна им наглядеться, когда он улыбается. Так просто, так искренне. Я любила эту улыбку. Слишком сильно, что даже испытываю тоску, когда внезапно она обращается в чёрствую линию, а я и не сразу понимаю, с чем это связано. Ровно до того момента, пока наши взгляды не сталкиваются. Арс меняется на глазах, становясь серьёзным, хмурится и будто бы сразу же теряет настроение из-за того, что видит меня.

И сейчас я почему-то не могу вынести, как действую на него. Не строю никаких выражений, не показываю ему, что мне без разницы, я просто разворачиваюсь и иду, спеша добраться до парней, когда практически впечатываюсь в чью-то грудь.

А моё сердце уже знает, кого увижу, когда подниму взгляд, начиная биться в груди, как сумасшедшее.

— Да ты прям сама идёшь ко мне в руки, Рогозина, — заявляет Багиров, окатывая меня с головы до ног взглядом.

Сейчас он не выглядит хмурым, он точно вновь и вновь что-то оценивает во мне или ищет, что сразу нервирует.

— Ещё скажи, что в ноги падаю, — отзываюсь раздраженно, мне не до улыбок, я злюсь на него, на себя, на этот мир, что он постоянно сталкивает и сталкивает нас лбами. Что он вообще нас когда-то столкнул, а сейчас я должна почему-то всё это испытывать. — Не я тебя преследую, это ты внезапно стал постоянно появляться везде, где есть я.

Я даже не жду, как он отреагирует, хотя и успеваю зацепить взглядом, как он улыбается одним уголком губ, когда обхожу его. Я может и дура влюблённая, но отлично запоминаю уроки, что разговаривать с ним — ничем хорошим для меня не заканчивается. Да и я уже вижу парней, если потороплюсь, через минуту буду для него недосягаема. Вот только мгновение не проходит, как он перехватывает мою руку и разворачивает обратно.

— Багиров, ей богу… — собираюсь обозначить, что не дам ему больше переходить черту, но когда наши взгляды встречаются, я неожиданно забываю всё, что хотела сказать.

Его глаза меняются. Это не похоже на ту ненависть или разочарование, которые видела сегодня в них днём, и всё же в них пылает что-то яростное и безумное. Он и сам видит парней за моей спиной, взгляд мечет короткий, прежде чем вернуть его обратно к моим глазам.

— Мы переиграем, Рогозина, — заявляет мне твёрдо, а я даже пошатываюсь назад от его слов.

Не знаю, почему сейчас это ощущается ещё сильнее, чем несколько дней назад. Я сдаю. С каждым разом мне всё сложнее и сложнее выносить, что он со мной себя так ведёт. И всё же у меня получается холодно выдать:

— Что?

Моя рука всё ещё в его, когда он сокращает расстояние, заставляя поднять взгляд на него.

— Мы оба знаем, что ты уже проиграла, — говорит он серьёзно и бросает один быстрый взгляд за мою спину. — И всё же я выиграл нечестно, поэтому мы переиграем один раз. Выиграю, и ты уедешь сегодня со мной.

Я хочу его ударить, даже не думая, что выдам разом свои чувства, злюсь за мгновение, но Арс мне и слово не даёт вставить.

— Или ты можешь сдаться прямо сейчас, отступить, и я к чертям удалю всё, что у меня есть на тебя. Сделаю вид, что никогда и не видел, с единственным условием, — ещё один взгляд поверх моей головы: — Ты с ними расстанешься.

— Что… — я в таком недоумении от его заявления, что сама поворачиваю голову, но даже не успеваю увидеть лицо, одну футболку, прежде чем меня оттягивают назад.

— Да я смотрю, ты вообще не понимаешь русского языка, — цедит Кайманов, заводя за свою руку и вставая частично передо мной. — Сказано же было, не приближаться к ней.

Слева оказывается Женя и тоже встаёт так, что меня почти и не видно за ними.

Я перевожу взгляд с одного на другого: их выражения лиц подобно каменной маске, передающей открытую угрозу. Вот только Арс, наоборот, ухмыляется, глядя по очередности на парней, прежде чем снова вернуть взгляд ко мне.

— Крис?

Что?..

Что за нафиг здесь вообще происходит?

Я всё ещё смотрю на всех троих, никак не понимая, почему все ведут себя так, будто знакомы. Но… Арс что? Он предложил мне сдаться? Я возвращаю взгляд к нему, он всё ещё ждёт от меня ответа, а я только при одной мысли, как он сказал, что должна буду уехать с ним, качаю головой. Это не ответ. Это просто отрицание, что он снова поступает по-скотски, ещё и прилюдно. Но Арс воспринимает именно так, когда ответно кивает, показывая, что понял меня.

— Мать вашу, ты…

— Хочу обратно свою тачку, — кидает Арс, перебивая Кайманова и провоцирующе ухмыляясь ему, а потом переводит взгляд на меня. Смотрит правда иначе, точно глазами ощупывает, прежде чем добавить: — И её.